– А может, дело в брате?
– Да нет. Они совсем разные, – она тяжело вздохнула.
– Жалеешь, что он уехал тогда?
– Нет. Просто я благодарна ему… Если бы он не предупредил, что Тоник может заявиться, было бы куда хуже.
– А он не догадался?
– Догадался, конечно, но я твердо стояла на том, что после Корфу не видела Родиона.
– Значит, ты вбила клин между братьями.
– Я? Да что ты… Родион первый сдал брата.
– Вот то-то и оно.
– Да ладно, Ирма. Это уже в прошлом. Мне оба брата не нужны.
– Позволь тебе не поверить.
– Это твое личное дело.
– Хочешь совет?
– Попробуй…
– Позвони Родиону и расскажи, что Платон приехал и поблагодари за предупреждение. Только и всего.
– Совет хороший, но я, извини, им не воспользуюсь.
– Можно узнать почему?
– Потому что я гордая. Он ни с того, ни с сего удрал, а я буду ему звонить? Да никогда. Такой звонок означал бы аванс, а я не намерена его авансировать. Все ясно?
– Более или менее.
Лали сидела в кабинете покойного мужа и методично перебирала его бумаги. Ей необходимо было найти один документ, затребованный фирмой, в которой Иваныч работал много лет. Все бумаги у него содержались в образцовом порядке, однако нужный документ пока не находился. Ей казалось, что бумаги хранят его запах. От этого она как-то размякла, расчувствовалась, нудное на первый взгляд занятие доставляло удовольствие. Это был мир Иваныча, куда ей доступа не было. Наконец, документ обнаружился. Но она уже не могла оторваться… Просматривала все ящики. В одном из них обнаружила початую коробку очень дорогих сигар. Иваныч курил сигары крайне редко, только в минуты особого напряжения. Сигары упоительно пахли… А еще она нашла небольшой фотоальбом. Хотела взять его в руки, но вдруг испугалась. Она никогда прежде не видела его. Что же такое там может быть? Страшно. А вдруг там фотографии каких-то женщин? Она убрала альбом обратно в ящик, но он неудержимо ее притягивал. Я не смогу просто забыть о нем. Она открыла альбом и… слезы градом хлынули из глаз. В альбоме были ее фотографии, любовно разложенные в хронологическом порядке. Вот она такая, какой он увидел ее впервые. Простенькая девушка в ситцевом платье, с косой, перекинутой на грудь. Этот снимок был сделан на первом курсе. На следующей фотографии она уже беременная, в вязаной кофточке. И так двенадцать снимков. Последний был сделан во время круиза по Карибскому морю. Она в черном вечернем платье, подпоясанном зеленым длинным шарфом, с изумрудными сережками в ушах. Платье и серьги были подарком на пятнадцатилетие их брака. Боже ты мой… Как он меня любил… А я? Я до сих пор его люблю. Говорят, любовь и страсть быстро умирают. Да ничего подобного… Она перевернула последнюю страничку альбома и вдруг увидела записку. Почерк Иваныча. Записка была адресована ей. «Девочка моя, ты найдешь эту записку только когда меня уже не будет. По-моему, этот альбом красноречивее любых слов говорит о моей любви. Так вот, прошу тебя, живи на всю катушку, так как ты умеешь. Будь веселой, красивой, жизнерадостной. И постарайся найти себе мужчину. Нельзя хранить верность покойнику. Это глупо. Жизнь не для того дается. Погоревала и будет. Я думаю, сразу выходить замуж не стоит. Но жить полной жизнью необходимо. Я уверен, что такая прелестная женщина не останется одна. И я благословляю тебя на этот шаг. Я знаю, ты все равно будешь помнить и даже любить меня. Но жить надо не прошлым. И знай – я был с тобой бесконечно счастлив, с первого до последнего дня. Прости, что потянуло на пафос, но, знаешь ли, в такой ситуации это можно извинить, правда?»
