Я согрела его своей любовью, и он расслабился и снова повернулся ко мне.
Даже во мраке я чувствовала на себе взгляд его темно-вишневых глаз.
– Расскажи о себе, – попросила я. – Как получилось, что ты стал… таким, как сейчас?
– Ты хочешь услышать мою настоящую историю? – спросил он.
Я обрадованно кивнула, а потом вдруг вспомнила, что он едва ли увидит это в темноте.
– Я вижу. Мне не нужен свет, ведь я – дитя ночи, – сказал Артур, едва я попыталась заговорить.
Для него все началось в тот теплый майский день, когда умер его отец.
Артур знал, что проблемы в семье существуют уже давно. Не меньше года, с момента взятия второго кредита. Отец с матерью просиживали по полночи на кухне, что-то горячо обсуждая. «Банк», «кредит», «может выгореть», «Лешка – он мой друг и никогда не поступит со мной так», – доносилось оттуда.
А еще отец нет-нет да заводил разговоры о том, что вскоре их положение может измениться. Так или иначе. И Артур понимал, что он ввязался в какую-то авантюру. Впрочем, без авантюр, похоже, было нельзя. Все тогда ввязывались в бесконечный хоровод, завертевшийся, когда неожиданно открылись границы и появилась возможность рискнуть: либо пан, либо пропал.
Панами становились немногие.
Тот майский день, пожалуй, ничем не отличался от сотен тысяч таких же солнечных теплых дней. Почти ничем, кроме…
Всю прошедшую неделю отец приходил очень поздно, хмурый и такой уставший, что тут же ложился спать, а с утра пропадал снова.
Но в это утро что-то изменилось.
– Оленька, – сказал он маме, – мы так давно никуда не выбирались. Все вместе. Втроем. Кажется, дело наконец сдвинулось с мертвой точки. Давайте это отметим. Посидим где-нибудь на природе.
Мама обрадовалась. Она сходила к знакомой продавщице, прикормленной еще в былые, более успешные времена, и купила у нее прекрасный кусок мяса и бутылку импортного легкого вина с красивым певучим названием «Сангрия». Мясо они замариновали, и Артур сбегал на рынок за зеленью и помидорами.
Все было готово к пикнику. Но когда они только вышли на улицу, Артур услышал громкий резкий звук. И отец вдруг начал падать. Он падал неимоверно долго – целую вечность. А потом опустился на асфальт – нелепо, точно сломанная кукла.
Артур смотрел на него сверху вниз и видел, как на светлой рубашке медленно распускается огромная пурпурная роза.
Понадобилось время, чтобы понять, что это – кровь.
Дико закричала мама, уронив сумку, из которой тут же выкатился большой круглый помидор и застыл, остановившись у неподвижной отцовской руки. Этот крик резко ударил по ушам мальчика. Мама кричала и кричала. А потом у нее пропал голос. Или это Артур просто перестал слышать. Только видел ее открытый искривленный рот и не слышал ни звука.
Никогда – ни до, ни после того – ему не случалось видеть что-либо столь ужасное, как этот истошный беззвучный крик.
Их окружили какие-то люди. Кто-то пытался приподнять отца, кто-то сбегал к телефонному автомату на углу дома и вызвал милицию и «Скорую».
Все, что было потом, сплелось для Артура в один огромный клубок. Вой сирен. Чей-то чужой голос, сказавший: «А что такого, бандюки между собой разбираются. Там им, гадам, и надо!» «Скорая». Холодный коридор в ментовке. Бесконечные вопросы, и его ответное «не знаю». Пустые глаза матери – после гибели мужа она так и не заговорила, будто навсегда сорвала голос в том ужасном истошном крике. Дядя Леша, который «не сможет» и который смог, его бегающие глаза и лживый голос: «Ты же понимаешь, это не мои деньги. С меня за них три шкуры спустят. Тебе уже шестнадцать. Возьми мать и езжай куда-нибудь из Москвы». Квартира, которая буквально в один день перестала быть их домом. Два койко-места в грязном общежитии на этаже, сплошь заселенном одинаковыми как капли воды, говорливыми вьетнамцами, приехавшими в Россию на заработки.
Мамина сестра жила в Омске. И он решил отвезти мать к ней. Нужно было только достать немного денег на дорогу туда и обратно.
Покидать Москву побежденным Артур не собирался. Это было не в его характере. И он решил, что, если иначе не выходит, он будет грабить и убивать. Если так поступают все вокруг, почему он должен стать исключением? Город покоряется лишь сильному.
Он может быть сильным. И еще вернется в эту жизнь, разбитую, точно старое зеркало, майским днем, почти ничем не отличающимся от длинной череды других теплых солнечных дней.
Днем, который отнял у него семью и оставил пустоту и звериную ярость. Если придется драться, он будет драться до конца.
