– Да откуда?
– Ой, не ври своим ребятам!
– С какой стати мне врать? Скажи лучше, ты добилась, чего хотела?
– В каком смысле?
– Ну ты же помчалась ловить этого мужика.
– А, да… Все в порядке. Родя, что у тебя стряслось? Ты что, влюбился в эту женщину? – Она ткнула умопомрачительно алым ногтем в фотографию Лали.
– А если и так? – вдруг разозлился Родион.
– А она тебя продинамила. Понятно. Ты не привык к обломам, взбесился и сбежал из Мюнхена.
Кажется, она меня и вправду любит, подумал он. Бедная…
– Молчишь… Значит, я права. Родька, ну зачем тебе сдалась эта баба? Или все дело в сопротивлении? Ты добиваешься, она не дает, тебя это еще больше заводит, так?
– Девушка, ты лезешь не в свое дело.
– Все, молчу.
– Молчать не надо, просто поговорим о чем-нибудь другом.
Скотина, мерзавец! И чем эта селедка лучше меня?
– Согласна, – сказала она уже вслух. – Знаешь, мне сегодня дали материал… Пишет одна дама, считающая себя образцом…
– В какой области?
– Аво всех. Музыка, литература, мода, любовь…
– Судя по твоему тону, все это ей только кажется?
– Конечно. И к тому же она все время пишет «иль» вместо «или». Какая безвкусица…
– И что ты сделала?
– Ничего. Это ее безвкусица, зачем я буду это исправлять? Это же неграмотностью не назовешь.
– Тоже верно.
– Родька, о чем мы говорим? Тебя же что-то мучает. Расскажи старой боевой подруге, может, я дам тебе дельный совет. Помнишь, я вела колонку в газете, давала бабам советы… Могу и мужикам…
– Девушка!
– Родька!
– Да нет, там совершенно все не так, как ты вообразила… Другая история…
– Ну, была бы честь предложена.
– Слушай, я знаешь что подумал…
– Ну?
– А может нам пожениться, а?
– С ума сошел? – вспыхнула Фаина.
– Ты ж сама просила на тебе жениться. Сегодня.
– Нет, Родя. Я шутила. И жениться нам с тобой ни в коем случае нельзя.
– Почему это?
– Потому что ты старый холостяк, а это гадость. Потому что ты меня не любишь… А я гордая девушка. И хочу, чтоб муж любил меня или хотя бы умел притворяться.
Она не сказала: мы не любим друг друга. А только ты меня не любишь…
– А может, это преодолимо?
– Родька, тебе так плохо? – она дотронулась до его судорожно сцепленных рук.
– Если честно, хуже не придумаешь.
– Из-за нее?
– Да я не знаю, это такая запутанная история, в нее некоторым образом замешан еще мой братец… Хрен разберешь…
– Расскажи, не держи в себе, легче станет.
– Мне? Может быть. А тебе… это зачем?
– Ты сколько раз выслушивал мои идиотские истории… И, кстати, давал мне иногда неплохие советы. А вдруг и я сгожусь?
– Ты действительно этого хочешь?
– Да. – Фаина боялась и в то же время жаждала услышать эту исповедь любимого мужчины. Вдруг я что-то главное о нем пойму?
– Тогда мне надо выпить. А я за рулем.
– Не страшно. Оставишь машину и поедешь на такси. Завтра заберешь.
– Ну нет. Перед Новым годом по Москве фиг проедешь. Ничего, я даже пьяный хорошо вожу.
– Нет, тогда так. Тебе сегодня нужнее. Ты выпьешь, а я сяду за руль.
– Годится. Только мне твоя имбирная как слону дробина. Девушка, принесите мне вместо имбирной обычную водку.
– Хорошо, а то я как раз хотела сказать, имбирная кончилась.
– О! Тогда сам бог велел… Фаина, ты уверена, что хочешь слушать этот бред?
– Сто пудов.
– Тогда слушай…
Он рассказал ей все. Она слушала с задумчивым видом. Надо же, эк его припекло… Счастливая эта селедка. И муж у нее, похоже, был что надо мужик и Родька вот с катушек слетел… А я… почему мне так не везет? Или я не там ищу?
