– Но зачем, тайпан? – недоумевал Маусс. – Это опасно. К чему весь этот риск, hein?
– Вы просто будьте там, Вольфганг, – ответил ему Струан.
Когда сампан подошел к причалу, Струан подобрал несколько корзин, которые приготовил заранее, и заторопился через толпу к воротам парка. Никто не обратил на него внимания. Очутившись в здании фактории, он отбросил корзины в сторону, подбежал к окну столовой и осторожно выглянул наружу через щель между портьерами.
Его лорча была уже далеко. Брок вышел на стремнину, набирая скорость. Его паруса наполнились попутным бризом. Горт отдавал распоряжения на полуюте, и до Струана доносились обрывки его ругательств. Брок стоял у левого фальшборта и вглядывался куда-то вниз по течению, Варгаш только что закончил проверять, все ли клерки на месте, и теперь возвращался назад.
Струан выскочил из столовой и быстро взбежал по лестнице наверх. С лестничной площадки он видел, как Варгаш вошел в холл фактории, проверил напоследок, все ли в порядке, и вышел. Струан услышал, как в замке повернулся ключ. Облегченно вздохнув, он по узкой лесенке поднялся на чердак. Здесь, пробравшись через груду старых ящиков, он стал осторожно продвигаться к передней стене.
– Хэллоу, тайпан, – раздался голос Мэй-мэй. Она была в своих лоснящихся от грязи штанах женщины-танка и стеганой куртке, правда на этот раз решила не пачкать лицо. Девушка сидела на коленях на толстой подстилке позади каких-то ящиков. А Гип поднялась и поклонилась ему, потом снова села на корточки рядом с небольшим узелком одежды и кухонной утвари. Мэй-мэй жестом показала на другую подстилку напротив нее и на доску для триктрака с расставленными фишками. – Мы играем по тем же ставкам, хейа?
– Подожди минутку, девочка.
На чердаке было два слуховых окна: одно в крыше и еще одно в передней стене. Отсюда Струан мог наблюдать за всей площадью, не боясь быть замеченным. Внизу торговцы все еще суетились, переругиваясь, меняя что-то в последний момент.
– Ты заметила меня?
– О да, очень, – ответила Мэй-мэй. – Но мы смотрели сверху. Может быть, внизу никто и не видел. Зачем Брок ударил своего сына, хейа?
– Я и не знал, что он это сделал.
– Ударил. Два раза. Зачем такие удары? Мы смеялись, пока чуть-чуть не задохнулись. Сын едва не ударил его в ответ. Надеюсь, они подерутся – убьют друг друга, – тогда и денег возвращать не надо. Я по-прежнему думаю, что ты фантастический сумасшедший, что не заплатил пирату, который убьет его. Это так просто. – Она было села на подстилку, но тут же, чертыхнувшись, вернулась на колени.
– В чем дело?
– Попа. Она все еще болеет.
– Она все еще болит.
– Нет, болеет. Это я в шутку. Ай-йа, на этот раз я разобью тебя в пухи и прахи и верну все мои деньги. – С невинным видом она добавила: – Сколько я тебе должна? Четырнадцать тысяч?
– У тебя очень хорошая память. – Он опустился на подстилку и взял стаканчик с костями. – Четыре игры. Потом спать. У нас впереди долгая ночь. – Он бросил кости, и у нее вырвалось проклятье:
– Вот это йосс! Две шестерки, две шестерки, чума на две шестерки! – Потом бросила кости она, и у нее выпало столько же. Мэй-мэй с треском поставила стаканчик на пол и торжествующе вскрикнула: – Милые, добрые, чудесные две шестерочки!
– Не так громко, или мы прекратим игру.
– Нам нечего бояться, тайпан. Бросай! Мой йосс сегодня просто огромный.
– Будем надеяться, что это так. И что его хватит на завтра!
