– Куда вас отвезти, мадам?
Я захлопнула сумочку и посмотрела на дорогу. Машина ехала так быстро, что до развилки осталось всего метров двести. Если мой спаситель держит путь в Жуан-ле-Пен, Канны или дальше – в Марсель, то нам с ним не по пути.
– Мне нужно направо, в Ниццу, – объявила я.
– Значит, мы попутчики, – как мне показалось, с удовольствием, констатировал водитель. – Тогда давайте знакомиться! Я Рэй.
– Анна, – кивнула я, хотя вовсе не считала, что нам обязательно нужно познакомиться.
– Вы не француженка, – догадался он.
– Нет, я иностранка, – я повернула голову и посмотрела любопытному в глаза. – И в Ницце мне нужно в аэропорт. Сегодня я улетаю.
– Как жаль! – это прозвучало вполне искренне и положило конец назревающему перспективному знакомству.
Через двадцать минут Рэй высадил меня у здания аэровокзала. Поблагодарив доброго человека – от денег он отказался, – я пожелала ему счастливого пути, куда бы он ни вел, и шагнула с июньского солнцепека в приятную прохладу кондиционированного зала.
По твердому покрытию пола злополучные каблуки гремели со звоном, словно я топала в сапогах со шпорами! На меня оглядывались и даже засматривались. Представление продолжалось.
– Выброшу при первой возможности! – сердитым шепотом пообещала я проклятой обувке и ускорила шаг.
Регистрация на рейс «Ал-Италия» Ницца – Милан уже началась. Я не обманывала того парня с яхты, когда сказала, что очень спешу.
Я соврала ему, когда сказала, что ничего не помню.
Я прекрасно помнила свой сон.
Синий день, цветущая груша, мягкое ложе в травяных зарослях, тяжесть мужского тела и повелительный шепот – это все было не мое, не из моей жизни! И лица Даниэля таким – лучезарным, торжествующим, убийственно прекрасным – я никогда не видела. В моей истории все было наоборот: сияющий лазурный взгляд погас, гладкое юное лицо сморщилось и застыло жуткой маской, сочный голос высох и выдохся хрипом.
В моей истории Даниэль умер, а я забрала себе его жизнь и стала на двадцать пять лет моложе [Подробнее читайте об этом в романе Е. Логуновой «Вкус заката».]. Примерно на двадцать пять – о полной точности с этой метафизикой говорить не приходится.
Мой друг Даниэль был сексуальным вампиром – так я для простоты и понятности называю про себя таких, как мы. Вампы. Вслух, а также для красоты и романтичности, говорю о нас «Алые Ангелы». Именно «о нас», а не «о себе», потому что факты, обнаруженные мои другом Павлом (не вампиром и отнюдь не ангелом, с какой стороны ни посмотреть), уверенно свидетельствуют: в мире есть еще, как минимум, несколько человек, способных убивать любовью.
Я не знаю, как долго это продолжается и как давно началось. Это может сказать лишь тот, чей жизненный путь жутким образом напоминает спортивную эстафету: каждый новый этап начинается с передачи факела, но вместо символического огня он забирает себе чью-то молодую жизнь – и это может продолжаться вечно… Если только предел череде смертей, отмечающих Его бесконечный путь, не положит другой Алый Ангел.
Наверняка можно сказать, что это может быть только женщина. Женщина-вамп не в переносном смысле, а в буквальном. Особенная женщина, отмеченная той же самой печатью – не скажу «дьявольской», потому что не думаю, что древняя могучая сила, изначально присутствующая в каждом из нас, является чистым злом. Она не проклятие и не благословение – просто великая природная мощь, которая, как магия, творит и добро, и зло. Результат применения – в большой степени вопрос личного выбора.
К сожалению, у жертвы никакого выбора нет. С того момента, когда она вовлечена в магический периметр постели, ее судьба решена. Алый Ангел убьет ее, иначе быть не может. Это, конечно, ужасно… Но и прекрасно!
Я могу привести несколько аргументов в защиту Алого Ангела (по понятным причинам, я заинтересована в оправдании). Во-первых, жертва всегда вступает в контакт добровольно, охотно и радостно, следуя собственному желанию и обоюдной симпатии, а то и любви. Конечно, она не знает, что ее ждет. А если б знала? Может, все равно решила бы, что сказочная ночь с Алым Ангелом стоит дороже, чем долгая серая жизнь?
Я задумалась и не обратила внимания на обращенные ко мне слова. Служащий вынужден был повторить:
– Мадам, простите, но вам придется снять обувь!
