Я всегда любила тренинги, но этот показался мне адом.
Меж тем наступил третий день, на который было намечено главное событие этого тренинга – итоговый бал. Меня уже немножко отпустило, и вместо боли, удивления и гнева пришли пустота и ледяное равнодушие, словно меня положили в холодильник и врубили режим полной заморозки.
Нам выдали новые платья. Я тоже надела какое-то.
Бал давали «Ростовы». Димка, как и положено моему «отцу», вел меня, слегка поддерживая под локоть. Мы поздоровались с хозяевами, немного, как предписано этикетом, поговорили. Димка, слава богу, взял на себя все ведение бесед.
Честное слово, плюс пять баллов за дружелюбие.
Когда мы отходили от «Ростовых», я благодарно сжала Димкину руку. Он взглянул на меня и вдруг покраснел.
Какая жалость, что я не влюбилась в него! Он бы никогда меня не предал!
Первый танец я танцевала с Николаем Ростовым. Делали это мы достаточно вяло. Ни я, ни Миша не увлекались танцами. Он несколько раз наступил мне на ногу, и я в свою очередь ответила ему тем же.
Вернувшись на место, я тихо вознадеялась, что новых приглашений не последует и я спокойно, в свое удовольствие, постою рядом с нетанцующим Фроловым.
– Позвольте?
Я подняла глаза, и мое сердце сгорело в огне темно-вишневых глаз.
Отказать на балу нельзя. Я положила руку на его плечо, и мы закружились в вальсе.
Танцевал он божественно, ведя меня так, что мое тело само собой подчинялось заданному ритму. Словно я была пушинкой, летящей по ветру. Ноги, такие неуклюжие еще недавно, двигались легко, будто под ними был не пол, а облачко, как будто мы с Артуром танцевали в невесомости.
Раз-два-три, раз-два-три.
Зал кружился вместе со мной. И в нем не было ни других танцующих пар, ни сидящих у стены наблюдателей – никого.
Только я и Артур.
Мы были вдвоем, крепко прижатые друг к другу, будто неразлучные возлюбленные, будто кровные враги.
Темно-вишневые удивительные глаза заслонили от меня остальной мир. Вдруг сделались центром моего мира.
– Сними маску!
Он сказал это? Или слова сами собой прозвучали в моей голове?
– Сними маску! Покажи, какая ты есть!
Он смотрит на меня… как будто на затаившееся чудовище. Будто забыв, что чудовище здесь – он. Тот, кто согрел меня своим взглядом, а потом посмеялся и предал.
– Не понимаю, о чем ты! – отвечаю я, не зная, шевельнулись ли вообще мои губы.
– Сними маску!
Кажется, мы уже кричим друг на друга…
«Это только спектакль. Школьный тренинг», – пытаюсь успокоиться я, в то время, как другая, почти неконтролируемая часть меня рвется наружу, бунтует против сдержанной покорности, желает доказать и наказать.
«Это только спектакль».
– Я не понимаю вас, князь, – произношу я, тщательно выговаривая по-французски каждое слово.
– Простите, княжна. Я хотел спросить, сколько еще вы собираетесь носить эту маску равнодушия и спокойствия, подчиняться прихотям отца и позволять компаньонке, по сути приживалке, отнимать у вас женихов? – Его тон безупречно холоден и вежлив.
Неужели все, что произошло, мне только померещилось? Родилось в больной голове, закружившейся от быстрого вальса?
– Простите, князь, но мне не интересны женихи, которых может отнять компаньонка и приживалка…
Мир вокруг стал обретать привычные очертания и краски, и я уже узнавала школьный актовый зал и несколько кружащихся в вальсе пар.
Привычные стены с ложными колоннами, гладкий паркетный пол, вишневые бархатные портьеры на окнах… Легкий запах пыли и чьих-то сладких духов, от которых у меня тут же начинает болеть голова.
Это только игра.
Раз-два-три, раз-два-три.
– Благодарю за танец, мадмуазель.
Когда бал закончился, нас снова собрали в актовом зале, традиционно поблагодарили за участие в тренинге и дали задание написать по итогам развернутые отчеты, после чего нам и сообщат, сколько баллов набрал каждый из участников.
Как-то так получалось, что школа и журналистика всегда были в моей жизни на первом месте. А теперь все вдруг пошло кувырком, само собой перевернулось с ног на голову. Интересно, что я напишу в отчете: что половину учебного времени пялилась на новенького, думая, какой он красивый, а половину – страдала от мыслей о его жестокости. Уж наверняка самый оригинальный отчет получится. Глядишь, еще приз получу – за необычную трактовку образа.
– Дим, – покосилась я на приятеля, – ты же материалы с тренинга сам монтировать собирался?
– Ага, – кивнул он.
– А можно я к тебе в гости зайду и посмотрю, что там отсняли?
