Мой второй номер, Володя, только успевает подавать мне новые ленты. Немцы стреляют в ответ. Не скажу, чтобы неэффективно, одного человека у меня они подстрелили, но держаться мы еще можем.
Что-то трогает мою щеку. Недоуменно поднимаю голову. Снег.
Крупные хлопья снега кружатся в воздухе.
Надо же… Я как-то и не ожидал.
Снежинки густым покровом спускаются на нас. Падают на ствол пулемета и тут же тают. На секунду даже стрельба вроде бы затихла.
А снег продолжает падать, накрывая своим ковром кусты, землю и трупы лежащих напротив пулеметного гнезда солдат.
Вот из кустов вскакивает несколько человек. Оружия я у них не вижу, но в руках зажаты гранаты. Все понятно. Немцы сообразили, что с такой позиции я еще могу здорово проредить их ряды. И у них просто нет другого варианта, как забросать надоедливое пулеметное гнездо гранатами. Но попытка эта оказывается неудачной. Первой же очередью я валю троих, а взорвавшаяся после этого граната ставит окончательную точку.
— Командир! — пихает меня Володя. — Патронов мало, две ленты только!
Хреновое дело, только во вкус вошел.
— Будем экономить.
Хотя время для экономии самое неподходящее. Не выдержав, громко ругаюсь в голос. И, словно подброшенный вверх моими словами, мой второй помощник выскакивает из пулеметного гнезда. Ни я, ни лежащие в кустах фрицы этого не ожидали. Поэтому он успевает пробежать вперед метров десять и, подхватив лежавшую на земле около убитого Шифрина патронную коробку, повернуться назад. Вот тут спохватились уже все. Со стороны немцев грохает несколько выстрелов. А я, в свою очередь, щедро поливаю пулями место, откуда только что стреляли. Там кто-то орет во весь голос. Навряд ли это от большой радости. И стрелять начинает сразу вся немецкая цепь. Парень делает еще три или четыре шага, и в него попадает сразу несколько пуль. Он падает, но в падении успевает кинуть вперед коробку с лентами. Громыхая железом, она пролетает несколько метров и, ударившись о ствол дерева, падает прямо перед бруствером. Володька тут же делает прыжок вперед и, длинной рукой зацепив ее за кожаную ручку, втаскивает внутрь пулеметного гнезда.
— Фу-ты, ну-ты, ножки гнуты, — балагурит он. — А ведь промазали фрицы-то! Успел я коробку затащить.
Подтаскиваю к себе неожиданный подарок. Мы стали богаче еще на полторы сотни патронов. Не так уж и много, но в нашем положении это просто божий дар.
— Вот что, Володя! Там, метрах в тридцати, мы вещи складывали. Если мне не изменяет память, там еще патроны должны быть. Тогда их ребята сразу сюда не принесли, валуны таскать начали. Вот они бы нам сейчас очень даже пригодились.
— Так в чем дело, командир? Я сейчас мигом смотаюсь.
— Обожди мигом-то.
Оставляю пулемет и подползаю к телу убитого немцами помощника.
— Я вот сейчас его через бруствер вытолкну — а ты в другую сторону и выскочишь. Немцы по началу-то по нему стрелять начнут, так что время у тебя будет. Не так много, как хотелось бы, но все же лучше, чем ничего.
Он кивает и готовится к прыжку. Приподнимаю тело убитого и переваливаю через бруствер. Со стороны немцев тут же гремят выстрелы, но Володька уже успевает, выпрыгнув из гнезда, скрыться в кустах. Я перекатываюсь назад, к пулемету, и огрызаюсь парой коротких очередей.
Наступает тишина. Положение у нас патовое. Я не вижу немцев, пока они не стреляют. И веду огонь в основном на звук их выстрелов. В такой ситуации мы можем сидеть хоть до самой темноты. Уйти с этого места они не могут никуда. Взять меня штурмом, разумеется, можно, но ляжет их тут… Пользуясь передышкой, меняю ленту в пулемете. Снег уже накрыл все пушистым белым ковром, и только перед амбразурой этот ковер черный. Пороховые газы от выстрелов закоптили все впереди пулемета. А ведь отсюда уже не уйти. Терпеть такое положение долго немцы не будут. Так что развязки ждать долго не придется. Вытаскиваю из ранца флягу. Стеклянная, обшитая брезентом, она уцелела, несмотря на все, что творилось вокруг. Из кармана комбинезона вытаскиваю несколько исписанных листов бумаги. Этой писаниной я занимался вчера, когда мы остановились на стоянку. Свернув листы бумаги в трубочку, выливаю из фляги водку и запихиваю вместо нее бумагу. Втыкаю резиновую пробку, убираю флягу в чехол. После чего, приподняв один из мешков, убираю ее туда. Ну, теперь разве что прямым разрывом гранаты над этим местом можно будет ее хоть как-то повредить. Мало ли как оно сложится, в крайнем случае, заберу ее, если все пойдет как надо. Возвращаюсь к пулемету. Володьки не слышно, не слышно и немцев. Интересно, что они сейчас будут делать?
