— Так ты тоже умеешь?
Девушка кивнула:
— Сыскарям приходится. Хоть мои способности и ничтожно малы. По крайней мере, в ученицы меня не взяла бы даже самая захудалая ведьма. А со стрелочкой все довольно просто вышло. Я подсмотрела, как Божидар ею пользуется. Подслушала те слова, что говорить надо. А дальше все довольно легко получилось. В ту же ночь, когда я цистру проверяла, пришлось и вьюк каштелянский облегчить. Ох, и ругался же он, должно быть, когда обнаружил пропажу!
— Стрелка не может так просто на человека указывать, — вдруг вмешалась Аделия. — Вы дадите мне одеться или так и будете трепаться до вечера?
— Одевайся, твое высочество. — Годимир отвернулся. Ну, не станет же Велина бить его в спину? Или станет? Да нет, если бы хотела пришибить и в лесу закопать, давно бы управилась. С сонным. Куда уж проще?!
За спиной слышались голоса. Низкий, чуть хрипловатый, сыскаря и нежный, словно колокольчик-бубенчик, королевны.
— Ты почем знаешь, твое высочество, что не может?
— Ну… — уклончиво ответила Аделия. — Слышала. От няньки. Связь должна быть между стрелкой и Годимиром. Иначе никак. А связь только особый наговор дает.
— Да? Ну, не знаю. Хотя… Если подумать… Права ты, твое высочество. Пан рыцарь! Слышишь? На тебя никто заклятие не накладывал? В Ошмянах, в замке?
— Никто, — буркнул Годимир недовольно. Ишь, чего удумали. Так бы он и дался добровольно, чтоб над ним ворожили без спросу. Рыцарский кодекс такого не допускает. — Последний раз — Яким с Якуней. Так ты при этом была. Не думаю, что они у пана Божидара на жаловании состояли.
— Мне тоже так кажется, почему-то, — ничуть не смутилась сыскарь. — А мы сейчас проверим. Правильно, твое высочество?
— Можно и проверить. Если очень хочется. Поворачивайся, Годимир. Уже можно.
— Э, нет! Пускай спиной постоит. Для чистоты опыта, так сказать.
Молодой человек пожал плечами. Чем бы дитя ни тешилось…
Послышался шорох, неразборчивый шепот. Легкий звон. А после довольный голос Аделии:
— А что это она у тебя мимо показывает? Так себе стрелочка… Я думала, пан Божидар настоящую магическую вещицу приобрел, а он, как всегда, пожадничал…
— Погоди-погоди, твое высочество. Показывает он не прямо на пана рыцаря, но и не в другую сторону. Как-то мимо, вскользь, что ли… Погоди! Значит, не на Годимира наговор был, а на что-то из одежды. Или, скорее, на доспех! Поворачивайся, пан рыцарь, сейчас выяснять будем. Что у Божидара брал в Ошмянах? Кольчуга, шлем?
Словинец развел руками:
— И кольчуга, и шлем… Шлем я, правда, потерял. Вернее, забыл у тех же Якима с Якуней. Значит, кольчуга?
— Не знаю. А ну-ка, пройдись-ка с нею. Недалеко, шага два-три…
Годимир молча повиновался. Сдвинулся в сторону приставным шагом, внимательно наблюдая за стрелкой, которую Велина держала на весу, за кончик цепочки.
— Нет. Не движется! — воскликнула Аделия, тоже принимавшая живейшее участие в магическом опыте. Откуда у нее такая тяга? Или мэтр Вукаш успел чему-нибудь научить?
— Точно! Не движется! — не отставала и Велина. — Погоди! А куда это она показывает? На вьюк, что ли?
— Похоже, на вьюк!
Годимир только головой покачал, наблюдая, как королевна и сыскарь бросились к его вьюку.
— Вы у меня-то хоть спросили разрешения?
— Еще чего! — Аделия притопнула ножкой.
— Лучше сразу скажи — что еще тебе Божидар давал? — Велина поддержала королевну. Того и гляди, вовсе подругами станут. Вот дела!
— Ну… — Рыцарь задумался. — Рынграф[32] подарил.