– …Ну вот, собственно, и все. Что скажешь?
– Ты влип.
– Это я и сам понимаю.
– И знаешь почему?
– Нет.
– Потому что эта твоя… кажется слабой, а на самом деле она очень сильная. Она сразу дала тебе окорот, поставила на место, и ты принял ее условия игры. Но ты совершенно не способен играть по чужим правилам. И если бы ты играл по своим, она давно уж была бы твоя. Ты боялся оскорбить ее в лучших чувствах, боялся до нее дотронуться, а она, может быть, чисто подсознательно, ждала от тебя настоящего мужского напора, решительных действий…
– Каких действий? По-твоему, я должен был хватать ее и волочь в койку, еще там, на острове?
– На острове нет, но в Мюнхене безусловно. Ты, Родя, сказал «а», а «б» сказать не решился. Надо было не миндальничать… Когда ее сын ушел, ты обязан был хотя бы поцеловать ее. Ты считаешь, что она такая «девственная селедка», а она, я уверена, очень даже горячая штучка. У нее элементарно давно не было мужика, а ты рот разинул.
– Думаешь, так просто? – поразился он.
– Я, конечно, ее не знаю, но… Пойми, у вас слишком много было слов, а она взрослая баба, в самой поре, ей действия нужны.
– Ерунда, для действий нужны хоть какие-то условия. А мы… мы наедине-то не были.
– Врешь, сам говорил, что были вдвоем в этой подсобке.
– Да.
– И ты даже не попытался ее поцеловать… Ты вообще ни разу даже не поцеловал ее. Как ты мог понять, хочет она тебя или нет? Она не из тех, кто будет вешаться мужику на шею. И вообще, Родя, я тебя не узнаю. Ты ли это?
– А ведь ты права… Это не я.
– В том-то и дело.
– А ты почему такая умная?
– Да где я умная…
– Умная, в этом-то твоя беда.
– Что ж мне, идиоткой прикидываться? Поздно уже. Надо было начинать лет с пятнадцати…
– Ну, и что, по-твоему, мне делать?
– Езжай назад, в Мюнхен, но не сейчас, выжди дней десять. А числа десятого спокойно полетишь. Приди к ней…
– И что, по-гусарски, хватать в шубу, в сани и прямиком в церковь, венчаться?
– Милый Родя, я читала «Метель», читала «Войну и мир» и ничего подобного я тебе предлагать не намерена. Ты явись к ней и не разводи ляля-тополя, а просто подойди, обними и поцелуй. А там будет видно. Может и тебе еще не понравится, как она целуется. Или ей. Но главное, фактор внезапности… Она должна уже потерять надежду на твое появление. Поверь мне, она себя ругает, ты ведь для нее кое-что сделал, и не так мало… Она благодарна тебе, ее к тебе тянуло, а ты сорвался с места, уехал, то есть она наверняка считает, что обидела тебя. И мучается раскаянием.
– Я подумаю над твоими словами.
– Вот-вот, подумай. Но не раньше десятого января, чтобы она уже ждать перестала.
– Я не выдержу.
– Выдержишь! Ну в крайнем случае трахни какую-нибудь девку, для тебя это не проблема. Хотя я бы на твоем месте этого не делала.
– Почему, интересно знать?
– Ты уж не мальчик. Подкопи энергию-то. Чтобы она почувствовала, как ты изголодался.
– Ну ты и стерва!
– Да уж какая есть.
