И вообще, судя по антуражу, ей есть чем гордиться. Офис. Машина. Водитель. Важные клиенты. «Вдова Клико», наконец. Нет, не увидела бы Дина это своими глазами, никогда не поверила бы. А сама она? Чем она может похвастаться? Разве детьми. Да, Юлька и Мишка действительно получились что надо.
Интересно, а Поля замужем? Колец у нее на пальцах было много, и они так сверкали, что Дине не удалось разглядеть, есть ли среди них обручальное. Хотя, конечно, сомнений нет: такая шикарная женщина обязательно должна быть замужем.
Дина одного не понимала: зачем она понадобилась Поле, если у той и так все хорошо. Она ведь ничего прибавить ей не может. И общего у них не осталось ничего. Наверное, просто по старой памяти обрадовалась. Вот и пригласила работать. Сейчас, вероятно, даже жалеет, думает, как отделаться, если я позвоню.
И Дина решила: ни за что не станет звонить. Зачем человека смущать. Что было, то прошло. Но все-таки смешно: Полька — ясновидящая! Зачем она в это влезла, если у нее есть диплом психолога? Профессия в наше время сама по себе модная, популярная, и заработки неплохие приносит.
Наверное, ясновидящей быть выгоднее. Но как застенчивую Польку занесло в этот бизнес, да еще с таким явно успешным результатом? Перед глазами у Дины невольно встала застенчивая и обидчивая толстушка, которой даже познакомиться с кем-нибудь было трудно.
Неужели психологическое образование принесло такие блестящие результаты, и Поля сумела решительно переделать себя? И что же получается? Аполлинария все годы, что они не виделись, росла, развивалась, а она, Дина, профессионально не просто стояла на месте, а, можно сказать, катилась под гору.
Как, почему это вышло? Ведь жизнь начиналась так здорово!
Дина совсем загрустила. Нет, она ни за что не позвонит Аполлинарии! Дело даже не в разнице их. Это она как раз спокойно могла пережить. Но Аполлинария светилась жизненной силой, а Дина ощущала себя засохшей коркой выжатого лимона, давно забытого в пыльном углу кладовки.
Она вздохнула. Пусть все остается как есть. У нее уже нет сил бороться. Хватило бы дорастить детей. У каждого, в конце концов, свой путь. Однако сколько она ни уговаривала себя, ничего не могла поделать! Она завидовала, завидовала Аполлинарии!
Когда вечером, после порядком затянувшегося приема больных, Дина вернулась домой, из кухни стремглав вылетела мама и, всплеснув в воздухе поварешкой, восторженно сообщила:
— Тебе только что звонила Аполлинария! Говорит, вы с ней нашлись! Скорей, скорей раздевайся. Мой руки. А я тебе пока супа налью, и ты мне будешь рассказывать. А то Поля мне совершенно невероятные вещи сообщила. Я даже не до конца поняла. Ты мне объясни, какой это она центр возглавляет? Не представляю, чтобы Поля — и что-нибудь возглавляла. Она же всю жизнь за твоей спиной пряталась. Наверное, ее каким-нибудь зитц-директором посадили. Существо-то совершенно безответное. Обмануть ничего не стоит. Диночка, ты бы ей хоть подсказала, как это опасно.
— Мама, — перебила ее дочь, — Аполлинария теперь большой человек. И вовсе не зитц-директор, а сама себе хозяйка. До какой степени, правда, не знаю, мы с ней не очень долго общались, но полное впечатление, что она теперь процветает.
— Да-а? — изумилась мама. — А такая ведь была робкая нескладеха.
— Была, — сердито бросила Дина, поднося ко рту ложку супа. — Мама, от той Аполлинарии почти ничего не осталось.
— Неужели похудела?
— Вот это как раз осталось, но в остальном она теперь царица.
— Никогда не поверила бы! Как ей удалось? А-а, замуж, наверное, выгодно вышла. Хотя кто бы ее, бедняжку, такую взял.