Виновато улыбаясь, сотрудник службы безопасности указывал на мои вечерние босоножки.
Я с трудом сдержала стон. О чем я думала, покупая эту обувь?!
– Да уж, конечно, не о том, каково в них будет бежать от мужчин! – ехидно ответил мой внутренний голос. – Скорее, наоборот!
Это было справедливое замечание, и оно меня разозлило. Впрочем, злость – это как раз обычная человеческая реакция на справедливые упреки.
– Конечно, это ведь очень опасная обувь! В таких каблуках запросто можно спрятать пару стилетов! – радостно хмыкнул мужчина, стоящий в очереди за мной.
Я покосилась на него – уже в тихом бешенстве – ах, вам хочется зрелища? Прекрасно, вы его получите.
Я молча разулась, с грохотом бухнула босоножки в пластиковый контейнер, где уже лежала моя сумка, и величественно сбросила с плеч прямо на ленту транспортера бархатный пиджак. Под трикотажным платьем, которое было на мне, спрятать хоть что-либо не представлялось возможным, к тому же я даже белья не надела, только чулки. Наглец в очереди за мной одобрительно присвистнул, сотрудник службы безопасности стыдливо спрятал глаза, а гестаповского вида дама в форме охраны и белых перчатках даже не потянулась меня ощупать. В самом деле, зачем?
С высоко поднятой головой я прошла кордон и, оказавшись в зоне дьюти фри, первым делом купила в единственном имеющемся магазине одежды огорчительно дорогие джинсы и футболку. Бархатный пиджак прекрасно подходил и к ним, а от провокационных босоножек мне избавиться, увы, не удалось: магазина обуви в зоне беспошлинной торговли аэропорта Ниццы не имелось.
Мой чемодан остался в отеле, куда я уже не успевала вернуться после затянувшейся ночевки на яхте в Вобане. Меня это не слишком беспокоило: вещи, которые я оставила в номере, и счет, который еще не оплатила, пришлют, куда попрошу. Наоборот, я даже порадовалась: сам собой возник прекрасный повод обновить гардероб! И как удачно, что я лечу именно в столицу моды – Милан!
– Ты не летишь в Милан, ты прилетаешь в миланский аэропорт, а это большая разница! – напомнил внутренний голос.
Это было еще одно справедливое замечание.
Мальпенса, крупнейший международный аэропорт Северной Италии, связанный регулярными рейсами с большинством стран мира, находится в получасе езды от Милана – это если на север. А если на юг, как это и собиралась сделать я, то через полчаса окажешься в Лугано – маленьком космополитичном городке, который является центром самого южного швейцарского кантона Тичино.
Это настоящий город-сад, который называют и «солнечной прихожей Швейцарии», и «европейским Рио-де-Жанейро», и даже «бриллиантом итальянской Швейцарии».
В IX веке Лугано был бойким торговым городком, в эпоху Средневековья стал одним из центров борьбы гвельфов и гибеллинов, в 1434 году перешел к Миланскому герцогству, в 1512 году в ходе Итальянских войн был отдан Швейцарскому союзу, но по духу остался итальянским навсегда.
Общая история и территориальная близость к Италии отчетливо проявились в архитектуре, быте и языке Лугано. Характер города и окрестностей чисто итальянский – именно этим я объясняю выбор Даниэля, который долго-долго (дольше, чем можно себе представить) был клиентом Банка Лугано. Хотя я до сих пор не знаю – и уже, наверное, никогда не узнаю – из какого места и времени был родом Даниэль. Его незабываемые рассказы позволяют мне думать, что мой дорогой друг отнюдь не случайно особенно хорошо знал и любил историю средневековых государств Средиземноморья.
Лугано расположен между двумя горами, их скалы спускаются прямо к озерной глади. Черезио – одно из самых чарующих озер альпийской панорамы. Я слышала, что в августе вода здесь прогревается до двадцати четырех градусов тепла! Правда, случая проверить у меня еще не было: в прошлом году я приезжала в Лугано в апреле, в этом – еще раньше, во второй половине марта.
– И вновь в одиночестве! – с легкой горечью заметил мой внутренний голос.
Я только вздохнула. Все говорило за то, что одиночество мне предстоит бескрайнее, как море, и я только-только пустилась в нескончаемое плавание. Сравнение с белым парусом, исчезающим за горизонтом, родилось неслучайно.
Однако в самолете я была отнюдь не одна – мне напомнил об этом смущенный голос справа:
– Вы не боитесь летать?
