– И я,– совсем уж неожиданно присоединился к ней Грошний.
Стежень посмотрел на Кирилла, тот пожал плечами.
– Хорошо,– кивнул Глеб.– Только не больше трех. И под моим полным контролем. Свободных морозилок больше нет.
– В доме есть факс? – спросил Шведов.
– У меня в кабинете,– ответил Стежень.– На втором этаже, дверь с бронзовой ручкой. Она открыта. Проводить?
– Найду.
Когда он вышел, четверо оставшихся сразу нахмурились.
– Круг? – спросил Дмитрий. Игоев отрицательно качнул головой.
– Теперь мы слишком разные,– сказал он.
Елена улыбнулась ему, но улыбка вышла напряженной.
– Вы мне не доверяете?
Игоев вздохнул:
– Не совсем.
Если Елена обиделась, то не подала виду. Просто кивнула. Вот если бы то же самое сказал Стежень…
– Дима,– обратилась она к Грошнему,– может, поделишься впечатлениями?
Дмитрий бросил взгляд на Кирилла, тот чуть заметно качнул головой.
– Мальчики, мальчики,– с иронией произнесла она,– похоже, вы меня боитесь?
Мужчины молчали.
– Может, и мне выйти?
– Нет!
Это сказал Стежень.
– Не сердись, Ленок,– быстро проговорил Грошний,– мы тебя все равно любим!
Елена Генриховна взглянула на него так, что Дмитрий заерзал в кресле и отвел глаза.
– Прекрати! – резко бросил Стежень.– Кир, сколько у меня шансов, если я его спровоцирую?
– Не много.
– Не смей! – тут же вмешался Грошний.
– Можно мне узнать, о чем ты, Глебушка? – вкрадчивым голосом поинтересовалась Елена.
– Я намерен предложить ему кумитэ,– сухо ответил Стежень.– Вернее, той его части, что когда-то была человеком.
– Ты с ума сошел! – воскликнула женщина.
– В чем дело? – Стежень повернулся к ней.– Думаешь, я слабее тебя?
Взгляды их скрестились… Елена первой отвела глаза.
– У меня нет каких-то потайных планов,– проговорила она.– Поверьте… Если бы не Душка… Кир, может, ты?
– Не выйдет,– бесстрастно возразил Стежень.– На нем оберег.
В гостиной воцарилось молчание. Снаружи по дороге дребезжа проехал трактор. Залаяли собаки.
Вернулся Шведов. Оглядел мрачную четверку, сел на прежнее место.
– Договорился,– сообщил он.– Люди прибудут через два часа.– Повернувшись к Стежню, добавил: – Поступят в твое распоряжение.
– Вы собираетесь уехать, Виктор? – спросил Игоев.
– Завтра.
Кирилл встал, подошел к окну, оперся на подоконник.
– Хорошее солнышко,– проговорил он задумчиво.– Обойдетесь без меня часиков пять-шесть?
– Не беспокойся,– за всех ответила Елена.– Мы управимся.
– Тогда до вечера.
Игоев повернулся и вышел.
И в гостиной словно похолодало. Словно солнце зашло. Хотя солнце светило все так же ярко.
Во дворе заурчал двигатель. Слышно было, как Игоев просит Вацека открыть ворота.
– Если вы не против, я покину вас, господа.– Елена поднялась, улыбнулась каждому в отдельности.– Глебушка, если понадоблюсь, зови.
И удалилась, элегантно покачивая бедрами.
Секундой позже встал Стежень.
– Дела,– сказал он.– Будьте как дома.
Последнее относилось к Шведову.
– Ну вот, родственничек, мы и познакомились поближе,– произнес Шведов, когда они остались вдвоем.
– Нет худа без добра,– усмехнулся Дмитрий.– С виду ты не такое уж дерьмо, каким я тебя представлял.
– Я тоже представлял тебя иначе,– отозвался Шведов.– Как удачно, что Марина не похожа на тебя.
– Мы – от разных отцов. А я точь-в-точь батя. А теперь, может, скажешь, почему моя сестра оказалась в лесу одна?
