Незнакомка убрала от лица волосы, и зоркий глаз Льюистона успел заметить, что над ее внешностью потрудились лучшие пластические хирурги, – подрезано здесь, подтянуто там… В общем, все было сделано для того, чтобы это прекрасное лицо оставалось в столь же прекрасном состоянии, как и безупречное тело. Женщина выглядела лет на двадцать пять, максимум тридцать. Хотя на самом деле ей наверняка под сорок. Сказать точно было невозможно. И, тем не менее, нельзя было не признать, что она прекрасна. Взору Льюистона предстало истинное воплощение женственности, идеальный образ, о котором он всегда мечтал и какой верному мужу и нормальному семьянину никогда не встретить.
Скользнув глазами по врачу, незнакомка коротко поздоровалась. Льюистон же испытал непонятную слабость.
– Входи, Корал, – сказал женщине Браун и повернулся к Чаку. – Она будет заменять сиделку. Она знает вашего пациента. – Улыбнувшись гостье, он добавил: – Верно, Корал?
Вместо ответа та вошла в комнату и, приблизившись к кровати пациента, застыла как вкопанная. Было видно, что она в шоке.
– Боже, да это же Сэм Даффи!
Вот значит, как тебя зовут, дружище, подумал Льюистон.
Увы, ей никто не ответил, и тогда она шагнула к дивану, где сидел Браун, и заняла место рядом с ним. Тот взял ее руку и поцеловал. Затем бесцеремонно положил руку ей на колени, словно это был подлокотник кресла.
– Он находился в коме, но доктор Льюистон нашел способ вернуть его к жизни, – пояснил он.
Льюистон откашлялся.
– Если я это сделаю, вам следует быть готовым ко всему – от изменений личности до постоянного вегетативного состояния.
Услышав голос Льюистона, Корал подняла голову и посмотрела на доктора. Рука Брауна тем временем поползла вверх и легла на полуобнаженную грудь.
– Мы попробуем дать вашему пациенту хороший повод для возвращения к нормальной жизни, – попытался пошутить Браун.
Из его слов и вульгарного поведения Льюистон сделал вывод, что эта женщина всего лишь проститутка, но даже если и так, она – непревзойденный образец этой профессии. Немало мужчин выложили бы огромные деньги за возможность провести с ней ночь.
– Корал, ты сможешь побыть с Сэмом? Кстати, если кто-то проголодался, на террасе подан завтрак.
Браун раздвинул прозрачные занавески, повернулся к Льюистону и тоном, не допускающим возражений, повторил:
– Отключите капельницу, доктор!
С этими словами он вышел на террасу и закрыл за собой стеклянную дверь.
Льюистон подошел к капельнице и перекрыл вентиль. Но уходить не стал. Он покинет эту комнату лишь после того, как убедится, что жизни его пациента ничто не угрожает. Подойдя ближе к постели человека, которого женщина назвала Сэмом, Корал посмотрела на стеклянные двери, как будто желая удостовериться, что они закрыты, после чего повернулась к Льюистону и прошептала ему на ухо:
– Сколько он здесь лежит?
Тот, почти касаясь губами ее уха, ответил:
– Десять лет.
Корал удивленно ахнула и нежно прикоснулась к лицу Сэма. Льюистон не ожидал столь откровенного проявления чувств. Каково же было его удивление, когда Корал наклонилась и потерлась носом о нос Сэма, причем так, как будто делала это не в первый раз. Глаза ее были полны нежностью, что никак не вязалось с поведением обычной проститутки. От Льюистона не скрылось, что она вздрогнула, а по ее щеке скатилась слезинка.
– Сэм, это я, Корал, – прошептала она и, как будто обезумев от радости, принялась осыпать лицо Красавчика Джонса поцелуями.