А дальше… дальше были переговоры с дворовой бандой мальчишек, под предводительством некоего Пахи, сбежавшего из армии после года службы и собравшего собственную стаю. Артур им кое-что пообещал. Он посулил дать наводку на богатую квартиру того самого дяди Леши, который называл себя другом отца и предал его.
Артур рассказывал все это просто и будто равнодушно, но картины сами собой возникали перед моим мысленным взором, словно я сама там присутствовала. Как будто собственными глазами видела все происходящее.
Нападение провалилось. Квартира стояла на охране, и милиция приехала слишком быстро. Так быстро, что Паха и его компания едва успели унести ноги. И еще… еще они подумали, что их сдали. Виновного долго искать не пришлось: никто даже не усомнился, что им был Артур.
– Мы чуть не вмазались[12] из-за тебя, щенок! Ты что, наседка?[13] – орал Паха.
Я будто видела его – худощавый, высокий подросток с прыщавым, перекошенным животной яростью лицом.
Они находились на пустыре, где-то на окраине Москвы.
Сквозь открытое окно выходившей на пустырь потрепанной пятиэтажки победно вырывалась на простор громкая, бьющая по ушам музыка.
Там, за окнами, в квартирах сидели люди. Спокойные, довольные своей незавидной участью, таращащиеся в старенький телевизор и считающие каждую копейку, перед тем как пойти в ближайший ларек и купить из-под полы какую-нибудь самопальную водку, разлитую в соседнем подвале.
Оглянувшись по сторонам, Артур прикинул варианты: всяко получалось плохо. Паха наступал на него, а по бокам, как трусливые шакалы, готовые броситься по малейшему знаку вожака, выжидали Прыщ, Лысый и красавчик Дэн. Артур знал, что легче всего будет с Дэном. Его можно ударить в лицо – и тот, конечно, тут же выйдет из боя, обеспокоенный нанесенными фейсу повреждениями. А вот с остальными придется повозиться… А если ударить – и бежать?.. Нет, исключено. Ему все равно некуда идти. И еще. Ему адски нужны деньги. Бежать нельзя. Нужно драться. И заставить их зауважать себя. Любой ценой. Двоих. Если он положит хотя бы двоих, станет легче.
В груди Артура, словно пламя, всколыхнулась бешеная злоба. Он коротко, без замаха, ударил Паху в челюсть, затем быстро развернулся к Дэну и двинул ему кулаком в нос. Кулак врезался во что-то мягкое и противное.
– У-у-у! – взревел Дэн. – Мой нос!
Из его ноздрей хлынула кровь, измазав новый, тщательно «вываренный» джинсовый пиджак – роскошь, которую в их компании не имел больше никто.
– Он бешеный! – истерично взвизгнул Прыщ. – Держитесь от него подальше!
Минус два. Так и есть. Уже почти на равных.
Но тут Паха изо всей силы двинул ему в лицо, а подоспевший Лысый ударил ногой в живот. Фортуна переменилась, что, в общем, и неудивительно, если бой ведут четверо против одного.
– Сломай ему нос! – гундосил Дэн, на всякий случай не приближаясь к арене боевых действий.
Кто-то еще врезал Артуру в живот так, что он согнулся пополам от боли, но тут же выпрямился и кинулся на противника.
Он сопротивлялся до последнего. Бил кулаками, уже почти не видя, куда бьет, и, кажется, даже вцепился кому-то зубами в горло.
Наседавшая на него масса визжала, сыпала отборным матом и источала лютую злобу.
Когда он упал на землю, уже почти не ощущая град сыпавшихся на него ударов, вдруг ясно понял, что это – конец. Что он не смог, не успел.
Последняя мысль была о маме. Теперь она уж точно пропадет без него. Зря он не отправил ее к родственникам…
Когда Артур очнулся, уже стемнело. Он лежал под одиноким фонарем все там же, на пустыре. Первым ощущением была боль. Ужасная боль во всем теле. Парень подумал, что, наверное, так бывает, если по тебе проедет самосвал.
С трудом сфокусировав взгляд – один глаз почти не открывался – наверняка затек, – он увидел над собой незнакомого мужчину.
Молодой мужчина, одетый в черный пиджак и белую рубашку, сидел перед ним на корточках и внимательно его разглядывал. Ворот рубашки незнакомца украшала элегантная бабочка.
Артур медленно перевел взгляд на его ботинки. Они матово блестели в неярком свете фонаря и, кажется, на них не было ни единой пылинки.
Представить себе что-нибудь более неуместное на этом забытом богом грязном пустыре было невозможно, и Артур хрипло засмеялся. Смех с болью вырвался из его разбитых губ, отдаваясь эхом в искалеченной груди, но он все смеялся и никак не мог остановиться.