– А вот это не твое дело! – отрезал Виктор.– Кстати, каково это, быть монстром?
– Потерпи, скоро узнаешь!
– Любишь ты меня… – протянул Шведов.
– Ты взял мою сестру,– агрессивно бросил Грошний.– И я вижу результат!
– Я, что ли, запустил в лес эту тварь? – огрызнулся Виктор.– Тебе уж лучше молчать!
– Не эта тварь, так другая,– процедил Дмитрий.– Наслышан о тебе, просветили!
Лицо Шведова окаменело.
– Твои-то дела я знаю,– произнес он с холодной злобой.– Бабощуп хуев!
Дмитрий вскочил на ноги, оскалился.
– Еще раз скажи… – почти шепотом проговорил он.– Давно мечтаю оторвать тебе яйца!
– Коз-зел! – Шведов снизу вверх свирепо глядел на шурина. Он нисколько не испугался.– Фрайер дешевый! Залупнись мне!
Пистолет уже был у него в руке, и флажок предохранителя сдвинут.
Смахивающее на череп лицо Грошнего стало еще страшнее. Миг – и прыгнет. Насрать ему на пистолет!
Звериным чутьем Шведов понял: Дмитрий знает, что он способен нажать на курок, но Грошнего это не остановит… и спрятал оружие в карман.
– Извини,– сказал он, полностью игнорируя угрожающую позу шурина.– Не к месту нам сейчас разборки затевать.
И вытер носовым платком совершенно сухой лоб.
Лицо Грошнего выразило скорее разочарование, чем облегчение. Хотя у него как раз лоб был влажным от пота.
– По стаканчику за перемирие? – предложил Шведов.– Хозяин не станет возражать?
– Не станет. Пей, мне нельзя.
Дмитрий опустился в кресло. Руки у него дрожали.
– Ох, извини. Забыл, что ты – не в порядке.– Шведов придал голосу виноватую интонацию. Но про себя добавил: «Погоди, родственничек, еще потолкуем!»
Налил себе коньяку, выпил.
– Скажи: есть у Марины шанс или это пустой базар?
– Не знаю,– мрачно отозвался Дмитрий.– Кирилл говорит – есть. Крохотный.
– Игоев? Не Стежень? Я думал, он как врач…
– Врач? – Грошний стал еще мрачнее.– По медицине Марина мертва. Врачи покойниками не занимаются. Кроме трупорезов.
– Тогда – что?
– А хрен их знает! Кир что-то задумал. Может, надеется на регенеративные способности тела монстра. Витальность у твари бешеная. Но понимаешь, она же не йог – несколько часов пролежать под землей со сломанной шеей.
– Йогой она как раз занималась.
– Херня это, а не йога. Допустим, позвонок я ей собрал бы и поставил. Если спинной мозг не поврежден – плевая работа. На живой.
– А если поврежден?
– Тогда – смерть. Или калека. Но это опять-таки – для живого человека. А она…
– Тогда – зачем?
– Кирилл сказал.
– Но он даже не врач! – воскликнул Шведов.
– И что с того? – возразил Грошний.– Ты не врубаешься! Кирилл сказал!
– Он что, Бог?
– Он просто так не скажет.– Грошний посмотрел на свою коричневую руку.– Никогда меня загар не брал,– проговорил он, усмехнувшись.– Кирилл скажет – Глеб сделает. Он молодец, Глеб! Он много чего может! Да и терять, сам понимаешь, нечего…
– Это точно. А скажи мне, Дмитрий Степанович… Степанович, да? – (Грошний кивнул.) – Скажи мне, что это за центр здесь такой? Никогда раньше не слышал.
– Берлога Глебова.
– Берлога? – Шведов наклонился, провел рукой по густому ковровому ворсу.– Неплохо для берлоги.
– Ты его оборудования не видел!
– Видел,– возразил Виктор.– И оценил. Я в этих железках разбираюсь. Даже сейчас иногда приторговываю, хотя спрос у них, скажем, ограниченный. А деньги серьезные. Чьи?
– Его.