Мужчина в соседнем кресле смотрел на меня тревожно, как потерявшийся ребенок, во избежание громогласного рева остро нуждающийся в немедленном утешении.
– Я – нет, – я подарила ему светлую улыбку доброй мамочки. – И вам не советую.
– Я – нет, – я подарила ему светлую улыбку доброй мамочки. – И вам не советую.
– Да, да, я знаю статистику, согласно которой катастрофой заканчивается только один рейс из миллиона, но это не успокаивает, – возбужденно проговорил паникер. – Вдруг этим злосчастным миллионным рейсом будет именно наш?!
– Друг мой, вы разве не знаете, что дурные мысли притягивают неприятности? – моя улыбка превратилась в усмешку. – Оставьте подсчет ваших шансов для лотереи!
– А вы отважная девушка! – восхитился сосед.
– Вы не первый, от кого я это слышу.
Я пожала плечами и отвернулась к окошку, давая понять, что считаю разговор оконченным.
– Ох, придется напиться! – сокрушенно пробормотал мой сосед и затих.
«Боинг» начал разбег по взлетной полосе. Я положила руки на подлокотники и закрыла глаза.
Взлет – это мое любимое! Когда самолет отрывается от земли и набирает высоту, я физически ощущаю это движение, меня отчетливо тянет вверх, и темнота под закрытыми веками из чернильной становится фиолетой, лиловой, красной – и, наконец, розово-золотой, цвета рассвета. Тогда я открываю глаза, чтобы увидеть небо, одно только бескрайнее небо, чистое, как бумага, которой еще не коснулось перо.
Это небо позволяет почувствовать и поверить, что все, что случилось до сих пор, было правильно, раз оно ничуть не испортило настоящий момент.
Мое сердце спокойно, моя совесть чиста, и в самолете я засыпаю крепко, как ребенок.
Вот только сны мне в последнее время частенько снятся чужие.
Спала я недолго и проснулась внезапно, как будто вынырнула из воды. Вода мне и снилась – темная, густая, как нефть. Она медленно, но неотступно прибывала, сантиметр за сантиметром поглощая крепостную стену из белого, как мел, тесаного камня. В тусклом свете бледного северного солнца, спеленутого серыми облаками, каменная кладка напоминала старое серебро с чернением на месте чеканно четких швов и стыков.
Чужой голос озвучил в моей голове не мои стихи:
Стена упорно росла вверх, и прибывающая вода никак не могла приблизиться к ее зубчатому краю. Там, безостановочно удлиняя белоснежные клыки выступов, работали бородатые каменщики в одеждах из сурового полотна и дубленой кожи, сновали, поднося рабочим кирпичи, простоволосые женщины и дети, стучали и звякали инструменты. А снизу, маслянисто блестя, подступало черное безмолвие, и тонущее в нем отражение бледного солнца пугало обещанием пусть не скорого, но неизбежного конца…
Я распахнула глаза и испытала чувство огромного облегчения, осознав, что нахожусь в другом мире.
Чужие сны бывают удивительно яркими и реальными. Может быть, это не совсем сны? Может, кусочки настоящей жизни – из моего будущего или из чужого прошлого? Я предполагаю, что видения могли перейти ко мне от Даниэля, а ему самому они достались от его собственных жертв. Такой удивительный побочный эффект, возникающий при жадном поглощении чужой жизни.
– Не хотите ли глоток вина? – удивительно в тему спросил меня назойливый сосед.
Я повернула голову и оценила обстановку.
Пока я спала, соседушка разжился бутылкой красного и даже успел ее ополовинить. Это не сделало мужчину менее разговорчивым, но нервозные интонации в голосе пропали. Теперь он был бодр, весел и смело протягивал мне прозрачный стаканчик.
– Вижу, вы заранее запаслись чистой посудой в расчете на то, что я составлю вам компанию, – отметила я.
– Да, – он не стал запираться. – Знаете, есть вещи, которые просто противно делать в одиночестве!
– Очень хорошо знаю, – я тоже не стала запираться.
– Например, пить вино, – закончил он и наклонил бутылку, чтобы наполнить мой стакан. – За приятный полет и мягкую посадку!
Мы сдвинули безголосые пластиковые стаканчики и выпили. Вино оказалось весьма посредственным, но я удержалась от критического замечания. Все равно ведь выбора не было: ближайший бар находился от нас в десяти километрах вниз по прямой.
– Вы летите в Милан? – сосед жаждал общения.
– А вы разве не туда же? Может, сойдете раньше? – я иронично прищурилась.
– Наоборот, продолжу путь. У меня дела в Швейцарии. По банковской части!