– Конечно, заходи!
Мне показалось, или Фролов действительно обрадовался.
Мимо нас прошел Артур, окруженный стайкой девчонок. Он даже не посмотрел в мою сторону. У меня стало складываться впечатление, что он нарочно дразнит меня. Вот только интересно: зачем? Что вообще он от меня хочет? Чего добивается? И тот разговор во время танца… Был ли он на самом деле или я его придумала?..
Вопросов пока оказалось значительно больше, чем ответов. Ну ничего. В чем-то должен помочь отснятый на тренинге материал. Я внимательно посмотрю его и, вероятно, найду какие-нибудь зацепки. Не может быть, чтобы их совсем не оказалось. Хотя бы удостоверюсь, состоялся ли тот разговор между нами.
Оператор наверняка подходил близко к каждой из танцующих пар, чтобы зафиксировать для жюри их диалоги.
– Когда тебе будет удобно зайти? – спросил Димка на выходе из зала.
– Ну, давай сегодня, чтобы не терять времени. – Во мне уже проснулся журналист, требующий фактов. – Тебе как, нормально?
Фролов немного посопел.
– Нормально… Только у меня того… не убрано, – наконец выдавил он из себя.
– Это пустяки! – обрадовалась я. – Хочешь, я до компьютера пойду с завязанными глазами?
Димка улыбнулся:
– Не надо. Там не настолько все плохо.
И я принялась звонить маме, чтобы предупредить ее, что иду в гости и буду сегодня попозже.
Димка жил в новом доме, окруженном высокой металлической оградой. Мы вошли, поздоровались с охранником (здесь дежурил настоящий секьюрити, а не бабушка, как у нас), поднялись на шестой этаж и вошли в квартиру. Довольно большую, комнат, как понимаю, пять-шесть. Фролов попросил меня подождать минутку на кухне. Кухня оказалась красивая, совмещенная со столовой. Две зоны были отделены друг от друга барной стойкой, над которой висели бокалы на длинных ножках. Подсветка шла как-то хитро снизу, и всюду располагались панели и непонятные агрегаты. По-моему, дом Димки был просто напичкан всякой техникой. Теперь понятно, откуда у него к ней такая любовь.
Пока я оглядывалась, появился Димка и позвал меня в свою комнату. Обстановка у него оказалась достаточно минималистской. И главное место, конечно же, занимал огромный стол, на котором размещалось целых два огромных монитора. Возле стола стояли бесчисленные стойки с дисками и огромное черное кресло, как при пульте управления полетами.
Не знаю, какой беспорядок Димка экстренно устранял в эти три минуты. Но комната, как мне показалось, была во вполне приличном состоянии. Компьютер оказался включен. Меня немного удивило, что у Димки на рабочем столе нет никакой картинки – просто обычный синий экран. Я спросила его об этом, а он почему-то очень смутился и пробормотал нечто неразборчивое типа: «А мне и так нравится».
Разумеется, смущать его еще сильнее я не стала, а села в предложенное кресло и ждала, пока Димка подключит камеру.
– Хочешь чаю с пирожными? – предложил он, когда все было готово к просмотру. – У меня, правда, сегодня нет твоих любимых… Но я могу сбегать.
– А ты знаешь, какие мои любимые?
– Да, ты как-то говорила, что колечки с творогом. – Фролов опять покраснел.
Кажется, я сегодня только и занимаюсь тем, что вгоняю его в краску. Может, зря я пришла к нему в гости?..
– Нет, не стоит. Давай что есть, – согласилась я. – Пошли, помогу.
Мы вместе заварили чай, положили на блюдечко пару пирожных (корзиночки с фруктами и взбитыми сливками – тоже очень вкусно), вернулись в комнату и сели просматривать записи.
Пашка оказался весьма неплохим оператором. Однако камера в его руках почему-то меня не полюбила, и почти все мои контакты с Артуром так и остались за кадром.
Вот Артур в образе князя Анатоля подходит ко мне, кланяется, и… камера переезжает на его «отца» князя Василия в исполнении Матвея и Димку…
До сцены бала я не увидела ничего особенно интересного. Виола была неплоха, хотя, на мой взгляд, несколько напыщенна для этой роли. А вот Натали оказалась как раз на месте. Из нее получилась прекрасная Элен. Артур… Весьма хорош был и Артур. Несколько раз камера ловила его неподражаемую усмешку, и мне вдруг показалось, что он старше всех нас и смотрит на действо не серьезно, а как на детскую забаву, в которой сам участвует из странной прихоти.
А вот и бал. Я придвинулась к экрану и приготовилась смотреть внимательней.
А вот и бал. Я придвинулась к экрану и приготовилась смотреть внимательней.
Заиграла музыка. Закружились в танце пары. Так, первый танец можно промотать – ничего интересного. Переходим ко второму.
