Анжелика слушала, с наслаждением жуя зеленые липкие стебельки. Вот, оказывается, во что превращаются после варки эти высокие и крепкие болотные растения, в естественном аромате которых чувствовалось больше горечи.
Девочка с восхищением осматривалась вокруг. Мебель блестела. В углу стояли часы — изобретение, которое дедушка называл бесовским. Чтобы получше их разглядеть и вслушаться в их таинственное тиканье, Анжелика подошла и встала рядом с кабинетом, где продолжалась беседа. До нее донеслись слова отца:
— О святой Дени! Молин, вы приводите меня в замешательство! О вас, конечно, много всего болтают, но единогласно сходятся на том, что вы серьезный, деловой человек, обладающий незаурядной интуицией. Однако то, что я только что услышал из ваших уст — самая настоящая утопия!
— Позвольте спросить, мессир барон, что из того, что я вам сейчас сказал, вы находите таким безрассудным?
— Судите сами! Вам известен мой интерес к разведению мулов, и то, что я преуспел в скрещивании осла с кобылой и вывел довольно красивую породу. Вы советуете мне расширить дело, предлагая взять на себя сбыт, так сказать, продукции. Это все чудесно. Но я отказываюсь вас понимать, когда вы говорите о долгосрочном договоре, и с кем? С Испанией! Друг мой, ведь мы находимся в состоянии войны с Испанией…
— Война не будет продолжаться вечно, мессир барон.
— Я тоже на это надеюсь, но не могу считать эту надежду основанием для серьезного коммерческого предприятия.
На губах интенданта промелькнула снисходительная полуулыбка, которую разорившийся дворянин даже не заметил и потому продолжал с пылом:
— Объясните же мне, наконец, как вы собираетесь торговать с представителями страны, которая в данный момент с нами воюет? Прежде всего, это запрещено законом, и, само собой разумеется, справедливо, так как Испания наш враг. Идем дальше — границы закрыты, а значит, все дороги и заставы находятся под постоянным наблюдением. Я полагаю, что снабжение вражеской армии мулами не является таким уж серьезным нарушением, как снабжение оружием, тем более что боевые действия ведутся на территории Испании. Но у меня все равно слишком мало животных, чтобы эта затея стоила вложенных в нее усилий. Это дорогое предприятие, в которое нужно вкладывать значительные средства в течение многих лет. А мое нынешнее финансовое положение не позволяет мне участвовать в подобных начинаниях.
Он едва не прибавил, что вообще собирается ликвидировать свой конный завод, но удержался из самолюбия.
— Однако мессир барон оказал мне честь, сообщив, что у него уже имеются четверо великолепных производителей и что ему будет значительно легче, чем мне, приобрести в достаточном количестве и других производителей у своих соседей-дворян. Что касается ослиц, то можно легко купить сотню животных по десять или двадцать ливров за голову. Однако я отнюдь не призываю вас множить породу идеальных ослов, которую вы уже вывели. Нет! Нас интересуют только мулы!
— Случка с кобылами стоит дорого…
— Значит, нужно также приобрести и кобыл.
— Но ведь это еще дороже!
— Но не в том случае, если мы наладим настоящее производство мулов. Я знаю, что рядом с Люсоном живет человек, по происхождению фламандец, который разводит животных, называемых ослы пуату[35]. Если быть точным, то эти животные впервые появились в наших землях больше века назад, тогда их использовали при осушении болот. Вот у этого-то господина мы и возьмем светло-серых в крапинку кобыл, которые так нравятся нашим славным осликам.
Барон только качал головой, завороженный представленной ему картиной.
— Мессир барон, вы ведь повидали другие провинции, когда служили в армии короля, а потому можете с уверенностью сказать, что нигде, кроме Пуату, не водятся такие великолепные ослы. Только подумайте — огромные животные, уши веером, с длинной, пушистой, словно широкий плащ, шерстью. Неудивительно, что мулы, которые получаются от скрещивания этих ослов с кобылами цвета талого снега, всегда выглядят исключительно красивыми. Вдобавок, я думаю, что мне не нужно напоминать вам, мессир барон, о феномене знаменитой выносливости и силы помесей.