– Эй-йа, завтра, тайпан! Сегодня. Только сегодня и имеет значение. – Она бросила снова, опять выпали две шестерки. – Ах вы, мои милые, мои чудные косточки, я вас обожаю. – Она нахмурилась. – Что такое значит «обожаю»?
– «Люблю».
– А «люблю»?
Струан прищурился и погрозил ей пальцем:
– Тебе не удастся снова втянуть меня в этот разговор.
Однажды он попробовал объяснить ей, что такое любовь. Но в китайском языке не нашлось слова для обозначения того, что вкладывают в это понятие европейцы.
Большие часы внизу начали отбивать одиннадцать. Струан устало пошевелился на своем посту у окна в стене. Мэй-мэй спала, свернувшись калачиком, рядом с ней А Гип бесформенной грудой привалилась к покрытому белесой плесенью ящику. Несколько часов назад он ненадолго заснул, но сны его были тревожны, фантастические видения перемешивались в них с реальностью. Он видел себя на борту «Китайского облака» придавленным целой горой серебряных слитков. В каюту вошел Жэнь-гуа и освободил его из-под серебряной груды, а потом забрал все себе в обмен на гроб и двадцать золотых гиней. А в следующий миг он уже был не на корабле, а на берегу – в Большом Доме на круглом холме. Уинифред принесла ему три вареных яйца, и он начал завтракать, как вдруг голос Мэй-мэй спросил из-за спины: «Кровь Христова, как ты можешь пожирать неродившихся детей курицы?» Обернувшись, он увидел ее – нагую и до боли прекрасную. Уинифред спросила: «А мама была такой же красивой без одежды?» – и он ответил: «Да, только по-другому» – и тут внезапно проснулся.
Мысли о семье, пришедшие вместе со сном, опечалили его. Нужно будет в скором времени съездить домой, подумал он. Ведь я даже не знаю, где они похоронены.
Он потянулся и стал наблюдать за движением на реке и размышлять о Рональде и Мэй-мэй. Какие они все-таки разные, даже очень – вернее, были разные. Я равно любил их обеих. Рональде бы очень понравился Лондон, красивый столичный дом, поездки на воды в Брайтон или Бат летом. Она идеально справлялась бы с ролью хозяйки на всех званых ужинах и балах. Но теперь… Теперь я один.
Возьму ли я Мэй-мэй с собой, когда решу вернуться в Англию? Может быть. В качестве тайтай? Исключено. Потому что это закроет передо мной двери тех, кого я должен буду использовать.
Он отвлекся от этих мыслей и сосредоточил все внимание на площади. Она была пуста. Знаменосцы ушли с наступлением сумерек. Теперь всю ее заливал тусклый лунный свет. Струан смотрел на нее поверх посеребренных луною крон деревьев, и ему казалось, что в этой пустоте притаилось что-то зловещее и жестокое.
У него слипались глаза. Ты не можешь заснуть сейчас, постоянно твердил он себе. Да, но я так устал.
Он поднялся на ноги, потянулся и снова устроился у окошка. Часы пробили четверть, потом половину, и он решил про себя, что еще через четверть часа разбудит Мэй-мэй и А Гип. Спешить пока некуда, говорил Струану его внутренний голос. Он не позволял себе думать о том, что случится, если лорча не появится. Его пальцы нащупали в кармане четыре половинки монет, и мысли его в который раз вернулись к разговору с Жэнь-гуа. Какие услуги и когда?
Теперь он отчасти понимал, что руководило старым китайцем. Это понимание пришло к нему сегодня утром, когда он увидел Тисэня в цепях. Стало ясно, что дело закончится новой войной. Британия, конечно же, выиграет ее, и торговля, конечно же, возобновится. Но уже ни в коем случае не по Восьми правилам. Следовательно, кохонг лишится своей монополии и отныне каждый будет сам за себя. Отсюда и условие Жэнь-гуа торговать только с ним в течение следующих тридцати лет: старик просто укреплял свои деловые связи на три десятилетия вперед. Это характерно для китайцев, подумал Струан: беспокоиться не о сиюминутной выгоде, а об устойчивом доходе на долгие годы.
