– Лали, я тронут.
– Вот и чудесно. Познакомитесь со своим рыжим тезкой.
– А до тех пор? Мы сможем видеться?
– Конечно. Вы же знаете, где меня найти.
– Кстати, ваша Ирма очень милая женщина.
– О да. Она настоящий друг. Знаете, мне стало так легко…
– Вам надо было поесть, – улыбнулся Родион. – Сразу другой цвет лица.
– Дело не в этом… Мне стало легко оттого, что вы поговорили с Петей.
– Лали, поверьте, если бы вы сами с ним поговорили, было бы то же самое.
– Может быть, но вы взяли это на себя и я вам очень-очень благодарна. И вот что, первого и второго магазин не работает и я повожу вас по окрестностям. Съездим в Нойшванштайн.
– Это замок Людвига Баварского?
– Совершенно верно. И еще придумаем, куда поехать.
– Знаете, а мне все равно куда… Лишь бы с вами.
– Родион Николаевич, Родя, не нужно этого.
– Почему? Я вам неприятен?
– Ну что вы… Нет, но…
– Лали, вы боитесь? Меня или себя?
– Да никого я не боюсь…
– Неправда. Я даже знаю, чего вы боитесь.
– И чего же?
– Сравнения.
– Какого сравнения? – побледнела она.
– С вашим покойным мужем. Вы боитесь, что я не выдержу этого сравнения, вы разочаруетесь… Разве не так?
Она молча пожала плечами.
– Лали, насколько я понял со слов ваших и вашего сына, муж ваш был близок к идеалу…
– Да нет, что вы! Он был человек со своими недостатками, со своими странностями. Живой человек, а никакой не идеал. Просто я любила его. Вот и все.
– Лали, но его нет больше.
– Я знаю.
– А я живой, я люблю вас, люблю наверное как-то иначе, чем он. Я другой. Совершенно другой. И вам вовсе не нужен клон. Может, во мне вы найдете что-то совсем для вас новое, интересное… Ну я не знаю, черт, я не умею себя рекламировать.
– И не надо, – улыбнулась она. – Вы хороший человек, это я уже поняла.
– Но вам этого мало…
– Да нет, это очень много в наше время.
– Да, сейчас это еще отчасти наше время, но, Лали, время так скоротечно… А мы уже не дети. Простите, простите, Лали, я лучше пойду. Я не умею так…
– Как?
– Я не умею вымаливать любовь. Спасибо за все. Вот вам моя визитка, больше я не стану вам надоедать. Понадоблюсь, свистнете. Желаю счастья и удачи в Новом году.
Он встал и быстро вышел на улицу.
Хватит с меня! Уеду к чертям домой. Не могу я так… Вымаливать любовь этой равнодушной ко мне женщины? Еще чего! Я сделал все, что мог. И хватит.
Вернувшись в гостиницу, он позвонил в аэропорт, выяснил, что сейчас добраться до Москвы можно только через Милан. Ну и черт с ним. Полечу через Милан. Он был зол на себя.
– Лали, ну что?
– Ирма, я ничего не поняла…
– Чего не поняла? Он поговорил с Петей?
– Да. Но потом… С Петей все нормально… Они поговорили, Петька был даже веселый, они как будто подружились. Когда он ушел, я пригласила Родиона на Новый год, пообещала свозить первого и второго куда-нибудь за город…
– И что?
– Он был такой серьезный, нежный, объяснялся в любви в открытую… И вдруг словно взбесился. Швырнул на столик деньги и свою визитку и убежал.
– Куда убежал?
– Откуда же я знаю… Но у меня создалось впечатление, что он решил уехать… Насовсем.
– Идиотка!
– Почему? Что я сделала не так? Я только не кинулась в его объятия. Но он не мог рассчитывать…
– Почему это?
– Ну я же не люблю его.
– А ты уверена?
– Конечно.
– А он привык к легким победам. Он, если хочешь знать, офигительно интересный мужик, победитель, а тут втюрился в тебя, ему это показалось интересным… Такая красивая, грустная вдова… Нуждается в защите… И он начал совершать подвиги. Во имя дамы.
