– Да-да, рассказал. И тебе следует знать, что тут появился новый выверт. Энди сообщили, что нас всех ставят на прикол в ожидании национализации, и у нас на все про все пять дней – всего пять дней, на которые мы точно можем рассчитывать. Если мы за это возьмемся, то крайний срок – эта пятница.
– Господи всеблагой и милосердный! – Скраггер ощутил стеснение в груди. – Дюк, мне никак не успеть приготовить все к пятнице.
– Энди говорит, вывозить будем только 212-е.
– А?
Старк объяснил, что произошло в Ковиссе и что, как можно надеяться, произойдет, «если Энди нажмет на кнопку „Пуск“».
– Брось ты это, никаких «если», только «когда». У Энди нет другого выхода. Вопрос в том, готовы ли мы подставлять свои шеи под топор?
Старк рассмеялся.
– Ты ее уже подставил. Я сказал, что я в деле, если все остальные согласны. Если речь идет о двух 212-х, для меня это возможно, а теперь, когда… ну, когда наши птички опять получат британские регистрационные номера, как только мы переберемся через границу, все будет легально.
– Черта с два, – возразил Руди. – Все это просто незаконно. Я тебе вчера говорил, и Папаша Келли согласился. Скрэг, как нам…
– Папаша здесь?
– Конечно, – сказал Старк. – Со мной прилетел. – Он объяснил почему, потом добавил: – Мастак согласился дать одну машину «взаймы», двух ребят мы вывезли на 125-м, остальные должны улететь в четверг, но на этот счет у меня полной уверенности нет. Полковник Чангиз сказал, что в будущем все передвижения персонала должны предварительно согласовываться с ним лично, а не только с Мастаком.
– Как ты намереваешься вернуться?
– Возьму 206-й. – Старк выглянул в окно и посмотрел на дождь. – Черт бы побрал этот фронт!
– К полуночи уймется, Дюк, – уверенно сказал Скраггер.
– Как ты собираешься вывозить своих людей, Скрэг? – спросил Руди.
– Если всех и дел-то, что мои два 212-х, мне будет гораздо легче. Гораздо. – Скраггер увидел, как Руди сделал большой глоток ледяного пива из банки с поблескивающими капельками влаги на боку, и жажда стала донимать его еще сильнее. – Пятница – хороший день для рывка, потому что иранцы все будут на молитвенных собраниях или еще где-нибудь.
– А я не так уверен, Скрэг, – возразил Руди. – По пятницам радар у них по-прежнему работает. Они обязательно поймут, что что-то не так, когда мои четыре птички ринутся через залив, особенно когда узнают про твои три и две Дюка. Абадан весь словно наскипидаренный насчет вертолетов, особенно после НВС.
– Были еще какие-нибудь расспросы про НВС, Руди?
– Да. На прошлой неделе приходил Аббаси, тот самый пилот, который его сбил. Те же вопросы, ничего нового.
– Он знает, что пилотом НВС был его брат?
– Пока нет, Скрэг.
– Тому Локарту дьявольски повезло. Просто дьявольски.
– Нам всем дьявольски везет. Пока что, – заметил Старк. – Кроме Эрикки. – Он пересказал Скраггеру то немногое, что им было известно.
– Господи, а дальше что? Как мы сможем провернуть «Шамал», когда он все еще будет в Иране?
– Мы не сможем, Скрэг… я так думаю, – сказал Руди. – Мы не можем оставить его здесь.
– Это верно, но, может быть… – Старк сделал глоток кофе: его немного мутило от его собственных тревог и слегка горчило во рту. – Может быть, Энди и не станет жать на кнопку. А мы тем временем будем изо всех сил надеяться, что Эрикки как-нибудь выкрутится или его отпустят до пятницы. Тогда у Энди будут развязаны руки. Черт, если бы это зависело от меня, от меня одного, будь я проклят, если бы я рискнул осуществить «Шамал».
– И я тоже. – Руди тоже подташнивало.