Все это верно, но что же в действительности задумал Жэнь-гуа? Зачем ему земля на Гонконге? Зачем давать сыну «варварское» воспитание, чего он рассчитывает этим добиться? И в чем будут заключаться эти четыре услуги? Другой вопрос: теперь, когда ты согласился и связал себя словом, как ты собираешься держать его? Как ты сможешь заставить Робба и Кулума соблюдать условия сделки?
Струан задумался. Он перебрал в уме дюжину вариантов, пока не нашел наконец ответ. Все его существо восставало против того, что ему придется сделать, но он был уверен: иного пути нет. Затем, приняв решение, он занялся другими проблемами.
Как быть с Броком? И с Гортом? В какой-то момент там, на причале, он был готов довести дело с Гортом до конца. Еще одно слово – и ему пришлось бы открыто вызвать его. Закон чести потребовал бы – и позволил – поставить Горта на место. Ударом ножа в живот. Или плетью.
А Кулум? Что у него за планы? Почему он ни разу не написал мне за эти две недели? Да и Робб тоже. И сколько глупостей нагородил Лонгстафф в его отсутствие?
Часы пробили три четверти двенадцатого. Струан разбудил Мэй-мэй. Она зевнула и сладко, по-кошачьи, потянулась. А Гип поднялась, едва он успел отойти от окна, и уже начала собирать свои узлы.
– Лорча прибыла? – спросила Мэй-мэй.
– Нет. Но мы можем спуститься вниз и приготовиться.
Мэй-мэй шепотом сказала несколько слов А Гип, и та вынула заколки из ее волос и принялась энергично их расчесывать. Мэй-мэй закрыла глаза, целиком отдавшись удовольствию. Затем А Гип заплела волосы своей госпожи в косу, как это делали женщины-танка, перевязала ее красной лентой и перебросила за спину.
Мэй-мэй повозила руками по пыльному полу и измазала себе лицо.
– Чего только я не делаю для тебя, тайпан. Эта мерзкая грязь разрушит все совершенство моей прекрасной кожи. Мне понадобится много серебра, чтобы восстановить его. Сколько дашь, хейа?
– Марш отсюда!
Они осторожно спустились в столовую. Струан знаком приказал им сесть и терпеливо ждать, а сам подошел к окну. Площадь была по-прежнему безлюдна. В плавучих деревнях на сбившихся в тесные кучки сампанах горели масляные фонари. Время от времени откуда-то доносился лай собак, становились громче и затихали спорящие голоса, иногда слышался смех и радостные восклицания – и ни на минуту не умолкало сухое постукивание костяшек маджонга о доску или столик, сопровождаемое монотонным бормотанием. От котлов, в которых варилась пища, поднимался густой пар. Звуки, запахи, бесчисленные лорчи, джонки, сампаны, теснившиеся возле берега, – все казалось Струану привычным и нормальным. Тревожила лишь пустота на площади – он предполагал, что там будут люди. Теперь же им предстоит бежать по открытому пространству, а при свете луны их будет видно за сотни шагов.
Пробило полночь.
Он ждал, напряженно всматривался в огни на реке и снова ждал.
Минуты стали длиннее: казалось, прошла целая вечность, когда гулкий удар возвестил четверть первого. Потом половину.
– Может быть, лорча стала южнее, – сказала Мэй-мэй, пряча зевок.
– Возможно. Мы подождем еще полчаса, потом пойдем посмотрим.
Почти ровно в час он заметил два огня на лорче, спускавшейся вниз по течению. Лорча была еще слишком далеко, чтобы он мог разглядеть нарисованный красным глаз. Затаив дыхание, Струан ждал. Лорча шла мягко, но казалась неповоротливой и медленной на воде. Это был добрый знак, потому что слитки должны были быть тяжелыми. Миновав северный конец поселения, лорча изменила курс и подобралась к причалу. Два китайца из ее команды спрыгнули на берег со швартовыми в руках и привязали ее. Струан с облегчением увидел, как другой китаец прошел на нос, задул горевший там фонарь и зажег его снова, как было условлено.