Глава 9
Пентхаус Брауна
Сэм Даффи лежал с открытыми глазами. Корал сидела рядом, держа его за руку. Капельницу отключили два часа назад. В соответствии с указаниями Брауна Льюистон с помощью физраствора вымыл из крови пациента остатки антиконвульсанта. До сих пор никаких судорог больше не наблюдалось.
– Он так похудел, – тихо заметила Корал, проводя рукой по плечу Сэма. Льюистон решил, что она произнесла эти слова едва ли не шепотом для того, чтобы ее не услышал Браун. А еще ему показалось, что она, так же как и он сам, тяготится присутствием этого человека.
– Похудел? – рассмеялся Льюистон, вытаскивая из уха пациента кончик термометра. Температура нормальная, тридцать шесть и пять. – Можете угадать, откуда у меня появились такие мускулы? – Он показал на свои бицепсы. – Я их наработал, делая ежедневно сто пятьдесят самых разных движений. Десять лет подряд по несколько раз в день я массировал этому парню суставы, руки и ноги. Вы просто не видели, что случается с больными, вынужденными месяцами лежать без движения в постели, – добавил Льюистон и покачал головой. – Ваш Сэм Даффи практически не похудел.
Корал моргнула и, не сводя глаз с террасы, заговорила чуть громче:
– Просто я знала, каким он был раньше. Знала каждый его мускул. Вы понимаете, что я имею в виду?
Льюистон почувствовал, что краснеет. Он отошел от кровати и вернулся со столиком, пройдя мимо Брауна, устроившегося на угловом диване с газетой.
– Почему он не узнает нас? – спросила Корал. – Он смотрит на меня, но как на чужого человека.
– Дайте ему время. Он идет на поправку. Вы даже не поверите, как быстро это происходит. А сейчас мне нужно кое-что проверить.
С этими словами Льюистон задействовал свой коронный набор стимуляторов, проверенных на Сэме в течение десяти лет.
Первым делом он направил ему в лицо луч яркого света. Больной заморгал. Тогда Чак отошел в сторону и хлопнул двумя деревянными брусками возле его уха. Сэм вздрогнул. После этого врач поднес к его носу смоченную в нашатыре ватку. Лицо Сэма порозовело. Когда же Льюистон провел по его ступне медицинским шпателем, пациент дернул ногой.
Каждая новая реакция вселяла в Чака все большую надежду. У Корал же всякий раз вырывались радостные восклицания. Наверно, эта женщина действительно любила Сэма Даффи. Льюистону очень хотелось на это надеяться. Это стало бы пусть малой, но все же компенсацией за его самоотверженный труд. Приятно осознавать, что благодаря тебе кто-то вновь обрел счастье. Врач подумал о своей жене, о сыне – теперь он учится в колледже, по окончании которого станет инженером, – о том, как сильно он по ним соскучился. Сын наотрез отказался даже думать о профессии врача. «Я не хочу стать таким, как ты, папа», – твердо заявил он. Если Красавчик Джонс, он же Сэм Даффи, выйдет из комы, то он, Льюистон, вернется к своей прежней жизни и, может быть, вновь обретет семейное счастье.
– Просто замечательно! – произнес Льюистон. – Он реагирует на раздражители. Мы не знаем, что случилось с его мозгом, но его периферийная нервная система, судя по всему, нисколько не пострадала.
– Вот и воспользуйтесь этим, – донесся голос со стороны дивана.
Льюистон отодвинул штору и посмотрел на Брауна. Тот оторвал глаза от газеты и теперь пристально смотрел на него.
– Простите?
– Его нервная система, как вы говорите, не пострадала. Вы пытаетесь ее стимулировать. Перестаньте ходить вокруг да около и заведите ее. Давай-ка, Корал, займись этим.
На мгновение в комнате стало тихо.
– Послушайте… – первым нарушил тишину Льюистон, когда до него дошла неприглядная суть затеи.
– Неужели существует какая-то серьезная опасность, Чак? – поинтересовался Браун.