При этих словах Анжелика посмотрела на своего отца, а затем — на обычно степенного Молина. Они наперебой расхваливали все достоинства и преимущества мулов — животных, выведенных путем скрещивания и обладающих исключительной выносливостью при любых испытаниях. Разумеется, мул не может, подобно гордым скакунам, пронестись по полям сражений размашистым галопом. Однако торопливая и полная решимости легкая рысь трудяги мула позволяла ему проходить по горам и долинам огромные расстояния. Запряженный в нагруженные телеги с провизией или боеприпасами, нередко решающими судьбу армии, он поспевал везде, куда нужно было доставить грузы и людей: на вершины гор, на поля сражений, при этом не боясь ни дождя, ни холода, ни голода, ведь неутомимый мул, в случае нужды, мог удовольствоваться всего лишь чертополохом у обочины дороги.
В отличие от лошади, которая, как известно, является животным хрупким, требующим тщательного ухода, мул устойчив к болезням, эпидемиям и тяжелому труду…
Иногда упрямые, но зато с сильными ногами и зоркими глазами, мулы весьма живучи, что гарантирует стабильность разведения, так как животные, полученные в результате скрещивания, являются стерильными и постоянный прирост особей представляется сложной задачей.
— Ну, зато им не приходится, как мне, переживать за свое многочисленное потомство, — сказал барон, который любил пошутить на эту тему.
Анжелика продолжала с интересом слушать.
Гонтран рассказывал ей, что удивительный осел пуату был прародителем всех ослов, и в те далекие времена его понурая темная фигура виднелась то тут, то там, бредущей по самому дну больших подземных пещер, стены которых сохранили его изображения, выполненные древними охотниками. Однажды Гонтран повел ее в одну из таких пещер, чтобы показать загадочные рисунки. После этого путешествия Анжелика вернулась домой с волосами и одеждой, полными песка и земли, и бедная Пюльшери не переставала повторять: «Да где же ты была, тебя словно из-под земли достали!» Но Анжелика ничего ей не сказала, потому что пообещала Гонтрану хранить тайну.
А мужчины продолжали беседовать.
— Небольшие работы по осушению болот могли бы улучшить пастбища, — рассуждал Молин, — ведь ваши мулы, как бы это сказать, — домашний скот. Я думаю, что если мы вложим двадцать тысяч ливров, дело может принять серьезный размах и начнет приносить доход уже через три-четыре года.
У барона, казалось, закружилась голова.
— Гром небесный! Двадцать тысяч ливров! Вы считаете моих мулов такими ценными, в то время как вся округа над ними потешается! Двадцать тысяч ливров! Уж не вы ли собираетесь одолжить мне эти двадцать тысяч?
— А почему бы и нет? — невозмутимо произнес управляющий.
Дворянин посмотрел на него с некоторым замешательством.
— Это было бы безумием с вашей стороны, Молин! Я честно вам признаюсь, что у меня нет ни одного поручителя!
— Меня вполне удовлетворит простой контракт о сотрудничестве, по которому я получу половину прибыли, а также право на разведение наших мулов. Но нам придется заключить этот контракт как частное соглашение в Париже и тайно.
— Должен признаться, я не скоро буду иметь финансовую возможность наведаться в столицу. В данный момент ваше предложение кажется мне настолько ошеломляющим и рискованным, что я бы хотел предварительно посоветоваться с несколькими друзьями…
— В таком случае, мессир барон, оставим сразу эту затею. Потому что залог успеха подобного предприятия заключается в полной тайне! В противном случае из этого ничего не получится.
— Но я не могу просто так, не выслушав ничьего мнения, пуститься в авантюру, которая мне, ко всему прочему, кажется еще и противоречащей законам моей страны.
— Это также и моя страна, мессир барон…
— Судя по тому, что вы затеваете, Молин, этого не скажешь!
— Хорошо, не будем больше говорить на эту тему, мессир барон. Будем считать, что я просто ошибся. Глядя на ваши исключительные успехи, я решил, что только вам под силу создать самый крупный в Пуату конный завод.
Барон почувствовал, что его наконец-то оценили по достоинству.
— Дело не в этом…
— Господин барон, позвольте вам заметить, что дело как раз в этом. Вопрос, который мы только что обсуждали, напрямую связан с тем, который вас беспокоит больше всего, а именно с обеспечением достойных условий для процветания вашей многочисленной семьи…
— За такие слова мне следовало бы отстегать вас хлыстом, ибо вы суете нос не в свое дело!
— Как вам будет угодно, мессир барон. Между тем, хотя мои средства более скромные, нежели все склонны полагать, я подумал о том, чтобы незамедлительно добавить, в счет будущих доходов, конечно, ссуду на аналогичную сумму в двадцать тысяч ливров, необходимую для того, дабы вы смогли посвятить себя вашему делу без изнурительных забот о детях. Я прекрасно знаю по собственному опыту, что дела стоят на месте, когда разум отвлечен заботами и беспокойством.