Шотландец вглядывался в полутьму, стараясь заранее обнаружить какую-нибудь скрытую опасность. Но не почувствовал ее. Проверив пистолеты, Струан заткнул их за пояс:
– А теперь – за мной, быстро!
Он прошел к входной двери, отпер ее и провел женщин через парк. Выйдя за ворота, они заторопились через площадь. Струану казалось, что весь Кантон смотрит на них. Приблизившись к лорче, он увидел красный глаз и узнал на полуюте человека, который провожал его к Жэнь-гуа. Струан помог Мэй-мэй подняться на борт. А Гип легко вспрыгнула на лорчу без посторонней помощи.
– Почему два колова чилло, хейа? Нет мозна! – сердито сказал китаец.
– Твое имя как, можно? – спросил Струан.
– Вэн, хейа!
– Корова чилло мой. Отчаливай, Вэн!
Вэн заметил маленькие ноги Мэй-мэй, и его глаза сузились. Ее лица он не мог разглядеть из-за широкой соломенной шляпы, надвинутой низко на лоб. Струану не понравились ни колебания Вэна, ни то, как он посмотрел на Мэй-мэй.
– Отчаливай! – резко повторил он, стукнув кулаком по фальшборту.
Вэн скороговоркой протараторил приказ. Швартовы отвязали, и лорча отошла от причала. Струан подвел Мэй-мэй и А Гип к трапу, и они спустились на нижнюю палубу. Здесь он повернул к корме, где обычно располагалась капитанская каюта, и открыл дверь. Внутри он увидел пятерых китайцев. Знаком он приказал им выйти. Они неохотно подчинились, оглядывая Мэй-мэй сверху донизу. Им тоже бросились в глаза ее маленькие ноги.
Каюта была крошечной, с четырьмя койками, грубым столом и скамьями. Здесь пахло пенькой и тухлой рыбой. Вэн стоял в дверях, пристально разглядывая Мэй-мэй.
– Почему колова чилло? Нет мозна.
Струан не обратил на него внимания.
– Мэй-мэй, твоя запирать дверь, хейа? Только открывать дверь мой стук, ясно?
– Ясна, масса.
Струан подошел к двери и, махнув рукой Вэну, вышел из каюты. Он подождал, пока за ними лязгнет запор, и сказал:
– Трюм ходить!
Вэн проводил его в трюм. Сорок ящиков двумя ровными рядами стояли по бортам, оставляя в середине широкий проход.
– Что в ящиках, хейа? – спросил Струан.
– Зачем твоя говолить, хейа? – с удивлением посмотрел на него Вэн. – Все как масса Жэнь-гуа говолить.
– Сколько люди знать?
– Моя толька! Все знать – ай-й-йа! – Вэн чиркнул пальцем по горлу.
Струан хмыкнул:
– Охраняй дверь!
Он наугад выбрал один ящик и ломиком вскрыл его.
Некоторое время он не отрываясь смотрел на серебро, потом взял в руки слиток из верхнего ряда. Он почувствовал, как напрягся Вэн, и это усилило его собственную напряженность. Положив слиток на место, Струан закрыл крышку.
– Почему колова чилло? – опять повторил Вэн.
– Корова чилло мой. Конец. – Струан подергал крышку и убедился, что она опять прочно приколочена.
Вэн засунул большие пальцы рук за пояс своих потрепанных штанов.
– Чоу? Мозна?
– Можно.
Струан поднялся на верхнюю палубу и осмотрел паруса и рангоут. Небольшая четырехфунтовая пушка располагалась на носу, и еще одна такая же – на корме. Он убедился, что обе заряжены, проверил затравку и пороховые ящики – ящики были полные, порох сухой. Ядра и картечь лежали рядом. Он приказал Вэну собрать всю команду на палубе и взял в руку кофель-нагель. Всего на лорче оказалось восемь человек.
