Полина быстро-быстро провела пальцами по ресницам, чтобы смахнуть некстати набежавшие слезы. Пора брать себя в руки, нельзя распускаться.
С другой стороны, если денег на карточке нет, то нужно подстраховаться. Она глубоко вздохнула и пошла в кабинет мужа, где в старинном секретере лежал сверток, который ей дали в морге, – все ценные вещи, что были у Ильи при себе: разбитые часы, обручальное кольцо, ключи от дома и бумажник, разорванный и замазанный кровью. Паспорт и водительские права забрала милиция. И документы на машину тоже. А карточки – вот они, в бумажнике. Полина с трудом вытащила одну, Илья разрешал иногда пользоваться ею, так что она знала код.
Выйдя из подъезда, она привычно свернула к стоянке, но тут же одернула себя. Разбитую машину Ильи забрала милиция, сказали, что вернут не скоро: будут проводить какие-то следственные эксперименты. Да и все равно на ней ездить нельзя – сильно побита. Сама Полина уже два месяца была без машины: муж собирался подарить ей новую на день рождения и продал ее «Пежо» – подвернулся выгодный покупатель. Но ту машину, которую Илья выбрал, пока не пригнали – у фирмы возникли какие-то проблемы на таможне. Ничего, она дойдет до банкомата пешком, тут недалеко.
Банкомат у метро порадовал мало – на карточке лежало восемьсот рублей двадцать копеек. Как она и думала, муж не успел перевести ей ежемесячную сумму. Полина отчего-то оглянулась по сторонам и достала карту мужа. Карточка никак не хотела входить в прорезь. Что за черт? Ведь банкомат должен принимать «Визу». Трясущимися руками Полина попробовала нажать – никакого эффекта.
Она перешла дорогу – там, позади супермаркета, находился офис Бета-банка, банкомат стоял прямо в холле. Та же проблема…
Полина заставила себя успокоиться и вошла в офис. Самым спокойным голосом обратилась к девушке за стойкой, у которой на бейджике имелась надпись «Софья», и протянула ей карту.
Та сделала с ней что-то – Полине не было видно, – потом спросила, кем Полина приходится владельцу карты Илье Моргунову.
– Это мой муж, – заторопилась объяснить Полина. – У нас общий счет, я знаю ПИН-код…
– Карта повреждена и не может быть использована в банкомате, – любезно ответила девушка. – Поскольку владельцем является ваш муж, он должен прийти с паспортом и написать заявление, тогда ему выдадут новую карту.
– Но он… он не может прийти, он умер! – дрогнувшим голосом сказала Полина.
– Умер? – С лица девушки сползла любезная улыбка. – Тогда вы должны переоформить счет на себя. Это можно сделать быстро, если у вас на руках есть завещание мужа в вашу пользу. Если же нет, придется ждать полгода.
– Полгода? – вскричала Полина. – Да вы что, шутите?
– Я на работе, какие уж тут шутки. – Теперь в голосе сотрудницы банка не было и тени любезности. – Таков закон, и больше я ничего не могу вам сказать.
– Черт знает что! – Полина вышла, хлопнув дверью.
В бумажнике было еще две карточки – Банка Санкт-Петербург и Балтийского (Полина даже не знала, что у мужа есть в них счета), но похоже, что там будет та же самая история – попросят показать завещание, и только тогда можно будет говорить о переоформлении вклада на свое имя.
Приходилось признать, что положение у нее аховое. Муж не держал дома наличных денег, это Полина знала точно. Значит, нужно просмотреть его бумаги, поискать завещание.
Она купила в ларьке на углу упаковку апельсинового сока и пачку сосисок, а потом заскочила в пекарню и попросила у девушки два бублика с маком. Бублики были теплые, Полина едва сдержалась, чтобы не вонзить зубы в один прямо на улице.
Еще из-за двери она услыхала мелодичное треньканье телефона и нарочно двигалась медленно, чтобы звонивший отчаялся и повесил трубку. Не хотелось больше слушать фальшиво-сочувствующие слова, не хотелось отвечать на них скорбным голосом и благодарить за заботу.
Но, как видно, человек попался упорный, телефон все звонил. Полина вошла в квартиру, сняла трубку и услышала торопливый, запыхавшийся голос:
– Полина Сергеевна, это Сусалина.
– Кто? – довольно невежливо откликнулась Полина.
– Сусалина, Галина Евгеньевна, из бухгалтерии. Мы встречались вчера на похоронах…
Понемногу до Полины дошло, что ей звонит та самая вертлявая тетка с губами, накрашенными бордовым бантиком. Ей-то что нужно?