И, словно отвечая на мой вопрос, из кустов взлетает три красные ракеты. Четвертая, желтая, взлетает наискось, в направлении пулеметного гнезда.
Так вот в чем дело… Они все-таки рискнули вызвать минометный огонь. Не знаю, где стоят их минометы. Навряд ли это слишком близко. Так что есть вероятность немаленького разлета мин. А, соответственно, часть подарков достанется и немцам. Видать, здорово их там приперло, раз они решились на подобную самоубийственную затею. Я поднимаю голову вверх и вслушиваюсь в свист подлетающих мин.
Глава 46
Негромко тренькнул телефон, и адмирал Канарис поднял трубку.
— Слушаю.
— Экселенц! Прибыл полковник фон Хорн.
— Просите его ко мне.
В приоткрывшуюся дверь вошел высокий седоватый офицер с моноклем в глазу. Отсалютовал.
— Проходите, полковник. Давно вас жду. Какие новости?
— Мы тщательно проверили все, указанные здесь, факты, — полковник положил на стол несколько папок с грифом 'Совершенно секретно' и эмблемами НКВД. — Сведения, в основном, подтвердились.
— То есть, русские действительно ведут разработки в этой области?
— Да, экселенц. В этом нет никаких сомнений.
— И в этом им помогают американцы… Я уж не говорю о том, что сами по себе данные разработки могут нанести большой урон нашим интересам. Сам тот факт, что американцы взялись помогать русским в разработке оружия, способного воздействовать на мозг человека, неприятен уже сам по себе. До сих пор они ограничивались простой продажей своего вооружения и снаряжения и не допускали русских к его разработке.
— Но, экселенц, речь идет всего лишь о нескольких молодых людях. Да, среди них есть и военнослужащие, но никто из них не занимает сколько-нибудь ответственных постов в армии или еще где-либо.
— Полковник, мне ли вам рассказывать о хитроумии Советов? Уже само обстоятельство, что эти разработки курирует лично заместитель наркома НКВД, свидетельствует о том, что русские придают этому делу огромное значение. Зачем, скажите мне на милость, отправлять своих людей в Штаты, для того чтобы они обеспечивали безопасность указанных в этом документе лиц? — адмирал налил себе воды из стоящего на столе графина и сделал пару глотков. — За всю историю их разведки я не помню подобных случаев.
— В таком случае, экселенц, что же нам остается делать?
— Я не вижу другого выхода, кроме как послать в США группу наших людей. Пусть они на месте определят, сколь высока вероятность того, что эти люди могут быть нам опасны. Сейчас или будущем — не так уж и важно. Меркулов отнюдь не страдает паранойей. Это умный и опытный противник. И он ничего не делает просто так! Поэтому следует принять все меры для того, чтобы устранить эту угрозу сейчас, не дожидаясь, пока события выйдут из-под нашего контроля.
— Если я правильно вас понял, адмирал, то в задачи данной группы может входить не только дискредитация этих людей как специалистов, но и прямое их устранение.
— Любые меры, полковник. Я даю вам карт-бланш на проведение всех действий, которые вы сочтете нужными предпринять. Докладывать будете мне лично. Необходимое финансирование и снабжение вам будет оказано в самой полной мере.
Появившийся на пороге адъютант негромко кашлянул, привлекая к себе внимание хозяина кабинета.
— А? Что? — встрепенулся в кресле генерал-лейтенант Рогов.
— Извините, товарищ генерал-лейтенант, прибыл лейтенант Демин. А вы просили доложить вам немедленно, как только это произойдет.
Рогов посмотрел на часы.
— Черт, половина четвертого утра. Или еще ночи? Все равно. Зовите лейтенанта.
Адъютант вышел в приемную и вернулся, пропустив вперед себя визитера.
— Товарищ генерал-лейтенант! Лейтенант Демин по вашему приказанию прибыл!
— Вы присаживайтесь, лейтенант. Как долетели?
— Хорошо, товарищ генерал-лейтенант. И долетели быстро, и сели легко. Я вообще первый раз на самолете летал.
— Ну, и как, понравилось?
— Дух захватывает, товарищ генерал-лейтенант.
— Ну, раз так, налетаетесь еще. Если с самого начала понравилось, значит, и дальше также пойдет. Я зачем вас вызвал, лейтенант: документы, что вы доставили, представляют собой огромную ценность. Вы хотя бы приблизительно представляете, о чем идет речь?