– Какие подвиги?
– Ну, во-первых, он примчался сюда незваный, заложил родного брата, тем самым защитил даму сердца, взял на себя миссию раскрыть глаза племяннику… Это, по-твоему, не подвиг?
– На подвиг не тянет.
– Дурища, оглянись вокруг! Это самый настоящий подвиг. Но за подвиг полагается награда. А он понял, что это было впустую, вот и взбеленился. Ну не привык он завоевывать баб. Не привык.
– Не привык, не надо. Никто его не просил. А Платон, кстати, может и не появиться… И окажется, что подвиг был совершенно напрасным и даже вредным.
– Ох, я не думаю.
– Ты о чем?
– Я убеждена, что твой Платон именно появится.
– Ну и пусть.
– Лали, скажи честно, тебе не жаль, что он сбежал?
– Да нет… Ну, разве что самую малость.
– Но он же тебе нравился.
– Ну и что? Этого мало.
– Да, теперь я понимаю твоего однокурсника.
– Какого однокурсника?
– Который прозвал тебя девственной селедкой.
Лали улыбнулась.
– Ирма, ты чего злишься?
– Потому что я терпеть не могу, когда бабы делают глупости и упускают такой шанс.
– Да какой такой шанс?
– Ладно, можешь хорохориться сколько угодно, но я знаю, ты раскаиваешься.
– Ни чуточки. И котенка я Родькой звать не буду. Назову Барсиком. Или нет, Чалдоном, как бабушкиного кота звали.
– Да, эта малявка типичный чалдон. А ты все-таки влюблена в него, но боишься сама себе признаться.
Лали сидела на пуфике в пустом магазине, уронив руки на колени и смотрела в одну точку. И ничего подруге не ответила. Небось опять своего Иваныча вспомнила, раздраженно подумала Ирма.
Родион был совершенно вымотан долгой и неудобной дорогой. В Милане ему пришлось вместо двух часов провести шесть. Он был по-прежнему зол на себя. И что я в ней нашел? Красивая, да, но немолодая уже, стильная, с шиком, вещи на ней сидят потрясающе, но холодная… ханжа… и зачем она мне сдалась, в жизни я так не унижался. И впредь не стану. Вот, нельзя изменять своим принципам! Я всегда относился к бабам так – хочешь, прекрасно, не хочешь, свободна! А добиваться, как предлагает Петя, нет уж, увольте. Стар я для этого. Тоже мне, цаца…
Войдя в квартиру, он первым делом достал из ящика файлик с поврежденной фотографией Лали, порвал ее в клочки и выкинул в ведро. Кажется, стало легче. После этого он набрал номер Фаины.
– Привет, девушка! Как дела?
– Нормально.
– Дуешься?
– Нет.
– Вот и правильно. Может, пообедаем завтра?
– А ты где?
– В Москве. Дома.
– Это что значит? А Мюнхен?
– Мюнхен прекраснейшим образом обойдется без меня. Как и я без него.
– У тебя там что, случился облом?
– Какой облом?
– Ну, я не знаю…
– Ладно, короче говоря, ты как насчет обеда?
– Можно.
– Где и когда?
– У меня машина сломалась. Заезжай за мной на работу.
– Во сколько?
– Часа в два. Я освобожусь.
– Договорились.
– Да, Родя, если передумаешь, предупреди, чтобы я не ждала, как дура.
– Обижаешь, девушка.
– Да кто вас знает…
– Ну, меня-то ты знаешь.
– Ладно, Родя, я спать хочу.
