Донесение Сей Ваньсуна произвело большое впечатление. Генерал Мацумура осыпал полковника Унагами похвалами. Остался верен себе лишь подполковник Судзуки.
— Унагами-сан, — поднял он тощие брови, — неужели вы и вправду пошли на то, чтобы в руки противника попала кинолента с грифом «совершенно секретно»?
Унагами многозначительно улыбнулся.
— Не думал я, Судзуки-сан, что вы, с вашим интеллектом, сами, не догадались, какую ленту запаковали мы в коробку. Уверяю вас, господин подполковник: между нашей приманкой и лентой, которая по личному предписанию главнокомандующего будет на днях вручена покидающему нас доктору Лемке, общего очень немного — только кадры со вступительными титрами. Да еще коробки одинаковые…
— Ваши дальнейшие планы, полковник? — счел нужным перевеем разговор на деловые рельсы генерал Мацумура.
— Возвращаюсь в Харбин и, как только агент даст знать о месте и времени встречи с этим Драконом, устраиваем засаду поблизости.
Подполковник хотел что-то вставить, однако генерал жестом остановил его.
— Действуйте, полковник! — обратился он к Унагами. — Действуйте быстро, решительно, а главное — наверняка!
«КОРОБКУ Я НЕ ОТДАМ!»
Сей Ваньсун ждал встречи с Драконом. «Первой и последней», — говорил он себе, обегая глазами комнату, меблированную без особых претензий, но по-европейски: несколько жестких стульев, стол посередине, в углу, возле окна, комод со множеством ящиков и ящичков.
Встреча откладывалась уже трижды.
В первый раз Дракон прислал вместо себя какую-то «темную лошадку». Но Сей Ваньсун был тверд и несговорчив. «Предмет, интересующий Дракона, я могу передать только ему лично, из рук в руки».
Потом Сей уклонился от встречи сам. «Мне показалось, что за мной увязался хвост, и я, чтобы не подвергать риску ни себя, ни товарищей, почел за лучшее вернуться с полдороги», — оправдался он перед Драконом через одного из его связных,
Что касается третьего раза, то у Сей Ваньсуна не было и малейшего сомнения в том, что Дракон непременно пожалует в гости и все разыграется как по нотам. Однако в самую последнюю минуту Дракон неожиданно оповестил, что встреча: отменяется.
И вот теперь…
Первоначально у полковника Унагами был такой план: лишь только Дракон четыре раза — так условлено — ударит носком ботинка в дверь, он, Сей Ваньсун, опускает камышовую штору, и по этому сигналу укрывшиеся в засаде жандармы врываются в комнату.
Так было задумано полковником Унагами. Однако Сей Ваньсун доказал, что, поскольку он так ловко внедрился в ряды заговорщиков, было бы неразумно саморазоблачаться, не доведя игру до победного финала. Главарь будет обезврежен, но ведь останется тайная радиостанция, останется сеть подпольных ячеек. Не лучше ли позволить Дракону спокойно уйти и взять его позднее, по пути домой.
Сей Ваньсун снова глянул на часы и тут же услышал, что кто-то стучится в дверь. Стук был условный, однако совсем не тот, которого он ждал в эту минуту.
В комнату торопливо вошел Фу Чин.
— Беда, Сей! — взволнованно сказал Шэн Чжи, оставшийся для Сей Ваньсуна, как и прежде, Фу Чином.
— Какая еще беда? — насторожился Сей Ваньсун.
— На улице подозрительно много прохожих…
Сей Ваньсун выжидающе молчал.
— Одеты эти подозрительные гуляющие кто как, а обувь у всех одинаковая — башмаки, военного образца.
— Ты не преувеличиваешь опасность, Фу Чин?
— Ничего я не преувеличиваю. Пока не поздно, нужно уносить ноги!
— А мой гость? — тяжело вздохнул Сей Ваньсун. — Ты подумал о нем?
— Ты беги, а я найду способ предупредить твоего гостя об опасности! — отрывисто проговорил Шэн.
Шэн не стал разъяснять, как это он сделает, но сам знал: прежде чем Дракон направится на встречу с Сеем, мимо дома проедет возчик Чжао. И если Чжао не увидит перед калиткой Шэна, встречи не будет.
— Беги, Сей! Через двор — в огород, а там…
Сей Ваньсун соображал. «Нужно как-то спасать положение», — сверлила мозг неотвязная мысль.
— А коробка с кинолентой? Не оставлять же ее здесь? — озабоченно спросил он, хватаясь, как за соломинку, за эту еще не вполне оформившуюся идею.
— Я знаю, как ты дорожишь этой коробкой, Сей! Но будет лучше, если доверишь ее мне.
— Ты сумеешь ее сберечь?
— Будь уверен, Сей, сумею!
Сей Ваньсун мельком глянул на ходики. До условленной минуты оставалось почти полчаса.