— Ну, раз так, налетаетесь еще. Если с самого начала понравилось, значит, и дальше также пойдет. Я зачем вас вызвал, лейтенант: документы, что вы доставили, представляют собой огромную ценность. Вы хотя бы приблизительно представляете, о чем идет речь?
— Да, товарищ генерал-лейтенант. Котов давал мне одну папку читать. Из того, что я увидел, можно было понять, что лицо, о котором идет речь, давно завербовано немецкой разведкой.
— Вы понимаете немецкий язык?
— В школе учил, говорить-то не могу, а текст немножко понимаю. Не все, конечно, но смысл уловил.
— Да, лейтенант, это действительно так. Уж и не знаю, каким именно путем попали к майору Осадчему эти документы, но произошло это чрезвычайно вовремя. Мы незамедлительно примем меры, дабы эти люди не смогли нанести вреда. Скажите мне, лейтенант, только честно, вам ничего в этой истории подозрительным не кажется? Может быть, были какие-то события, люди, еще что-нибудь, что вызвало бы ваше подозрение?
— Да много чего было, товарищ генерал-лейтенант. И то, как немцы в бункер вошли, и как они потом батальон на марше накрыли — все как-то странно.
— А еще что?
— Ну… Да хотя бы самого Котова взять. Он же ведь так и не сказал никому, кто он такой и какое задание выполняет.
— Так-таки и никому?
— Ну, Осадчий, вроде бы знал. Во всяком случае, мешать ему не стал и позволил действовать так, как он считает нужным. Да и капитан, которого мы после встретили, тоже ему верил.
— Это вы Рябинина имеете в виду?
— Ну, да, товарищ генерал-лейтенант, того, что бункер взорвал. Вот он Котову верил полностью. Советовался с ним. Да и адрес связного ему дал, пароль сообщил. Значит, сказал тот ему что-то такое, что сомнения всякие устранило.
— Ну да, ну да. Наверное, что-то сказал. А свое мнение у вас есть, лейтенант? Откуда он мог быть?
— Я думаю, товарищ генерал-лейтенант, это Осназ.
— Отчего вы так решили?
— А он по своей подготовке любого из нас на три головы превосходил. И стрелял, как снайпер, и дрался, а уж какие он штуки придумывал в бою, — лейтенант развел руками, — я вот сейчас назад смотрю и понимаю, что никак по-другому сделать нельзя было. Так это сейчас, когда спокойно могу сидеть и думать. А он-то это в бою соображал! Как-то он так быстро думал. Я вот так не могу.
Генерал помолчал пару минут.
— Да, лейтенант, есть у нас и такие люди. Немного их, но это пока. Спасибо, вы нам очень помогли. Обратитесь к секретарю, у него возьмете направление на дальнейшее место службы. В Особый отдел вы больше не вернетесь. Голова у вас соображает, опыт имеется, будете работать у нас.
'И от фронта подальше. Может быть, ты не одну папку прочесть успел…' — подумал генерал.
Проводив взглядом Демина, генерал поднял трубку.
— С товарищем Крыловым меня соедините. Знаю, что поздно, но он просил звонить в любое время, — и Рогов положил трубку на рычаг.
Как только телефон зазвонил, он снял трубку.
— Здравия желаю, товарищ Крылов. Только что от меня вышел лейтенант, доставивший документы и сведения обо всем произошедшем. Как мы и ожидали, капитан Рябинин свое задание выполнил. Все сооружения уничтожены. При этом погибла группа немецких экспертов, прибывшая из Берлина для изучения объектов. Считаю, что действия капитана заслуживают самой высокой оценки. Лейтенант? Был на месте до самого последнего момента и видел все своими глазами. Да, принимал участие. Лично доставил нам документы, имеющие важное оперативное значение. Совершенно с вами согласен, товарищ Крылов. Я распорядился перевести его для дальнейшей работы в наш аппарат. Представление о награждении будет готово сегодня утром. Спасибо, товарищ Крылов. Спасибо, — генерал положил трубку и сразу снова ее поднял.
— Гордеева ко мне!
Минут через двадцать в дверь кабинета осторожно постучали.
— Разрешите, товарищ генерал-лейтенант? — на пороге стоял полковник Гордеев.
— Заходи, присаживайся. Что там по материалам? Ну, тем, что лейтенант принес?
— Хреново все, товарищ генерал-лейтенант! Если им верить, так у нас на достаточно высоких постах окопалась целая кучка предателей. И ведь самое противное то, что все проведенные нами проверки это подтверждают. Куда ж народ раньше-то смотрел? Ведь были сигналы, я архивы поднимал!