— А ну-ка показывай!
— Да пожалуйста!
Годимир подошел к седельной сумке, которую вчера так и оставил нераскрытой, развязал шнурки, стягивающие горловину, и вытащил подарок ошмянского каштеляна. На пластинке — скорее всего, серебряной, но с изрядной примесью меди — тонкими линиями был нарисован Грозя Убийца Драконов, легендарный основатель Грозинского королевства. Великий герой древности, прославившийся как истребитель крылатых ящеров, кои в те седые времена попадались не в пример чаще, сидел на коне, сжимая в могучих руках любимую дубину. Ею он драконов и лупил почем зря. Говорят, не ушел ни один. Рыцарь не носил подаренное паном Божидаром украшение с тех пор, как каштелян увез Олешека, да еще и наговорил на прощание всяких гадостей, о которых и вспоминать-то стыдно. Сперва хотел выбросить куда подальше, но детство, проведенное в небогатом отцовском маетке, и бродячая полуголодная юность взяли свое — рынграф отправился на самое дно вьюка ожидать часа, когда понадобится лишняя пара скойцев[33].
Едва украшение появилось на свет Господний, как стрелка в руках Велины чуть не рванулась к нему навстречу.
— Вот оно! — воскликнула сыскарь.
— Тьфу, гадость! — сплюнул рыцарь. — Выходит, пан Божидар меня на поводке водил? На сворке, словно пса гончего?
— Выходит, что так! — Велина не стала его утешать. И на том спасибо.
— Выкинуть! В речке утопить! — высказалась Аделия, потрясая кулачком.
— Ну уж нет! — ответила сыскарь. — Не хватало! Зачарованные вещи дорогого стоят. И не потому, что на продажу годны, а из-за свойств своих! Замотаем-ка мы стрелку в тряпочку, а рынграф пускай полежит до поры, до времени во вьюке.
Рыцарь махнул рукой. Делайте, мол, что хотите. Даже протянул девушкам отрез льняного полотна, приспособленный им для утирания лица и рук. Мотайте!
Сам же влез в кольчугу, перепоясался мечом. Пошел смотреть ногу игреневого. Вчера они так и не полечили ссадину, хоть и чистотела Аделия нарвала — на небольшой табун хватит.
— Я на все твои вопросы ответила, пан рыцарь? — долетел в спину голос Велины.
— Кроме одного. — Годимир остановился.
— И какого же?
— Зачем ты меня искала? Как искала — ты объяснила, а вот зачем?
— Так я сразу сказала, что соскучилась, — попыталась она отшутиться, но словинец не поддался на игру.
— Ты — сыскарь. Сама сказала. Сыскари просто так за людьми не бегают…
— Обижаешь.
— Да нет. Правду говорю. Если ты меня разыскала, значит, я тебе зачем-то нужен. С Олешеком дело не выгорело. Давай начистоту — ты меня в чем-то подозреваешь?
Велина посуровела:
— А ты злой, пан рыцарь.
— Станешь тут с вами… — Годимир неопределенно махнул рукой.
— Хорошо. Начистоту так начистоту. Я тебя ни в чем не подозреваю. Такой рыцарь, как ты, на неблаговидный поступок не способен. Мы не берем случаи, когда беззащитного старца держаком от вил убивают.
— Ты это брось, — заметив заинтересованный взгляд Аделии, предостерег сыскаря словинец.
— Ладно. Не буду. Хороший ты человек, пан рыцарь. Честный, добрый, благородный. Только невезучий… — И она туда же. Годимир скривился, чуть в голос не высказал недовольство. — Мне настоящего лазутчика искать надо. Скажу как на исповеди: черные силы над Заречьем собираются. Скоро земля здешняя кровью умоется сполна. Если Заречье в разруху и войну погрузится, то там и до Поморья недалеко. А меня поморяне наняли. Задание я покамест не отработала. Значит, пути домой мне нет. Я подумала, что с тобой рядом я быстрее на злоумышленников выйду.
