Рядом с водосточным желобом в воздухе висели сани.
Фигура в красном плаще как раз пыталась залезть на них.
– ВОТ ЕЩЕ ОДИН ПИРОГ, – сказала фигура, обращаясь к кому-то невидимому из-за целой горы мешков.
– А горчица? – вопросили мешки. – К таким пирогам полагается горчица.
– ГОРЧИЦЫ, ПО-МОЕМУ, НЕ БЫЛО.
– Ну и ладно. Так тоже вкусно.
– А МОЖЕТ, НУ ЕГО?…
– Как это «ну его»?! Хороший пирог, чуточку погрызенный с краю, так ведь можно отломать…
– Я ИМЕЮ В ВИДУ СИТУАЦИЮ. МОЖЕТ, НАМ ВСЕ ЭТО БРОСИТЬ? ЗНАЕШЬ, В БОЛЬШИНСТВЕ ПИСЕМ… ОНИ НЕ ВЕРЯТ. ПРОСТО ПРИТВОРЯЮТСЯ, ЧТО ВЕРЯТ. ТАК, НА ВСЯКИЙ СЛУЧАЙ[8]. БОЮСЬ, МЫ НИЧЕГО НЕ СМОЖЕМ СДЕЛАТЬ. СЛИШКОМ УЖ БЫСТРО РАСПРОСТРАНЯЕТСЯ РЕАКЦИЯ. ПРИЧЕМ ИЗМЕНЯЕТСЯ ДАЖЕ ПРОШЛОЕ.
– По-моему, ты, хозяин, несколько преувеличиваешь, – с набитым ртом откликнулись мешки. – Все не так смертельно.
– А ПО-МОЕМУ, ВСЕ ИМЕННО ТАК.
– Я хотел сказать, перспективой полного и окончательного поражения нас не испугаешь.
– ГМ, ДА? НУ, ХОРОШО. ПОЛАГАЮ, НАМ ПОРА. – Фигура взяла в руки вожжи. – НО, ДОЛБИЛА! НО, КЛЫКАЧ! НО, РЫВУН. НО, МОРДАН! ПОЕХАЛИ!
Четыре запряженных в сани огромных кабана даже не пошевелились.
– ПОЧЕМУ ОНИ НЕ СЛУШАЮТСЯ? – недоумевающе вопросила фигура.
– Понятия не имею, хозяин, – ответили мешки.
– С ЛОШАДЬМИ У МЕНЯ ЛУЧШЕ ПОЛУЧАЕТСЯ.
– Может, попробовать: «Но, мои свинки»?
– НО, МОИ СВИНКИ! – Некоторое время царила тишина.
– НЕТ, КАЖЕТСЯ, ДО НИХ НЕ ДОХОДИТ. – Послышался неразборчивый шепот.
– ПРАВДА? ДУМАЕШЬ, ПОДЕЙСТВУЕТ?
– Будь я свиньей, хозяин, на меня бы точно подействовало.
– ХОРОШО.
Фигура снова встряхнула поводьями.
– ВКУСНЫЕ! ЯБЛОКИ!
Ноги кабанов мгновенно пришли в движение. В воздухе возник серебряный луч, удаляющийся в сторону горизонта. Стронувшись с места, сани почти мгновенно превратились в точку, а потом и вовсе исчезли.
– ПИСК?
Смерть Крыс пробежал по снегу, спустился по водосточной трубе и приземлился на крышу сарая.
Здесь сидел ворон и с безутешным видом что-то разглядывал.
– ПИСК!
– Нет, ты только посмотри, – риторически произнес ворон и ткнул когтистой лапой в сторону птичьей кормушки. – Чего только не положили в эти сеточки! И половинку кокосового ореха, и кусочек бекона, и горсть арахиса! И эти существа считают себя божьим даром для дикой природы? Ха! А где глазные яблоки? Где потроха? Ау! Нету. Самая умная птица умеренных широт встречает холодный прием только потому, что не умеет висеть вниз головой и миленько щебетать. Взять, к примеру, малиновок. Что за сварливые, мелочные создания! Все время дерутся, только и умеют, что чирикать, а от хлебных крошек уже клювы воротят. В то время как я могу цитировать стихотворения, знаю массу смешных фраз…
– ПИСК!