– А я, дурак, его ко мне в охранники звал! – изображая простодушие, сообщил Шведов.
– И как? – заинтересовался Грошний.
– Отказался. Но намекнул, что четыре тысячи бакинских в неделю ему мало.
– Это Глеб так шутит! – Дмитрий рассмеялся.– В «Народной медицине» шакалы день и ночь у телефона дежурят – его звонка ждут. Очередь – на шестьдесят лет вперед. Видел, какие у Ленки зубы? Его работа. Голливуд!
– Да? – Шведов рефлекторно провел языком по собственным зубам.– Не знал, что он еще и протезист.
– Протезист! – Грошний расхохотался.– Живые зубы, Витя! Живые! Свои! Новые!
– Не знал, что так можно,– задумчиво проговорил Шведов.
– Можно, можно! Я же сказал: кудесник! Причем зубы – ерунда, исключительно для бабок. Поэтому он и тихарится. Узнай о нем простая изнуренная болезнями публика – на куски растащили бы. Некоторых он, конечно, лечит. В своем поселке, например. Но с каждого – слово: молчи. Ни брату, ни свату.
– Слово нынче – пустяк,– заметил Шведов.
– А к слову – постгипнотический блок,– усмехнулся Дмитрий.– Молчат, Витя. Кроме того, Глеба здесь любят. Ну и боятся, конечно. Кто дал – тот и отнять может. Так что тронешь его – весь поселок встанет. А народ тут резкий, половина вообще отмороженная.
– Да… – произнес Шведов.– Я бы тоже у него полечился. Думаю, мне по средствам.
– Полечишься,– сказал Грошний.– Если выживем.
– Выживем! – решительно заявил Шведов.
– Дай Бог. Пойду на кухню, проглочу что-нибудь. От Глебовых трав у меня не желудок, а трясина.
– Давай,– кивнул Виктор, доставая телефон.– А я пока поработаю…
Глава одиннадцатая
Морри-Рустам рывком поставил на ноги бывшего сэнсэя, заглянул в мутные глаза, угрожающе полыхнул огнем… В последнем уже не было нужды. Пошатываясь, мягкой безвольной куклой стоял перед ним Олег Ликанов. Запугивать его – бессмысленно. Та часть, что могла испугаться, была упрятана так же далеко, как свобода воли.
– Скажи им, кто я! – рявкнул Кермаев.
– Сэнсэй… – еле шевеля губами, прохрипела кукла.
Зеленцов, все еще полусогнутый, наполовину ослепший от боли, услышав голос Ликанова, едва не заплакал: «Олег! Как его…»
Стиснув зубы, прижимая руки к животу, Зеленцов попятился из зала…
Сильный толчок швырнул его обратно.
Пятеро крепеньких, смуглых, с черными усиками, отпихнув Зеленцова, ворвались в зал и остановились, шаря по сторонам маслинными глазками.
– Это еще что за кунаки? – шепотом спросил напарник Халика Гриша Магид.
Ответа не последовало.
Крепыши цепочкой двигались по залу. Блестящие черные куртки между белыми кимоно. Походя крепыши отталкивали учеников Ликанова, и те молча отодвигались. Происшедшее с сэнсэем настолько выбило их из колеи, что «кунаки» воспринимались как естественное приложение к Кермаеву.
– Ты! – выкрикнул один из крепышей.– Думаэш, сылный? Сылный, да?
Будь на месте восковой куклы прежний Ликанов, он непременно бы засек слабину в действиях «гостей». Уловил бы, что агрессия – защитная, а не направленная. Потому что крепыши и сами не знали, что за сила заставила их вожака свернуть в зеленый дворик и вломиться в спортзал, причем на совершенно чужой территории.
Зато Морри отлично знал, почему они здесь. Но теперь у Морри имелось достаточно сил, чтобы постоять и за себя, и за свою добычу.
Пока «кунаки», вертя круглыми черными головами, распихивали каратэков, Морри выделил среди них лидера и спокойно ждал, расположившись за спиной куклы-Ликанова.
