Тимка вполне мог захотеть к своему другу и уйти без спроса.
— Но его здесь не было? — спросил Илья, хотя уже понял, что это так.
Люда покачала головой и прошептала:
— Он, наверное, в лес ушел.
— Подожди, Люда, не волнуйся раньше времени. Я думаю…
— Он постоянно просился в лес, несколько раз истерики закатывал. Я ему тысячу раз говорила, что в лес нельзя, что он заблудится.
Ее затрясло.
— Так, Люда, не надо только…
На крыльцо вышла Оля.
— Илья, что нам делать? Может, участковому звонить?
— Постой, постой. Нечего в панику впадать. Успокой пока Люду, я сейчас. Думаю, Тимка забрел к кому-нибудь из соседей. Кстати, где Витя?
Вместо Люды ответила Оля — наверное, она это первым делом узнала.
— По каким-то делам в Город уехал.
Илья покачал головой.
— Вот незадача. Вы ему это… пока не звоните на сотовый. Надеюсь, Тимка сейчас отыщется.
Поселок, если увидеть его с высоты птичьего полета или на карте с крупным масштабом, напоминал полумесяц. Если исходить из сторон света, то — растущий полумесяц, где-то одна четверть. Его южная оконечность, более тонкая, нежели северная, и являлась тем единственным выездом на автостраду.
С запада к поселку, к вогнутой стороне полумесяца, вплотную подходил смешанный лес. В основном — мелколиственная порода: береза, осина. Совсем немного ольхи, орешника и вяза. Но были и отдельные части из одного ельника — мрачные, темные и сырые.
В принципе лес подходил вплотную к поселку со всех сторон. Но с востока, с выгнутой стороны растущего полумесяца, он был гораздо реже и светлее, а определенную часть этой стороны у леса вообще отвоевало озеро. Неширокое, отчасти выгнутое наподобие самого поселка, оно названия не имело — просто озеро. Оно начиналось сразу за домами, и к нему вели не менее десятка коротких проулков.
Илья и Оля Даменковы, также как Виктор и Людмила Короткевичи, жили в северной части вогнутой стороны полумесяца. Женщины уже давно нашли плюсы, что озеро расположено с восточной стороны поселка: пока дети будут подрастать, им невдомек, что можно пойти на озеро и купаться без взрослых.
Севернее дома Даменковых располагались всего четыре дома, дальше продолжался лес. Но, как рассчитывал Илья, для маленького мальчика мест — соседских дворов — куда он мог зайти, удовлетворив свое любопытство неизведанным, было более чем достаточно.
Конечно, сначала Илья свернул влево — проверить два двора, что находились между его домом и Короткевичей. Наверняка ребенок, направившись к другу Даниле, просто не дошел, по дороге обнаружив что-то более любопытное. Илья надеялся, что идти в другую сторону — к окраине, не понадобится вообще.
Рядом жила пожилая пара, за ними — вплотную к Короткевичам — люди зрелого возраста, двое сыновей которых учились и работали в Городе и приезжали сюда крайне редко.
Илья остановился напротив дома соседей, осмотрел задний двор. Здесь калитки не было. В отличие, от участка Даменковых и от большинства других соседских дворов, упиравшихся в лесную чащу. Однажды эти люди, огораживая двор, решили, что им вовсе не нужен свободный выход в лес.
Правда, их ограда из нешироких и редких досок вряд ли остановила бы маленького мальчика — даже Данила, более крупный ребенок, вполне смог бы протиснуться во двор.
Во дворе была теплица, разросшийся кустарник, и часть территории разглядеть было нельзя. Илья позвал ребенка по имени. Тимка не отозвался.
Зато залаяла овчарка, чья будка находилась с торца дома. Звякнула цепь, и показалась свирепая оскаленная морда. Несмотря на то, что эта собака видела Илью много раз, ничего не менялось — при первой же попытке войти сюда животное начинало бесноваться.
Илье очень не хотелось беспокоить соседей — если хозяйка была милой общительной женщиной, то ее муж предпочитал, чтобы его навещали и заговаривали с ним как можно реже. Но выбора не было. Нужно было убедиться, что Тимка не пробрался сюда и не сидит сейчас на кухне, жуя предложенную конфету.
Вышла хозяйка.
— Здравствуйте, Зинаида Евгеньевна! — выкрикнул Илья. — Извините за беспокойство, к вам тут случайно Людин Тима не забредал? Вы его не видели?
Женщина подошла ближе, покачала головой.
— Нет. А что случилось?
Не хотелось говорить правду, но Илья успокоил себя тем, что главное сейчас — чтобы мальчик отыскался. Илья быстро объяснил, что Тима, похоже, направился к Даниле, но куда-то забрел, и Люда забеспокоилась.