— Как вам будет угодно, мессир барон. Между тем, хотя мои средства более скромные, нежели все склонны полагать, я подумал о том, чтобы незамедлительно добавить, в счет будущих доходов, конечно, ссуду на аналогичную сумму в двадцать тысяч ливров, необходимую для того, дабы вы смогли посвятить себя вашему делу без изнурительных забот о детях. Я прекрасно знаю по собственному опыту, что дела стоят на месте, когда разум отвлечен заботами и беспокойством.
— И налогами, которые преследуют неотступно, — прибавил барон, и его загорелое лицо слегка покраснело.
— Именно так! А чтобы эта сделка между нами не вызывала подозрений, мне кажется, что сохранить ее в тайне будет в наших обоюдных интересах. Я также настаиваю на том, что каково бы ни оказалось впоследствии ваше решение, сегодняшний разговор должен остаться между нами.
— Я вас отлично понял. Но и вы должны понять, что я обязан поставить в известность о вашем предложении мою жену. Речь идет о будущем наших многочисленных детей.
— Простите меня, господин барон, за этот не совсем тактичный вопрос, но умеет ли госпожа баронесса молчать? Я, честно говоря, ни разу не слышал о том, чтобы женщина сумела сохранить доверенную ей тайну.
— Моя жена не из болтливых. К тому же мы ни с кем не видимся. Она никому не скажет, если я об этом попрошу.
В эту минуту управляющий заметил кончик носа Анжелики, которая, прислонившись к дверному косяку, слушала разговор и совершенно не собиралась прятаться. Барон повернулся и, увидев ее, нахмурил брови.
— Подойдите сюда, Анжелика, — строго сказал он. — Вы, кажется, приобрели дурную привычку подслушивать под дверью. Вы всегда появляетесь в неподходящий момент, когда вас не слышно. Это возмутительное поведение.
Молин смотрел на девочку пристальным взглядом, но казался менее раздосадованным, нежели барон.
— Крестьяне поговаривают, что она фея, — произнес он с тонкой улыбкой.
Анжелика спокойно приблизилась.
— Вы слышали наш разговор? — спросил барон.
— Да, отец! Молин сказал, что Жослен сможет отправиться в армию, а Ортанс в монастырь, если вы разведете много мулов!
— Ты делаешь довольно любопытные выводы. А теперь послушай меня. Ты должна пообещать, что никому не расскажешь об этой затее.
Анжелика подняла на него свои зеленые глаза.
— Я бы пообещала… Но что я за это получу?
Управляющий приглушенно засмеялся.
— Анжелика! — воскликнул удивленный и раздосадованный отец.
За него ответил Молин:
— Вначале вы должны доказать нам ваше умение хранить тайну, мадемуазель Анжелика. Если, как я надеюсь, мы заключим сделку с мессиром бароном, вашим отцом, дело станет процветать не сразу. Важно, чтобы никто не узнал о наших планах — только в этом случае нам удастся избежать козней и злоключений и в конце концов мы добьемся успеха. И тогда в награду вы получите мужа…
Она скорчила гримаску и, секунду подумав, ответила:
— Хорошо. Я обещаю.
И вышла из комнаты.
На кухне госпожа Молин, отстранив всех служанок, собственноручно ставила в печь пирог, украшенный кремом и вишнями.
— Мадам Молин, мы скоро будем обедать? — спросила Анжелика.
— Еще нет, детка. Но если вы проголодались, я дам вам хлеба с маслом.
— Нет, дело не в этом, я просто хотела знать, есть ли у меня время сбегать в замок Плесси.
— Конечно. Мы пошлем за вами мальчишку, когда стол будет накрыт.
Анжелика умчалась. Свернув в первую же аллею, она сбросила башмаки и спрятала их под камнем, чтобы опять обуться на обратном пути. Затем она вновь понеслась к замку, легкая, как лань. В подлеске пахло грибами и мхом. Недавно прошел дождь, и теперь то тут, то там виднелись лужи, которые Анжелика ловко перепрыгивала. Она была счастлива. Месье Молин пообещал ей мужа. Правда, она была не совсем уверена, что подарок был такой уж замечательный. Что ей с ним делать?.. Впрочем, если он будет таким же милым, как Николя, у нее всегда будет спутник для походов за раками.
Показалась каштановая аллея. Когда посадили эти деревья, привезенные то ли из Константинополя, то ли из Индии, то ли из садов венского императора, они считались неслыханной роскошью!
