Володя ушел в свою комнату. Прошелся взад-вперед, как когда-то ходил дед. Уже столько лет прошло, но еще до сих пор в комнате ощущается сладкий, какой — то медовый, запах трубочного «капитанского» табака.
Он постоял перед полками с книгами. Погладил корешки: «Аэлита» Толстого, Гайдар, «Овод», «История великих путешествий» Жюля Верна, «Чудеса животного мира». Книги на немецком языке — сказки Гауфа, братьев Гримм, Стивенсон… «Че-ерная метка?! Нет, я не отдам вам мою карту!» Ах, Билли, Билли, тебе было легче. Ты мог отдать карту. И все.
«Опять?» — тотчас остановил себя Володя. Он открыл шкафчик и вынул красную ткань: пионерский галстук — необычный подарок отца, привезенный им из Испании… Тот сон про бой… Бои был. Настоящий. «Мы попали в ловушку, — рассказывал отец. — Как в песне поется, сын: „Мы шли под грохот канонады, мы смерти смотрели в лицо…“ И нас оставалось всего восемь человек и раненый командир. Мы уносили его на знамени полка. Он умер под утро. Тогда мы разрезали знамя на полосы, обмотали их вокруг своих тел и пошли дальше, к своим. Дарю тебе, сын, этот кусок боевого красного знамени. Погляди: это отверстия от пуль. А темные пятна — кровь нашего командира. Пусть мама сделает тебе пионерский галстук. Носи его и помни: часть боевого знамени полощется возле твоего сердца…» Володя прижал галстук к щеке. Какие мелочные все его волнения…
…До больницы Володя ехал на «подкидыше». Вот и его остановка. Володя спрыгнул на мостовую и пошел в боковую улицу. Показался корпус больницы. Торчали над забором голые растопыренные ветки деревьев. Лена уже месяц лежала в больнице: случилось с ней несчастье, ноги вдруг отнялись.
— Вова? Привет, — обрадовалась Лена, когда он вошел в палату. — Ну, что в школе? Я так соскучилась… по всем! Что скажешь, Волк? Помнишь, как мы с тобой по городу бродили? Ладно, хватит обо мне. Что в школе? Как учишься?
Володя улыбнулся: раз Лена начнет говорить — не остановишь. Пулемет!
— Учитель у нас новый, — сказал Володя. — И девочка одна. Знаешь, у нее глаза какие-то необыкновенные — серебристые…
— Вот бы мне такие. А то у меня самые обыкновенные — синие. А по какому учитель? А химик и Коля Рыбин не взорвали еще школу? А ты с кем сейчас сидишь?..
— Ну вот, с этой… С новенькой.
— Вот как? — Лена внимательно поглядела в его лицо.
Володя опустил глаза.
— А чего ты глаза опустил? Сиди с ней сколько влезет! Чего тут такого?.. А руки ты сегодня мыл?
— Вот именно. И знаешь что… в общем, Герка ее оскорбил, и я вызвал его на дуэль… Мыл я сегодня руки, мыл!
— Вот как? — Лена снова поглядела на него долгим взглядом, и Володя опять опустил глаза. — На дуэль?
— Завтра. В Собачьем переулке. В девятнадцать ноль-ноль, — сказал Володя. — А чего ты на меня так смотришь?
— Нормально смотрю, — ответила Лена потускневшим голосом. — Скажи, а из-за меня ты бы стал биться с Геркой?
— Конечно. Да пусть только он!..
— Спасибо. А теперь иди, — сказала Лена. — Как твой… старший товарищ желаю тебе победы, хотя глупо все это…
Подфутболивая ногой льдышку, Володя брел по улице и насвистывал песенку из кинофильма «Остров сокровищ». Все в его голове перемешалось: новенькая, пожатие ее руки… столкновение с Геркой… странный разговор с Леной. Дуэль! И опять стало как-то не по себе. «Что же такое — трусость? Попробуй разберись… Вот говорю себе: не боюсь Герку, а сам чувствую: бо-оюсь. Хоть бы поскорее отец приехал Он все знает… Все объяснит…»
4
— Ох, голова у меня что-то закружилась, — сказала мама и ухватилась за Володину руку. — Постоим немного…
Поддерживая маму, Володя подвел ее к стене, и она прижалась лбом к мраморной колонне.