Льюистон попытался взять себя в руки. Обычная в таких случаях вещь – остеопороз, хрупкость костей, но ему, похоже, удалось избежать проблем со скелетом пациента. Он применял при кормлении Сэма биологические добавки, а плоскость кровати держал под углом – с тем, чтобы сила тяжести способствовала укреплению костей.
– Опасности для тела нет, но я опасаюсь, что излишне быстрая стимуляция может неблагоприятно отразиться на мозге.
Браун встал и подошел к двери, чтобы выйти на террасу, но, взявшись за ручку, обернулся:
– Тогда, доктор Льюистон, вам лучше еще какое-то время побыть с этим человеком, чтобы с ним ничего не случилось.
С этими словами он вышел и закрыл за собой дверь.
Чувствуя надвигающийся приступ паники, Льюистон повернулся к Корал. Но та лишь театрально закатила глаза, по всей видимости, выражая тем самым свое сочувствие доктору и соглашаясь с тем, что предложение Брауна просто ужасно. Что, в свою очередь, побудило Чака задать вопросы, мучившие его долгие десять лет.
– Кто он, этот Браун? Зачем ему нужно, чтобы Сэм вышел из комы? – прошептал он, шагнув к ней ближе.
– На вашем месте, док, я бы поостереглась задавать в этих стенах подобные вопросы, – прошептала в ответ Корал.
Не иначе как она знала, что все вокруг нашпиговано «жучками». Корал виновато посмотрела на врача и выразительно поджала губы, давая понять, что нельзя болтать лишнего. Затем подошла к кровати, подняла руку Сэма, поцеловала ее и опытным взглядом принялась разглядывать тело. Изрядно смутившись, Льюистон отошел в сторону. Он уже обратил внимание на красивую грудь, превосходную кожу и роскошные каштановые волосы этой женщины. Она была в золотистых босоножках на высоком каблуке, ногти на ногах покрыты розовым лаком.
Вместо того чтобы возбудиться самому, чего он немало опасался, Льюистон поймал себя на том, что его мысли неожиданно вернулись в профессиональное русло, и пришел к выводу, что план Брауна может оказаться действенным. Сначала у Корал ничего не получалось, но она упорно не оставляла попыток. Она что-то шептала на ухо человеку, которого, судя по всему, когда-то сильно любила. Прошло еще несколько минут, но Льюистон не заметил в состоянии больного никаких изменений. Как говорится, ноль эмоций, что, по его скромному медицинскому мнению, было плохим знаком. Такая мощная стимуляция подняла бы из могилы покойника. Похоже, Корал вознамерилась вернуть Сэма к жизни прикосновениями рук и губ, однако пока он никак не реагировал на ее ласки.
Льюистон уже собрался было предложить ей остановиться, когда Корал неожиданно произнесла:
– Отлично, малыш. Отлично! Молодец! – Повернувшись к доктору, она изобразила неприличный жест. – Вы только взгляните, док!
Увидев, что у Сэма возникает эрекция, Льюистон бросился к его постели.
– Называйте его по имени, встряхните его, напомните, кто вы такая!
С этими слова он стал готовить шприц.
– Сэм! Сэм! Проснись, малыш! Это я, Корал! Если ты проснешься, я подарю тебе то, что ты никогда не забудешь!
Льюистон вытаращил глаза: невероятная женщина предлагала потрясающий секс мужчине, десять лет пролежавшему в коме.
– О, черт!
Оба с легким испугом посмотрели на лицо Сэма. Губы Красавчика Джонса растянулись в улыбке.
– Эй, детка! – еле слышно, каким-то скрипучим голосом, прошептал он. – Эй, детка…
– Не пытайтесь много говорить, – предупредил его Льюистон. – Не торопитесь. Говорите медленно.
Неожиданно Сэм закашлялся. Казалось, глаза его были готовы вот-вот вылезти из орбит, как будто жили своей собственной жизнью. Тем не менее он снова перевел взгляд на Корал.