У владельцев поместья Плесси-Бельер всегда были экстравагантные вкусы! Но когда весной широкие, похожие на звезды, листья украшались высокими белыми цветами, похожими на душистые свечи, все приходили посмотреть на эту красоту. Плоды каштанов не приносили большой пользы. Их называли «конскими каштанами», вероятно, потому, что турки кормили ими своих лошадей перед скачками, считая, что это поможет выиграть. Анжелике нравилось собирать эти блестящие коричнево-черные плоды в зеленой нежной кожуре, они были так красивы! Она делала это и для того, чтобы принести их колдунье Мелюзине, та готовила из них отвары от лихорадки.
Однако в этот раз Анжелика не стала набивать ими карманы.
Она спешила. Здесь она всегда чувствовала себя зачарованной.
Она увидела, как в конце аллеи показался силуэт замка, выделяющийся ослепительной белизной на голубой эмали неба и отливающий более темной синевой в ближайшем пруду.
Без сомнения, замок Плесси-Бельер был сказочным домом фей, потому что подобного ему не было во всем Пуату. Все дворянские усадьбы в округе походили на Монтелу и были такими же серыми, поросшими мхом, с маленькими окошками. Построенный в прошлом веке итальянским зодчим, замок Плесси-Бельер красовался множеством высоких окон и балконов, слуховых окошек, крытых галерей. Через ров, заросший кувшинками, был перекинут миниатюрный подвесной мост. Расположенные по углам сторожевые башни служили только украшением. Между тем линии здания были очень просты. В арках, соединяющих покатые своды, не чувствовалось никаких излишеств, только естественное изящество гибких растений или упругость гирлянд. И лишь чеканный герб над главным входом, изображающий химеру с высунутым огненным языком, напоминал о вычурном декоре раннего Ренессанса.
С поразительной ловкостью Анжелика взобралась на террасу и затем, цепляясь за лепные украшения окон и балконов, добралась до второго этажа, где нашла удобную опору — водосточный желоб — и прислонилась лицом к оконному стеклу.
Она часто приходила сюда, но никогда не уставала разглядывать в полумраке таинственной запертой комнаты изящные безделушки из серебра и слоновой кости, расставленные на инкрустированной мебели; новые гобелены, отливающие яркими рыжими и голубыми красками; тускло поблескивающие, висевшие вдоль стен картины. В глубине комнаты находился альков, где стояла кровать, покрытая затканным золотым шелком одеялом. Тяжелые занавеси полога, ткань которых была вышита все тем же золотым шелком, как будто светились. Над камином взгляд притягивала большая картина, приводившая Анжелику в восхищение. Другая жизнь, о который она едва ли могла знать и которую едва ли могла предвосхитить, представала перед ней заключенной в рамки этого полотна — ей являлся легкомысленный мир обитателей Олимпа с их языческой грацией и беспечной вольностью. В этом мире бог и богиня, за которыми наблюдал бородатый фавн, сжимали друг друга в объятиях, и их прекрасные обнаженные тела символизировали, как и сам замок, райскую гармонию в глубине дремучего леса.
Эмоции, захватившие Анжелику, переходили в ощущение подавленности.
«Как бы я хотела все это потрогать, погладить, подержать в руках. Как бы я хотела, чтобы все это когда-нибудь стало моим…»
На обратном пути барон был настолько погружен в свои мысли, что позволил лошади идти шагом. Анжелика молчала, и он почти забыл о ее присутствии.
Когда они достигли вершины небольшой возвышенности, лошадь и вовсе остановилась сама.
Барон поднял глаза и заметил вдалеке, на огромном лугу, несколько своих знаменитых мулов, пасущихся вместе, и далее вырисовывающийся на облачном небе силуэт одного из его ослов-производителей, прекрасный экземпляр осла пуату, о котором говорил мэтр Молин. Почти такой же большой, как молодая лошадь, с длинной темно-коричневой шерстью, словно обрезанной ударами кривого садового ножа, придающей ему сходство с древними, примитивными породами ушедших эпох.
— Он действительно красив, — сказал барон.
— Он пасется совсем близко к изгороди, — заметила Анжелика, — видимо, ищет там свои любимые колючки черной ежевики.
Лошадь, наконец, сдвинулась с места. Через какое-то время они оказались в тенистой ложбине.
— Остановимся здесь.
Они любили вот так останавливаться во время своих прогулок. Отец садился на поросший мхом камень или на выступ коряги на глинистом склоне. Тем временем лошадь спокойно щипала травку на обочине. Иногда Анжелика тоже усаживалась рядом с отцом. Бывало, она собирала сокровища, которые находила поблизости, — фрукты, цветы, корни…