– Я хотела сказать… – Голос бухгалтерши стал глуше. – Я хотела предупредить вас… Никому не давайте ключи от сейфа Ильи Андреевича! Дело в том, что там, я точно знаю, хранится большая сумма денег, наличные. Я сама видела буквально перед тем, как он…
– Деньги? – удивилась Полина. – Но ведь…
Она вспомнила, как вчера заместитель мужа… как его… Волованов буквально заклинал ее отдать ему ключи.
– Полина Сергеевна, вы должны приехать лично и ознакомиться с делами, – шептала тетка. Полина чуть ли не воочию увидела, как она прижимается ртом к трубке и губы оставляют бордовый след на мембране. – Сами понимаете, наличные деньги – такая вещь, которую нельзя надолго оставлять без присмотра…
Бухгалтерша не назвала никаких имен, но было ясно, что она не считает заместителя Ильи, Волованова, человеком, заслуживающим доверия. Намек был ясен.
– Все очень серьезно, – бормотала бухгалтерша, – эти деньги… они… но я не могу по телефону. Вы должны сами во всем разобраться!
– Благодарю вас… – растерянно протянула Полина, – я…
Но в трубке уже пикали короткие гудки.
Полина аккуратно вставила трубку в гнездо, потом посмотрела на свои руки. Пальцы явственно дрожали. Дрожь поднималась изнутри, пришлось даже сжать зубы, чтобы они не стучали.
– Черт! – Полина бросилась на кухню и залпом выпила стакан воды. – Черт, черт…
Приходилось признать, что ее обвели вокруг пальца. Не зря этот мерзкий Волованов обхаживал ее вчера так долго и тщательно. Ему нужны были ключи от сейфа. Если уж даже мымра из бухгалтерии не поленилась позвонить и предупредить Полину – совершенно постороннего ей человека, стало быть, всем в фирме известно, что Волованов – жулик. Да и кто откажется от денег, когда их хозяин ничего уже не сможет потребовать? Кот из дому – мыши в пляс!
И она, Полина, не придумала ничего лучше, как собственными руками вручить подлецу Волованову крупную сумму. Поднесла, можно сказать, на блюдечке с голубой каемочкой! Расслабилась от хорошей жизни, жила за Ильей как за каменной стеной, он взял на себя все бытовые проблемы. А других у нее не было…
Вода не помогла. Тогда Полина прошла в кабинет мужа и достала из секретера бутылку французского коньяка. Глядя, как янтарная жидкость наполняет хрустальный стакан, она ощутила некоторое успокоение. Сейчас полегчает, уйдет противная дрожь и многие, если не все, проблемы покажутся не такими ужасными. Но как же она так прокололась?
И ведь чувствовала же, что нельзя Волованову доверять! Просто хотелось поскорее от него избавиться. На что мерзавец и рассчитывал, заболтал ее бесконечными разговорами, споил…
Полина вспомнила, как он заботливо подливал и подливал ей водки на поминках, как у нее болела голова и ныло сердце – она же хоронила мужа. Хотелось забыться и чтобы ушла из сердца боль хоть на короткое время… Забылась! Забылась настолько, что как полная дура отдала Волованову то, чего он добивался так упорно…
Полина схватила стакан и вылила коньяк в раковину. Нет уж, сейчас ей нужна ясная голова. Ярость трансформировалась в холодную злость, и она решила немедленно ехать в фирму мужа. Возможно, удастся приструнить Волованова и выцарапать у него хоть часть тех денег.
Она распахнула шкаф и перебрала одежду. Нет, вчерашний черный костюм не пойдет, однако нужно соблюдать приличия. К тому же невредно напомнить Волованову и всем в офисе, что она – вдова. Какое ужасное слово…
Полина выбрала черную кожаную курточку и укороченные брюки. Под куртку надела тонкий черный свитер, потому что солнце ушло и, кажется, собирался дождь. «Все же получилось мрачновато», – отметила она, глядясь в зеркало. Поколебавшись немного, Полина переоделась в блузку из плотного шелка цвета топленого молока. Может, кто-то и сочтет ее легкомысленной, но так лучше. Илья всегда говорил, что у нее хороший вкус!
Выйдя на улицу, Полина снова по привычке свернула к стоянке, рассердилась на себя и подняла руку. Возле нее тут же остановилась машина, выглянул наглый тип с маслеными глазами и маленькими наглыми усиками, пропел:
– Куда едем, красавица?
– На Васильевский, – строго проговорила Полина, чтобы поставить наглеца на место.
– Пятьсот! – процедил тот, почувствовав ее совершенно не игривое настроение и сразу оценив ее внешний вид как платежеспособный.
Полина хотела уже сесть, но вспомнила о скудном содержимом своего кошелька и отрезала:
– Какие пятьсот? Здесь ехать всего ничего… Двести.