– Детка… кто бы ты там… ни была, – прошептал он, – тащи… свою киску сюда… хорошо?
На лице Корал на миг появилась растерянность, однако затем она весело рассмеялась и, приподнявшись, обняла Сэма за шею.
– Привет, Сэм! Как хорошо, что ты, лучший в мире самец, вернулся ко мне!
Она поцеловала его, но Сэм, тяжело дыша, отвернулся. Льюистон быстро надел ему кислородную маску, проверил пульс и послушал сердце, довольно отметив, что основные жизненные показатели пациента возвращаются в норму, а значит, что он сам скоро вернется домой.
– Пока что этого более чем достаточно, – произнес он. – Главное – терпение.
Сэм потянулся к кислородной маске, чтобы снять ее, но Корал шлепнула его по руке.
– Не торопись, Сэм. Тебе абсолютно некуда торопиться, – произнесла она и выразительным жестом обвела комнату. – Мистер Браун дал тебе все это от всего своего щедрого сердца. И с удовольствием подарит тебе еще несколько восхитительных дней.
Сэм не сводил взгляда с ложбинки между ее грудей. Стянув с лица кислородную маску, он прохрипел:
– Где… где я?
Корал и Льюистон переглянулись.
– Ты дома у Теомунда Брауна, – ответила она.
– Это еще что за Браун?
– Ты разве не помнишь? – нахмурилась Корал.
– Нет, – снова прохрипел Сэм и попытался потянуться всем телом. – Черт, – закашлялся он. – Я стал настоящим доходягой!
Льюистон растрогался, глядя на некогда сильное, крепкое тело, которое ему удалось сохранить в довольно сносном состоянии, живым и здоровым. Главное, что Красавчик Джонс пробудился к жизни и с ним все будет хорошо.
– Вы долгое время провели в коме, – пояснил он. – В вас стреляли. Врачи «скорой помощи» нашли вас в Центральном парке.
– Когда это было? – уточнил Сэм.
Льюистон поспешил отвести взгляд в сторону.
– Десять лет назад, Сэм, – ответила за него Корал.
Похоже, смысл сказанного до Сэма не доходил. Он огляделся по сторонам, и его взгляд скользнул по врачу.
– А вы кто такой? Моя сиделка? – с нарочитым пренебрежением поинтересовался он.
Льюистон почувствовал себя уязвленным.
– Сэм, это доктор Льюистон. Он все это время ухаживал за тобой.
– Да ты что? – бросил в ответ Сэм и, откашлявшись, повернулся к Корал. – Вот это да! А ты кто… ангелочек?
Корал медленно опустилась на табурет. Радость в ее глазах погасла.
– Я Корал. Мы с тобой когда-то были знакомы, мой дорогой.
Сэм вновь попытался приподняться, и Льюистон и Корал поспешили помочь ему, подложив под голову подушку. Затем Льюистон принес ему стакан воды и трубочку. Он знал: его пациенту еще придется учиться пить глотками. Как знал и то, что еще не скоро этот странный человек ощутит благодарность за то, что его в буквальном смысле вытащили с того света. Увы, для этого потребуется время.
– Так где же я? – выпив воды, спросил Сэм уже чуть более окрепшим голосом.
– В пентхаусе на Пятой авеню. Он принадлежит Теомунду Брауну. Предполагаю, вы когда-то служили у этого человека. Это все, что мне известно. Верно, Корал? – спросил Чак у своей прекрасной напарницы.
– Дорогой мой, я ведь говорила вам, что я здесь не для того, чтобы служить источником информации, – ответила та, покачав головой.
Сэм тихонько присвистнул и еще раз огляделся по сторонам.
– Круто… шикарное местечко!
– Лучше не бывает, – согласилась Корал.
Льюистон не понял ее. На чьей она стороне – этого парня или Брауна? Интуитивно он чувствовал, что их интересы не должны совпадать.