— Мама, ты не права. На Полю и раньше охотники находились.
— Что-то я ни одного кавалера при ней никогда не видела.
— Потому что она их отпугивала. Сама не верила, что может нравиться.
Нет, богатый бы ее точно замуж не взял, — по-прежнему сомневалась мать. — Слушай, может, она просто тебе наврала с три короба? Расскажи-ка, что на ней было? С чего тебе показалось, что она такая богатая?
— Она вышла из центра имени себя, — отчеканила Дина. — В собольей шубе. Все пальцы в кольцах, причем не из простого ювелирного магазина. Причесана в дорогом салоне. Услуги косметолога тоже на лице. А сели мы, мама, в ее дорогущий «Мерседес», который вел ее личный шофер. Пили мы по дороге шампанское «Вдова Клико».
— Охренеть! — воскликнула мама, и немедленно спохватилась, косясь в проем двери. — Надеюсь, Миша меня не слышал.
— На сей счет успокойся, — хмыкнула Дина. — У них в школе почище выражаются.
— Так я же с ним постоянно борюсь. А он теперь станет говорить, будто я сама ему плохой пример подаю.
— Не, ба, не буду, — немедленно послышался из соседней комнаты голос Дининого отпрыска. — Оно сюда хорошо подходит. Я тоже охренел.
— Брысь! — крикнула бабушка. — Нет, Динка, но как ей удалось так удачно устроиться? Не томи. Рассказывай.
— Пока сама не знаю, — пожала плечами дочь. — Мы увиделись-то совсем накоротке. Только телефонами успели обменяться.
— Тогда скорее доедай и звони ей, — потребовала Нина Филипповна. — А то я умру от любопытства.
И, пока дочь ела, она, сидя напротив нее, не переставала причитать. Как, мол, это получается, что люди с нулевыми талантами великолепно устраиваются, а такие, как Дина, у которых вроде бы все задатки, влачат жалкое существование в какой-то поликлинике.
Дина ежилась, и, оттого, что сама считала примерно так же, слова матери воспринимала с двойной горечью.
— Ну что ж ты меня совсем уж низводишь! — наконец не выдержала она. — Меня, между прочим, на работе любят и уважают. И живем мы не хуже многих. И дети какие замечательные.
— Мы замечательные, — немедленно отреагировал за стеной Мишка.
— Учи уроки, чудище, и не подслушивай! — Дина невольно прыснула.
— Ма-ам, а твоя Аполлинария меня на «Мерседесе» покатает? — не унимался сын. — Ты ей скажи, я даже на шампанское ее не выставлю, потому как еще несовершеннолетний и мне по закону нельзя!
— Замолчи, горе мое! Пусть тебя отец на машине катает.
— А у него «Мерседеса» нету, — возникнув на пороге кухни, логично возразил Мишка. — Поэтому получается дискриминация меня. Юлька на «мерсе» уже катается, а я нет.
— На каком это еще она «мерсе» катается? — мигом встревожилась Дина.
— Цвета металлик, — пояснил сын.
— Меня не цвет интересует, а чей он!
— Откуда ж мне знать. — Мишка пожал плечами. — Какой-то хахаль к дому ее подвез, и она с ним еще на прощание целовалась. А я во дворе с горки катался и видел. Ну это когда у меня санки, которые отец на Новый год подарил, уперли.
— Черт с ними, с санками. С кем она целовалась? — подпрыгнула на табуретке бабушка.
— С мужиком каким-то, естественно, — продолжал продавать сестру с потрохами Мишка.
— Он молодой был или старый? — задала новый вопрос бабушка.
— Не молодой, но и не старый.
— Как кто? — это уже спросила Дина. Мишка глубоко задумался.
— Пожалуй, как наш новый физрук.
— Значит, молодой, — с некоторым облегчением выдохнула Дина. — Не больше двадцати пяти.
Но и это ей не понравилось. Юльке всего пятнадцать. Придется с ней провести серьезную воспитательную беседу.