– Да? Что?
Смерть Крыс указал на крышу, на небо и взволнованно запрыгал. Ворон развернул один глаз верх.
– А, да. Он, – кивнул ворон. – Всегда появляется в это время года. Наверное, дальний родственник малиновок, которые, кстати…
– ПИСК! ПИ-И-ИСК! – Смерть Крыс изобразил фигуру, упавшую в камин и ходившую по комнате. – ПИСК! И-ИСК ИСК ИСК. ПИСК «ХИСК-ХИСК-ХИСК»! ИСК ИСК ПИСК!
– Переусердствовал, ожидая Санта-Хрякуса, да? Накушался коньячного масла?
– ПИСК?
Глаза ворона завращались.
– Послушай, Смерть – это Смерть, а не работа на полставки, понял? Ты не можешь устроиться в свое свободное время мыть окна или подстригать людям лужайки.
– ПИСК!
– Ну хорошо.
Ворон немного присел, чтобы крошечная фигурка смогла забраться к нему на спину, потом взмахнул крыльями и взлетел.
– Конечно, оккультные фигуры частенько съезжают с катушек, – сказал он, поднимаясь над садом в озаренное лунным светом небо. – Взять, к примеру, Лихо…
– ПИСК.
– Что ты, что ты, я ни в коем случае не провожу никаких параллелей…
Сьюзен терпеть не могла «Заупокой», но, когда бремя нормальности становилось особо нестерпимым, она шла именно туда. Запах, выпивка и клиентура этого трактира оставляли желать лучшего, и все же в «Заупокое» был один большой плюс. Здесь не обращали внимания. Никто. Ни на что. Свячельник традиционно предполагалось проводить в кругу родных и близких, но некоторые местные завсегдатаи выглядели так, что у них вполне могли быть не семьи, а выводки или, допустим, стаи. А кое-кто, похоже, и вовсе сожрал своих родственников, ну, или по крайней мере чьих-либо еще родственников.
В «Заупокое» пили умертвия. И когда у трактирщика, которого звали Игорь, заказывали «Кровавую Мэри»… в общем, вы получали то, что заказывали.
Завсегдатаи не задавали вопросов – и не только потому, что многие вместо связной речи изъяснялись рычанием. Просто никому не хотелось знать ответы. Каждый в «Заупокое» пил в одиночестве, даже если сидел в группе. Или, скажем, в стае.
Несмотря на криво развешанные страшдественские украшения, призванные создать некий уют и ощущение праздника, «Заупокой» так и не превратился в семейное заведение[9].
Именно воспоминаний о семье так хотелось избежать Сьюзен.
Сейчас ей в этом помогал джин с тоником. В «Заупокое», если, конечно, вам не было все равно, следовало заказывать прозрачные напитки, потому что у Игоря иногда возникали очень странные идеи по поводу того, что можно надеть на кончик трубочки для коктейля. Если вы видели что-то круглое и зеленое, оставалось только надеяться, что это оливка.
Она почувствовала за ухом чье-то горячее дыхание. Рядом с ней на стуле устроился страшила.
– И что же здесь делает нормальная девочка? – прохрипел страшила, окутывая ее облаком алкогольных паров и несвежего дыхания. – Решила, что это круто – прийти сюда в черном платье и потусоваться с потерянными мальчиками? Или мрак опять вошел в моду, а?
Она немного отодвинула свой стул. Страшила усмехнулся.
– Хочешь поиметь страшилу под своей кроваткой?
– Перестань, Шлимазель! – сказал Игорь, продолжая протирать стакан.