Она разрыдалась. Слезы лились ручьем, но с ними из груди уходила боль. Иваныч как всегда прав. Замуж выходить я не буду, а жить на полную катушку… наверное смогу. Правда, непонятно, с кем… Но было бы желание, а желающие найдутся, как любит говорить Ирма. Родион? Да нет, не нужно. Хватит с меня Шахриных. И вообще… Это легко было написать «живи», а как? Если именно что желания нет? Показалось на мгновение, а он сбежал…
Вдруг раздался звонок. Кого это принесло в такой час? Родион? Нет, ерунда, он же не знает, где я живу.
Она нажала на кнопку видеоустройства. Какой-то мужчина. Лица не рассмотреть.
– Кто там?
– Ева, это Платон. Открой.
– Что ты хочешь?
– Поговорить!
Она нажала на кнопку. Он вошел в калитку. Она открыла дверь.
– У вас в Америке не принято разве звонить по телефону?
– Ага, вот ты и прокололась!
– В чем это?
– А откуда ты знаешь, что я живу в Америке? Я об этом ничего не говорил. Значит, все-таки Родька… Ну и что? Ты с ним спишь? Он как, в сравнении с твоим фантастическим любовником? Не очень проигрывает?
– Тоник, ты зачем приехал? Чтобы от этом спросить?
– Нет, я только сейчас понял, что ты с ним все-таки спуталась.
– Я ни с кем не спуталась.
– А откуда ж ты знаешь насчет Америки?
– Уж и не помню.
– Ну хватит, завралась совсем. Да, домик недурной…
– Раз уж приехал, может, хочешь чаю?
– Нет, коньяку.
– Коньяку я тебе не дам.
– Это почему?
– Я одна здесь, а кто знает, что вскочит в голову пьяному мужику.
– Боишься, что я тебя изнасилую?
– Нет, этого я как раз не боюсь.
– А чего тогда? Я женщин не бью.
– Еще не хватало. Так все-таки зачем ты примчался сюда на ночь глядя? Говори и я вызову тебе такси.
– Я виделся с сыном.
– Я догадалась. И что?
– Он тебе еще не доложился?
– Нет. Но он и не должен.
– Слушай, Ева, я хочу сказать тебе, что ты редкая сука.
– Я уже поняла. Ты только это хотел мне сказать? Я вызываю такси?
– Нет, это только начало… Я понял, дело, очевидно, в классовой ненависти.
– Что? – опешила от неожиданности Лали.
– Да, да. Именно классовая ненависть. Ты чувствовала, что не годишься для нашей семьи, и в твоем положении не могла рассчитывать на законный брак, хоть ты и делала вид, будто инициатива принадлежит тебе…
– Так, очень интересно… – Лали опустилась в кресло и закурила.
– Не кури при мне, я этого не выношу.
– Не выносишь? Скатертью дорожка. А я в своем доме буду делать что захочу. Давай, развивай свою мудрую мысль.
– Ты сбила меня с толку.
– Ты говорил, что я пылала классовой ненавистью, а ты не мог на мне официально жениться.
– Ну да, именно. Ты обнаружила, что беременна, смолчала, понимая, что законный брак тебе не светит, аборт делать не пожелала, ну еще бы, первый аборт это опасно, тебе ли, медичке, было этого не знать, а тут подвернулся старый опытный прожженный кобель, из бывших зэков, без площади, вот он и решил взять ребеночка на себя, заодно и молодую красивую телку.
– Тоник, ты… Тебе не стыдно нести всю эту мерзкую чушь? Я думаю, твои папа с мамой на том свете краснеют за тебя.
– Не трогай моих родителей! Не смей!
– Извини. Дальше что?
– Ты своего добилась! Отняла у меня сына, унизила меня как мужчину, да еще соблазнила моего брата, единственного родного мне человека. Что ж, ты можешь торжествовать.
Она встала, взяла из буфета бутылку коньяку, налила в коньячный бокал.
– Выпей, может, придешь в себя.
Он залпом выпил коньяк.
– Еще!
Она налила. Ей было жалко его сейчас.
Он выпил. Поставил бокал.
– Еще?
– Да!
Она налила еще.
– Возьми хотя бы конфету, – посоветовала Лали.
– А ты что это вдруг расщедрилась?
– Мне жалко тебя, Тоник.