— Ma, ты Юльку не ругай, — неожиданно спохватился сын. — А если будешь ругать, скажи, что соседка тебя просветила. Если меня выдашь, сеструха мне после накостыляет, и тогда на информацию от меня не рассчитывайте.
— Шантажист, — констатировала бабушка.
— Мы и не рассчитывали, — нахмурилась Дина. — Ты сам проболтался. Хотя это правильно. Иначе влипнет еще наша Юлька в историю.
— Во-во. Я тоже волнуюсь, — ханжески заявил Мишка. — Поэтому ты, мама, сошлись на соседку, а я тогда за Юлькой еще послежу.
— Брысь уроки доделывать! — прикрикнула Нина Филипповна. — И дверь за собой не забудь закрыть. Вот еще не было печали, черти накачали, — прошептала она дочери, когда внук удалился.
— Да погоди, мама, паниковать, — откликнулась Дина. — Может, вообще ерунда. Чей-нибудь старший брат подвез, а то, что они целовались, Мишке показалось. Или придумал для пущей важности. Знаешь ведь, как у него фантазия работает.
— Ой, не нравятся мне эти «Мерседесы».
— Я с ней обязательно поговорю.
— А пока она домой не явилась, позвони Аполлинарии. Не терпится про нее узнать. Центр-то этот ее чем занимается? Что на нем написано?
— Духовного и еще какого-то там развития. — Про ясновидение Дина решила матери пока не говорить.
— Еще интереснее. Ну давай. Звони. А я выйду. Проверю, как наш фантазер со своей алгеброй справляется.
Дина осталась в кухне одна. Звонить подруге, с одной стороны, хотелось, а с другой — нет. Но мама от нее теперь не отстанет. Да и неудобно. Поля первая позвонила. Выходит, она, Дина, ошиблась. Подруга, расставшись с ней, не пожалела, что дала телефон. Дина глубоко вздохнула, сходила в прихожую за сумкой, отыскала Полину визитку и быстро набрала номер.
IV
Едва услышав Динин голос, Аполлинария заверещала:
— Молодец, что сразу перезвонила! Слушай, у меня вечер освободился. Приезжай прямо сейчас ко мне. Потреплемся, как в лучшие времена, до рассвета.
— Поля, это бы здорово, и я со всем удовольствием, но ведь только с работы. Ноги не ходят. И завтра с утра прием.
— А в чем проблема? — не ослабляла напора подруга. — Сейчас мигом пришлю к тебе Славика. Я специально его не отпускала. Он тебя ко мне доставит, так что ноги не перетрудишь. Я тебя напою, накормлю, выспишься, а утром он тебя прямиком к поликлинике доставит. В общем, никакого напряжения.
— Ну я даже не знаю, — по-прежнему колебалась ошарашенная неожиданным предложением Дина. — У меня тут мама, дети.
— Разве дети грудные или кто-то болен? — в голосе Поли послышалось удивление.
— Да нет, но… — пролепетала Дина.
— Вот что, дай-ка мне сюда тетю Нину! — со всей решительностью потребовала Аполлинария. — Сейчас я попрошу ее посидеть с внуками.
— Она, разумеется, посидит, — заверила Дина. — Хотя они, собственно, большие.
— Юльке твоей небось лет пятнадцать…
— Именно. Понимаешь, мне сегодня нужно серьезно поговорить с ней, а она еще не вернулась.
— А завтра поздно будет? Вопрос жизни и смерти?
— Надеюсь, нет.
— Тогда что тебя тормозит? Или ты меня видеть не хочешь? — вопрос прозвучал обиженно.
— Ой, Поля, о чем ты! Конечно, хочу. Привыкла после работы дома…
— Отвыкай! Вредная привычка. Да что мы зря время теряем. Диктуй адрес, и Славик за тобой выезжает. Подъедет — позвонит. Тогда можешь спускаться. Телефон не занимай. Кстати, мобильник я тебе уже приготовила.
— Зачем? — завопила Дина, однако подруга уже бросила трубку.