Это прозвучало очень напыщенно. Наверное, соседушка надеялся произвести на меня впечатление. Боюсь, я здорово разочаровала его, когда безразлично отозвалась:
– Разумеется, какие же еще дела могут быть в Швейцарии? Только по банковской части.
Я нажатием кнопки опустила свое кресло и сказала:
– Еще раз приятного вам полета, а я постараюсь его проспать.
Ночь у меня, если верить тому парню с яхты и моим слипающимся глазам, была беспокойная, и перед началом новой главы в истории я должна как следует отдохнуть.
4
Предстояла встреча с мужчиной, который был моим любовником на протяжении нескольких дней, а точнее говоря, ночей больше года назад. Он живет, в основном, в Польше, я в России, а познакомились мы во Франции, и вся эта богатая география не пошла на пользу нашей истории.
Разъехавшись, мы переписывались, созванивались и периодически воссоединялись в мечтах, но случая воплотить фантазии все не представлялось. Не могу сказать, что это меня очень удручало. Как говорится, нет незаменимых мужчин! Желающих меня порадовать я в достаточном количестве нахожу и на родине, так что светлый образ Павла в галерее портретов небезразличных представителей противоположного пола занял почетное место в запаснике.
И вот когда эмоции годичной давности изрядно потускнели и выцвели, мы вдруг встречаемся не в области фантазий, а на твердой почве альпийских гор!
Признаюсь, я нервничала.
У каждого из нас свои недостатки. Я, например, не из тех, кто бережно хранит в своей памяти дела (как и тела) давно минувших дней. На мой взгляд, в выражении «личная жизнь» главное слово – жизнь, а былые романы тем и отличаются, что их просто не существует больше.
По моим наблюдениям, зачастую люди лелеют давние воспоминания не потому, что те дарят им непреходящую радость, а с тайной целью избавиться от внутренней неудовлетворенности тем, как все вышло. Ведь уже завершившуюся историю можно беспрепятственно шлифовать и ретушировать, постепенно превращая в идеальную картинку! Навести лаковый глянец на прошлое достаточно просто, тогда как с реальностью этот трюк не проходит.
Я живу настоящим, связываю определенные надежды с будущим и стараюсь вовсе не трогать прошлое – не анализировать и не поэтизировать. «Только не оглядывайся!» – один из моих руководящих принципов, я ему следую неукоснительно.
Оглядываться на ходу опасно – можно сбиться с дороги или споткнуться и упасть. А остановиться, чтобы оглянуться, – значит отстать от времени и выпасть из жизни.
Дети смотрят только вперед – и растут. А взрослые с какого-то момента начинают все чаще оглядываться назад – и стареют. Я думаю, что старым человек становится тогда, когда прошлое оказывается для него более реальным, значимым, интересным и насыщенным, чем будущее.
Остановился, оглянулся, засмотрелся, умер. Именно эту очевидную связь буквально иллюстрирует библейская история злосчастной жены Лота! Поэтому я стараюсь поменьше думать о том, что уже прошло. Персоны или события, чье воздействие на мой сегодняшний день иссякло, перестают для меня существовать. Воспоминания о них я либо выбрасываю за борт, либо наглухо изолирую, подобно тому, как на подводной лодке при аварии закрывают нежизнеспособные отсеки, чтобы оставаться на плаву и продолжать движение. Мне совершенно ясно: если прошлое меня не отпускает, значит, это еще не прошлое.
То, что началось чуть больше года назад, закончится для меня не скоро. Может быть, даже никогда не закончится. Но первый круг в этой игре я уже прошла и поднялась на следующий уровень в принципиально ином качестве.
– Что ж, начинаем новый тур! – бодрячком отозвался на эти мои мысли внутренний голос.
Самолет благополучно сел, и я прошла по рукаву в здание аэровокзала одной из первых: настроение было боевое, терять время не хотелось.
Не было и желания продолжить путь в компании назойливо общительного соседа. Не обращая внимания на его окрики, я быстро проследовала к стоянке такси и села в первую же машину.
– В Лугано, пожалуйста!
Я ведь тоже приехала в Швейцарию, в частности, по банковским делам.
Лугано – не только модный курорт, это еще и третий по величине финансовый центр Швейцарии. Здешние жители шутят, что в Лугано на тридцать тысяч населения приходится триста банков. Их здания, соперничающие в роскоши и импозантности, во многом определяют архитектурный облик города. Если это и преувеличение, то незначительное. Думаю, если суммировать клиентские базы, то полученный протяженный список посрамит своей содержательностью перепись населения большой страны.