— Фу, что это со мной? — Она торопливо достала из сумочки зеркальце, погляделась в него.
Поезд уже подошел к платформе. Они сначала побежали не в ту сторону. Повернули. Шестой… пятый… какие длинные вагоны! Четвертый! Где же он? А вдруг не приехал?
И в этот момент Володя увидел отца. И мама тоже. Мама вскрикнула, кинулась к нему, отец обнял ее. Они, наверно, минуты две так стояли. Володя, закусив губы, глядел на отца и видел багровый шрам, пересекший левую щеку, видел засеребрившиеся виски.
— Вовка! Ты ли это? — загремел его радостный голос, и сильные руки стиснули Володю. — Да ты уже боец!
Он хлопал Володю по спине своей ручищей, обнимал их вместе, затем, вынув из кармана пальто черный берет, надел его как-то особенно лихо — немного на лоб и на правое ухо и сказал:
— Сын, хватай чемодан, потопали.
Бабушка распахнула дверь, вышла навстречу; она так разволновалась, что все валилось у нее из рук, и мама стала собирать на стол. А отец бродил по комнатам, коридору, выглядывал в окна, хватал с полок книги, торопливо листал их, ставил на место.
Наконец пообедали. Володя ждал каких-то рассказов, но отец отмалчивался, а тут и мама, глянув на часы, ахнула: на работу пора! И они пошли ее провожать.
День был опять солнечный: ослепительно пылали лужи, как-то особенно звонко перекликались трамваи и отчаянно щебетали обалдевшие от весеннего воздуха воробьи.
Отец щурил глаза, вглядывался в прохожих, улыбался, курил папиросу за папиросой и поглядывал на Володю, будто ожидал от него каких-то вопросов. Он очень походил на деда Петра. Такой же высокий, прямой; крупный нос, жесткая щеточка усов, подбородок с ямкой. Володя глядел на него и думал: а сколько же ты пробудешь дома теперь?.. Военный летчик, он летал еще тогда, когда его, Володи, и на свете не было… А потом — Испания, Халхин-Гол. Ранение в ногу — в Испании, пробитая японской пулей рука под Халхин-Голом. Орден за Испанию, орден за бои с японцами. Вот какими были командировки отца.
— Папа, а где ты был в этот раз? Раньше ты летал. А теперь?.. Я уже взрослый…
— Взрослый? — Отец строго взглянул в его лицо. Кивнул. — И то — скоро уже пятнадцать… В Испании я знал одного юношу. Его звали Мигель. Ему было пятнадцать. Он надел на пояс десять динамитных шашек и пошел к мятежникам, в штаб. И взорвал там себя. Весь штаб взлетел на воздух. М-да… Так вот: я выполнял ответственное военное задание.
— Ты… разведчик?
— Нет. Я, Вова, военный специалист — военспец. Я обучаю друзей нашей страны умению владеть новыми образцами оружия. Правда, порой приходится и самому, на практике, показывать, как действует это оружие… — Отец усмехнулся, потер шрам. — А сейчас я был в Монголии.
— А для чего все это нужно?
— Ты ведь читаешь газеты, сын, — сказал отец. — Европа в огне. Разгорается война и на Дальнем Востоке. И там фашисты, только японские. А если они надумают перейти наши границы? Поэтому, Вова, чем больше будет у нас друзей, к примеру, в той же Монголии, да тем более умеющих владеть современным оружием, тем нам будет легче, сообща, понимаешь?.. справиться с врагом. Мы помогаем им, они — нам.
— Тебе, наверно, никогда не бывает страшно?
— Мне? Не верь, когда в книжках пишут, будто герои не испытывают страха. Враки! Нормальный человек, если ему грозит смертельная опасность или опасность вообще, всегда испытывает страх. Но в том-то и штука, Вовка, что надо уметь преодолеть в себе это чувство — страх.