Представить себе что-нибудь более неуместное на этом забытом богом грязном пустыре было невозможно, и Артур хрипло засмеялся. Смех с болью вырвался из его разбитых губ, отдаваясь эхом в искалеченной груди, но он все смеялся и никак не мог остановиться.
Незнакомец терпеливо дождался, пока он отсмеется и замолчит, жадно хватая окровавленным ртом прохладный вечерний воздух, затем провел пальцем по его лицу, посмотрел на оставшуюся на нем кровь, слизнул ее, на минуту задумался. А потом вновь взглянул ему в зрачки своими огромными темными, словно переспевшие вишни, глазами и сказал:
– Ты нам подходишь.
Затем легко, одним неуловимым движением, поднялся на ноги и приказал кому-то позади, теряющемуся во тьме за границей неяркого света одинокого фонаря:
– Несите его в машину.
Глава 6
– Они пришли!
Я, под впечатлением его ужасного рассказа, крепко прижалась к Артуру. Кто пришел? Те отморозки, с которыми он дрался на пустыре? Или те, кто подобрал его после драки и сделал тем, кем он стал?..
– Не бойся, – ласково шепнул в мое ухо Артур, – пришли наши спасители. Слышишь, они уже открывают дверь.
И тут я действительно услышала звук поворачиваемого в замке ключа, дверь распахнулась.
– Полина, ты здесь? – донесся до меня голос классной Татьяны Михайловны.
И в ту же минуту вспыхнул яркий слепящий свет.
Я зажмурилась.
– Что случилось? Что ты с ней сделал?!
Я приоткрыла глаза, все еще продолжая болезненно щуриться, и увидела, как Димка, вихрем слетевший по лестнице, набросился на Артура, в ярости размахивая кулаками.
Артур не отвечал на его удары и каждый раз уклонялся легким движением. Я видела его бой с Владленом и понимала, что Димка для него не противник.
– Ребята! Остановитесь! Что происходит? Полина, что с тобой? – взволнованно забегала вокруг нас Татьяна Михайловна, как раз успевшая к тому времени спуститься в подсобку.
И тут я увидела эту сцену со стороны. Я, вся измазанная в засохшей крови, с растекшейся по лицу тушью, с растрепанными волосами… Артур с голой грудью (оказывается тряпка, которую он сунул мне в темноте, была его собственной футболкой)… Валяющиеся в углу занавески, тоже щедро заляпанные моей кровью…
Боже мой! И что тут можно было подумать?!
– Димка! – закричала я, хватая его за руки. – Все в порядке! У меня просто пошла из носа кровь. Как в прошлом году на русском. Ну вспомни! Вспомни!
Поначалу разгоряченный односторонним боем Фролов пытался вырваться и оттолкнуть меня, но я держалась намертво, и постепенно он успокоился и затих, очевидно, прислушавшись к моим словам или просто осознав, что Артура ему не достать.
– Пойдемте наверх. Полина, умойся, приведи себя в порядок и приходи в мой кабинет. Нужно обсудить возникшую ситуацию, – велела классная.
Я подняла глаза, и мне почудилось, что у двери промелькнул силуэт Натали.
Мы вышли в холл. Гуськом, как в детском саду.
Молчаливый, набычившийся Димка. Недовольно поджавшая губы Татьяна Михайловна (я ее понимала – второй скандал с начала учебного года, и опять с моим участием!). И, наконец, мы с Артуром.
Я искоса посмотрела на него и, вспомнив, как ужасно выгляжу, невольно закрыла лицо руками.
– Ты самая красивая, – сказал он, почувствовав мое волнение. – И не беспокойся: я и так все видел в темноте.
Мы просидели в подвале три часа. Это удалось выяснить после долгих разговоров и очных ставок. Натали думала «пошутить» и подержать меня там минут тридцать. О том, что вслед за мной в подвал спустился Артур, она и не догадывалась. Однако все сложилось иначе. Едва она собралась вторично завладеть ключами и выпустить меня, как ее поймала француженка и продержала у себя целых два часа.
В это время Димка уже поднял шум по поводу моего отсутствия, меня принялись искать, что в конце концов и привело к нашему освобождению из плена. Разумеется, ни классная, ни директор, лично курирующая ситуацию, не собиралась молчать и сообщили о произошедшем нашим родителям.
Отца Артура в Москве не было, зато мой папа, бросив работу, примчался за мной в школу и долго сидел в кабинете Светланы Дмитриевны, что-то с ней обсуждая.
Мамочка Натали тоже появилась в школе. Очень похожая на свою дочку, с прилепленным к лицу брезгливым выражением, она держалась высокомерно и снисходительно. С моим отцом они обменялись в коридоре такими взглядами, что стало понятно: их связывает одно и то же чувство, и это вовсе не приязнь.