— Это отчего же? — буркнул Годимир, хотя ответ уже знал. Ярош уже как-то заявлял ему без обиняков — притягиваешь, мол, несчастья, пан рыцарь…
— А ты несчастья притягиваешь, пан рыцарь. — Велина глянула с вызовом. Ну, попробуй, возрази!
Годимир возражать не стал. Знал: бесполезно. Ни к чему лишние споры. Он лучше делом докажет, что они не правы. Ни она, ни Бирюк.
— Так ты теперь с нами, в Ошмяны? А как же Божидар? Он, поди, воришек не привечает?
— Да. В Ошмяны, — ответила Велина. — А что до Божидара, так я к нему в гости не напрашиваюсь. В замок вы пойдете, а я где-нибудь пересижу. Да ты не спеши отказываться! Я тебе пригожусь!
— Тоже мне, Серый Волк нашелся! — Годимир тряхнул чубом, дернул себя за ус. — От тебя ведь не отвяжешься, как ни отказывайся. Хорошо. Поехали в Ошмяны. Где твой конь?
Сыскарь развела руками. Значит, пешая. Похоже, лошади — единственное, в чем Велина давала слабину. Интересно, это все сыскари такие или ее собственная блажь? Рыцарь вначале хотел спросить, а потом раздумал. Еще будет время в дороге поговорить. Он махнул рукой и, подхватив пучок чистотела, принялся разминать траву в ладонях. Хоть и настоящий сыскарь теперь в попутчиках, а коня нелеченым бросать никак нельзя.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ БАЛЛАДА ЗА ПРАВДИВЫЙ РАССКАЗ
Верст за пятнадцать до Ошмян они перестали таиться.
А от кого, леший побери, прятаться? И кому?
Годимир гордо расправил плечи, обтянутые темно-серой кольчугой, подобрал повод игреневого так, что тот пошел «кренделем» — согнул шею, подобрал задние ноги под круп, заиграл, как надраенный скойц. Рукоять меча на левом боку рыцаря гордо торчала вперед, словно рог дивного зверя единорога, описанного Абилом ибн Мошшей Гар-Рашаном в «Естественной истории с иллюстрациями и подробными пояснениями к оным».
Аделия сдвинула на ухо беретку с эгретом, расстегнула ворот дублета. Управляться с буланым так же, как Годимир с игреневым, у нее не получалось, но недостаток мастерства с успехом возмещался красотой и всадницы, и коня. Королевна восседала в мужском седле слегка подбоченясь, а жеребец так и норовил пойти боком.
К слову сказать, кони за время совместной дороги пообтерлись и привыкли друг к другу. Уже не пытались вцепиться зубами в холку соседа, а размеренно шагали, отмахиваясь хвостами от надоедливых слепней, мокрецов и мелкой, но противной мошкары, именуемой на родине Годимира тростицами. Эти, последние, вообще сволочи, каких поискать. Так и норовят коням под кожу — все больше на шее — запустить мелких, белых червячков, которые, видно, зудят нестерпимо, заставляют животных волноваться, дергаться. Кони плохо едят, быстро устают, а когда осенью червячки выбираются, на коже лошадей остаются кровоточащие ранки.
Чтобы помочь животным, всадники то и дело взмахивали руками, отгоняя наиболее приставучих комашек.
Девушку-сыскаря кровососы заботили куда меньше. Ну, изредка вскользь хлопала себя по щеке… Да и то так редко, что обзавидуешься. А ведь и правда, с чего бы слепням на человека нападать, когда рядом два коня идут?
Велина без труда вышагивала наравне с лошадьми. И усталости не выказывала. Длинный посох она несла на правом плече, а скромную котомку — перебросила через левое. Больше никакими вещами сыскарь себя не отягощала.
Прохладцы вчерашних утренних разговоров, в начале которых женщины держались весьма настороженно по отношению друг к дружке, как не бывало. Они весело болтали, хихикали. Велина рассказала королевне, как вынужденно играла ее роль перед тремя олухами. Годимир вначале хотел возмутиться, а потом передумал. Ну и пусть смеются! Тем более что сыскарь довольно живописно обрисовала приключение в избушке старичков-отравителей. Сам рыцарь выглядел в нем достойно и даже привлекательно. В отличие от обсмеянного Олешека. Рассказывая, как он полз на заднице, пятясь от навьи, Велина не пожалела красок. Впрочем и честно призналась, что сама струхнула, увидев зеленокожую красотку.