А может, ну ее, эту Лали? Тоник говорил, что Фаина любит меня. Это же хорошо, когда тебя любят. Да, но я-то ее не люблю… А Лали не любит меня. Черт знает что получается! Фаина любит меня, я люблю Лали, а Лали любит покойника… Это что, любовный треугольник? Чушь собачья. Это вообще не треугольник, а квадрат. Квадрат нелюбви… Нет, ерунда, тут три человека все кого-то любят, но без взаимности. Напишу картину «Черный треугольник»… Или роман написать? Где все кого-то любят, но мимо… Чушь, опять чушь, таких романов тринадцать на дюжину. «Добивайтесь ее». Да не буду я добиваться. Чего я могу добиться? Что она мне даст? Допустим. Но мы же с ней – два мира, два Шапиро. Где она и где я? Она что, бросит свой магазинчик, дом, сына и будет жить в квартире на Кутузовском? Если бы любила, смогла бы. Но ведь не любит же… А черт с ней. Не хочу о ней думать. Встречу Новый год с Фаиной. Нет, вдвоем с ней нельзя. Она может не так понять… А я позвоню Олегу. Он звал меня на Новый год. Завтра утром позвоню ему и напрошусь вместе с Фаиной. Олег, конечно, поймет, что в Мюнхене вышел облом, но это не страшно… Олег чуткий и добрый малый. Заодно погляжу на их Настю. Интересно, какой она стала.
Лали была расстроена. Странный какой человек… На ровном месте сорвался, убежал… Не позвонил, не попрощался… То он в любви объясняется, то… думала она по дороге домой. Что я сделала не так? Не знаю, я только не кинулась ему на шею. А ведь если бы по-настоящему хотела, то кинулась бы… Я ведь могу… Я девчонкой была, а к Иванычу кинулась… А как Родион сказал сегодня: я люблю вас иначе, чем ваш муж… Да уж… Но ведь я понимаю, он другой, не такой как Иваныч, просто не Иваныч… Значит, с ним и должно быть все по-другому.
Она въехала в гараж. Стоял совсем легкий морозец, градуса четыре от силы. Примчался Вир. Ткнулся носом в руку.
– Что, мальчик, соскучился? Я сегодня поздно, а где наш кошак?
Она вошла в дом и на подстилке Вира обнаружила свернувшегося клубочком котенка. Взяла на руки. Вир заскулил.
– Это что за новости? Ты его совсем присвоил, что ли? Я не обижу.
Вир тявкнул.
– Ты, по-моему, сдурел, парень. – Она потрепала собаку по загривку.
Первым делом она налила молока в блюдце для котенка, мясо ему давать еще рано, у него глазки еще голубые, молочные. Покормила пса. Потом поела сама. Нехотя, не чувствуя вкуса, просто потому что надо. Убрала посуду. Не буду я устраивать Новый год. Просто спать лягу. А Петька с Анне-Лорой встретят в своей компании, как захотят. Что-то нет сил. Такой тяжелый был день.
В довершение всех сегодняшних прелестей под конец рабочего дня в магазин ввалилась группа женщин, она не поняла, кто они по национальности. Женщины долго гомонили, шумно восторгались, но ушли, ничего не купив. Потом выяснилось, что они украли две нитки очень дорогих бус. Это была последняя капля. Ирма требовала заявить в полицию, но Лали, представив себе всю процедуру, махнула рукой.
– Ирма, черт с ними. Ворованное добро все равно им впрок не пойдет. А я выдохлась. Все. Не могу.
Ирма внимательно на нее посмотрела и только пожала плечами.
И лишь когда они, закрыв магазин, шли к стоянке за своими машинами, она сказала:
– Я даже не подозревала, что ты такая дура.
– Какая есть, – огрызнулась Лали.
– Да ради бога… дело твое…
Лали так и не поняла, к чему именно относилась эта оценка. К истории с Родионом или к краже бус?
Фаина работала в крупном глянцевом журнале. Считалась весьма острой и талантливой журналисткой. Стадию дешевых скандалов она давно миновала. Сама редко делала материалы, так как полгода назад стала правой рукой главного редактора, вернее, редакторши, которая постоянно тусовалась на телевидении, что обеспечивало журналу значительный прирост тиража, однако вся основная работа была теперь на Фаине. Она этому радовалась, поскольку светские тусовки терпеть не могла. Гоняться за богатыми мужчинами считала ниже своего достоинства, давно и безнадежно любила Родиона Шахрина, но никогда не давала ему это понять, сознавая, что ей ничего не светит и боясь потерять хотя бы его дружбу. Она надеялась, что Платон, быть может, заменит ей брата, но мгновенно сообразила, что это невозможно. Она заводила быстрые романы, потом решила родить ребенка. Но ничего не получалось. Готовясь к сегодняшнему обеду, она заглянула в отдел косметики.