– А чего она сюда приперлась? – прохрипел страшила, хватая Сьюзен за руку огромной волосатой лапищей. – Может, ей хочется…
– Я повторять не буду, Шлимазель, – предупредил Игорь.
Сьюзен повернулась к страшиле.
Игорю не было видно ее лица, но страшила явно что-то увидел. И отпрянул так быстро, что свалился со стула.
Когда девушка заговорила, это были не просто слова, но высеченное в камне утверждение, гласящее, каковым будет будущее.
– УХОДИ И ПЕРЕСТАНЬ НАДОЕДАТЬ МНЕ.
Затем Сьюзен повернулась и несколько виновато улыбнулась Игорю. Страшила, быстро выбравшись из обломков стула, вприпрыжку ускакал к двери.
Сьюзен почувствовала, что посетители отвели глаза и вернулись к своим прежним занятиям или разговорам. В «Заупокое» и не такое могло сойти с рук.
Игорь поставил стакан на стойку и поглядел на окно. Оно было неожиданно большим для питейного заведения, успех которого зависел от поддержания внутри темноты. Впрочем, некоторые завсегдатаи прибывали сюда по воздуху.
Как раз сейчас кто-то стучал в стекло.
Прихрамывая, Игорь выбрался из-за стойки и открыл окно.
Сьюзен посмотрела вверх.
– О нет… – В трактир влетел громадный ворон, и с его спины Смерть Крыс спрыгнул на стойку прямо перед Сьюзен.
– ПИСК ПИСК ИИСК! ИИСК! ПИСК ИСК ИСК «ХИСК-ХИСК-ХИСК». ПИ…
– Убирайся, – сказала Сьюзен холодно. – Мне совсем не интересно. Ты просто плод моего воображения.
Ворон опустился на край большой чаши, стоявшей за стойкой.
– Великолепно, – прокаркал он.
– ПИСК!
– Это что? – спросил ворон, счищая что-то с кончика клюва. – Лук? Какая гадость!
– Вы, оба, давайте, кыш! Валите отсюда! – откликнулась Сьюзен.
– Крыса говорит, твой дедушка совсем свихнулся, – сообщил ворон. – Начал разыгрывать из себя Санта-Хрякуса.
– Послушайте, я не… Что?
– Красный плащ, длинная борода…
– «ХИСК-ХИСК-ХИСК»!
– …Твердит «Хо-хо-хо», разъезжает в санях, запряженных четверкой кабанов, все такое…
– Кабанов? А где Бинки?
– Понятия не имею. Конечно, такое иногда случается, я говорил крысе, эти оккультные сущности, они ведь…
Сьюзен закрыла уши руками – скорее в качестве эффектного жеста, а не для того, чтобы не слышать дальнейшего.
– Я ничего не хочу знать! У меня нет дедушки! Да, да, это факт. Неоспоримый. Дедушки нет. Надо держаться фактов…
Смерть Крыс что-то долго пищал.
– Крыса говорит, ты должна его помнить. Он высокий, не слишком упитанный, носит косу…
– Пшел! И забери с собой эту крысу!
Она взмахнула рукой и, к своему стыду и ужасу, сбила маленький скелет в балахоне прямо в пепельницу.
– ПИСК?
Ворон подцепил скелетик клювом и собрался было взлететь, но тот вдруг выхватил свою крошечную косу.
– ПИСК?
Ворон подцепил скелетик клювом и собрался было взлететь, но тот вдруг выхватил свою крошечную косу.
– И-ИСК ИСК ПИСК!
– Он говорит, ты еще пожалеешь.
Ворон взмахнул крыльями и вылетел в ночь. Игорь, не говоря ни слова, закрыл окно.
– Они были ненастоящие, – поспешила заверить его Сьюзен. – Ну, то есть… ворон, скорее всего, был настоящим, но эта крыса… Не стоило ему с ней связываться.
– Потому что она ненастоящая, – понятливо кивнул Игорь.
– Вот именно! – с облегчением подтвердила Сьюзен. – Впрочем, ты, наверное, их и не видел.