– Двести?! – Возмущению водителя не было предела. – На троллейбусе поезжай! За двести я тебе и дверцу не открою!
– Двести?! – Возмущению водителя не было предела. – На троллейбусе поезжай! За двести я тебе и дверцу не открою!
– Ну и пошел к черту! – Полина шагнула в сторону.
– Ладно, – смягчился водитель, – так и быть, садись… за триста довезу.
– Какие триста? Я сказала – двести, и ни копейки больше! – разозлилась Полина. – Ты, дядя, глухой, что ли?
– Жадная, да? – скривился водитель. – Ладно, садись. Такая приличная женщина, а торгуешься! Здесь тебе не базар…
Полина села на заднее сиденье и всю дорогу выслушивала недовольное ворчание водителя. Наконец они остановились возле серого здания в Тучковом переулке. Полина со вздохом пересчитала оставшуюся наличность, вытащила две сотенные бумажки, с сожалением отдала их водителю и подошла к входу в бизнес-центр.
Мрачный охранник проверил ее паспорт и впустил внутрь.
Полина поднялась на четвертый этаж и вошла в дверь с табличкой «Контекст». Хотя она и не бывала в фирме Ильи, название и фирменный логотип – змейка, составленная из разноцветных кубиков, – были ей хорошо знакомы: они украшали визитки мужа и всю канцелярскую продукцию в его кабинете – блокноты, ежедневники, листы писчей бумаги, фирменные ручки и карандаши.
Она оказалась в просторном серо-голубом холле, посередине которого красовалась та самая змейка из кубиков – логотип фирмы. Только здесь кубики были сделаны из голубоватого матового стекла и хромированного металла в лучших традициях стиля хай-тек.
За стойкой против двери сидел молодой парень с коротко стриженными рыжими волосами. С первого взгляда было ясно, что парень невыносимо скучает в пустом холле, сидя на стуле. Ему наверняка хотелось двигаться, разговаривать громко, хотя бы музыку послушать, но на работе не разрешалось. Даже нельзя было открыть окно, чтобы вдохнуть свежего воздуха, – все окна прочно заделаны стеклопакетами, и в помещении не работал кондиционер. И парень явно неуютно чувствовал себя в строгом офисном костюме и узком галстуке.
– Здравствуйте, вы к кому? – проговорил он с заученной вежливостью.
– К Волованову Александру Николаевичу, – отозвалась Полина, вспомнив имя-отчество заместителя мужа.
– А как вас представить? – Парень потянулся к внутреннему телефону.
– Полина Сергеевна Моргунова.
– Моргунова? – Парень удивленно захлопал рыжими ресницами, рука с телефонной трубкой зависла на полпути к уху.
Но Полина уже увидела впереди, через холл, дверь с табличкой «И. А. Моргунов». Поверх таблички была наспех наклеена картонка с другой надписью – «А. Н. Волованов». Она быстрыми шагами пересекла холл и толкнула эту дверь.
И тут же расстроилась: за стильным офисным столом из голубого пластика сидела та самая брюнетка, которая с такой ненавистью смотрела на нее во время похорон. Вот уж кого Полине сейчас совсем не хотелось видеть!
Как и вчера, на лице девицы было наложено едва ли не полкило косметики, только на похороны она надела черный костюм, а сегодня нацепила туго обтягивающий очень открытый малиновый джемпер. В треугольнике выреза поблескивала золотая цепочка с кулоном, уши оттягивали крупные массивные серьги, на правой руке был золотой браслет в виде свернувшейся змейки, а на левой – целых три узких золотых браслета.
– Вы к кому? – процедила брюнетка сквозь зубы, хотя мигом Полину узнала.
– А что, непонятно? – Полина окинула ее высокомерным взглядом, пытаясь сразу поставить на место. – К Александру Николаевичу, естественно. Это ведь, кажется, теперь его кабинет? А вы тут быстро обустроились!
– По какому вопросу? – прошипела секретарша, как гадюка, которой наступили на хвост.
– А вот это, дорогуша, тебя совершенно не касается! – отрезала Полина и двинулась к двери в глубине приемной, мимоходом удивившись, для чего Илья держал на работе такую стерву. Может, она хорошо умеет лаять на посетителей?
– Александра Николаевича нет! – взвизгнула секретарша, вскочив и бросившись наперерез. – У Александра Николаевича совещание! Александр Николаевич очень занят!
– Так его нет – или он занят? Ты уж, милочка, как-нибудь определись! – С этими словами Полина отодвинула брюнетку от двери и потянула ручку на себя.
Секретарша самоотверженно пыталась удержать линию обороны, но Полина собрала в кулак всю свою волю, оттолкнула ее в сторону и ввалилась в кабинет. Секретарша отлетела метра на полтора, так что браслеты зазвенели, но тут же бросилась следом.
