Нокс также хорошо знал эту азбуку британской политики, но молча слушал.
Сутуловатый, с опущенными плечами, Черчилль пришел в такое возбуждение, что принялся расхаживать перед камином, попыхивая "гаваной".
Германия, говорил он, стала приобретать черты врага лишь при Бисмарке, когда принялась бурно объединяться и развивать промышленность. Создание флота показало, что Вильгельм II и его советники разбираются в политике. Еще яснее это стало, когда Берлину удалось столкнуть Россию с Японией, дабы отвлечь интересы царя от европейских границ.
- Германский флот, конечно, представляет определенную угрозу Британии, - продолжал Черчилль, - но, в сущности, он еще не вырос из пеленок. - И по секрету признался, что все его речи, направленные против германского флота, не более чем густая дымовая завеса английских приготовлений к большой войне, стороны в которой еще не совсем определились.
- Гораздо опаснее, чем германская промышленность и ее любимое детище, военно-морской флот, стремление российских политиков, торговцев, да и военных в Персию и Афганистан, - вернулся к началу разговора первый лорд Адмиралтейства. - Русские в Персии не только конкурируют с ткачами Манчестера и механиками Лидса, они нацелились на железнодорожное строительство, ведущее к воротам Индии! Возникает прямая угроза жемчужине нашей короны! - патетически воскликнул министр и стряхнул пепел сигары в камин. - К тому же русские слишком прямолинейно истолковали договор 1907 года о разделе Персии на сферы влияния, петербургские консулы так энергично начали русифицировать свою зону... Они вплотную приблизились к нейтральной, промежуточной сфере...
- Признаюсь, я не слышал ничего о русской железной дороге к Индии, сэр! - слукавил майор. Он, разумеется, знал об этих планах, но хотел слышать оценку мудрого государственного деятеля.
- Да, существуют планы русского правительства и капитала о Трансперсидской железной дороге. Она должна соединить российскую и индийскую железнодорожные сети, стать транзитным путем между Европой и Индией с Австрало-Азией. Трудно переоценить замыслы русского купечества и промышленников, а также стратегов из Генерального штаба! Ведь по железной дороге можно везти не только товары и сырье, но и войска...
Министр поведал, что в начале двенадцатого года Россия предложила идею постройки подобной дороги, от которой английскому правительству трудно было отказаться. План приняли с некоторыми оговорками. Было создано совместное общество для проведения изысканий на местности и сбора денег на строительство. Однако Англия потребовала провести дорогу через свою сферу влияния - от Бендер-Аббаса через Испагань и Шираз до Карачи. Русское правительство стояло за более прямой путь через Тегеран и Керман к Шахбару, где можно устроить хорошую гавань.
- Но главное даже не железная дорога... - вслух рассуждал Черчилль. Планы строительства можно утопить в песке персидских пустынь. Вызывает опасения широта действий России в северной Персии, где у нее несколько тысяч подданных и покровительствуемые племена и где торговля и сбор налогов всецело в ее руках.
Я боюсь, что ход событий там может привести к роковому для англо-русского согласия положению, - с нажимом сказал министр. - Хотя мы и наталкиваемся на быстро растущее сопротивление немецкого крепыша, но оно не столь чувствительно, как казаки на пороге Афганистана и Индии...
- Припоминаю, сэр, что, когда казацкие части столетие назад по наущению Бонапарта отправились искать дорогу в Индию через Среднюю Азию, послу его величества в Петербурге пришлось составить заговор и убрать императора Павла Первого, - вставил наконец свое мудрое слово майор-разведчик и добавил одобрительно: - Британский посол полностью владел тогда обстановкой, сэр!*
______________
* Нокс явно имел в виду намерение Павла I организовать поход казаков в Индию. 12 января 1801 года император писал атаману Войска Донского генералу от кавалерии Орлову: "Англичане приготовляются сделать нападение флотом и войском на меня и на союзников моих... Нужно их самих атаковать и там, где удар им может быть чувствителен и где меньше ожидают. Заведении их в Индии самое лучшее для сего..." В поход выступило свыше 22 тысяч человек. Экспедиция сильно обеспокоила Англию. Павел I был убит 11 марта 1801 года.
- Вот именно, - откликнулся Черчилль. - Сэр Джордж Бьюкенен, в тесном контакте с которым вам предстоит служить, майор, уже завязал неплохие связи в окружении русского императора. Даже великий князь Николай Михайлович, просвещенный и цивилизованный боярин, почти джентльмен, симпатизирует нашему послу. Он поставляет ему весьма ценную информацию из самых высоких российских сфер и делает это совершенно бескорыстно...