Когда Дина начала торопливо переодеваться (ударить лицом в грязь перед Аполлинарией не хотелось), мама удивилась.
— Что это вы так быстро переговорили? И куда ты собралась на ночь глядя?
— Полька выслала за мной машину, еду к ней с ночевкой, вернусь домой завтра после работы, — на одном дыхании ответила дочь.
— Вот и правильно, — одобрила Нина Филипповна. — А то все дома и дома. Совсем закисла. А завтра мне подробно расскажешь. Ой, как интересно. Посмотришь, какая у нее теперь квартира.
— Ма, а мне прямо сейчас покататься на «мерсе» нельзя? — сунул в комнату кудрявую голову Мишка. — Ну только до уголочка. Потом прибегу обратно. Бабушка меня у подъезда подождет, чтобы ты не волновалась.
— Бабушке делать больше нечего, — придирчиво оглаживая на бедрах новые черные брюки, проворчала Дина.
— А мне самой интересно на Поленькину машину посмотреть, — возразила Нина Филипповна.
— Что малый, что старая, — вздохнула дочь. — Мама, может, тебя тоже до угла прокатить?
Нина Филипповна смутилась.
— Ну это, пожалуй, нет.
— А что, давай, не стесняйся, — Дина уже начинала сердиться. — И Юльку подождем. Пусть тоже прокатится.
— Ма, ты забыла, она уже каталась, — услужливо напомнил Мишка.
А Нина Филипповна добавила:
— Динуся, не злись. Ты ведь едешь развлекаться, а не мы.
— Ну да. А вам завидно, — по-прежнему сердилась она.
— Не понимаю, чем плохо, если мальчик немного прокатится, — примиряюще проговорила мать.
— Ой, ты вечно на его стороне.
— Между прочим, у меня завтра тяжелый день. Контрольная. Имею я право на недолгое счастье? — Мишка произнес это так, что Дина не удержалась от смеха.
— Ну ладно. Но только до угла.
— Ба, одевайся по-быстрому, а то опоздаем! — немедленно распорядился судьбою Нины Филипповны любящий внук.
— А мне только сапоги натянуть да шапку, — засуетилась бабушка.
«Господи, да что ж они у меня как в глухой деревне, — про себя сокрушалась Дина. — Машину за мной прислали, а они норовят всем табором туда набиться».
Славик, однако, отнесся к Мишкиному поведению с пониманием. Уговорил прокатиться и Нину Филипповну. Совершил круг почета по нескольким переулкам и доставил Дининых ближайших родственников обратно к подъезду, к полному восторгу последних.
«Хорошо хоть мама еще „Вдову Клико“ не потребовала», — с облегчением подумала Дина, когда Славик уже вез ее к Аполлинарии.
Это был один из новых домов в центре Москвы. Сложной, многоступенчатой архитектуры и, разумеется, увенчанный непременной башенкой, которая красовалась на нем, словно кремовая роза на советском торте.
Подъезд с охраной. Видеокамеры. Зеркальный лифт. Дина представила себе, как бы тут порезвились мальчишки из их подъезда. Чистота в кабине была стерильная. Сопровождающий Дину Славик нажал на кнопку нужного этажа. Плавно тронувшись, кабина быстро набрала скорость.
— Она в пентхаусе живет, — сообщил водитель в ответ на испуганный Динин взгляд. — На самой, если так можно выразиться, крыше а точнее, под ней. Считается круто, но мне не нравится. Вид, конечно, замечательный, но неприятно. Высоковато. Вдруг чего случится, в окно не прыгнешь, а лестницы у пожарных досюда не достают. Не. Я, когда квартиру себе приобретать буду, поближе к земле возьму. Чтобы ни от чего не зависеть. Что мне с этого вида. Я все равно домой поздно прихожу и тут же спать заваливаюсь.
«Да тебе, милый, как, впрочем, и мне, не только пентхаус, но даже однушка в подобном доме не светит. Впрочем, их тут, наверное, и нету», — про себя отметила Дина.