— А как ты… ну что для этого надо?
— Совсем немного: в человеке должна быть убежденность, твердая вера в правоту своего дела! Это — как несгибаемый стержень. Ты понял меня? Вот что нужно для настоящего бойца!
— Хочу быть таким, как ты, — сказал Володя. — Буду таким!
…Не было еще и половины седьмого, когда Володя пришел в Собачин переулок — узкую каменную щель между двумя жилыми массивами, куда жители соседних улиц приводили гулять своих собак.
Где же Герка и остальные? Володя взглянул в один конец, в другой: вот кто-то идет. В душе что-то дрогнуло. Но это был не страх! Он распрямился, поднял голову, он старался идти так же, как и отец, широким энергичным шагом. Хорошо отец сказал: убежденность в своей правоте!
Валька Сычев? Ему-то что надо?
— Послушай-ка, Вовка, я вот что придумал… — Валька оглядывался, быстро моргал своими птичьими глазами. — Герку тебе в одиночку не одолеть. Предлагаю: сплотимся в коллектив — ты, я, Жека и Жорик — и отдуем его как следует. А то действительно — пристает ко всем, задирается.
— Еще не хватало! — Володя с презрением поглядел на Вальку. — То, что происходит, касается лишь меня и Герки, понял? И потом: ведь драка — дело не пионерское? Пережиток «мрачных» времен?
— Я так подумал, раз мы выступим как коллектив пионеров, против не пионера, то… — промямлил Сычев.
— Дуй отсюда. Колбаской по улице Спасской. Понял?
— Ну, смотри, Волков. Пожалеешь!
Потом пришли Шурик и Колька Рыбин. Последним — Герка. Он шел вразвалку, щелкая семечки. Поприветствовал всех, помахал в воздухе рукой и картинно привалился плечом к стене. Жека отозвал в сторону Рыбина, они о чем-то пошептались, поспорили, потом пожали друг другу руки и подозвали к себе Володю и Герку.
— Ну, смотри, Волков. Пожалеешь!
Потом пришли Шурик и Колька Рыбин. Последним — Герка. Он шел вразвалку, щелкая семечки. Поприветствовал всех, помахал в воздухе рукой и картинно привалился плечом к стене. Жека отозвал в сторону Рыбина, они о чем-то пошептались, поспорили, потом пожали друг другу руки и подозвали к себе Володю и Герку.
— Посоветовавшись, мы решили, что вы должны внять голосу благоразумия и помириться, — сказал Жека. Герка хмыкнул, пожал плечами, а Жека улыбнулся и, пытаясь обратить все в шутку, продолжил: — Вспомните, сколько прекрасных людей погибло на дуэлях! Лермонтов, Пушкин… Сколько несозданных книг! Пожмите же друг другу руки.
— Так уж и быть. Я не против, — лениво протянул Герка. Все посмотрели на него, и Шурик усмехнулся, — Чего, Бобер, лыбишься? Мне еще лед скалывать, и… и я внял голосу благоразумия.
— Голос! Внял! За что ты оскорбил ее? — взорвался Володя. — И почему постоянно оскорбляешь всех? По какому праву? Ишь, он внял!
— Ты! Ах ты, дохляк! — вскипел и Герка. И он двинулся на Володю, смерил его взглядом, потом сплюнул и сказал Жеке: — Ладно. Так и быть: пускай слопает черную метку. На коленях! И все.
— Что-о? Ха-ха!.. А Нина? Пускай он у нее прощения просит!
— Но я же тебя одним щелчком, — сказал Герка — Черт с тобой, не надо лопать метку. Проси у меня прощения, и все. Я добрый, закончим на этом.
— Вовка, не упрямься! — выкрикнул Рыбин. — Льготные условия.
— Будьте свидетелями: я сделал все. — Герка сбросил куртку. — Ну?
— По хлопку сходиться. Лежачего не бить. Не пинаться, — сказал Жека. — Условия ясны?