– Твоя говорить люди, – обратился он к Вэну, – все ножи, все бум-бум на палубу быстро раз-раз. Быстро-быстро.
– Эй-йа, нет мозна, – запротестовал Вэн. – Сильно много пилата лека есть. Сильно…
Он не договорил – кулак Струана врезался ему в горло и отбросил к фальшборту. Матросы что-то злобно затараторили и приготовились броситься на Струана, но поднятый кофель-нагель охладил их пыл.
– Все ножи, все бум-бум на палубу, сильно быстро, – повторил Струан металлическим голосом.
Вэн с трудом поднялся на ноги и пробормотал несколько слов на кантонском наречии. После зловещего молчания он швырнул свой нож на палубу, и остальные, ворча и качая головами, последовали его примеру. Струан велел Вэну собрать ножи и завернуть их в кусок мешковины, валявшийся на палубе. Затем он приказал матросам повернуться к нему спиной и принялся обыскивать их. У третьего по счету он обнаружил маленький пистолет и рукояткой ударил китайца сбоку по голове. Еще четыре ножа звякнули о палубу, и краем глаза Струан увидел, как Вэн украдкой выбросил за борт небольшой боевой топорик.
Закончив обыск, он приказал всем оставаться на палубе, а сам собрал оружие и внимательно осмотрел все судно. Внизу никто не прятался. За какими-то ящиками он обнаружил тайник с четырьмя мушкетами, шестью мечами, четырьмя луками со стрелами и тремя боевыми цепами и перенес все это в каюту.
– Хейа, Мэй-мэй, твоя слышать можно, что наверху есть? – прошептал он.
– Да, – ответила она так же тихо. – Ты всегда говоришь, что при А Гип мы можем спокойно разговаривать по-английски. Ты почему-либо не хочешь сейчас?
– Я забыл. Привычка. Нет, девочка, считай, все в порядке.
– Зачем нужно было ударить Вэна? Жэнь-гуа ведь доверяет ему, нет?
– Наш груз – самый сильный магнит в этом путешествии.
– «Магнит»?
– Да, магнит. Стрелка компаса, помнишь?
– А, теперь понимаю. – Мэй-мэй села на койку, морща нос от запаха гниющей рыбы. – Мне будет очень плохо, если я останусь здесь. Можно мне быть на палубе?
– Подожди, пока мы отойдем от Кантона. Здесь сейчас безопаснее. Гораздо безопаснее.
– Когда мы увидим «Китайское облако»?
– Вскоре после рассвета, если Вольфганг ничего не напутает с местом встречи.
– А это возможно?
– С таким грузом, как у нас, все возможно. – Струан поднял один из мушкетов. – Ты знаешь, как с ним обращаться?
– Зачем мне стрелять из ружьев? Я всего лишь цивилизированная напуганная женщина – очень красивая, согласна, но никаких ружьев.
Он показал ей, что нужно делать.
– Если кто-то, кроме меня, войдет в эту каюту, убей его.
Струан вернулся на палубу, прихватив с собой другой мушкет.
Лорча вышла на середину реки. Полная луна заливала ярким светом все вокруг. Сидя низко в воде, лорча тяжело и лениво продвигалась по течению, делая около четырех узлов. Они все еще плыли мимо предместий Кантона, и по обе стороны вдоль берега тянулась нескончаемая череда плавучих деревень. Время от времени им попадались сампаны и джонки, пробирающиеся вверх по течению. Река здесь была шириной около полумили; и впереди, и позади них спускалось по течению много лодок всех размеров.
Взглянув на небо, Струан определил, что погода будет ясной, но ветер показался ему мягким, сухим, совсем без влаги, и как бы бестелесным, ненаполненным. Опыт подсказывал ему, что такой ветер скоро стихнет и значит скорость их еще больше упадет. Но это его мало тревожило; он столько раз проделывал этот путь, что знал наперечет все мели, протоки, рукава и помнил все вехи.