— Наверное, залез в чей-то двор, — добавил Илья и двинулся дальше. — Еще раз извините за беспокойство.
— Ничего, ничего.
В следующем дворе Тимы тоже не оказалось.
Илья вошел на задний двор, поспешил к дому. Благодаря тому, что был выходной, люди находились у себя. Прежде чем хозяин открыл дверь и на вопрос о мальчике покачал головой, Илья догадался, что Людиного сына не было и тут.
Теперь Илья уже не верил, что Тимка пробрался в один из соседских участков. Илья, конечно, собирался заглянуть еще в три-четыре двора по другую сторону дома Короткевичей, после чего вернуться и пройти соседей от своего дома. Однако крепла уверенность, что это ничего не даст.
Илья хотел миновать участок Виктора и Люды, только приостановился на пару секунд — убедиться, что ребенок случайно не вернулся. Взгляд его скользнул по двору и задержался на отпечатке маленькой ноги в нескольких шагах от калитки. Это был Тимин след, отпечатавшийся на влажной земле, и теперь Илья окончательно убедился, что мальчик покинул двор через заднюю калитку. И, судя по тому, что у соседей его нет… ребенок, возможно, пошел в лес.
Илья остановился, осматривая землю в поисках новых следов, но тропа была утоптанной и не оставляла следов. Он глянул на лес. Шагах в двадцати параллельно тропе тянулась полоска еще не растаявшего, почерневшего снега. Полоска протянулась напротив дома Короткевичей и на половину участка соседей.
Если мальчик двинулся в лес относительно прямо, он не мог переступить снег — полоса была для ребенка слишком широкой. Если так, если Тима действительно пошел в лес от двора, на снегу должен быть след.
Илья неуверенно двинулся к грязно-белой полосе. Шел и надеялся, что ошибается.
Не ошибся.
Снег запечатлел две маленьких ступни — два шага, понадобившихся двухлетнему мальчику, чтобы пройти дальше.
Илья остановился, покачав головой. Представил лицо Люды, и ему стало не по себе. Как далеко ушел Тимка? Илья поколебался и несколько раз позвал мальчика. Бесполезно — ребенок не откликнулся.
Люда сказала, что оставила мальчика на пять минут, но Илья подозревал, что времени прошло больше. Он бы и сам плохо сориентировался после телефонного разговора. Пока мать говорила по телефону, мальчик мог уйти достаточно далеко, чтобы не слышать крики с опушки.
Похоже, в одиночку не обойтись — Илья пойдет в одном направлении, и не обязательно в том, куда пошел ребенок.
Он вернулся к своему дому и во дворе увидел жену с заплаканной соседкой.
— Мы позвонили Виктору, — сказала Оля.
Илья кивнул.
— Звони нашему участковому. Я пока соберу соседей. Надо торопиться — скоро стемнеет.
Люда замерла, глядя на него.
— Илья?
— Мальчик, наверное, пошел в лес.
4
Свет множества факелов, фонарей, людские тени, приглушенные голоса, от которых на спине рождается дрожь.
Илья продвигался вперед, поглядывая на тех в людской цепи, кто шел по сторонам от него. Каждый — шагах в десяти-пятнадцати. Время от времени Илья тоже выкрикивал имя Тимы и перекладывал факел из одной руки в другую.
Время приближалось к полуночи, и он устал. Еще промокли ноги — в глубине леса снега было гораздо больше, как и влажной почвы. Не додумался он найти и обуть кирзовые сапоги, пошел в обычных полуботинках.
Хорошо, что хоть Олю уговорил остаться дома. Нечего ей здесь делать. От одного лишнего человека толку больше не станет.
Пока было светло, Илья собрал соседей — человек десять мужчин. К счастью, никто не роптал, не уточнял детали, пытаясь убедиться, что ребенок действительно потерялся в лесу. Даже вечно недовольный муж Зинаиды Евгеньевны — Михайлович. Прибыл и Виктор — встревоженный, непохожий на обычного себя, улыбчивого и слегка развязного.
Растянувшись цепью, они прочесали часть леса, прилегающего к северо-западной оконечности поселка, но ребенка не обнаружили. К ним присоединился участковый — капитан Назаров, молодой, не больше тридцати двух, толковый и отзывчивый, как говорили в поселке — «правильный мент». Он убедил Илью и Виктора вернуться назад, чтобы увеличить количество тех, кто включится в поиски. И заодно — вооружиться фонарями и факелами, ведь дело шло к сумеркам.
Люда была близка к истерике, и ее, конечно же, не пустили со всеми в лес, оставив на Олю и на старшую дочь. Пока жители поселка готовились — их число увеличилось до тридцати — Назаров вызвал из соседней деревеньки егеря и двух его помощников. С егерем Назаров рассчитывал руководить людьми более эффективно.