Не может быть! В зале танцевали только три пары. Элен-Натали с Николаем-Мишкой, Виола-Наташа с Андреем-Олегом и мадмуазель Бурьен – то есть Галя с князем Василием – Матвеем.
Вон скучающий Димка у стены…
Вот так дела! А где же Артур и я?
– Димка, – окликнула я приятеля, – а ты видел, как я на балу с Артуром танцевала?
Фролов задумался.
– Наверное, видел, – не слишком уверенно произнес он, – я тогда о чем-то задумался и, кажется, не обратил внимания.
А что, если я просто сошла с ума и вся сцена на балу мне померещилась? Нет, не может быть.
Я отмотала немного назад и стала просматривать все заново.
Ага! Вот, кажется, что-то есть. Эти силуэты на заднем фоне, будто окутанные туманом, наверное, мы с Артуром. Но почему Пашка близко снял каждую пару, каждую, кроме нашей. Ерунда какая-то, честное слово!
– Полина, – отвлек меня от размышлений Димка, – я уже давно хотел кое о чем с тобой поговорить.
– Так говори, – буркнула я, по-прежнему занятая своими мыслями.
– Ты, конечно, заметила, что ты… – Димка запнулся, – что ты очень мне нравишься. Может быть, мы могли бы попробовать… Встречаться…
Приехали! На мгновение меня охватила злость. Ну зачем он так? Зачем он все испортил?! Да, мне было хорошо с ним. Да, я считала его своим другом. А теперь… теперь все не может быть как прежде! Уж лучше бы он промолчал!
Но злость на Димку тут же сменилась злостью на себя: ведь видела же я, что ему нравлюсь. Что уж скрывать, мне это было приятно.
Я потрясенно молчала. Лучше бы его слова все-таки никогда не прозвучали. Что бы я ни ответила, возможно, потеряю сегодня друга. И это будет одна из самых тяжелых потерь в моей жизни.
– Я понял, – сказал Фролов, глядя в пол, – извини, что я это сказал.
– Димка! – Я схватила его руку и заговорила быстро-быстро, будто боясь не успеть: – Ты очень мне дорог! Ты мой самый лучший друг, и у меня не было человека, который бы так меня понимал. Только ты и мои родители! Пойми, ты очень важен для меня! Я не хочу тебя терять!
– Я понял, – грустно отозвался он, – честно говоря, я так и думал. Но надо же было рискнуть. Вдруг…
Он резко поднялся и вышел из комнаты.
А я осталась сидеть в его удобном кожаном кресле, пялясь на экран, где застыли на стоп-кадре танцующие пары.
Почему в этой жизни все так сложно? Почему мы, даже не желая того, обижаем друг друга и причиняем другому боль?!
В комнату заглянул Димка.
– Все нормально, – буркнул он совсем как всегда, – мы – друзья. И еще. Там мама, – добавил он таким тоном, будто за стенами комнаты нас ожидало по крайней мере легендарное чудовище. – Она хочет угостить тебя чаем.
– Может, я лучше поеду? Я уже пила чай, – рассеянно сказала я.
– Ты не понимаешь, – вздохнул Фролов. – Мама действительно этого хочет. И пожалуйста, не обращай внимания, если она будет вести себя странно.
Я согласилась, и мы с Димкой вышли из комнаты.
Его мама, Елена Сергеевна, ждала нас в холле. На вид она показалась мне вполне симпатичной и весьма располагающей к себе женщиной.
У нее были темно-каштановые волосы и Димкины зеленые глаза.
– Полиночка, – она мягко улыбнулась, – очень рада познакомиться с тобой. А ты совсем такая, как на той фотографии у Димы в компьютере… – Тут Димка хмыкнул, и его мама на секунду замолчала. Вот она, тайна сегодняшней уборки!
– Пойдем попьем с тобой чаю, – как ни в чем не бывало продолжила Елена Сергеевна. – Тебе какое пирожное больше нравится? Ты вообще что предпочитаешь на ужин? А родители тебя заберут или тебя подвезти?
– Мы договорились, что перед выходом я позвоню папе, – сказала я, не зная, на какой из вопросов отвечать, и инстинктивно выбирая последний.
– Замечательно. Ну пойдем. – Она уже вела меня в столовую, где на столе стояли три чашки и многочисленные вазочки со всякими вкусностями.
Я поняла, что имел в виду Димка, когда говорил, что решения его мамы оспаривать бесполезно.
– Тебе какой чай: черный, белый, зеленый, фруктовый? – спрашивала она, пододвигая ко мне чашку.
Димка молча сел на свое место и посмотрел на мать с неодобрением.