– Жалко? – Он позеленел. – Тебе меня жалко?
– Жалко.
– Это почему же?
– Потому что ты… Потому что ты как маленький, тебе не дали игрушку…
– Ты как была дурой, так и осталась. Жалеет она меня…
– Скажи лучше, как встретился с сыном?
– Встретился… Я ему триста лет не нужен.
– И он тебе, по-видимому, тоже?
– Глупости!
– Да нет… Зачем тебе взрослый парень, чужой совершенно, любящий память о другом отце? Которого нужно завоевывать еще… И ты прав. Тоник, найди себе хорошую красивую девушку, женись, сделай ребеночка, ты еще молодой, успеешь вырастить, воспитать.
В комнату вдруг вошел Вир. Потянул носом воздух и улегся у ног хозяйки.
– Хороший совет, – фыркнул Платон.
– И еще – найди себе девушку в России. И пусть ваш ребенок говорит по-русски. Тогда на старости лет он не покажется тебе чужим. Я знаю, что говорю. Поверь, я желаю тебе добра.
– Черт, я что-то окосел…
– Хочешь кофе?
– Хочу.
– Тогда идем на кухню.
Они перешли на кухню. Вир тоже явился за ними.
– Умница, – потрепала пса за ухом Лали и включила кофеварку.
– Он что, охраняет тебя?
– Да.
– А я внушаю ему опасения?
– Любой пьяный внушает ему опасения.
– Вон даже как… И ты что, одна в этом домище?
– Да.
– И тебе не страшно? Или у тебя тут любовник прячется?
– Никто у меня не прячется.
– Ну да, твой любовник в Москве. А он как, устраивает тебя в постели?
– Тоник, замолчи. Уши вянут.
– А с моим братом у тебя ничего не вянет, все только расцветает? Да?
– А с моим братом у тебя ничего не вянет, все только расцветает? Да?
– Пей кофе. И я вызываю такси.
– Я тут останусь.
– Нет, тут ты не останешься!
– Боишься?
– Тебя? Нисколько. Ты не страшный зверь, Тоник.
– Ага, значит боишься за свою репутацию в глазах соседей? Здесь же соседи всегда начеку. В случае чего всегда донесут, расскажут мужу.
– Боже, как ты пьян!
Она взяла телефон и вызвала такси.
– Гонишь?
– Гоню.
– Ладно, я поеду… Но не рассчитывай на Родьку. Он такой бабник… Поматросит и бросит. Ты ему, видно, еще не дала, вот он и ярится…
– С чего ты взял, что он ярится? Я об этом ничего не знаю.
– Зато я знаю. Он когда о тебе речь заходила, просто стойку делал… И пустил меня по ложному следу, как последний идиот! И вообще, он холодный, расчетливый гад. Я приехал к нему после стольких лет, а он почуяв, что я могу быть ему соперником, тут же подложил под меня свою девку, Фаину, чтобы отвлечь от тебя. Разве порядочные люди так поступают? А девка любит его так, что на все для него готова…
Лали вздрогнула. Известие о какой-то Фаине неприятно ее поразило.
– А ты, конечно, воспользовался?
– Почему бы и нет? Она настоящая красотка и моложе тебя. Но я не люблю трахать баб, которые любят других.
– А тебя, Тоник, кто-нибудь любит?
– А мне не надо! Я вообще всю эту хренотень про любовь не признаю, выдумки! Думаешь, я тебя любил? Ни фига, мне просто казалось, ты красивая была, тело опять же. И удобно, с квартиркой… Да, хотел жениться, чтобы трахать сколько захочу…
– Тоник, хватит, машина пришла. Пойдем, провожу тебя. – Ей было его безумно жаль.
– Ладно, я… я, кажется, проиграл…
– Ты еще выиграешь, какие твои годы.
Утром Лали позвонил сын.
– Мамочка!
– Да, Петенька. Как все прошло?
– Странно, но никак. По-моему, мы друг дружке не понравились. Было ощущение какой-то ненужности для нас обоих… Что-то такое лишнее, обременительное… Хотя я честно пытался… Он тоже… Но ничего не высеклось… Никакой искры. А вот с его братом я сразу, еще на Корфу, что-то почувствовал, какое-то родство…
– Петенька, этого не нужно тоже.