Люда была близка к истерике, и ее, конечно же, не пустили со всеми в лес, оставив на Олю и на старшую дочь. Пока жители поселка готовились — их число увеличилось до тридцати — Назаров вызвал из соседней деревеньки егеря и двух его помощников. С егерем Назаров рассчитывал руководить людьми более эффективно.
Лес, прилегавший к поселку с запада, тянулся почти до самого Города. Ближе к Городу лес, конечно, значительно редел, но первые километров восемь от поселка был довольно густой. Это был приличный квадрат, прочесать который было достаточно сложно.
Кроме того, многие понимали, что мальчик, хоть и был надет тепло, ночью замерзнет и не выживет. По ночам температура опускалась ниже ноля. Нужно было торопиться, но даже сотня человек не обязательно должна все успеть за целую ночь.
Люди уже дважды возвращались к поселку и снова уходили вглубь чащи километров на пять-семь, прочесывая очередной сектор. Назаров останавливал людей всего два раза — подождать отставших, убедиться, что все чувствуют себя нормально и готовы продолжить поиски, сколько понадобится.
С каждым часом надежды таяли. Никто ничего вслух не говорил, но Илья видел это по лицам людей, когда у поселка они сближались, чтобы развернуться и снова пойти в лес.
Подключились две группы кинологов с собаками, вызванные из Города. Но след взять не удалось. То ли сами жители поселка затоптали следы, то ли еще по какой причине.
Когда пошли от поселка в третий раз, была глухая ночь. Илья спросил себя, кто и когда остановит поиски. Он уже с трудом передвигал ноги, но понимал, что будет участвовать в поисках, если даже они продлятся до рассвета.
Отдых был нужен не только ему, но в сознании засела уверенность, что Тимка не переживет эту ночь, если его не найти.
Вскоре на пути возник ельник с белыми пятнами выживших сугробов, за которым должен был появиться овраг. Глубокий, метров двадцать в ширину, с крутыми, скользкими склонами. Естественное препятствие, где многие упадут или споткнутся, послав в ночной воздух не одно проклятие. Овраг протянулся почти на километр, и поисковая группа наткнулась на него уже в прошлый раз.
Илья вгляделся вперед. В этом месте овраг зарос плотным кустарником.
Илья тяжело вздохнул, покосившись на цепочку огней, приближавшихся к оврагу, и приготовился к спуску.
Иван встал у склона и посмотрел вниз.
Из-за тьмы дно оврага превратилось в бездну. Из-за тьмы казалось у оврага вообще не было дна.
Иван поморщился. Как в своем уме можно лезть ночью в такой овраг? Между тем те, кто шли по сторонам от него, уже спустились вниз — Иван заметил, что пятна света — факелы в руках людей — как будто погрузились под землю.
И кто только заставил его снять телефонную трубку? Жена давно стала прошлой жизнью, сиди себе, потягивай пиво и смотри телевизор. Никто специально не пришел бы в его дом, позвонили — не поднял, ну, и ладно. В поселке кроме него достаточно мужиков, чтобы искать какого-то пацаненка, за которым не досмотрела его мать.
Теперь Иван мучался так, что ему уже ничего не хотелось. Наверняка он схватит простуду, а тело завтра станет ломить так, что придеться весь день валяться на диване.
И еще этот овраг! Ни обойти, ни повернуть назад.
На секунду у него мелькнула идея, развернуться и просто уйти. Глядишь, в этой суматохе его исчезновение и не заметят.
Конечно, он не решился. Слишком велик риск, что Назаров снова проверит людей и не досчитается одного рыла. Быстро или не очень народ дознается, кто исчез, и потом стыда не оберешься. Это не считая злости, когда людям придеться искать еще одного пропавшего, а после выяснится, что пропавший давно отмокает в горячей ванне.
Нет уж. Свой шанс он упустил, когда снял телефонную трубку и на вопрос, может ли он помочь людям, ответил утвердительно.
Иван вздохнул. Ничего не попишешь, но, прожив полвека на этом дрянном свете, ему придеться, словно мальчишке, лазать по оврагам. Он присел на корточки, опустил руку с факелом как можно ниже. Бездна исчезла, но то, что он увидел, надежды не вселило. Крутой, выглядящий опасно склон, дно под слоем грязи. И эту грязь не перепрыгнуть — нужно минимум три шага, чтобы достигнуть противоположного склона, где почва выглядит посуше.
Иван покачал головой. Не лучше ли сместиться в сторону и поискать другое место? Он огляделся и выбрал направление по правую руку. Пройдя шагов десять, снова присел и опустил факел к самой земле. Немного лучше, но все равно не то.