— Тогда… сейчас… — отрывисто прошептал он и, метнувшись к комоду, резко выдвинул нижний ящик.
— Сейчас… сейчас… — бормотал Сей Ваньсун, лихорадочно роясь в каком-то тряпье. Когда он стремительно обернулся, Шэн почувствовал холодок под сердцем: в руке у Сея был крупнокалиберный кавалерийский наган. — Нет, я не отдам тебе коробку! Я поступлю по-другому! — Его лицо было неподвижно, и наган в руке не дрожал.
— Что это, за шутка, Сей? — пробормотал Шэн, следя глазами за дулом нагана.
— Это не шутка! — выкрикнул Сей Ваньсун. — Поворачивайся и… — Он показал глазами на дверь в соседнюю комнату. — Живо туда!
Шэн даже не пошевельнулся.
— Чего я там не видел? — усмехнулся Шэн и сам удивился тому, как спокойно звучит его голос.
— Иди! — угрожающе сказал Сей Ваньсун. — Посидишь взаперти, в подвале, пока я буду беседовать с твоим Драконом.
— Не пойду! — твердо ответил Шэн.
В глазах Сей Ваньсуна вспыхнули злые огоньки.
— Если не пойдешь, будешь лежать! Поворачивайся!
Шэн сделал вид, что подчинился команде, послушно подошел к двери, взялся за ручку, потянул ее на себя и, рывком распахнув дверь, стремительно подался вперед. Обманутый этим движением Сей рванулся следом, а Шэн, моментально отскочив в сторону, подставил преследователю ногу. Сей грохнулся на пол и растянулся во весь рост посреди комнаты. Шэн тотчас захлопнул дверь и запер ее.
Из-за двери неслись крики, проклятья, просьбы. Однако Шэн не слушал. Он лихорадочно рылся в комоде, выбрасывая на пол тряпки. В нижнем ящике, том самом, откуда Сей извлек кавалерийский наган, он нащупал под тряпьем что-то округлое и твердое. Это было именно то, что он искал, — коробка с кинолентой!
Шэн засунул бесценную находку за пазуху, застегнул на все пуговицы куртку и выскользнул на улицу.
ФОКУСЫ ДЛЯ ДОКТОРА ЛЕМКЕ
Голубой экспресс Харбин—Шанхай, готовый к отправке, стоял у перрона. Худощавый, средних лет мужчина в темно-сером костюме и с шелковым дождевиком, перекинутым через левую руку, не спеша прошелся вдоль состава, скользя рассеянным взглядом по окнам вагонов. В одном он заметил японского офицера, в другом — несколько жандармов. По перрону плотными группками ходили патрульные.
Человек подошел к вагону первого класса, протянул проводнику билет.
— До Сыпина? — вежливо осведомился проводник.
— До Сыпина.
Он постучался во второе от входа купе и, открыв дверь, удовлетворенно улыбнулся: в купе никого не было.
Мельком посмотревшись в зеркало, в котором отразилось худое лицо с острым подбородком, с пшеничными усиками над вздернутой верхней губой, человек бросил дождевик на сиденье и выглянул в окно.
По перрону медленно, словно бы прогуливаясь, двигался молодой китаец с точно таким же шелковым дождевиком цвета электрик, точно так же перекинутым через левую руку. Не доходя до окна, возле которого стоял человек в темно-сером костюме, китаец потер лоб тремя пальцами и, не оглядываясь, проследовал дальше.
Человек закрыл окно. Теперь он знал то, что ему было нужно: пассажир, который его интересовал, едет в третьем вагоне.
* * *Доктор Лемке покидал Маньчжоу-Го в хорошем расположении духа. Голубой экспресс Харбин — Шанхай уносил его из этой огромной, неуютной страны, где так много непривычного, чуждого и вместе с тем поучительного.
«Что в том зазорного, если Германия, которой завтра будет принадлежать весь мир, переймет кое-что у японцев, не подозревающих в силу свойственной азиатам высокомерности, что они сами всего лишь игрушки в чужих руках?..» Такие вот далеко не оригинальные мысли витали в голове у германского доктора, удобно расположившегося на мягком диване литерного вагона.
Приподнявшись на локте, доктор Лемке посмотрел в окно. Вдалеке темнели горы, рядом с полотном дороги тянулась всхолмленная равнина — высокие травы, низкие деревья и ни одного строения.
Лемке опустил голову на подушку и опять погрузился в свои размышления. Сквозь легкий полусон он внезапно услышал, как дверь его купе взвизгнула и со стуком отворилась.