— Все по закону, — процедил Герка. — Ну, малокровный…
— Ух ты, кишка поливальная.
Прижав подбородок к плечу, выставив кулаки, Герка пошел на Володю. Тот тоже принял стойку. «За что ты ее так жестоко обидел?.. — подумал он. — И всех нас…» Он вспомнил, как Герка заламывал руки Жорику, показывая прием «полусуплес», как, взгромоздившись на Шурика, гонял его по школьному двору, как отнимал у него, Володи, завтраки. Пускай он убьет его тут, в переулке, но этому нахалу надо показать, что есть сила выше физической силы, выше силы мышц!.. Выждать — и хуком! Герка сделал выпад, Володя отскочил и, споткнувшись, чуть не упал.
— Да он же трус, — сказал Герка. — Он сейчас в штанишки наделает.
Володя сжался в комок и ударил правой в подбородок. Хук! Герка охнул, и в тот же момент Теркин кулак со страшной силой влепился в лицо Володи. Он упал на спину и ударился затылком. В глазах потемнело. Тонко звенело в ушах. Володя поднялся на коленки, повернул голову. Герка с побледневшим лицом застыл в боевой позе. Володя встал. Звон не проходил. Левый глаз заплыл. Постепенно звон стал стихать, Володя почувствовал себя устойчивее и сказал:
— Поскользнулся… Продолжим.
Володя пошел вперед. Ударил. Герка чуть отклонился в сторону, и Володя, словно провалившись в яму, проскочил мимо Герки. Тот мог бы и ударить, но не ударил. Володя повернулся. Снова сделал выпад. Опять промахнулся, и снова тяжкий удар, словно молот, рухнул ему на челюсть. Во рту стало солоно.
— Стоп! — Жека встал между мальчишками.
— Мир, Волк! — проговорил Герка. — Я предлагаю мир!
— Ты попросишь у нее прощения или нет?
Герка ударил, прямо в нос. Кровь хлынула. Володя наклонился и расставил ноги. На снег упали тяжелые красные капли. Подбежал Жорик, вытащил из кармана клок ваты и бинт.
— Хватит! — заволновался Жорик.
— Конечно! Пора кончать, — озабоченным голосом сказал и Колька Рыбин. — Я, к примеру, тороплюсь. Даю сегодня уроки катания на крючке.
— Я буду драться до тех пор, пока… — пробормотал Володя, — пока Герка не попросит… И потом… видите, сколько крови? Разве я малокровный? Отойдите все.
Он оттолкнул Жорика, бросил на истоптанный снег вату и пошел на противника. Герка ударил. По скуле. Володя мотнул головой и тоже ударил. Герка отскочил и поднял руки.
— Сдаюсь, Волк, — сказал он торопливо. — Попрошу у Нинки прощения. — И протянул руку Володе. Он с удивлением и любопытством смотрел в его лицо.
Володя, не поднимая глаз, резко повернулся и пошел прочь.
Очень болело под глазом, ныла скула. Дышать носом было трудно. И еще губа оказалась разбитой и разбухла. Володя прошел к скверику. Ребятишки таскали санки, издали доносились звонки трамвая. Пряча лицо в поднятый воротник, он направился в угол сквера и сел на скамейку. Кто-то подошел сзади и положил ему руку на плечо. Это была Нина!
— Как он тебя… — сказала Нина.
— Пустяки.
Я так бежала, чтобы остановить вас. Но вы уж очень быстро кончили.
Володя хмыкнул: быстро!
— Вот тебе… За храбрость. — Нина протянула эскимо.
— Что я — маленький? — буркнул Володя.
— Я не в том смысле, чтобы для еды, — сказала Нина. — А чтобы холодом жар с губы оттянуть.
— Это другое дело.
Вначале он подержал эскимо у губы, а потом Нина сказала, что холод и внутрь надо. И тогда Володя начал понемногу откусывать, и точно, боль в губе поутихла. Нина глядела на него, и он протянул эскимо ей. Она откусила. Потом — он. Палочку с остатком он отдал ей, и Нина быстро слизала мороженое.