Он подумал, не пройти ли еще немного, но обратил внимание, что пятна факелов уже на другой стороне оврага. Пока он колебался, большинство людей уже одолело овраг.
Иван махнул рукой и, придерживаясь одной рукой, стал спускаться. Глинистая каша на дне жадно вцепилась в ступни, пытаясь засосать в себя поглубже. Поморщившись, Иван ступил на противоположный склон. Подниматься оказалось намного трудней, нежели спускаться. Когда, пару раз ругнувшись, Иван одолел две трети склона, случилось что-то странное.
Он как будто на что-то напоролся, его что-то оттолкнуло, и вместе с этим пришел страх. Испуг, который никак нельзя объяснить. Казалось, Иван едва не сорвался в пропасть, притом, что понимал — максимум, что грозило, это окунуться в грязи, упав на спину.
Иван снова подался вперед, и снова возникло ощущение, что кто-то невидимый мягко, но непреклонно отталкивает его. Скорее даже не отталкивает, просто не пускает, но напор Ивана превращается в силу с противоположным знаком. Иван поскользнулся и, чтобы не упасть, вжался в склон. Факел угрожающе вздрогнул, но не потух. Во рту Иван ощутил сырой песок.
Почему-то это вызвало приступ гнева. Иван, обычно спокойный, аморфный и ленивый, иногда, если его кто-то умудрялся сильно зацепить, становился бешеным. Сейчас произошло нечто похожее. Он разозлился — на склон, на грязь, на людей, которые уже двигались вперед по ту сторону оврага, на Илью, позвонившего ему, на самого себя.
Несмотря на страх, невесть откуда взявшийся, на странную сложность в преодолении считанных метров, Иван зарычал, выплевывая песок, и ринулся вперед. В последний момент он заметил, что выскакивает в кустарник — густую поросль, будто стена крепости, стоявшей на обрыве, и разумнее сместиться в сторону на десяток шагов. Но Иван не сделал этого — он ничего не соображал от злобы. Его выбросило, как пробку из толщи воды, и он продрался сквозь колючую поросль.
Продрался, оказавшись на поляне, окруженной мрачными, низкорослыми елями.
И пожалел, что сделал это.
Факел, не выдержав удара плотной паутины ветвей, вздрогнул прощальной вспышкой, но умер не сразу — пламя боролось еще несколько долгих секунд, из последних сил освещая то, что было на поляне.
Сначала Иван увидел шагах в пятнадцати нечто, напоминавшее приземистую удлиненную клетку. Высотой по пояс человеку среднего роста, длиной и шириной шагов в пять, не больше. И эта клетка была разделена на две части. Там, внутри, была перегородка, делившая это крохотное строение на две части-антипода.
И внутри что-то было. В обеих частях. Во всяком случае, Иван успел заметить шевеление какой-то темной массы. Ему даже показалось, что он рассмотрел чьи-то глаза из-за прутьев, и его что-то коснулось.
Потом клетку что-то заслонило. И в угасающем пламени Иван увидел перед собой на расстоянии вытянутой руки человеческую фигуру. Увидел женщину, вернее старуху. В плаще, в длинном, фиолетового оттенка, напоминавшим цвет избитой человеческой плоти.
На голове у старухи был капюшон, но из-за близости Иван рассмотрел часть ее лица. Сморщенного, в пигментных пятнах и бородавках. Кожа ее была настолько отталкивающей, что это вызвало тошнотворный рефлекс. Но ни это заставило Ивана отпрянуть — скорее внезапность ее появления.
Старуха протянула к нему руку ладонью вперед, как будто хотела потрогать лоб или прикрыть глаза, и прошептала:
— Нельзя смотреть…
Слова сопровождались шипением, словно человек говорил одновременно с шипящей гадюкой.
— Нельзя идти…
Сказано было неразборчиво, но смысл Иван уловил.
Потом факел судорожно вздрогнул и погас.
Прежде, чем поляну окутала тьма, Иван, пытавшийся уйти в сторону, увидел цепь жутких картинок, сменявшихся с неимоверной скоростью. И они подействовали так, словно его мозг вынули из головы и бомбардировали острыми предметами.
Перед глазами возникли острые крюки, осязаемые, отсвечивавшие в полумраке какого-то подземелья, где было всего пару свечей. Потом возникло ощущение насаживаемой на эти крюки плоти.
Потом крупный план человеческого живота, разрезаемого чем-то металлическим.
Искаженное женское лицо — лицо роженицы.
Темное месиво, освещенное проникшей в него сталью ножа.
Сгусток мяса и капающая с него кровь.
Человеческое глазное яблоко изнутри, в которое вонзается острый крюк.