— А я думал, ты играла, когда пятилась от нее, — заметил словинец.
— Я играла? Вот уж нет! — воскликнула сыскарь. — Это в Гнилушках я играла, а там не до того было… А с чего это ты взял, пан рыцарь?
— Ну, видел я, как ты людоедов охаживала…
— Там и людоеды были? — ойкнула Аделия.
— Были. Только малость попозже, — ответила Велина, а Годимир многозначительно кивнул.
— Вот это да! — восхитилась королевна. — И этот, как его… Ну, враг Сыдора…
— Ярош?
— Ага! Ярош. Он тоже с вами вместе сражался?
— А как же! — поправила локон, выбившийся из косы, Велина. — Он из лука бил. И очень даже неплохо. Не всякий стрелу отобьет…
— Отобьет? — удивилась Аделия.
А Годимир чуть не полез пятерней в затылок. Да где же это слыхано — стрелы в полете отбивать? Даже в сказках и легендах об этом не говорят! Нет. Решительно невозможно. Ни одному человеку не по силам так управляться с мечом. Может, кочевники — черные клобуки — их кривые сабли гораздо легче рыцарских мечей? Да нет же! Нет, не получится!
— А что тут такого? — подняла бровь Велина и едва не расхохоталась. — Ах, да! Вы же не учились в нашей Школе. И о сыскарях слыхали мало…
— Почему мало? Я… — попыталась возразить Аделия.
— А что ты знаешь? Досужие домыслы? Сказки и сплетни?
— Ну… — Королевна пожала плечами, а потом вдруг кивнула. — Верно. Мало мы еще знаем о сыскарях. Ты лучше расскажи: правда дракон ожил? Это же…
— Да. Чародейство. Навья сама по себе нашим разумом постигнута быть не может. Нежить. Предположительно, когда-то была живой женщиной, но… То ли душу продала за бессмертие, то ли просто грешила так, что не смогла войти в Королевство Господнее.
— Ты-то откуда знаешь? — удивился Годимир. Он не ожидал таких глубоких познаний в области монстрологии от сыскаря — человека, по его мнению, занимающегося исключительно распутыванием преступлений, совершенных людьми.
— Ох, — вздохнула Велина. — И не спрашивай! Чему только нас не учат… И вот что поразительно — большинство учеников нашей Школы считают, что учат их не тому, не тогда, не так, как надо, и не те учителя. Считают, пока не взрослеют и не получают первое самостоятельное задание.
— У тебя-то, надеюсь, не первое? — съязвила Аделия.
— Нет, твое высочество. Не первое, — гордо ответила Велина. Помолчала и добавила. — Второе.
— Ну, надо же! — не подумав, брякнул Годимир. — Я думал, тут серьезное что-то… — И прикусил язык. Сам хорош! Рыцарь-драконоборец! Охотник за чудовищами! Скольких ты убил? Одного волколака? И срубил голову сушеному дракону? Правда, тройку горных людоедов теперь можно приписать к своему счету…
Сыскарь не возразила ничего. Только блеснула глазами.
Зато королевна напустилась на бедолагу так, словно он задел ее собственную гордость.
Ошалев от неожиданности, Годимир успевал лишь вяло извиняться.
«Вот ведь как бывает! Стоит собраться двоим женщинам, и они сразу же начинают объединяться против любого, осмелившегося не угодить им, мужчины. При этом не имеет значения — королевны ли это, княжьи дочки, мещанки или кметки».
Наконец Аделия утомилась. Победоносно глянула на него, переводя дыхание.
Годимир прижал ладонь к сердцу, стремясь изобразить раскаяние гораздо более глубокое, нежели испытывал на самом деле.
В это время Велина обернулась и серьезно, даже сурово, произнесла:
— Вообще-то с первым заданием я справилась не слишком-то хорошо. Не провалила, нет. Но могла бы лучше. А у нас принято доверять выученикам. И давать им возможность показать себя.