– Девочки, у меня нынче важная встреча. Нужен новый макияж. Дневной, но сногсшибательный.
– Ты и так выглядишь сногсшибательно.
– Может быть, но это на новенького. А мне надо на старенького.
– По возрасту или по стажу знакомства? – поинтересовалась довольно ехидная дамочка по имени Валя, а по прозвищу Эстерсита.
– По стажу.
– На, попробуй эти тени. Изумрудный оттенок. Вот тут растушуешь и совсем чуточку вот тут, глаза станут еще зеленее, а тени на смуглой коже будут почти незаметны.
– Спасибо, Эстерсита. Попробую.
– Хочешь, я тебе нарисую?
– Да нет, спасибо, я сама.
Действительно, получилось здорово эффектно. Хотя Родька все равно не заметит.
Он и вправду не заметил. Только чмокнул ее в щеку и сказал как обычно:
– Классно выглядишь, девушка.
– А ты что-то не очень.
– Устал. Старость – не радость.
– Что я слышу, Родя?
– Сорок шесть, факт неоспоримый.
– Да ладно… Просто тебе жениться надо.
– Женится? Уж не на тебе ли, девушка?
– Можно и на мне. По крайней мере никаких сюрпризов. Я вполне престижная жена. Готовлю хорошо. Красивая опять же.
Так, нарвался, испуганно подумал Родион. Правда, ее шутливый тон позволял сманеврировать как угодно.
– Да ты что… Ты меня просто не знаешь, я очень мил на расстоянии, просто прелесть, можно сказать, а при ближайшем рассмотрении я настоящий монстр. И слишком хорошо к тебе отношусь, чтобы подкинуть такую подлянку.
– Ты чего так испугался, я же пошутила.
– Так я и понял. Я тоже шучу. Ну, куда прикажете, девушка?
– Поскольку я не за рулем, хочу имбирной настойки.
– Понял. Значит, «Твин Пигс».
– Ну да, по крайней мере близко, всегда можно сесть и вполне нормальная жрачка.
– Согласен.
Когда они сделали заказ, она спросила:
– Родя, что тебя занесло в Мюнхен?
– Расскажу, но сначала хочу спросить, хочешь пойти со мной на Новый год к моим друзьям?
– К каким друзьям?
– К Долговым.
– Хочу. А что за люди?
– Хорошие. Теплые. Я их сто лет знаю, мы вместе отдыхали на Корфу. Олег чудный малый, добрый, душевный. Вавочка, его жена, милая, прекрасно готовит. У них вкусно, уютно, категорически не гламурно.
– Да? Я с удовольствием, Родя, – улыбнулась Фаина и подумала: что ж, как встретишь Новый год, так его и проведешь. Я встречу его с Родькой… Это хорошо. А он какой-то на себя не похожий. Грустный и все время как будто мимо смотрит. Неужто влюбился? И сдается мне, без взаимности. А так ему и надо. Я вон сколько лет его люблю, а он… Но я гордая.
Тут она заметила вошедших в ресторан двух мужчин. Одного из них она тщетно разыскивала уже целую неделю, он был нужен ей позарез. Мужчины, не заметив ее, прошли в другой зал.
– Родя, прости, я брошу тебя на пять минут.
– Нос попудрить?
– Да нет. Тут один ценный клиент, я его ловлю-ловлю. Это везение, его нельзя упускать.
– Девушка, это свинство бросать меня одного.
– Родя, дело превыше всего. А ты пока полистай мой журнал, последний номер.
– Безумно интересно!
– Посмотри, у нас фотографии офигенные.
Она глянула на себя в зеркальце.
– Да хороша, закачаешься.
– Так и нужно, все ради журнала. Кстати, там есть шикарный фоторепортаж из Мюнхена.
– Да? – вяло откликнулся Родион.