– Если бы это были ваши вертолеты, ваша компания и ваше будущее, готов поспорить, вы бы рискнули. Я знаю, что я-то рискнул бы. – Скраггер широко улыбнулся. – Что до меня, то я за «Шамал». Я должен быть за, старина, ни одна чертова компания не возьмет меня пилотом в моем возрасте, поэтому я просто должен, черт возьми, сделать так, чтобы Грязный Дункан и Энди Гав-Гав сохранили свой бизнес, если я хочу летать. – Чайник на плите завел свою песню. Скраггер поднялся. – Я сам заварю, Руди. Так как насчет тебя? Ты согласен или нет?
– Я согласен, если вы оба в деле и если это будет реально осуществимо. Но мне все это не нравится, и я вам прямо говорю: я поведу свои четыре машины только в том случае, если я действительно увижу, что у нас есть шанс. Вчера вечером мы поговорили с остальными пилотами, Скрэг. Марк Дюбуа и Папаша Келли сказали, что готовы попробовать, Блок и Форсайт сказали спасибо, но нет, благодарим покорно, так что у нас получается три пилота на четыре 212-х. Я попросил Энди прислать мне добровольца. – На лице Руди была написана тревога. – Мне каким-то образом нужно четыре машины поднять в воздух, и все одновременно, а нам даже на запуск двигателей нужно просить разрешение, а тут еще «зеленые повязки» рассыпаны по всей базе, наш радист Джахан далеко не идиот, а потом есть еще Гнусный Нуми… – Он закатил глаза под самые брови.
– У тебя нет никаких проблем, старый хрен, – беспечно бросил Скраггер. – Скажи им, что собираешься устроить победный воздушный парад в честь Хомейни в Абадане!
– Шел бы ты в задницу, Скрэг. – Музыка кончилась, и Руди перевернул кассету. Выражение лица стало тверже. – Но я согласен с тобой, Энди нажмет на кнопку, и это «когда» наступит в пятницу. Я так скажу, если один из нас решит отказаться, мы все откажемся. Договорились?
Скраггер нарушил молчание.
– Если Энди скажет лететь, я полечу. Мне придется полететь.
Порт Бендер-Делама. 15.17. Машина-универсал Скраггера свернула с основной дороги в широко раскинувшемся шумном городе на дорогу поуже, пронеслась по ней, потом вывернула на площадь перед мечетью; за рулем, как обычно, был Мохаммед, его палец практически не отрывался от кнопки клаксона. Дождь заметно поутих, но день оставался все таким же пасмурным и тоскливым. Минору дремал на заднем сиденье, держа на коленях запасную рацию. Скраггер рассеянно смотрел вперед: столько всего нужно было обдумать, планы, условные коды, и как быть с Эрикки? Вот бедолага! Но уж если у кого и получится выбраться из этой передряги, так это у него. Готов Богом поклясться, что Эрикки как-нибудь да вывернется. А если не вывернется или Энди не станет жать на кнопку, чем ты тогда будешь заниматься? Об этом я стану беспокоиться на следующей неделе.
Он не видел, как из-за угла вылетела полицейская машина, пошла юзом на скользкой от дождя дороге и врезалась в них сзади. Мохаммед никак не мог избежать столкновения, и скорость полицейской машины, добавившаяся к их собственной, швырнула их боком через дорогу на уличную лавку и толпу пешеходов, убив одну пожилую женщину, оторвав голову другой и многих ранив; их машина провалилась колесами в джуб, по инерции перекувыркнулась через бок и со страшным металлическим скрежетом врезалась в высокую стену.
Скраггер инстинктивно прикрыл лицо руками, но от последнего удара его голова ударилась о боковое стекло, и его на мгновение оглушило; пристегнутый ремень спас его от по-настоящему серьезной травмы. Водитель вылетел в лобовое стекло и теперь лежал наполовину внутри, наполовину снаружи машины, он сильно пострадал. Сзади сиденья защитили Минору, и он первый пришел в себя, по-прежнему бережно прижимая к себе рацию. Среди воплей и сумятицы он с трудом открыл свою дверцу и выбрался наружу, сразу очутившись в толчее прохожих и пострадавших; никто не заметил его как пассажира: японцы из «Иран-Тода» были обычным явлением на улицах города.