– Ага, – откликнулся Игорь. – Ничего не видел.
– Сколько я должна? – спросила Сьюзен. Игорь долго считал пальцы.
– Доллар за напитки, – наконец сообщил он. – И пять пенсов за то, что ворон, которого здесь не было, поклевал пикули.
Это была ночь перед страшдеством.
В ванной аркканцлера Модо вытер руки тряпкой и с гордостью оглядел результаты своего труда. Белоснежный фаянс, медь и бронза, сверкающие в лучах лампы.
Его немного беспокоило то, что он не все успел проверить, но господин Чудакулли сказал, что проверит сам, когда будет пользоваться, а Модо никогда не спорил с начальством. На то оно и начальство, чтобы лучше знать. Подобное положение вполне устраивало Модо. Он не вмешивался в вопросы времени и пространства, а начальство, в свою очередь, не лезло с советами к нему в теплицы. Такие отношения он называл сотрудничеством.
Особенно тщательно он надраил полы. Господин Чудакулли настоял на этом.
– Грибной гномик, ну надо ж такое придумать! – фыркнул он, в последний раз проводя тряпкой по крану. – Что за воображение у этих господ…
Где-то далеко, неслышный для всех, раздался некий шум, за которым последовал звон серебряных бубенцов.
«Динь-динь-динь».
– Вот черт! – выругался кто-то, упав в сугроб. Не совсем подходящее выражение для самого начала жизни.
А в ночном небе сквозь пространство и время летели сани, даже не подозревая о только что зародившейся и рассерженно отряхивающейся от снега новой жизни.
– ЭТА БОРОДА МЕНЯ РАЗДРАЖАЕТ.
– А зачем тебе понадобилась борода? – раздался голос из-за мешков. – Ты же сам сколько раз говорил: люди видят только то, что хотят увидеть.
– НО НЕ ДЕТИ. ОНИ ЗАЧАСТУЮ ВИДЯТ ТО, ЧТО СУЩЕСТВУЕТ НА САМОМ ДЕЛЕ.
– По крайней мере, хозяин, борода создает настроение. Держит в роли, так сказать.
– НУ А СПУСКАТЬСЯ ПО ТРУБЕ? КАКОЙ В ЭТОМ СМЫСЛ? Я МОГ БЫ ПРОЙТИ СКВОЗЬ СТЕНУ.
– Проходить сквозь стены не совсем правильно, – возразил голос из-за мешков.
– МЕНЯ ВПОЛНЕ УСТРАИВАЕТ.
– А положено по трубе. И борода, кстати, тоже положена.
Из-за мешков высунулась голова, которая, казалось, принадлежала самому древнему и непривлекательному эльфу во всей вселенной. Не спасало даже то, что ее венчала причудливая зеленая шапочка с бубенчиком.
Древний эльф помахал скрюченной рукой, в которой была зажата толстая пачка писем, написанных, как правило, карандашом на цветных листках. А еще на листках изображались кролики и плюшевые медвежата.
– Вряд ли эти бедняжки стали бы писать письма тому, что проходит сквозь стены, – сказала голова. – Кроме того, не мешало бы еще поработать над «Хо-хо-хо».
– ХО. ХО. ХО.
– Нет-нет-нет! – воскликнул Альберт. – Не хочу ни на что намекать, хозяин, но в этом восклицании должно быть больше жизни. Смех должен быть заразительным. Это… это нужно произносить так, словно писаешь ты чистым бренди, а ходишь по-большому рождественским пудингом, прошу прощения за мой клатчский.
– ПРАВДА? НО ОТКУДА ТЫ ВСЕ ЗНАЕШЬ?
– Когда-то я был молодым, сэр. Каждый год как послушный мальчик вешал на камин свой чулок. Чтобы там оказались игрушки. Впрочем, тогда в нем появлялись лишь сосиски да кровяная колбаса, если очень повезет. Но еще в чулке я всегда находил леденцовую свинку. Ночь перед страшдеством считается неудачной, хозяин, если ты не нажрешься как свинья. Примета такая.