Родион маялся. Новый год прошел как-то вяло. Большинство гостей у Долговых было ему незнакомо. Обычно душа компании, на сей раз он был молчалив и невесел.
– Родя, что с тобой? – спросила его Вавочка. – Твоя Фаина просто прелесть, красоточка.
– Да, бесспорно, и прелесть, и красоточка.
– Я тебя не узнаю. Где прежний огонь?
– Огонь? Да погас, видно.
– Погас? Не верю. Вот что, Родька, валика ты в Мюнхен, чего время зря теряешь?
– Вавочка, милая, я знаю, ты мне добра желаешь.
– Факт. Желаю. Хоть и не разделяю твоего восторга по поводу этой Лали. По-моему Фаина лучше. И любит тебя.
– Это что, так заметно?
– Невооруженным глазом. Как, впрочем, и то, что эта любовь без взаимности.
– Вот ты все и сказала.
Фаина, в начале вечера сиявшая красотой, тоже вдруг сникла.
– Родь, я хочу уйти, что-то я неважно себя чувствую.
– Я тебя отвезу и тоже поеду домой.
– Ты же пил. Давай поймаем машину.
– Давай.
Ему вдруг страшно захотелось домой. Они тихонько вышли, оделись. Олег застал их уже в дверях.
– Смываетесь, собаки? – он был изрядно пьян. – Так нечестно.
– Олежек, прости, мы хотели по-английски…
– Все, умолкаю, никаких претензий. По-английски так по-английски. С Новым годом, с новым счастьем.
Первого января Родион проснулся в своей постели, но совершенно больной. Неужто подцепил грипп? Ну и ладно. В Москве сейчас никто работать все равно не будет еще две недели, первый номер давно сдан, второй на подходе, можно и поболеть в свое удовольствие. Ни о чем и ни о ком не думать. И не отвечать на телефонные звонки, чтобы Фаина не узнала, что я болен, а то примчится за мной ухаживать, а я не могу теперь чувствовать себя с ней так, как раньше. Ее видная всем любовь слишком напрягает… Господи, другой был бы счастлив, а мне не надо. Позвоню Валентине Ивановне. Надеюсь, хоть она в меня не влюблена. Хотя вот Лали тоже в меня не влюблена. Или все-таки влюблена, а я не понял? Я ж ничего, как выяснилось, в этом не понимаю. Кто в кого влюблен или не влюблен. Значит, надо это выяснить… Я вел себя не как любящий мужчина, а как последний дурак. Права Фаина, я ее даже ни разу не поцеловал… А ну их всех, спать хочется. Он повернулся на другой бок и заснул.
Прошло десять дней. Он давно выздоровел, и одиннадцатого января вышел на работу. Пора было сдавать второй номер. И поскольку каникулы были длинные, то и раскачивались люди с трудом. Он был зол и раздражен. Заглянула секретарша.
– Родион Николаевич. Билеты доставили.
– Какие билеты? А, в Большой, что ли? Так отдай их Елене Игоревне. Это для нее.
– Родион Николаевич, это билеты на семнадцатое. В Мюнхен. На три дня. Туда и обратно. И ваучер на гостиницу.
– В Мюнхен? Ничего не понимаю, – а в груди помимо воли поднималось ликование. – Таня, а на чье имя?
– Так на ваше. На чье же еще? Так вы будете брать?
– Кто принес?
– Какой-то парень. Позвать?
– Позови.
В кабинет вошел парнишка лет двадцати, вполне отмороженный, с плеером в ушах и жвачкой во рту. Увидав солидного дядечку в крутящемся большом кресле, он вытащил наушник и языком двинул за щеку жвачку.
– Ну чего, билеты брать будете?
– А ты откуда?
– Из турагентства.
– Как называется?
– Вип Трэвел.
– И что?
– Да ниче. Спрашиваю, билеты брать будете? Мне-то по фигу, но вы тогда распишитесь, а насчет отказа с менеджерами разбирайтесь. Мое дело маленькое.