В отличие от старшего брата Платон неоднократно бывал в Мюнхене. Однако он не любил этот город. Видимо потому, что в первый свой приезд заболел тяжелым гриппом. Ему все здесь было не в радость, хотя по делам и приходилось раза три летать сюда из Нью-Йорка. Узнав, что Ева живет именно в Мюнхене, он расстроился. Ничего хорошего не ожидал от этого города. Наивная уловка брата, назвавшего ему не тот отель на Корфу, только позабавила его. Неужто Родька такой дурак? Неужто думал, я на этом остановлюсь? Или так здорово влюблен в Еву, что понадеялся на русское авось? Авось я не стану ее искать? Глупо, Родион Николаевич, чудовищно глупо. Странно, что мы оба запали на нее. Это что, генетическая тяга именно к этой бабе? Бред. Соперниками мы никогда не были. Да мы и тут не соперники. Он, кажется, и вправду не знает даже ее фамилии. Впрочем, неважно. Но вся история с братом, с этой Фаиной, которую он мне подсунул, означает только одно. В Москву я больше ни ногой. Не хочу. Вот разберусь с Евой, с сыном, и все. Можно считать, что я подвел черту под прошлой жизнью. Но найти сына важно. Конечно, придется пройти через истерики, вопли, вранье… Но я пройду. Я добьюсь генетической экспертизы. Хотя я и так чувствую – это мой сын. И он мне нужен. Взрослый сын… Надо же… Да, не зря мне снилась эта сучка… И ведь какое стечение обстоятельств… Если бы Родька не втюрился в нее, я бы мог искать ее до скончания века. Это большая удача, настоящее везение. Конечно, нельзя знать, что там с этим парнем, какой он. Родька говорил, красавец. Ладно, для начала визит к Еве. Вернее, Лали. Она живет за городом. Значит, лучше искать ее в городе, в магазине. А то приедешь и поцелуешь дверь. А войти в магазин может каждый. Воображаю, как она удивится…
Он не стал раздумывать больше и прямиком направился к магазину. Магазинчик что надо, наверняка, тут аренда стоит бешеных денег. Очень престижное местечко. Он хотел уж было войти, но заметил, что за прилавком стоит незнакомая женщина. Войти или подождать? А может, Ева тут и бывает не каждый день? Может, вообще не стоит за прилавком? Правда, прилавком я бы это изящное сооружение не назвал. Народу в магазине не было. Женщина что-то протирала. А с какой стати мне терять время? Войду и спрошу, как мне найти Лали.
Он решительно толкнул дверь. Ирма подняла голову. Улыбнулась. Сказала по-английски:
Он решительно толкнул дверь. Ирма подняла голову. Улыбнулась. Сказала по-английски:
– Добрый день. Вы хотите что-то купить? В подарок?
– Нет пока. Я бы хотел видеть миссис Браун.
– Простите, а вы кто? – вдруг насторожилась женщина.
– Извините, но у меня разговор с миссис Браун. Конфиденциальный, – произнес он жестко. – Если ее сейчас нет, скажите, как я мог бы ее найти?
– Не нужно ее искать. Она здесь. Но что мне ей сказать?
– Скажите, что ее спрашивает…
В этот момент дверь из подсобки открылась.
Он увидел Еву. Она была ослепительна. В черном плаще, затянутом широким мягким поясом на тонкой талии, на высоких каблуках. Она как раз надевала тонкую кожаную перчатку.
– Ирма, я ухожу…
– Ева!
– Тоник? – она была совершенно спокойна.
– Ева! Ты не удивлена?
– О, Тоник, у меня в этом магазине бывают самые поразительные встречи. Так что я не слишком удивилась. Ты хочешь что-то купить своей даме или жене?
Он растерялся.
– Нет, я просто зашел… Хотя нет, я искал тебя.
– Искал? Зачем?
– Ева, надо поговорить.
– Видишь ли, я уже очень давно не Ева, а Лали.
– Что за бред, зачем менять имя?
– Я просто не хотела быть Евой Браун.
– Ты могла бы быть Евой Шахриной.
– Лали, – тихо сказала Ирма. – Может, мне уйти?
– Нет. Тоник, здесь не очень удобно разговаривать. Хотя я не понимаю, о чем, собственно, нам говорить.
– Да уж найдется. И я требую разговора с глазу на глаз.
– Требуешь? – подняла бровь Лали. – С какой стати ты можешь от меня чего-то требовать?
Черт, она великолепна! Ни следа от той девчонки… Она стала еще красивее… А как держится… Наверное, я все-таки ошибаюсь, и сын вовсе не от меня… Иначе она бы испугалась…
– Прости, Ева, я хотел сказать… Нет, все-таки нам необходимо поговорить.