— Давай немножко пройдемся, — предложила она. — Я ведь еще и города-то толком не видела. То школа, то тренировки… Ведь я в цирке выступаю… Только не болтай, ладно?
— В цирке?!
— Угу. Хожу по проволоке. Сейчас новый номер отрабатываем. Да что-то не получается, — сказала Нина и, как бы желая больше не разговаривать на эту тему, спросила — А что тебе в городе нравится больше всего?
— Мне все нравится, — сразу выпалил Володя. Поправил воротник, чтобы он прикрывал подбитый глаз. — Я все тут люблю. И дворец, и Невский проспект, и площади. Знаешь, я лет с восьми стал удирать из дома. Удеру и хожу-хожу… брожу-брожу. А потом стал удирать в город вместе с Леной.
— Кто такая?
— Сижу я с ней на одной парте… гм, сидел, — сказал Володя. — Болеет она сейчас. Мы даже с ней ночь в Зоологическом музее провели. Вот придет она, можешь спросить.
— Зачем это мне? Пойдем к Неве?
Снег вдруг повалил. Большие пушистые снежинки падали с черного неба и кружились роями белых мотыльков.
Какой снегопад! Наверно, последний в этом году. Было уже довольно поздно, они шли вдоль Невы и любовались светом огней в Зимнем дворце и смутными силуэтами домов на противоположном берегу реки.
А потом они увидели корабль. Это было учебное парусное судно. Весной оно всегда уходит в плавание. На реях, палубе и бушприте снег, ледяные торосы возле корпуса. И лишь один фонарь горит, бросая желтый свет на ходовой мостик и ванты, и этот желтый свет придает кораблю еще большую таинственность и романтичность.
— Люблю моряков, — тихо сказала Нина. — Это смелые и отчаянные люди. Будь у меня друг моряк, он бы привез мне раковину.
— Стану моряком, — сказал Володя. — И привезу тебе раковину.
— Что же, поверим. Идем.
К ночи подморозило, и на стеклах окна выросли ледяные узоры. В кухне позвякивала посудой бабушка, а Володя лежал на кровати, прижимая к синяку старинный медный пятак (бабушка дала), и представлял себе синюю-синюю воду, мачты, паруса и загорелых людей на палубе корабля… Кем быть, кем стать? Может, действительно не звери, а море — его путь?.. Как его дед убеждал стать моряком! Сколько было захватывающих рассказов перед сном!
Володя перебирался к деду, тот обнимал его своей ручищей и, хотя и бабушка, и Володина мама ругали его, все курил свою трубку, и, когда затягивался, огонь освещал его выпуклую грудь и татуировку: спрут затягивает корабль в морскую пучину. «Карина» — было вытатуировано на одном предплечье, «Марта» — на другом. Это были самые первые слова, которые Володя прочитал самостоятельно. «Но главное в море, Вовка, не рыбы и не скалы чужих стран, а люди, — приглушенно говорил дед. — Твои друзья по кораблю, каюте, палубе. Сильные, ловкие, верные дружбе… Такими их делает море. Плохих людей море вышвыривает на берег, как грязную пену… И ты должен стать моряком! Ты слышишь, малыш? Вот послушай, о чем я тебе расскажу».
И дед рассказывал, как они поймали акулу и про волны «роллинг» у побережья Южной Африки.
Стукнула входная дверь, послышались веселые голоса мамы и папы: из театра вернулись, потом — встревоженный бабушкин. Вспыхнул свет настольной лампы, Володя стиснул веки. Холодная мамина ладонь легла ему на лоб.
— Я видел Герку, — сказал отец. — Здоровяк. А Вовка не побоялся. Молодец у нас сын, из него вырастет настоящий боец.
— Нет-нет! — испуганно проговорила мама. — Умоляю тебя… не надо… не хочу!..
— Стране нужны смелые, верные нашим великим идеям борцы, — сказал отец. — Он должен стать военным, как и я. Вот мое убеждение.