– Еще… еще один вопрос, – произнес Сэм. Голос повиновался ему уже заметно лучше.
– Да. Какой?
– Кто я такой?
В комнате воцарилось молчание. Не говоря ни слова, Льюистон подошел к прикроватному столику и, выдвинув ящик, извлек из него какой-то предмет, который протянул Сэму.
– Это ваша вещь. Единственная ваша личная вещь, которую мы нашли, помимо вашей одежды. Я сберег ее для вас.
Сэм посмотрел на перочинный ножик с костяной ручкой.
– На нем есть резные узоры, похоже, эскимосские, – пояснил Льюистон.
– Эскимосский нож? – удивился Сэм. – Это должно мне о чем-то говорить?
Неожиданно раздался скрип дверной ручки. В комнату вернулся Браун, но не один, а вместе с охранником, закрывшим за ними дверь и вставшим позади хозяина. Льюистон знал, что охранники пентхауса всегда вооружены. Он ничуть не удивился бы, если бы узнал, что они послушно выполняют все приказания своего хозяина.
– Ух, ты! – прошептал Сэм. – Этот еще здесь зачем? Не впускать людей или не выпускать меня?
– И то, и другое, – ответил Браун и, подойдя к Корал, пошлепал ее по заду. – Молодец, хорошая работа. Подожди меня за дверью, но никуда не уходи.
– Да, мой ангел, – проговорил Сэм. – Даже думать не смей о том, что бросишь меня валяться здесь одного.
В ответ Корал молча прикоснулась к его руке и вышла из комнаты.
– Не буду вам мешать, – произнес Льюистон и направился вслед за ней.
– Нет, доктор, останьтесь и сядьте, – остановил его Браун.
Чак не горел желанием иметь с ним больше никаких дел. И пусть он еще провел не все тесты, однако был вполне уверен в том, что Сэм Даффи довольно скоро встанет на ноги.
Свою работу он, можно считать, сделал. Что еще хочет от него Браун? Чак опустился на табурет, на котором до этого сидела Корал. Браун облокотился на спинку в ногах кровати и посмотрел на Сэма Даффи так, будто пытался проникнуть в его мысли.
– Это очень хорошо, что ты ничего не помнишь.
Так вот почему Браун хочет, чтобы он остался!
– Насколько я понимаю, вы – мистер Браун, – произнес Сэм – в отличие от других, без особого страха, скорее всего, по причине искреннего неведения.
– Да.
– Я работаю на вас?
– Да.
– Вы мне хорошо платите?
– Очень хорошо.
Браун не произнес ничего такого, что выдавало бы его намерения, однако Льюистон уловил, что он явно чего-то ждет. Ждет, что Сэм скажет что-то крайне важное для него.
Сэм вновь оглядел стены роскошно обставленной комнаты.
– Да, пожалуй, вы и впрямь можете позволить себе платить мне хорошие деньги. Вот только за что именно?
Браун внимательно посмотрел на Сэма, как будто в эти мгновения что-то мысленно подсчитывал.
– Ты был частным детективом, когда я встретил тебя двадцать один год тому назад. А до этого – моряком торгового флота. Это была твоя идея – устроиться ко мне на работу швейцаром, чтобы руководить службой безопасности этого дома и оберегать мой покой. Неужели ты этого не помнишь?
Сэм ответил ему таким же пристальным взглядом.
– Вообще-то, очень смутно.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я не знаю, кто вы и что это за служба безопасности, о которой вы сказали. Я не помню это место. Я не помню доктора.
– Это не провал в памяти, – вступил в разговор Льюистон. – До этого… до вашего ранения мы с вами никогда не встречались.
– В любом случае, я даже не помню этой красотки с роскошной попкой, которая только что вышла отсюда. Она что, была когда-то моей девушкой?
– Она проститутка, – ответил Браун.