– Хорошо. Давай пойдем, у меня важное дело. Ты меня проводишь, по дороге поговорим. Ирма, я ушла.
– Иди-иди, – прошептала Ирма и незаметно перекрестила Лали.
Они вышли на улицу. День был солнечный.
– Как ты меня нашел, Тоник?
– Кто ищет, тот всегда найдет.
– Допустим. Но зачем тебе вздумалось искать меня через столько лет? Согласись, это странно.
– Да нет… Мне это странным не кажется. Постой, невозможно вести этот разговор вот так, на ходу.
– Видишь ли, я работаю, у меня важное дело, откладывать его возможности нет. Но если ты так настаиваешь, потом я могу с тобой выпить кофе.
– Хорошо. Согласен.
– Тогда, может быть, мы договоримся, что встретимся где-то, ну скажем, через час?
– Нет, я пойду с тобой. Просто поговорим о другом.
– Как угодно.
– Ева, ты, значит, так и не стала врачом?
– Нет. В первые годы в Германии было очень трудно, я не знала языка, а потом… Я уже не захотела.
– Понятно. А с мамой своей ты встретилась?
– Да, но… Ты же помнишь маму, она всегда была немножко странной. Они тогда все-таки уехали в Америку. А через несколько лет мама разошлась с мужем и уехала к каким-то индейцам. Потом перебралась в Перу. И сгинула. Я никогда по сути не была ей нужна. Я поняла, что когда человек с темными непросвещенными мозгами, да еще художественно одаренный, сталкивается с чем-то то ли мистическим, то ли просто модным, не в смысле одежды, конечно, с модным течением, что ли, у него быстро съезжает крыша.
– У, как безжалостно. На тебя это даже не похоже. На тебя прежнюю.
– А меня прежней давно нет. Ну, вот мы и пришли. Подожди меня вон в том кафе, я буду минут через двадцать.
Она вошла в какую-то контору.
А он поплелся в кафе. Да, она непрошибаема! Но я ее все-таки прищучу! Но какова… Деревенская в сущности девка, а какой шик, какой аристократизм в каждом жесте. А может приударить за ней, жениться? Ну, это вряд ли. К тому же я уверен, у нее отбою нет от мужиков. Такие холодные стервы обычно пользуются успехом. Он сразу заказал кофе и воду без газа, хотя ему не нравилось это кафе. Тут курили.
Через пятнадцать минут вошла Ева.
Он вскочил ей навстречу. Помог снять плащ. Она была в строгом сером платье с бирюзовым шарфом. Глаза тоже казались ярко-бирюзовыми. Она села, достала из сумки изящный кожаный портсигар и зажигалку.
– Будьте добры, мне капучино с корицей, – улыбнулась она девушке-кельнерше.
– Ева, ты куришь? – поморщился он.
– Да. Тебе неприятно? Так я тебя не держу.
– Ева, ты почему хамишь?
– Потому что не понимаю цели твоего появления.
– Я хочу видеть сына.
– Зачем?
Он вконец растерялся. Ждал, что она хотя бы спросит, какого сына, начнет возмущаться. Но нет.
– Что значит зачем?
– Зачем тебе понадобился сын?
– Я хочу его видеть. Это же мой сын?
– Ну и что?
– Как ну и что? Я имею право…
– Хорошо. Я дам тебе его телефон. Позвони ему и договорись о встрече. Он уже взрослый и я тут не при чем.
– То есть ты хочешь сказать, что он в курсе?
– Да.
– Но зачем?
– Что зачем?
– Зачем ты ему сказала?
– Потому что я могла предположить, что в один прекрасный день ты заявишься ко мне с этим разговором. И не хотела травмировать сына.
– Но с чего ты взяла, что я появлюсь? Я же только совсем недавно узнал, что у тебя есть сын. И буквально почувствовал, что он мой.
– Вот видишь…
– Так ты и вправду не против, чтобы я с ним увиделся?
– Нет.
– С ума сойти… – он был совершенно сбит с толку. – Тебя предупредил мой брат?