Волованов сидел за массивным столом красного дерева, вальяжно развалясь, и вертел в руках золотую паркеровскую ручку. Увидев в дверях Полину, он уставился на нее, как баран на новые гаражные ворота, широко открыл рот, чтобы что-то сказать, но не нашелся и захлопнул рот с таким звуком, с каким в ночной тишине захлопывается дверца пустого холодильника.
– Александр Николаевич! – заблеяла за спиной Полины секретарша. – Я объясняла, что вы заняты! Я не пускала! Она буквально вломилась! Она буквально силой…
– А… гм… все в порядке, – промямлил наконец Волованов, переводя взгляд с Полины на секретаршу и обратно. – Здравствуйте, Полина… ммм… Андреевна.
– Сергеевна, – поправила его Полина. – Если вы еще помните, я приходилась покойному Илье Андреевичу не сестрой, а женой.
– Конечно, конечно… – Волованов приподнялся из-за стола, указал ей на кресло. – Присаживайтесь… всегда рад… только должен заранее извиниться – у меня сегодня…
– Совещание, – подсказала Полина, усмехнувшись, и села на стул с самым решительным видом.
– М-да… совещание… Так что вы хотели обсудить?
Полина повернулась лицом к секретарше и посмотрела на нее долгим неприязненным взглядом. Если она надеялась, что та от такого взгляда растает, как Снегурочка от любви, или рассыплется в порошок, то ее ожидания не оправдались: секретарша стояла на прежнем месте, делая вид, что ничего не понимает.
– Я хотела бы поговорить без посторонних! – произнесла Полина вслух то, что хотела сказать взглядом.
– Это кто здесь по… – начала было наглая брюнетка, но вовремя опомнилась и прикусила язык.
– Карина, оставьте нас, пожалуйста! – нехотя выдавил из себя Волованов слова, как остатки зубной пасты из тюбика. – И… кофе принесите…
Секретарша удалилась с таким видом, будто оставила любимого начальника в клетке, полной голодных львов. Или в яме, кишащей ядовитыми змеями. Хотя как раз она сама была больше всего похожа на гадюку. Или на гюрзу.
Едва дверь за секретаршей захлопнулась, глаза Волованова подозрительно забегали. Можно даже сказать, что они куда-то поехали.
Один знаменитый поэт написал, что глаза Петра Великого проносились по его лицу, как буксующий мотоцикл. Если сравнить с каким-нибудь транспортным средством глаза Александра Николаевича Волованова, то они поехали по его лицу, как детский велосипед «Орленок», на который взгромоздился неопытный малолетний велосипедист.
– Итак, я вас слушаю, – произнес Волованов, в то время как его глаза уехали в самый дальний угол кабинета.
– В день похорон Ильи, то есть буквально вчера вечером, вы заверяли меня, что я могу рассчитывать на вашу помощь, – взяла с места в карьер Полина. – Вот сегодня я и пришла к вам за… помощью.
– Непременно! – воскликнул Волованов, слегка привстав. – Лично я всеми силами! И всеми средствами! Это мой долг!
«До чего же отвратительный тип! – подумала Полина. – И почему Илья, такой ответственный и рассудительный, держал в заместителях такого неприятного человека?»
– Вот как раз о средствах… – перебила она Волованова. – Дело в том, что я осталась совершенно без средств. Все наличные, какие были в доме, ушли на похороны, и на карточке деньги кончились…
– Мой долг – оказывать вам всяческую моральную поддержку! – продолжал разливаться Волованов, как будто не слышал ее. – Стопроцентно и всенепременно…
Он глядел на нее пустыми оловянными глазами, взмахивал руками и казался заводной игрушкой, железным человечком. Вот сейчас кончится завод, и он остановится, замрет в самой нелепой позе – с поднятой рукой и открытым ртом.
– Вы меня не поняли, Александр Николаевич! – Полина повысила голос. – Мне нужна не моральная поддержка, а самая что ни на есть материальная. Думаю, что как наследница Ильи Андреевича я имею полное право…
Лицо Волованова мучительно скривилось, будто он раскусил лимон.
– Полина Сергеевна, – простонал он, – лично я – всеми силами! Всеми средствами! Всем, чем могу! Но фирма переживает сейчас трудные дни, и у нас совершенно нет свободных денег. Вы не представляете, какая сейчас неудачная конъюнктура в нашем секторе рынка! Буквально ни копейки! Я лично, как частное лицо и как, можно сказать, друг, готов чем могу…
Он вытащил из кармана красивый кожаный бумажник, раскрыл его и с детским удивлением уставился на содержимое: в бумажнике лежали три сотенные купюры и пара десяток.