А она наливала мне чай, пододвигала поближе пирожные и конфеты и без конца говорила:
– Значит, твои родители почти все время заняты на работе? И ты часто остаешься без присмотра, как и мой Димка? Понимаю. У нас точно такая же ситуация. За исключением того, что я ращу этого охламона одна… Ну что же ты не ешь? Посмотри, какая худая. Ешь, тебе еще рано о диете думать.
И я, никогда и не думавшая ни о каких диетах, кивнула и взяла еще одно пирожное-трубочку. От обилия жирного крема во рту стало неприятно, и я, надкусив пирожное, положила его на тарелку.
К счастью, Елена Сергеевна не обратила на это внимания, а тут же, безо всякого перехода, принялась хвалить Димку, по-прежнему перемежая похвалы вопросами о моей жизни.
Фролов сидел красный как рак. И только тут до меня вдруг дошло, что его мама… как бы это сказать… его сватает. (Не правда ли, весьма похвальная сообразительность?!)
– Все нормально, – шепотом успокоила я Димку, воспользовавшись тем, что Елена Сергеевна отошла в глубь кухонной зоны, а затем попыталась перевести разговор в более нейтральное русло, но ее было не так-то просто сбить с толку.
Потом я позвонила папе, и он обещал подъехать за мной через пятнадцать минут.
Все это время Елена Сергеевна болтала со мной, а Димка все закипал и закипал, словно чайник.
В конце концов она проводила меня до лифта, сказав напоследок, что ей было приятно со мной познакомиться и чтобы я непременно заходила с ней поболтать, даже когда «этого оболтуса» (легкий кивок в сторону багрового Димки) не будет дома.
А потом я уехала домой. И эта насыщенная событиями неделя все-таки закончилась.
Глава 9
Если спокойно сравнивать Димку и Артура, сравнение вышло бы не в пользу последнего. С Фроловым мы учимся вместе уже много лет, и все это время он был мне хорошим и надежным товарищем. Помню, еще в младших классах он буквально спас меня от девчонок.
Во время одной из перемен, когда взрослых не оказалось рядом, Виола стащила у меня туфельку, обозвав при этом Золушкой и замарашкой, и ее компания принялась играть ею в футбол. Я сидела на парте, изо всех сил сдерживая слезы негодования и обиды. Сама не понимаю, почему мне казалось неприличным уйти босиком… И кто знает, сколько бы я так просидела, если бы не Димка. Он, уже тогда серьезный и немногословный, забрал туфельку и вернул мне. Несмотря на весь обрушившийся на него град насмешек в стиле: «Вот и нашелся для нашей Золушки принц».
Но подружились мы уже позднее, когда оба пришли в журналистский кружок. Я – ведущей, он – оператором. Не потребовалось много времени, чтобы понять, что мы прекрасно ладим и из нас получится хорошая профессиональная пара.
Другое дело Артур. Я знаю его всего несколько недель, однако за это время он уже успел проявить себя как человек с ужасно переменчивым настроением. Чем еще можно объяснить то, что сегодня он мил со мной, а завтра даже не смотрит в мою сторону?! И как объяснить его странное предательство?
Если бы я могла спокойно выбирать, я бы, разумеется, ни минуты не колеблясь, выбрала Димку. Но в том-то и дело, что выбирать беспристрастно я не могу.
В понедельник после полудня солнце наконец пробралось на наш двор. Я выглянула в окно. Небо было голубым-голубым, а листья в школьном скверике так и полыхали.
Оставаться в душном классе казалось решительно невыносимо, и я вышла на улицу. Просто так. Чтобы пройтись меж высоких деревьев, радуясь последним напоминаниям о лете. Скоро октябрьский ветер сорвет с них нарядную листву и унесет ее в края, где живет прошлое, туда, где лежит прошлогодний снег и растут южные цветы. В края, где живет кукла, потерянная мною в далеком детстве. Джеймс Барри назвал такую страну Нетландией.
Я медленно шла, наслаждаясь лаской солнечных лучей и собирая с земли кленовые листья – золото с красным – на длинных-длинных черенках. Все заботы и сомнения последних дней вдруг покинули мое сердце, а на душе стало так легко и радостно, будто я – невесомый пузырек воздуха, поднимающийся вверх.
Бывает, что просто так, без всякой видимой причины, становится так хорошо, что хочется сразу и смеяться, и плакать, петь и подпрыгивать в воздух.
Я и вправду не удержалась и подпрыгнула, думая, что вот сейчас оторвусь от земли и улечу в небо, как синий воздушный шарик.
Однако не улетела, а, напротив, словно прилипла к земле: неподалеку в тени деревьев стоял Артур и смотрел прямо на меня.
Не могу описать, что выражал его взгляд. Мне показалось, что в нем отразилась целая палитра эмоций. Но ярче всех в нем отражалась боль. Будто смотреть на меня было для него величайшим испытанием. Будто я, сама не замечая того, чем-то смертельно его ранила.