— Понятно, — кивнул рыцарь.
Наклонился, срывая крупный, усеянный капельками росы словно бриллиантами, цветок шиповника, и протянул его королевне:
— В знак примирения, твое высочество. Клянусь отныне следить за своим не в меру длинным языком и окорачивать его, не дожидаясь напоминания прекрасной панны.
Аделия приняла подарок, поднесла к лицу, вдыхая нежный, чуть терпкий аромат, а потом задорно улыбнулась:
— А кто, пан рыцарь, обещал балладу прочесть?
— А? Я… — растерялся Годимир. — Ну, да… Обещал…
— Правда? — заинтересовалась Велина. — А вы с Олешеком при мне не упоминали, что ты тоже не чужд высокого искусства, а, пан рыцарь?
Словинец согнал с шеи коня самого наглого слепня, никак не желавшего оставаться голодным. Вздохнул. Подумал: «Что ж за напасть такая на мою голову?..» Поднял глаза к верхушкам ясеней.
— Ты, пан Годимир, от ответа не увиливай-то! — Это Аделия. Вот настырная девка! А с чего бы ей быть скромной? Как-никак — королевна. Ничего. Найдем что ответить…
— А ты помнишь, твое высочество…
— Аделия! Мы же договаривались! Или забыл?
— Хорошо. Панна Аделия, а ты помнишь, что мне взамен обещала?
Королевна кивнула.
— Помню.
— Так давай. Твой рассказ против моей баллады… Ох! Твою налево… — Годимир звучно ляпнул себя по скуле. Оказывается, зловредный слепень никуда не улетел, а напротив, задумал кровавую месть. Сразу надо было убивать. Теперь щека того и гляди распухнет.
Девушки хихикнули, наблюдая за его рукоприкладством.
— Расскажи, расскажи, твое высочество, — попросила Велина. — Мне тоже интересно. Нет, если это тайна за семью замками, тогда, конечно, не надо. А если допустимо поболтать, то…
— Хорошо! — Аделия махнула рукой. — Тайна невелика. Для тебя, Велина, поясню с самого начала — а то, может, ты не знаешь…
— Слыхала кое-чего, но ты все же поясни. Мало ли чего люди натреплют языками? Тот недослышал, этот недопонял, а иной и по злобе лишнего приплетет.
— Хорошо. Очень мне хотелось из батюшкиного замка удрать. Почему — не спрашивайте. Грех это — на родителя, да еще и на короля возводить… Пускай и не напраслину, да кто ж поверит?
— Не надо! — быстро проговорил Годимир. Он и вправду не хотел слушать никаких гадостей о короле Доброжире. О его величестве у странствующего рыцаря остались самые приятные воспоминания. Умен, сдержан на язык, справедлив… Что еще требуется от монарха? И если родная дочь настолько с ним повздорила, что решила сбежать из дому, так в том королевская беда, а не вина.
— Да я и не собиралась все едино… — протянула королевна. — Ладно, слушайте. Удрать из замка я с Сыдором сговорилась еще в начале пашня. Не то, чтоб я без него жить не могла. — Она бросила быстрый взгляд на Годимира. — Просто надоело все хуже горькой редьки. Этикет, няньки, дворня льстивая, а пуще всех иных — рыцари-женихи. Все как на подбор. Или деревенщина деревенщиной — в усах солома, в башке навоз, меч зазубренный, а суркотта в латках; или мальчики позолоченные — десяток слуг с оруженосцами, доспехов с оружием два воза позади себя тягает, а пальцы нежные, словно рукоятки меча ни разу в жизни не касались. Я повадилась переодеваться дворовой девкой и удирать из замка. Бродила по рынку, что перед воротами, по слободе, по городу. И как не боялась, что узнают? Ошмяны — городок невеликий. А может, и узнавали, да стеснялись выдать себя перед взбалмошной королевной? Так вот и с Сыдором познакомилась. В нем сила есть. И удаль, и отвага, и задор молодецкий…