Герр Лемке порывисто поднял голову. В дверном проеме, пошатываясь, стоял молодой китаец в безукоризненной черной паре из дорогого трико. Крахмальный воротничок, облегающий смуглую шею, и краешки твердых манжет у кистей аристократически тонких рук, казалось, не белели, а светились. В руке он сжимал шелковый дождевик, свернутый жгутом. На безымянном пальце снял золотой перстень с бриллиантом, стоимость которого была, пожалуй, эквивалентной цене вагона. Беззаботная улыбка, блуждавшая по его молодому безбородому лицу, выдавала китайского денди, только что накоротке полюбезничавшего с Бахусом.
Лемке опустил голову на подушку и опять погрузился в свои размышления. Сквозь легкий полусон он внезапно услышал, как дверь его купе взвизгнула и со стуком отворилась.
Герр Лемке порывисто поднял голову. В дверном проеме, пошатываясь, стоял молодой китаец в безукоризненной черной паре из дорогого трико. Крахмальный воротничок, облегающий смуглую шею, и краешки твердых манжет у кистей аристократически тонких рук, казалось, не белели, а светились. В руке он сжимал шелковый дождевик, свернутый жгутом. На безымянном пальце снял золотой перстень с бриллиантом, стоимость которого была, пожалуй, эквивалентной цене вагона. Беззаботная улыбка, блуждавшая по его молодому безбородому лицу, выдавала китайского денди, только что накоротке полюбезничавшего с Бахусом.
— Что вам угодно? — спросил по-немецки герр Лемке, садясь и запахивая пижаму.
Китаец в ответ прощебетал что-то на своем птичьем языке и, с трудом переставляя нетвердые ноги, бесцеремонно вошел в купе.
— Что вы хотите? — громче повторил герр Лемке.
Продолжая щебетать, китаец бросил дождевик на пол и тяжело опустился на диван.
— Фокус-покус! — дружелюбно похлопал он немца по худому колену.
— Сию минуту освободите купе! — выкрикнул шокированный доктор. — Иначе я позову кондуктора!
— Покус-фокус! — повторил заплетающимся языком китаец.
Он вытащил из кармана белоснежный носовой платок. Взяв платок за концы, дунул на него и, встряхнув, медленно опустил на дорожный столик. Закрыв глаза и наборматывая какую-то тарабарщину, китаец на мгновение прикрыл платок двумя ладонями, сложенными лодочкой. Потом, быстро отдернув левую руку, пальцами правой захватил платок в щепоть и осторожно поднял его.
Герр Лемке не поверил собственным глазам: перед ним на столике поблескивало румяным боком спелое яблоко!
— Плиз! — произнес китаец почему-то по-английски, протягивая яблоко немцу. — Покус-фокус!
Он снова сложил платок вчетверо, плохо слушающимися пальцами принялся вязать узелки. Закончив, показал сосредоточенно посапывающему немцу, что у него в результате получилось.
Получился смешной тряпичный человечек. Китаец поставил человечка себе на плечо.
— Фокус-покус!
И тут смешная человеческая фигурка, покачиваясь и прогибаясь, поднялась на тряпичные ноги и принялась приседать, пританцовывать.
— Браво! Браво! — сказал герр Лемке, искренне пораженный.
— Фокус-покус. — Китаец легонько пошлепал немца по веснушчатой руке и с трудом поднял себя с дивана. Ноги под ним подгибались, точь-в-точь как у тряпичного человечка, которого он только что демонстрировал.
Несколько минут китаец с пьяной сосредоточенность, сверлил глазами окно вагона. За окном мелькали купы тронутых желтизною деревьев.
— Покус-фокус? — еще раз повторил он и, присогнув в коленях разъезжающиеся ноги, поднял свой скомканный дождевик. Затем выпрямился во весь рост, расправил дождевик и внезапно накинул его на голову немцу. Герр Лемке почувствовал, как сильные пальцы обхватили его шею.
— Добрый день, майор! Как ваше самочувствие? Надеюсь, вы здоровы? — услышал он, и тотчас узнал этот голос — голос человека, с которым он имел неудовольствие беседовать с глазу на глаз однажды ночью в номере отеля «Виктория».
— Что вам от меня еще нужно? — задыхаясь, просипел герр Лемке.
— Коробку… Коробку с кинолентой, которую вам преподнесли в презент ваши друзья из Бинфана.
— Под столиком… Рядом с портфелем, — помедлив, прохрипел герр Лемке.
В следующую минуту он услышал, как щелкнули замки его портфеля и зашелестели бумаги.
— Весьма сожалею, майор, но содержимое вашего портфеля, правда частично, я тоже буду вынужден реквизировать!
Кто-то произнес несколько китайских слов, и герр Лемке с облегчением почувствовал, что железное кольцо, сжимавшее его горло, разомкнулось. Ловкие ухватистые пальцы в один момент обвили вокруг шеи какую-то завязку — тугую, однако не мешавшую дышать.