В этот момент к ним подбежали люди, сидевшие в полицейской машине, которую при столкновении развернуло так, что она теперь стояла поперек дороги со смятым передом. Полицейские протолкались через толпу к «универсалу», бросили один взгляд на водителя, потом со скрежетом открыли боковую дверцу и вытащили Скраггера наружу.
Раздались злобные крики «Американец!», шум усилился, послышались новые вопли; Скраггер стоял все еще полуоглушенный.
– Спа… спасибо, я… я в порядке… – но его крепко держали и кричали на него громко и озлобленно.
– Ради бога… – охнул он, – это не я был за рулем… что, черт возьми, происхо… – Вокруг него бушевала буря криков на фарси, паника и злоба, и один из подошедших полицейских защелкнул на его руках наручники, его грубо потащили ко второй машине, запихнули на заднее сиденье и сели в нее сами, продолжая осыпать его проклятьями. Водитель завел двигатель.
На другой стороне дороги Минору безуспешно пытался пробраться сквозь толпу, чтобы помочь Скраггеру. Он остановился в отчаянии, когда увидел, как машина с ним понеслась по улице прочь.
ГЛАВА 51
Недалеко от Дошан-Таппеха. 15.30. Мак-Айвер ехал по дороге, тянувшейся вдоль забора из колючей проволоки, окружавшего военный аэродром. Крылья и бока его машины были сильно помяты, вмятин и царапин было гораздо больше, чем раньше. Одна фара была разбита и кое-как залеплена скотчем, сзади с одного бока красный тормозной фонарь отсутствовал, но двигатель работал по-прежнему уверенно и чисто, и зимние шины хорошо держали дорогу. По обочинам поднимались сугробы снега. Солнце не пробивалось сквозь плотные облака, висевшие в каких-нибудь трех с половиной сотнях метров над головой и застилавшие все, кроме предгорных холмов на севере. Было холодно, и он опаздывал.
ГЛАВА 51
Недалеко от Дошан-Таппеха. 15.30. Мак-Айвер ехал по дороге, тянувшейся вдоль забора из колючей проволоки, окружавшего военный аэродром. Крылья и бока его машины были сильно помяты, вмятин и царапин было гораздо больше, чем раньше. Одна фара была разбита и кое-как залеплена скотчем, сзади с одного бока красный тормозной фонарь отсутствовал, но двигатель работал по-прежнему уверенно и чисто, и зимние шины хорошо держали дорогу. По обочинам поднимались сугробы снега. Солнце не пробивалось сквозь плотные облака, висевшие в каких-нибудь трех с половиной сотнях метров над головой и застилавшие все, кроме предгорных холмов на севере. Было холодно, и он опаздывал.
С внутренней стороны ветрового стекла был прикреплен большой зеленый пропуск, и, увидев его, пестрая группа «зеленых повязок» и охранников аэропорта, стоявшая у ворот, замахала руками, пропуская его, потом опять сгрудилась у открытого костра, чтобы как-то согреться. Он направился к ангару S-G. Прежде чем он до него добрался, Том Локарт вышел из боковой двери, чтобы перехватить его.
– Привет, Мак, – сказал он, быстро усаживаясь в машину. Он был одет для полета, со своей дорожной сумкой и только что прилетел из Ковисса. – Как Шахразада?
– Извини, что так долго, ужасные пробки.
– Ты видел ее?
– Нет, пока не видел. Извини. – Он заметил, как Локарт мгновенно напрягся. – Сегодня рано утром я опять туда ездил. Слуга открыл мне дверь, но, похоже, не понимал меня. Я отвезу тебя туда сразу же, как только смогу. – Он отпустил сцепление и развернулся к воротам. – Как все прошло в Загросе?