– Нет. Просто когда я совершенно случайно познакомилась с твоим братом на Корфу, я быстро оттуда уехала, и решила подготовить сына к возможности такого поворота дел.
– Ну, ты даешь… Впрочем, ты всегда была холодной и расчетливой.
– Расчетливой? – Ева опять подняла бровь.
– Ну, не в материальном смысле…
– Да уж.
– Так дай мне телефон.
– Пожалуйста, записывай. – Она продиктовала ему два номера.
– Спасибо.
– Его зовут Петер.
– Петя, значит… Послушай, Ева, я помню, когда вернулся из байдарочного похода, мама мне сообщила, что у тебя появился другой. Я помчался к тебе…
– И что?
– Там у тебя делал ремонт какой-то старый мужик. Это и был твой хахаль?
– Представь себе.
– Но что ты в нем нашла?
– Всё, Тоник, абсолютно всё. Мужа, фантастического любовника, друга, отца, которого не знала, словом, абсолютно всё.
– А он был в курсе, что ребеночек не его?
– Конечно. Ты же знаешь, я терпеть не могу вранья.
– Знаю, – вздохнул он. – Что, так-таки и прожила жизнь ни разу не соврав? – недобро прищурился Платон.
– Ну почему? Соврать по мелочи, для спокойствия близких, это не страшно, а вот глобального вранья не выношу. Оно мешает спокойно спать.
– Но ты же врала сыну, что этот твой старикашка его отец?
– Ну, во-первых, я надеялась, что никогда больше тебя не увижу, во-вторых, он был ему настоящим, я бы даже сказала, идеальным отцом, а в-третьих, этот, как ты изволил выразиться, старикашка, даже в последний год жизни в постели давал фору тебе двадцатитрехлетнему!
– Ну ты и сука, подлая грязная сука! – прошипел он.
– Возможно. Но ты сам напросился. Все, Платон Николаевич, с меня довольно. Я дала тебе телефон сына. А с тобой мне неохота дальше общаться.
Она встала, но он схватил ее за руку.
– Подожди, тварь!
– Что еще?
– Сядь, хуже будет.
– Ты мне угрожаешь?
Он выпустил ее руку.
– Сядь! Ева, прошу тебя, сядь!
– Что еще?
– Скажи мне только одно…
– Ну?
– Что у тебя с моим братом?
– Ничего. Ровным счетом ничего.
– И он тебе даже не нравится?
– Нравится. Вернее, нравился… там, на Корфу. А больше я его не видела.
– Думаешь, я поверю? Это же не глобальное вранье, а так, мелочь, для спокойствия души.
– Послушай, это твои проблемы. Все, что ты хотел узнать, ты узнал.
– Я уверен, что ты настроила сына против меня.
– Даже не собиралась.
– Ой ли!
– Да зачем мне это? К тому же ругая тебя, я бы только уронила себя. Я больше тебе скажу… Если ты сумеешь найти подход к Пете, я буду даже рада. Только один совет на прощание.
– Любопытно.
– Не вздумай ругать меня. Этого он не прощает. Желаю удачи. Пока.
Лали влетела в магазин. Слава богу, покупателей не было.
– Ну что? – сразу спросила Ирма.
– Черт знает что! Я такого ему наговорила… Понимаешь, он меня бесит, я совершенно не могу его выносить. Мне противно даже, когда он до меня дотрагивается.
– Слушай, Лали, он же красивый мужик и, кстати, Петька здорово на него похож. Но что же все-таки было?
Лали быстро пересказала подруге весь разговор с Платоном.
– Лали, ну так нельзя… – огорчилась Ирма. – Разве можно говорить мужику такие вещи!
– Какие вещи?
– Ну будто он в постели ничто.
– Нельзя. Я разве спорю? Мне самой стыдно, но когда он назвал Иваныча старикашкой…
– Так недолго и импотентом мужика сделать.
Лали фыркнула.
– Ну ты и стерва.
– Да какая я стерва… Но я его не могу выносить. Даже не понимаю почему. Я же собиралась за него замуж когда-то. И противен он мне не был.