Впрочем, мне почти не было до этого дела. Я даже простила Натали, потому что подвал меня кое-чему научил. Вернее, я вынесла оттуда целых две важных мысли.
Первая: Артур – вампир, дитя ночи, как он себя сам назвал.
Вторая: я люблю его, несмотря на все это.
Вот вы можете представить себе, что ваш любимый – чудовище и в свободное от учебы время отправляется пить кровь невинных младенцев и доверчивых юных девушек?!
Но он же меня не тронул! Все это – про кровь и прочее – вычитано мною из сомнительных книг и глупых комиксов. В любом случае, разве не может быть, что Артур – другой, не такой, как все. Я вспомнила, как он смотрел на меня. Нет, он просто не способен отнять чужую жизнь!.. А если способен? Он же сам сказал, что внутри него скрывается зверь? Что же делать? Мой мир давно качался и вот, наконец, перевернулся с ног на голову. Я должна узнать все, я больше не могу отворачиваться от правды. Пора взглянуть ей в лицо. Пора поговорить с Артуром.
Разговор я наметила на воскресенье. Мы условились встретиться и погулять в Коломенском. Я никогда там не бывала.
– Я покажу тебе все, – пообещал мне Артур, – я часто туда ходил… Давно. Еще в другой жизни.
Я чувствовала, что воспоминания причиняют ему боль, но, не зная боли, не ведаешь и сострадания.
На встречу он приехал на метро, без своего мрачного молчаливого шофера, что, надо сказать, меня очень порадовало.
Мы пошли по дорожке, миновали резные деревянные ворота…
– Там дальше будет храм Вознесения, – рассказывал Артур. – Он простой, но очень красивый. В детстве я сидел на царском месте, на открытой площадке…
День был чудесный. Совсем не солнечный, но притом очень приятный, какой-то мягкий. Тревожные мысли на время оставили меня. Хотелось смеяться и дурачиться. Все казалось мне милым и замечательным.
– Ой, какая прелесть! – воскликнула я, увидев передвижной лоток с сахарной ватой.
– Хочешь? – спросил Артур.
– Ага! – воскликнула я.
Мне действительно хотелось, как ребенку, сразу всего: и сахарной ваты, и петушков на палочке, и попкорна, и покататься на теплоходе!
Артур купил для меня сахарной ваты. Эдакое сладкое облачко, намотанное на палочку.
– Это и есть самое настоящее облако, – объясняла ему я. – Оно прилетело сюда из сахарной страны. Там часто идет сиропный дождь. А когда он попадает на ветки деревьев, то застывает леденцами и карамельками!.. Ммм! – Я откусила целый ком ваты, не обращая внимания, что при этом у меня измазались и нос, и лоб, и щеки. – Как вкусно!
– А ты, наверное, карамельная принцесса, – включился в игру Артур. – Знаешь, ты очень аппетитно ешь. Мне даже захотелось попробовать. Немного, самую малость.
– Эй! – засмеялась я. – Ты пригласил меня на прогулку, чтобы съесть всю мою сахарную вату!
– Ты разгадала мои коварные планы! – ответил Артур, делая «злодейское» лицо.
Я смотрела на него и никак не могла поверить в то, что он рассказал мне там, в подвале.
Он казался таким юным, таким красивым и головокружительно беззащитным. Шея и запястья рук у него были тонкие, почти как у ребенка, грудь – довольно узкой. Если бы я не видела сама, ни за что не поверила бы в то, что он действительно силен.
Тем временем Артур отщипнул кусочек сахарной ваты и принялся жевать так сосредоточенно, будто от этого зависела его жизнь.
– Ну как? – поинтересовалась я.
– Мне кажется, я чувствую вкус… Оказывается, я совершенно его забыл… – сказал он не слишком уверенно, и мне захотелось растормошить, разморозить его.
– Это сладко! – крикнула я ему. – Знаешь, как? Вот так! – Я снова откусила кусочек, сглотнула слюну и, зажмурив глаза от удовольствия, повторила: – Ммм! Вкусно!
Артур насмешливо посмотрел на меня.
– А что, для того, чтобы почувствовать вкус чего-то, обязательно строить такие мины? – спросил он.
– Всенепременно! – объявила я. – Ну давай, сам попробуй!
Артур осторожно взял еще кусочек ваты, положил в рот и смешно зажмурился.
– Ммм! – повторил он за мной.
И вдруг удивленно раскрыл глаза:
– Я чувствую! Я и вправду чувствую ее вкус! Как в детстве!
– Так-то! Пошли! – Я потянула его за руку.
Страшная жажда гнала меня вперед – жажда новых впечатлений и ощущений. Подойти к храму, заглянуть, а что там, и скорее дальше, к набережной. Ручей, маленькое круглое озерцо – все становилось для меня настоящим открытием. Я будто сошла с ума и болтала, болтала без умолку.