– Отвратительно, расскажу тебе обо всем через секунду, – торопливо проговорил Локарт. – Прежде чем мы сможем уехать, нам нужно встретиться с начальником базы.
– О? А зачем? – Мак-Айвер нажал на тормоз.
– Они не сказали. Оставили записку у клерка, чтобы ты зашел к начальнику базы, когда приедешь сегодня. Какие-то проблемы?
– Никаких, о которых мне было бы известно. – Мак-Айвер отпустил сцепление и круто повернул руль. Что там на этот раз? – думал он, пытаясь унять поднимающуюся внутри тревогу.
– Это могло бы быть связано с НВС?
– Будем надеяться, что нет.
– Что с твоей «Лулу»? Попал в аварию?
– Нет, просто какое-то хулиганье на улице, – ответил Мак-Айвер, думая о НВС.
– С каждым днем ситуация все напряженнее. Есть новости от Эрикки?
– Никаких. Он просто исчез. Азадэ просиживает у телефона в офисе все дни напролет.
– Она живет у тебя?
– Нет, в субботу она вернулась в свою квартиру. – Мак-Айвер направлялся к зданиям по другую сторону взлетно-посадочной полосы. – Расскажи мне про Загрос. – Он слушал, не прерывая, пока Том не закончил свой рассказ. – Ужас, кошмар какой-то!
– Да, но Ничак-хан так и не подал знака, чтобы нас сбили. Если бы подал, я думаю, он бы сумел отвертеться. Чертовски трудно опровергнуть историю про «террористов». Как бы то ни было, когда мы добрались до Ковисса, выяснилось, что Дюк и Энди поимели крупную ссору с Мастаком. – Локарт рассказал ему о ней. – Но хитрость, похоже, срабатывает: вчера Дюк и Папаша перегнали 212-й к Руди, а сегодня утром Эхо-Танго-Лима-Лима прибыл, чтобы забрать тело Джордона.
– Ужасно. Я чувствую себя таким виноватым за старика Долбаря.
– Наверное, у нас у всех такое чувство. – Впереди появилось здание штаба базы с часовыми снаружи. – Мы все вышли проводить его, когда гроб грузили в самолет, юный Фредди сыграл похоронную на своей волынке, вот, собственно, и все проводы, что еще тут можно сделать. Любопытно, что полковник Чангиз прислал почетный караул из состава ВВС и дал нам нормальный гроб. Странный народ эти иранцы, очень странный. Они выглядели так, словно им было по-настоящему жаль, что он погиб. – Локарт говорил автоматически; все эти задержки сводили его с ума – сначала в Ковиссе пришлось ждать, потом по дороге сюда служба управления воздушным движением без конца его доставала, потом выяснилось, что нет транспорта, и он бесконечно долго ждал, пока приедет Мак-Айвер, и вот теперь новая задержка. Что случилось с Шахразадой?
Они были рядом с административным зданием, где располагались апартаменты начальника базы и офицерская столовая, где оба они провели в прошлом немало приятных часов. Дошан-Таппех был элитной военной базой – шах держал здесь часть своего парка личных реактивных самолетов и свой «Фоккер Френдшип». Теперь стены двухэтажного здания были, как оспинами, изрыты следами от пуль, местами разворочены снарядами, большинство окон стояли без стекол, некоторые были заколочены досками. Снаружи несколько часовых из «зеленых повязок» и неопрятно одетых военнослужащих прохаживались взад-вперед.
– Мир вам! Их превосходительства Мак-Айвер и Локарт прибыли для встречи с начальником базы, – произнес Локарт на фарси. Один из «зеленых повязок» махнул им рукой, показывая, чтобы они входили. – Прошу вас, где находится кабинет?
– Внутри.
Они поднялись по ступеням к главному входу; в воздухе тяжело пахло горелым, кордитом и канализацией. Они едва поднялись до верхней ступеньки, как большая дверь с треском распахнулась, и оттуда торопливо вышел мулла и с ним несколько «зеленых повязок», волочивших двух молодых офицеров ВВС – их руки были связаны, мундиры изорваны и в грязи. Локарт охнул, узнав одного из них.