— Сейчас мы с вами расстанемся. Но заклинаю вас, вашим германским богом, не сбрасывайте с головы дождевик раньше, чем досчитаете до ста… Это может плохо для вас кончиться. А засим — приятного путешествия!..
В те самые минуты, когда герр Лемке, набравшись терпения, покорно наборматывал свои немецкие айн, цвай, драй, фир и так далее, два господина в дорогих костюмах, сшитых у разных, но одинаково хороших портных, — европеец и китаец — не спеша проследовали в конец коридора и вышли в тамбур. Европеец в темно-сером костюме открыл входную дверь, ухватившись за поручень, — спустился на нижнюю ступеньку. Прямо перед ним темнели лесные заросли. Экспресс Харбин—Шанхай на пониженной скорости одолевал крутой и длинный подъем в гору.
Крепко держась за медный поручень, человек в темно-сером костюме соскочил с подножки, пробежал несколько метров, состязаясь в беге с локомотивом, потом отпустил поручень, отпрыгнул в сторону и, сжавшись в комок, кубарем скатился с высокой насыпи.
Минутой позже тот же маневр проделал китаец.
ЭПИЛОГ
Погас электрический свет, и под приглушенный стрекот трофейного кинопроектора на, экран выплыли титры — замысловато змеящиеся японские, иероглифы.
— «Совершенно секретно. Демонстрировать только при наличии письменного указания командира воинского подразделения номер семьсот тридцать один», — раздался неожиданно громкий голос переводчика, неразличимого в темноте. И в ту же самую минуту мне вспомнилось скуластое желтовато-смуглое лицо пожилого японца. Вспомнилось его пенсне, жгуче поблескивавшее голубоватыми цейсовскими стеклами, а за стеклами — узкие испытующе-пронзительные глаза.
Я вдруг поймал себя на том, что мне нестерпимо хочется закурить.
Вот так же мучительно боролся я с желанием закурить и в тот душный, разрешившийся грозою давний августовский день, когда впервые увидел этого человека с генеральскими погонами на плечах и с профессорским пенсне на переносице.
Смотреть в глаза этому профессору когда-то значило смотреть в глаза смерти.
Предостерегающий гриф исчез, словно залитый тушью, а затем на экране снова появились иероглифы. Светлые на абсолютно черном фоне, они казались процарапанными кончиком остро заточенного ножа.
— «Экспедиция в Нинбо», — проскандировал переводчик с подчеркнутой беспристрастностью в голосе.
Название фильма звучало вполне безобидно. Но мне-то было хорошо известно, о какой экспедиции рассказывается в этой документальной ленте — немой, но столь красноречивой в своей откровенной бесчеловечности.
И вот перед глазами замелькали кадры:
полевой аэродром — участок голой степи под белесым небом. Вдалеке — врытые в землю колья, поддерживающие ограду из колючей проволоки;
взлетная полоса, вымощенная большими бетонными плитами. Тут же крупным планом — тупоносый биплан без опознавательных знаков;
трое подсобников в комбинезонах с капюшонами до бровей, в очках и в резиновых перчатках, действуя осторожно и расчетливо, что-то прикрепляют к крыльям бипланов;
покачивая всеми четырьмя плоскостями, самолёт выруливает на взлетную дорожку, все убыстряя бег, мчится по освещенному солнцем бетону и уходит в маньчжурское небо.
На экране — за легкой дымкой — крупный населенный пункт, снятый из кабины пилота: хаос тесно прижатых друг к другу строений.
Титр.
В напряженной тишине спокойный голос переводчика:
— «Эксперимент начался».
И вот уже крупным планом рука пилота. Пилот отработанным движением дергает на себя рычаг. С закраин плоскостей снижающегося биплана срываются мутные облачка.
И вот снова биплан бежит по летному полю, вот он уже перед ангаром из гофрированного железа.
Чуть поодаль — автомобиль с цистерной на прицепе.
Человекообразные существа в резиновых скафандрах, напоминающих водолазные, манипулируют брандспойтами, опрыскивают самолет обильно пенящимся дезинфицирующим раствором.
Затемнение и сразу же финальные кадры, выдающие преступников с головой.
По откидному трапу на землю спускаются трое.
Впереди — пожилой, невысокого роста мужчина с высокомерно выпяченной грудью. На нем кожаное полупальто-реглан без знаков различия. На впалые щеки падает тень от пенсне. Мужчина поднимает в приветственном жесте сухопарую руку и улыбается кому-то, стоящему за кадром.
«Генерал Исии Сиро!» — мысленно произношу я имя, которое мне хочется выкрикнуть на весь зал.
Вслед за генералом Исии, лично возглавлявшим налет на Нинбо, по трапу спускаются его заместитель полковник Икори и доктор Танака, научный руководитель пиратской экспедиции.
Я знаю — сейчас загорится электрический свет. Но не уйдут из памяти ненавистные лица, знакомые мне не только по фотографиям.