Сентябрьское солнце било в высокие окна зала, расплескиваясь по начищенному паркету, отражаясь от белых стен и зеркал. Солнце било прямо в лица крепышей, заставляя щуриться даже привычные к яркому свету глаза.
Четверо бессистемно рыскали туда-сюда, зато пятый, вожак, наконец засек Морри, подобрался поближе и вдруг с яростным воплем прыгнул вперед, выхватывая из кармана ствол.
Морри даже не пошевельнулся. Он просто вдохнул жизнь в ватное тело Ликанова, и тот на рефлексе сработал уход с линии атаки и одновременно мощным уро-маваши снизу вверх переломил челюсть крепыша-вожака.
Хруст кости утонул в треске пистолетного выстрела.
Так вышло, что в этот момент ни один из «кунаков» не смотрел на старшего и, следовательно, не видел удара. Зато на выстрел все четверо отреагировали мгновенно, выхватив оружие с быстротой, говорившей о большой практике. Развернувшись в нужную сторону, они увидели, как падает на пол человек в белом (Ликанов, опять превратившийся в безвольную марионетку), а их лидер уже валяется на полу без признаков жизни.
Обычно в таких случаях «кунаки» тоже действовали на рефлексе. То есть стреляли во все, что движется.
Но сказалась непривычная ситуация, а их старший, ни с того ни с сего приказавший свернуть в дороги, не мог показать пример, потому что лежал сейчас в отрубе с зубной крошкой во рту. При этом противники-русаки тоже вели себя непривычно: стояли в полном бездействии.
В общем, крепышам понадобилось около секунды, для того чтобы переварить ситуацию, а тому, кто привел их сюда, требовалось примерно столько же, чтобы «выбрать» нового лидера.
Секунды им Морри не дал.
Со скоростью, недоступной человеческому глазу, он переместился в центр зала и испустил визг, заставивший людей зажмуриться от боли, а гулявшего во дворе пса – вырвать поводок из хозяйской руки и рвануть в подъезд, из которого он только что вышел на прогулку.
«Кунаки» оклемались с похвальной быстротой, стволы поднялись… и выпали из ослабевших рук. Морри «коснулся» одного, второго, третьего…
Четвертый, самый молодой, совсем недавно приехавший в Питер, был оставлен Морри напоследок. И зря. Реакция у него оказалась самая лучшая. И самая правильная.
– Шайтан! – заверещал он.– Шайтан! О Алла, Алла, Алла! …
Морри-разум не упустил бы добычу. Выждал бы, пока исступленный выплеск веры иссякнет и…
Но Морри-алчущий не желал ждать. Он желал Пищи. Сразу.
С ужасом смотрели ликановские ученики на три тела, корчащиеся на паркете, и на пляшущего над ними Кермаева-Морри.
А Зеленцов все-таки успел удрать. Он уже был во дворе, когда его обогнал ошалевший от ужаса «молодой». С ходу прыгнул он в распахнутую дверцу черного джипа, дико зыркнул на полезшего следом, тоже гонимого инстинктом самосохранения Зеленцова, и рванул с места раньше, чем Слава успел захлопнуть дверцу машины.
– Ты зачем сюда? – закричал «кунак», бешено вертя руль, чтобы вписаться между деревом и опрокинутой скамейкой.
Он пер напрямик, прямо через пустую детскую площадку.
Слава промолчал.
Джип вылетел из подворотни, сбросил скорость.
– Уходи! Пошел! – заорал он на Зеленцова.
Слава молчал.
«Молодой» полез было за пистолетом, но вдруг передумал, плюнул на пол между сиденьями, еще раз помянул шайтана, вывернул на проспект и рванул так, что Зеленцова вдавило в спинку.
По части драйва парень оказался мастаком. Со свирепым ревом джип врезался в автомобильную реку и погнал по проспекту, обгоняя всё и вся, проскакивая под красный, вылетая на встречную полосу. «Кунак» бешено крутил руль, плевался, ругался, мешая азиатскую речь с русскими матюками.