Но Фаина уже исчезла. В ожидании заказа он стал лениво листать журнал. Тяжелые глянцевые страницы обещали рай на земле. Ага, а вот знакомая картинка. Мариенплац. Фотография действительно классная. Это был репортаж о пребывании в Мюнхене известной, по-видимому, в очень узких кругах женщины, то ли бизнес-вумен, то ли чьей-то жены. Читать ему было лень. Женщина была недурна собой, хоть и не юна. На снимке она сидела на краешке фонтана. Он перевернул страницу. Там дама пила пиво в той самой гигантской старинной пивной, где он чувствовал себя таким счастливым. Черт побери, как все мимолетно… На втором снимке героиня в вечернем платье от Оскара де ла Рента на каком-то приеме. На третьем в баварском народном костюме на каком-то празднике. Он опять перевернул страницу и чуть не вскрикнул. На крупном снимке стояла героиня репортажа рядом с… Лали. Он не поверил своим глазам. Подпись под снимком гласила: «Вот так встреча! Евгения заглянула в бутик, где продают эксклюзивные украшения, хозяйка которого Лали Браун оказалась давней приятельницей нашей героини». На снимке были четко видны витрины с ее изделиями. И сама Лали в стильной черной рубашке с ярко-бирюзовым шарфиком на шее. Боже, зачем это? Как нарочно, Лали была необыкновенно хороша. Он не мог оторвать от нее взгляда. Идиот! Чего я взбеленился? Ведь еще немного и… Он невольно погладил снимок. Вот теперь вместо того, чтобы встречать Новый год в ее доме, с ней, с родным племянником, я буду жрать Вавочкины пироги вместе с Фаиной… Ну что ж, брат Родя, ты свой выбор сделал. Эта баба тебе не по зубам. Так женись на Фаине и радуйся хотя бы тому, что она будет счастлива. А будет ли? Ей кажется, что да…
Он не заметил, как к столику вернулась Фаина в сопровождении мужчины.
– Родя, вот, познакомься…
– Родион Николаевич, я страшно рад, давно хотел познакомиться, я в восторге от вашего журнала.
– Спасибо. С кем имею честь?
– А я издатель. Игорь Шувалов. Вы, может, слышали, я создаю новую издательскую структуру, хочу попробовать побороться с двумя нашими монстрами… – Внезапно взгляд его упал на раскрытую страницу журнала. – Постойте-ка, быть не может… селедка!
Родион и Фаина уставились на него как на сумасшедшего.
– Игорь, о чем ты, какая селедка?
– Да погоди… – отмахнулся Шувалов. – Нет, видно я обознался…
– Да о чем ты?
– Понимаешь, я в юности хотел стать врачом, учился в Первом меде, и был влюблен в девушку, которую звали Ева Кулагина. Но она меня шугала, и я от обиды прозвал ее девственной селедкой.
– Как? – в один голос воскликнули Фаина и Родион.
– Девственная селедка! Она была такая худенькая, нежная. Но я, видимо, обознался. Хотя похожа как две капли воды.
– Ну надо же, а она знала об этом прозвище? – полюбопытствовала Фаина.
– Конечно.
– И чем кончился роман? – спросил вдруг повеселевший Родион.
– Да именно никакого романа не было. Ева после третьего курса бросила институт, говорили, вышла замуж за какого-то политзаключенного, а может, врали, но я ее больше не видел… Черт, а это все-таки она. Надо будет наведаться в этот магазинчик, я часто бываю в Мюнхене. Интересно, может сейчас она будет более сговорчивой, эта селедка.
– Да уж, девственной ее вряд ли можно считать, – засмеялась Фаина.
Родиону захотелось убить обоих.
Фаина скользнула по нему взглядом и что-то заподозрила.
Когда Шувалов отошел, она вдруг спросила:
– Родька, ты что, знаешь эту… селедку?
– Да откуда?
– Ой, не ври своим ребятам!
– С какой стати мне врать? Скажи лучше, ты добилась, чего хотела?
– В каком смысле?
– Ну ты же помчалась ловить этого мужика.
– А, да… Все в порядке. Родя, что у тебя стряслось? Ты что, влюбился в эту женщину? – Она ткнула умопомрачительно алым ногтем в фотографию Лали.
– А если и так? – вдруг разозлился Родион.