– Да нет, нет, я беру! Беру! – неожиданно сам для себя выкрикнул он. – Сколько я должен?
– Так уплочено уже.
– Кем? – вконец растерялся Родион.
– Да почем я знаю. Вами, наверное. Говорю же, с менеджерами разбирайтесь.
Родион ничего не понимал. Отпустив парнишку, он открыл конверт. Там лежал билет на рейс до Мюнхена и ваучер на номер в гостинице «Астор», в той самой, где он останавливался в прошлый раз. Хотелось бы знать, кто это для него так постарался? И кто мог знать название отеля? Неужто Олег? Но Олегу я не говорил про этот отель… Фаина? Это что, такой подвиг любви? Но откуда она знает про отель? А может, я сам заказал, когда был болен? Нет, не так уж я был болен. Да и с какой стати мне пользоваться совершенно неведомым турагентством? Но кто-то же заплатил за все? Про Мюнхен знают только Олег с Вавочкой и Фаина. Тоник? Неужто он? Неужто решил заманить меня в ловушку? Чушь какая! Надо позвонить… Но кому? В агентство!
– Таня! Позвони в агентство вот по этому телефону на конверте и выясни, кто заказал этот тур!
– Так разве не вы?
– Не я.
– И вы не поедете? Да? У нас же семнадцатого…
– Я поеду, Таня. Мне необходимо. Все.
Спятил он, что ли? – подумала секретарша. – Билеты незнамо кто прислал, а он поедет. Ему, видите ли, нужно. А почему тогда сам билеты не заказал? Странно. Пил небось без просыпу и забыл.
– Родион Николаевич!
– Что, Таня?
– Так в агентстве говорят, вы билеты заказали.
– Я?
– Вы. Я спросила кто, а они отвечают: Шахрин Родион Николаевич. Уплачено наличными.
– Ничего не понимаю. Тань, может, ты мне объяснишь?
– Родион Николаевич, вы, конечно, извините, но я думаю так: праздники были. Вы заказали и забыли. Вот же сами говорите, что поедете и вам нужно.
Он засмеялся.
– Ты, значит, полагаешь, что твой шеф был настолько пьян, что заказал эти билеты в беспамятстве? Интересная версия. Но не лестная для шефа.
– Я, конечно, извиняюсь, Родион Николаевич…
– Да ладно, в конце концов шефы тоже люди и в законные каникулы имеют право напиться.
– Это правда, – с важным видом кивнула секретарша. И вышла из кабинета.
Пусть лучше думает, что я надрался до беспамятства, чем обсуждает с сотрудниками таинственное происшествие с шефом. Но сам-то он знал, что не напивался в эти дни. Он позвонил Олегу.
– О, Родька! Как жизнь.
– Твоими стараниями лучше всех.
– Ты о чем? – недоуменно спросил Олег. После Нового года они не перезванивались.
– Это я от тебя подарок получил? Колись, дружище. И сколько я тебе должен?
– Родь, ты о чем, я не пойму? Что ты мне должен?
– Да, понимаешь ли, мне тут принесли кое-что, в подарок, а ты, я же знаю, спец по всяческим подаркам и сюрпризам…
– Родя, честное слово, это не от меня. Мы ж второго улетели в Египет, только позавчера вернулись.
– Олег, точно не твоих рук дело?
– Вавой клянусь!
– Интересно…
– Родь, а что за подарок-то?
– Да нет, если не от тебя, то неважно. Извини дружище, я на работе.
Итак, Олег отпал… Фаина? Но она не может знать про отель. Но, с другой стороны, отель может быть случайностью, простым совпадением. А может, это сама Лали? – осенила его догадка. Она почувствовала свою вину, поняла, что я могу больше не появиться, и решила устроить мне такой сюрприз? Тогда она обязательно встретит меня в аэропорту… У него замерло сердце. Неужто такое возможно? Да, скорее всего именно так… Ух ты! Здорово! Таким образом она одним махом смела все преграды между нами… После такого демарша совершенно естественно она дает мне карт-бланш… Какова! Воображение разыгралось. Вот он проходит таможню, выходит в зал и видит ее.