- Деятели такого масштаба деньгами не берут, сэр! - с военной прямолинейностью подтвердил Нокс. - Им подавай влияние и политическую помощь в их борьбе за власть.
- Мы подошли как раз к тому, на что я особенно обращаю ваше внимание, уточнил Черчилль и уселся на диван с новой сигарой и бокалом хереса в руках. - Кабинету его величества известно, что в высших сферах России нет единства. Мало кто из близких к трону симпатизирует царице. Внучка королевы Виктории, императрица Аликс, в последние годы все больше склоняется к ложным идеям укрепления царской власти, или, как это называют в России, самодержавия...
Черчилль фыркнул презрительно и отпил глоток хереса.
- Воспитанная в Англии, она должна была бы знать, что власть становится крепче, если ее обставить демократическими институтами, как это делаем мы. Но Аликс и Николай просто вызывающе относятся даже к тому жалкому подобию парламента, каким является Государственная дума...
Так вот, мой дорогой Нокс, одна из ваших главных задач - нащупать и опереться на те слои, которые готовы сломать упрямство Николая, изолировать людей, разделяющих его пагубные идеи наступления на жизненные центры Британской империи. Любым путем...
- Я понял, сэр, - отозвался Нокс, - я должен найти новых офицеров русской гвардии, готовых придушить царя и царицу и повернуть руль корабля против Германии...
- Вы слишком прямолинейно излагаете свои мысли, майор, - поморщился сэр Уинстон. - В двадцатом веке необязательно протыкать императора шпагой, достаточно ограничить его власть конституцией или парламентом, наконец, законами, благоприятными для самых деятельных сословий общества промышленников и купцов. А они уж сами выберут, по какому пути из подсказанных идти.
- Как я понимаю, сэр, заменой императора Николая одним из великих князей наши задачи будут решены? - уточнил Нокс.
- Отнюдь нет! - живо возразил министр. - Любое лицо на русском троне может пойти по наезженной колее. Наша задача - изменить саму колею... Мы должны лбами столкнуть Россию и Германию.
- Понима-аю... - протянул майор, поглаживая усы. - Столкнуть между собой наших сильнейших врагов прежде, чем они сумеют объединиться, - святая имперская традиция.
- Да, сэр Альфред, - ласково назвал собеседника по имени Черчилль, что свидетельствовало о высокой степени его дружеского расположения. Действительно, столкнуть наших двух злейших врагов - Германию и Россию ваша вторая задача. Наша дипломатия работает над ней не один год. Ради этого мы пока отказываемся в пользу России от Константинополя и от традиционной нашей догмы о неделимости Турции. Пока и на словах! - поднял палец свободной правой руки Черчилль.
- С этой же целью финансовые круги Британии, в том числе и вся великая семья английских Ротшильдов, - лицо сэра Уинстона при этих словах почтительно вытянулось, ибо эти финансисты подкармливали молодого и перспективного политика, - позволили французским банкирам наживаться на русских займах, ведь их цель - не только военное укрепление России, но и строительство стратегических железных дорог, нацеленных на Германию... О, это все надо было рассчитать и предусмотреть! - Военно-морской министр откинулся на подушки дивана и затянулся сигарой.
- Да, сэр, - согласился Нокс. - Теперь я понимаю, почему послом в Петербург был назначен Бьюкенен... За время службы в Софии он приобрел опыт интриг вокруг знаменитой "пороховой бочки Европы" - на Балканах!
- Воистину так, майор, - согласился первый лорд Адмиралтейства. Именно на Балканах традиционно сталкивались интересы пангерманизма и панславянства. Нигде лучше нельзя стравить русских с германцами и австрийцами, к тому же если туда пустить такого закоренелого "ангелочка мира", как сэр Эдуард Грей, министр иностранных дел его величества! Ха-ха-ха! - рассмеялся Черчилль, немало завидуя посту Грея.
- Я вам очень благодарен, сэр, что вы столь живо раскрыли мне задачи британского военного агента в Петербурге... - склонил голову с пробором в седых волосах перед молодым министром Нокс.
- Не стоит благодарности, майор... - прервал излияния старого служаки первый лорд Адмиралтейства. - Что касается флота, имейте в виду, что у русских очень сильны морские инженеры, они компенсируют недостатки своей промышленности весьма прогрессивными, конструктивными решениями. Не недооценивайте их и старайтесь как можно больше почерпнуть у них новых технических идей, британская промышленность сумеет ими воспользоваться во славу "Юнион Джек'а"*.