– Карим! – вырвалось у него, и теперь Мак-Айвер тоже узнал молодого иранца – Карим Пешади, обожаемый двоюродный брат Шахразады, тот самый, кого он просил забрать разрешение на взлет НВС с диспетчерской вышки.
– Том! Во имя Аллаха, скажите им, что я не шпион и не предатель, – крикнул Карим по-английски. – Скажите им, Том!
– Ваше превосходительство, – обратился Локарт к мулле на фарси, – здесь безусловно какая-то ошибка. Этот человек – пилот, капитан Пешади, верный помощник аятоллы, сторон…
– Кто вы, ваше превосходительство? – спросил мулла, черноглазый, приземистый, плотный. – Американец?
– Моя фамилия Локарт, ваше превосходительство, я канадец, пилот для «Иран Ойл», а это руководитель нашей компании на другом конце летного поля, капитан Мак-Айвер, и…
– Откуда вы знаете этого предателя?
– Ваше превосходительство, я уверен, что это ошибка, он никак не может быть предателем, я знаю его, потому что он двоюродный брат моей жены и сы…
– Ваша жена иранка?
– Да, ваше пре…
– Вы мусульманин?
– Нет, ваше превос…
– Тогда будет лучше, если она разведется и таким образом спасет свою душу от осквернения. На все воля Аллаха. В отношении этих предателей нет никакой ошибки. Займитесь своим делом, ваше превосходительство. – Мулла сделал знак «зеленым повязкам». Они тут же продолжили спускаться по лестнице, полунеся, полуволоча двух молодых офицеров, которые громко протестовали и кричали о своей невиновности. Мулла повернулся к двери главного входа.
– Ваше превосходительство, – настойчиво воззвал к нему Локарт, догоняя его. – Прошу вас, именем Единого Бога, я знаю, что этот молодой человек верен имаму, добрый мусульманин, патриот Ирана, я доподлинно знаю, что он был одним из тех, кто вышел против «бессмертных» здесь, в Дошан-Таппехе, и помогал револю…
– Остановитесь! – Взгляд муллы стал еще тверже. – Это не ваше дело, чужеземец. Нами больше не правят чужеземцы, чужеземные законы или подчиняющийся чужеземцам шах. Вы не иранец, не судья, не законодатель. Этих людей судили, им вынесен приговор.
– Умоляю вас проявить терпение, ваше превосходительство, тут должна быть какая-то ошибка, должна бы… – Локарт крутанулся на месте, услышав недалеко за спиной винтовочный залп. Часовые внизу вглядывались через дорогу в сторону каких-то казарм и зданий. Со своего места наверху лестницы ему не было видно то, что видели они. Потом из-за одной из казарм вышли «зеленые повязки», закидывая винтовки на плечо. Они группой начали подниматься вверх по ступеням. Мулла жестом показал им, чтобы они заходили внутрь.
– Закон есть закон, – сказал мулла, глядя на Локарта. – Ересь следует искоренять. Раз уж вы знаете его семью, можете сказать им, чтобы они молили Аллаха о прощении за то, что вырастили такого сына.
– А в чем он, как полагают, был виновен?
– Не «полагают», ваше превосходительство, – сказал мулла, и в голосе его появились гневные нотки. – Карим Пешади открыто признался в том, что украл грузовик и покинул расположение базы без разрешения, открыто признал, что участвовал в запрещенных демонстрациях, открыто высказывался против нашего будущего абсолютного исламского государства, открыто протестовал против отмены антиисламского закона о браке, открыто защищал действия, противоречащие исламскому закону, был пойман при совершении действий с подозрением на саботаж, открыто отрицал полную абсолютность Корана, открыто оспаривал право имама быть факихом – знатоком мусульманского богословского права. – Мулла плотнее запахнул полы халата от холода. – Мир вам. – Он вернулся в здание.