Слава, ухватившись за поручень, глядел на возникающие и исчезающие автомобильные зады и напряженно думал. Тем временем, несмотря на резкий стиль вождения, проявленный смуглым пареньком, внутренности Зеленцова, размазанные по позвоночнику сокрушительным ударом Кермаева, постепенно возвращались на свои места, и наконец настал момент, когда Слава счел себя способным действовать.
Ладони Зеленцова легли сверху на пальцы «кунака», нога Славы сшибла с акселератора ногу водителя и тут же утопила тормозную педаль. Джип под истошный визг своих и чужих покрышек мотнулся вправо и встал у обочины, не доехав метров сто до проспекта Просвещения.
«Кунак» оказался мускулист, как шимпанзе, рванулся, заорал… Зеленцов врезал ему головой в глаз и, освободив левую руку, добавил ребром ладони в основание черепа. Парень обмяк. Слава повернул ключ зажигания.
Теперь следовало принять решение.
Можно выйти из машины и сделать вид, что ничего не произошло. Пассивный вариант. Зеленцов не любил пассивные варианты.
Можно выкинуть «кунака» из машины, добавив еще пару раз, поосновательней, вернуться в зал и посмотреть, чем кончилось. Вариант, безусловно, активный. Минус: родичи «кунака» могут обидеться, найти и в свою очередь обидеть Зеленцова. Но это Славу не остановило бы. Остановило предчувствие: столкнись он еще раз с Кермаевым – и «кунакам» уже не потребуется искать обидчика.
Что еще? Сдать парня вместе со стволом в ближайший отдел милиции, а самому смыться куда подальше. Пока братья-мусульмане выкупят единоверца, самолет может улететь очень далеко. Нет, не годится. Славу учили быть воином. А воин отступает только тогда, когда испробованы все варианты. Первый, второй, третий…
Четвертый. Зеленцов полез за пазуху все еще пребывавшего в отрубе парня и вытащил ствол.
В пистолетах Зеленцов разбирался слабо. Ничего, кроме «макарова», в руках не держал. Этот, впрочем, напоминал «ПМ», но из надписи на нем следовало, что изготовлен в Чехии. Зеленцов вынул обойму, в которой обнаружилось только три патрона, заглянул в ствол – пусто. Слава заправил патроны обратно, воткнул обойму. Кроме пистолета, у «кунака» обнаружились: бумажник из тисненой кожи, где вперемешку лежало около миллиона рублей и некоторое количество долларов, упаковка презервативов и обгрызенный карандаш.
Слава заглянул в бардачок. Там оказался пакет с травой, пачка сигарет и еще один пистолет, поменьше. Его Зеленцов, поразмыслив, опустил в карман куртки.
«Кунак» очнулся. Посмотрел ошалелыми глазами.
– Слава.– Дружелюбно улыбаясь, Зеленцов протянул руку.
«Кунак» коснулся ее вялыми пальцами:
– Фархад…
И тут он вспомнил!
Смуглая рука нырнула за пазуху…
– Возьми! – Все так же дружелюбно улыбаясь, Зеленцов протянул парню отнятый пистолет. Рукояткой вперед.
Фархад с обезьяньей ловкостью выхватил его, подозрительно поглядел на странного русака, ловко выщелкнул обойму и тут же заправил обратно.
– Гавары! – бросил он.
– Это ты говори.– Зеленцов слегка пожал плечами.– Ты кричал: «Шайтан!» Почему?
– Патаму! – буркнул обладатель легендарного имени Фархад.– Патаму! Шайтан!
«Ему лет восемнадцать, не больше»,– подумал Слава.
– Уверен?
– Увэрэн, да! – и завел мотор.
– Куда едем?
– Увыдыш.
– Не пойдет! – Зеленцов повернул ключ в прежнее положение.– Сначала поговорим, а потом езжай куда хочешь.
«Кунак» поразмыслил и кивнул, соглашаясь.
– К землякам поедешь? – спросил Слава.
«Кунак» еще раз кивнул.
– И что потом будет?
– Старший рэшыт.
– Решит,– согласился Зеленцов.– Я даже знаю, что он решит. Посадит дюжину таких, как ты, в машины и поедет разбираться.