- Не стоит благодарности, майор... - прервал излияния старого служаки первый лорд Адмиралтейства. - Что касается флота, имейте в виду, что у русских очень сильны морские инженеры, они компенсируют недостатки своей промышленности весьма прогрессивными, конструктивными решениями. Не недооценивайте их и старайтесь как можно больше почерпнуть у них новых технических идей, британская промышленность сумеет ими воспользоваться во славу "Юнион Джек'а"*.
______________
* Так называется в английском флоте имперский флаг.
Черчилль поднялся с дивана, давая понять, что время беседы истекло. Майор тоже встал, но ему не хотелось уходить от уютного камина и интересного разговора. Нокс допил херес, чтобы потеплело внутри, аккуратно поставил бокал и повернулся к двери. Однако Черчилль задержал его еще на несколько минут.
- А теперь, сэр, все-таки подойдем к карте! - предложил он.
Джентльмены приблизились к огромному полотнищу. Военно-морской Министр действовал сигарой, словно указкой. Казалось, не сигарный дым наполнил просторы Северного моря - задымили трубы крейсеров и броненосцев, линейных кораблей и других посудин, силуэты которых заполняли карту от края до края.
- Я перевел британский флот с угля на нефть не для того, чтобы отдать Германии и России ближневосточные нефтяные богатства, - с угрозой похвалился Черчилль. - От этого наш флот обрел новые скорости и боевые качества, новый радиус действия, ибо быстрее и проще бункероваться нефтью, чем углем.
Посмотрите на Скапа-Флоу*... На карте не хватает места для кораблей, которыми командует адмирал Джеллико. Они все ходят на нефти. Нефть, между прочим, есть и в России, и она тоже годится для нашего флота и промышленности. Это прекрасная, легкая кавказская нефть. Сейчас ею владеют через подставных Нобелей французские Ротшильды, но уже идут переговоры о продаже контрольного пакета акций англо-голландской компании Шелл, где хозяйничает джентльмен из Сити - сэр Генри Детердинг. Ваша третья задача, майор, - обеспечить быстрый переход акций Ротшильдов и Нобелей в портфель сэра Генри. Это не только в высшей степени патриотическая задача. Помогая сэру Детердингу, вы закладываете фундамент своего будущего...
______________
* Главная военно-морская база Великобритании на Оркнейских островах (северо-восточнее Шотландии).
- Сэр, а как насчет "постоянно присутствующей опасности"? - позволил себе пошутить Нокс по поводу всегдашних заявлений министра о германском флоте.
- У гроссадмирала Тирпица слишком мало посуды, - в тон ему ответил Уинстон Черчилль. - Он не рискнет с ней и носа высунуть с Гельголанда*...
______________
* Военно-морская база кайзеровской Германии в юго-восточном углу Северного моря.
Итак, дорогой майор, жду ваших депеш! Ни чешуи, ни хвоста! напутствовал военно-морской министр военного агента традиционной присказкой рыболовов. На этот раз обоим предстояла большая ловля в мутных водах политики.
4. Петербург, январь 1914 года
Видения декабрьского Лондона и Темзы, столь непохожей на заснеженную Неву, еще проносились в памяти майора Нокса, когда к нему подошел французский военный агент маркиз де Ля-Гиш в сопровождении полковника в черном мундире Генерального штаба. Де Ля-Гиш представил коллегу Алексею Соколову, которого он назвал "директором австро-венгерского бюро" генерал-квартирмейстера. Нокс прекрасно знал структуру российского Генерального штаба и слышал еще в Лондоне об удачливом русском разведчике, который ведал Австро-Венгрию и Балканы.
Соколов пожал протянутую руку офицера союзной армии со смешанным чувством необходимости и неудовольствия. Он знал из докладов жандармских офицеров генерал-квартирмейстеру, что британский майор сует свой нос повсюду и при этом не отличается дружелюбием. Вот и сейчас Нокс нашел довольно болезненную для обсуждения в Зимнем дворце тему.
- Не выйдет ли нынче при залпе несчастья, как в девятьсот пятом году? обратился английский офицер к русскому полковнику.
Действительно, на крещенском приеме 1905 года по недосмотру военного начальства в гвардейской конной артиллерии оказались злоумышленники. Они зарядили одно из орудий батареи, стоявшей на Стрелке Васильевского острова, не холостым - для салюта - снарядом, а боевой шрапнелью. Однако прицел был взят неточно, было разбито несколько окон в Зимнем дворце, убит городовой и ранен солдат.