Лифт, мелодично звякнув, остановился так же плавно, как и тронулся. Двери бесшумно раздвинулись.
— Счастливо повеселиться, — пожелал на прощание Славик.
Она ступила на мраморный пол, так до конца и не понимая, где находится — в общем вестибюле или в Полиной прихожей.
— Динусик! — вылетела из-за мраморной колонны подруга.
На ней был длинный халат из тяжелого золотого шелка, расшитого черными драконами.
— Давай-давай, не застывай. Проходи в мои пенаты!
— Как у тебя просторно, — оглядев просторный холл перед лифтом, заставленный живыми растениями в горшках, парочкой скульптур и несколькими диванчиками, с трудом выдавила из себя Дина.
— Да какой там простор, — махнула рукой подруга. — Всего четыре комнаты. Одно название, что пентхаус. У меня главное — вид. За него и взяла. Всю Москву от края до края видно. Ну если не совсем всю, то почти, — уточнила она.
Подруги прошли сквозь широко распахнутые двустворчатые дубовые двери, и Дина ахнула. Прямо перед ней до самого горизонта простиралась Москва, сияющая разноцветными огнями. Прямо кадр из американского фильма. Там часто герои, живущие в пентхаусе где-нибудь в Нью-Йорке, так же смотрят из окна на свой родной город.
Свет в комнате, в которой они стояли, был изрядно приглушен. Тем не менее его было достаточно, чтобы разглядеть интерьер: комната огромная, а одна стена ее целиком, от пола до потолка, состоит из сплошного стекла.
— Вот это да, и впрямь дух захватывает, — подходя вплотную к стеклу, очень тихо сказала Дина. — Я такую Москву всего один раз и видела. Правда, днем. Помнишь, когда у нас в школе была экскурсия на Останкинскую телебашню.
— Помню, — кивнула Поля. — Когда я впервые сюда попала, у меня такая же ассоциация возникла. Так что, — она усмехнулась, — как видишь, теперь оправдываю свое школьное прозвище. Парю, как бабочка, на высоте птичьего полета.
— Потрясающе красиво, — продолжала завороженно взирать на огни ночной Москвы Дина.
— Днем тоже красиво, — произнесла стоящая за ее спиной Аполлинария. — Но ночью лучше. До сих пор не могу привыкнуть. Каждый раз вхожу и поражаюсь. Ой, ну ладно. Еще насмотришься. Ты ведь, наверное, голодная.
— Да в общем, я ужинала.
— А мы сейчас легонькое. Японская кухня, подруга, всякие там суши, сашими желудок не отяжеляют. Пойдем на кухню, мне уже заказ из ресторана доставили.
— Когда ты успела?
— У нас ресторан рядом с домом. Там меня любят. Рыба свеженькая. Гарантированно. Сегодня с самолета. — Поля хихикнула. — Они меня боятся. Знают: если что не так, могу и порчу наслать.
— Ты серьезно? — уставилась на нее Дина.
— Нет, конечно, но они так думают. А разубеждать их не в моих интересах.
— Шарлатанка! — погрозила ей пальцем Дина.
— Не шарлатанка, а гуманистка, — хохотнула подруга. — Забочусь о своем здоровье и о здоровье гостей. Ты же врач, сама знаешь, что такое рыбные отравления. Тебе как больше нравится, полностью японский вечер или фьюжн? То есть добавить эклектики.
— В каком смысле?
— Ну запивать чем будем, сакэ или нашей сорокаградусной? Я лично покрепче предпочитаю.
— Не знаю. Мне завтра работать, — неуверенно произнесла Дина. — Голова чугунная будет.
— Тогда налью тебе сакэ, оно послабее или белого вина могу предложить. Тоже вполне сочетается.
— Лучше вина.
Аполлинария распахнула дверцу, за которой оказался винный погребок — холодильник, где лежали рядами бутылки.
— Выбери, что тебе больше нравится.