— А вот этим и займись. И кто не отреагировал вовремя, и кто решения принимал. Понятное дело, что это не наше с тобой задача, но чем больше накопаем, тем лучше перед наркомом выглядеть будем. Он уже распорядился создать специальную группу для работы с этими людьми и с этими бумагами. Так что материалы эти у нас вскорости заберут. Для этого специальные люди есть, а наша с тобой задача — с немцами воевать. Что по 'кроту'? Удалось установить?
— Да, товарищ генерал-лейтенант. Очень нам помогло то, что Демин ваш рассказал про снайперскую засаду на перешейке. Ведь маршрут этот Рябинину в самый последний момент утвержден был. И знало об этом всего три человека. Вот мы и сели, сложили все кубики, провал разведгруппы проанализировали. До кучи пришлось и то, какие сведения Осадчему лже-связной сообщил. Он же ему даже фотографию из личного дела показал. Да людей, на ней изображенных, назвал. Подняли мы архивы — и все сошлось. Осадчий-то — человек предусмотрительный оказался. Не только о спасении документов побеспокоился, но и все обстоятельства разговора со связным доверенным людям рассказал. Трое их было, Демин как раз среди них и оказался. Не просто так его майор из бункера отправил. Так что когда лейтенант нам все это рассказывал, он и предполагать не мог, какой ценности сведения сообщает.
— И кто же этой скотиной оказался?
— Заместитель начальника строевого отдела, подполковник Кучерев.
— Взяли?
— Обижаете, товарищ генерал-лейтенант. Обложили со всех сторон, муха не пролетит. Будем ждать, когда к нему на связь кто-нибудь выйдет. Вот тогда и повоюем…
— Добро, полковник. Утверждаю ваше решение. Заготовьте наградные листы на весь состав разведгруппы. Всем посмертно ордена Красной Звезды. Командиру — Знамя. Наверху обещали утвердить. Товарищ Крылов мне лично звонил.
— Всем?
— Всем, кто принимал участие.
— А этот, как его… Котов?
— А что мы про него знаем? Кто он такой? По какому ведомству проходит? Заметь, Осадчий и Рябинин ему доверяли полностью! Осадчий именно его на подстраховку отправил, не кого-нибудь!
— Я, товарищ генерал-лейтенант, тоже над этим думал.
— И что же?
— Контролер.
— В смысле?
— А не от товарища ли Крылова он? Или от кого-то подобного?
— И много ты таких знаешь?
— Так и про товарища Крылова с его ведомством мы до последнего времени ничего не знали. А вдруг он не один такой?
— Очень даже может быть… Во всяком случае, Крылов про него ничего не говорил… Хотя ты прав, это еще ничего не значит. Как бы то ни было, а писать представление неизвестно на кого я не могу.
— Но мы же знаем его имя и отчество?
— А ты уверен, что оно настоящее?
— Осадчий ему верил.
— Вышел бы он сюда живым — сам бы и писал. И был бы прав. С него бы и спросили, в случае чего. Да и, кроме того, где сейчас Котов? Из окружения он не выходил, в плен не попадал. По крайней мере, немцы в своих документах и сообщениях про это молчат. Адрес связного он ведь знал?
— Знал. Он же его Демину и сообщил.
— Так отчего сам туда не пришел? Отчего он с этой колонной беженцев в лес пошел, а не документы важные к нам понес?
— Ну… людей пожалел, товарищ генерал-лейтенант.
— Такой профессионал, как его тут Демин расписывал? Ты сам-то, Игорь Николаевич, в это веришь?
— Всякое бывает, товарищ генерал-лейтенант.
— Не в подобной ситуации! В общем, закрыли этот вопрос, полковник. По нашему ведомству такой человек не проходит. Пускай за него голова болит у его непосредственного начальства.
Глава 47
Ярким солнечным днем перед административным зданием в самом центре Москвы остановился потрепанный 'жигуленок'. Из машины вышли двое: длинноволосый парень среднего роста и молодая девушка. Закрыв дверь, они подошли к проходной здания.
— Мне к генералу Яковлеву, — сказал парень вахтеру. — Нам назначено.
— Паспорт ваш позвольте, пожалуйста, — ответил вахтер.
Одного взгляда на документы ему было достаточно.
— Да, товарищ Яковлев вас ждет, — он открыл калитку. — Проходите к дому, вас там встретят.
Идя по дорожке, парень обернулся к своей спутнице.
— Ты смотри-ка, 'товарищ'! Не 'господин'! Похоже, что и впрямь мужик правильный!
— Ну, Леша, Сергеич тогда именно так и говорил. Мол, правильный мужик и не закостенелый еще.
В затененном холле здания их встретили два человека.
— Здравствуйте, товарищ Ивков. Товарищ генерал-лейтенант вас ждет. Проходите, пожалуйста, за нами. То, что у вас в свертке, — это то самое, о чем вы говорили?