Во время возникшей паники государь, как говорили, оставался совершенно спокоен, уповая на милость божию. Вечером он лишь отметил в своем дневнике: "Во время салюта очередь шрапнели из одного орудия первой батареи Гвардейской Конно-Артиллерийской бригады попала в Иордань и во дворец. Один полицейский был ранен, осколки были найдены перед дворцом на площади, и знамя Гвардейского экипажа порвано. После завтрака я принимал дипломатический корпус и министров в золотой гостиной. В 4 часа дня я возвратился в Царское Село и гулял".
Охранка так и не смогла раскрыть виновников происшествия, военная жандармерия наказала всех солдат батареи, а государь император после этого случая много лет не присутствовал на водосвятии на Неве. Лишь когда среди населения Санкт-Петербурга пошли толки, что отсутствие царя на Иордани будет причиной тяжких бедствий, а в столице вспыхнула страшная эпидемия холеры, Николай вновь решил принять участие в водосвятии.
Именно на этот инцидент бестактно намекал майор Нокс.
- Будет только русский порох, сэр, не английская шрапнель, - мгновенно нашелся Соколов, твердо глядя в нахальные глаза высокомерного британца. Полковник имел в виду только что подписанный крупный заказ военного министерства на английские снаряды к русским трехдюймовым пушкам. Но получилось гораздо многозначительнее.
Майор Нокс пожевал губами, готовя достойный ответ находчивому московиту, но где-то громко Хлопнули открывающимися дверями, послышался стук жезлов церемониймейстеров о паркет. Обер-церемониймейстер важно проследовал вдоль зала, предваряя высочайший выход. Нокс, так и не найдя ответа, стал протискиваться сквозь толпу к середине зала, чтобы увидеть красочное шествие во всех деталях.
Соколов тоже воспользовался случаем, чтобы в первый раз увидеть всю женскую половину высочайшей семьи за исключением императрицы Александры Федоровны. Царица по причине своих неврастенических наклонностей избегала публично появляться в свете.
Во главе шествия шла вдовствующая императрица Мария Федоровна, мать государя императора. Миниатюрная, стройная и из-за этого казавшаяся значительно моложе своих 67 лет, она величественно выступала в белом атласном платье, отделанном серебряной парчой. Длинный шлейф был оторочен пышным темным соболем. Высокая бриллиантовая диадема искрилась в солнечном свете, падавшем из окон. Тройное жемчужное ожерелье - дар императора Александра II - обвивало шею Марии Федоровны. Нити жемчуга спадали на бриллианты, которыми было вышито платье.
Позади вдовствующей императрицы следовала великая княгиня Мария Павловна - третья дама империи - вдова дяди царя, великого князя Владимира Александровича. Мария Павловна была широко известна в высших сферах как одержимая манией величия и желанием всюду затмевать Александру Федоровну. В своем дворце неподалеку от Зимнего великая княгиня устраивала роскошные балы. В отсутствие в Петербурге вдовствующей императрицы Марии Федоровны Мария Павловна вела себя как самодержица всероссийская. Александра за это платила ей такой же глухою ненавистью, какую вызывала в великой княгине сама.
Соколов обратил внимание, что Мария Павловна была в одеждах того же цвета, что и Мария Федоровна, - в белом с серебром. Великая княгиня готовила к празднику это платье, не зная наперед, как будет одета кузина, и теперь очень мучилась, боясь, что свет подумает, будто она ей подражает.
Далее шли сестры государя великие княгини Ксения и Ольга, великая княгиня Виктория Федоровна, супруга великого князя Кирилла Владимировича. Они были в платьях василькового бархата, к которым очень шли сапфиры с бриллиантами, украшавшие их уши, шеи и запястья.
Затем шествовали две великие княгини-сестры, так называемые "черногорки". Это были дочери короля Черногории Николая, выдавшего своих дочерей Анастасию и Милицу за русских великих князей. За черногорками следовала урожденная русская великая княжна, а теперь принцесса греческая Елена Владимировна - в голубом с золотом платье. Рядом с ней - в светло-розовом бархате - молодая великая княгиня Марина Петровна. За ними по трое шли статс-дамы в оливковых придворных платьях и молодые фрейлины в бархатных платьях рубинового цвета.
Соколов, как и де Ля-Гиш, стоявший подле него, обратил внимание на то, что все платья были освященного традицией "русского" покроя: плотно облегавшие фигуру лифы с большими вырезами и без рукавов, отделанные жемчугами, широкие юбки с треном, накидки, отороченные соболями или бобрами, спадавшие с плеч, тюлевые вуали, прикрепленные к русским кокошникам того же цвета, что и платье.