Смерть посмотрел на мешки. Это был странный, но очевидный факт: из мешков, в которых Санта-Хрякус переносил игрушки, всегда торчали плюшевый мишка, игрушечный солдатик в форме настолько яркой, что от нее рябило бы в глазах даже на дискотеке, барабан и красно-белый леденец – независимо от того, что бы там ни содержалось на самом деле. А действительное содержание оказывалось намного безвкуснее и стоило, как правило, пять долларов и девяносто девять пенсов.
Смерть загодя исследовал пару мешков. В частности, там он обнаружил: Настоящего Агатового Ниндзю со Страшно-Смертельным Захватом и фигурку капитана Моркоу, Образцово-Ночного Стражника Анк-Морпорка С Полным Боекомплектом. Причем один меч капитана Моркоу стоил столько же, сколько старая добрая деревянная кукла.
Игрушки для девочек производили не менее гнетущее впечатление. Казалось, каждой девочке хотелось получить в подарок лошадку. И почти все животные улыбались. Лошади, как считал Смерть, не должны улыбаться. Если лошадь улыбается, значит, она замышляет что-то скверное.
Он вздохнул.
Кроме того, ему приходилось решать, кто из детей вел себя хорошо, а кто – плохо. Вот раньше в этом не возникало необходимости. Хорошие, плохие – итог всегда был одним и тем же.
И тем не менее существовали правила. Иначе ничего не получится.
Кабаны подлетели к очередной трубе.
– Прибыли, – сказал Альберт. – Джеймс Цузл, восемь лет.
– ДА, ДА, ПОМНЮ ТАКОГО. В СВОЕМ ПИСЬМЕ ОН НАПИСАЛ СЛЕДУЮЩЕЕ: «Я ЗНАЮ, ЧТО ТЕБЯ НЕ СУЩЕСТВУЕТ, ВЕДЬ ВСЕМ ИЗВЕСТНО, ТЫ – ЭТО ПАПА». НУ КОНЕЧНО, – сказал Смерть с нескрываемым сарказмом. – НЕ СОМНЕВАЮСЬ, ЕГО ДРАЖАЙШИЙ ПАПЕНЬКА ТОЛЬКО И МЕЧТАЕТ О ТОМ, КАК БЫ ОБОДРАТЬ ВСЕ ЛОКТИ В ДВЕНАДЦАТИФУТОВОЙ УЗКОЙ И ГРЯЗНОЙ КАМИННОЙ ТРУБЕ. ОСТАВЛЮ-КА Я ПОБОЛЬШЕ САЖИ НА ТАМОШНЕМ КОВРЕ.
– Правильно, сэр. Отличная идея. Кстати говоря, пора спускаться.
– А ЕСЛИ Я НИЧЕГО ЕМУ НЕ ПОДАРЮ В КАЧЕСТВЕ НАКАЗАНИЯ ЗА НЕВЕРИЕ?
– Да, но что это докажет? – Смерть вздохнул.
– ПОЛАГАЮ, ТЫ ПРАВ.
– Список проверил?
– ДА. ДВАЖДЫ. НАДЕЮСЬ, ЭТОГО ДОСТАТОЧНО?
– Определенно.
– ЧЕСТНО ГОВОРЯ, НЕ ВИЖУ В ЭТОМ НИКАКОГО СМЫСЛА. НАПРИМЕР, КАК Я МОГУ ОПРЕДЕЛИТЬ, ХОРОШО ИЛИ ПЛОХО ОН СЕБЯ ВЕЛ?
– Ну… не знаю… наверное, надо посмотреть, аккуратно ли он повесил одежду и всякое такое…
– А ЕСЛИ ОН ВЕЛ СЕБЯ ХОРОШО, Я ДОЛЖЕН ПОДАРИТЬ ЕМУ КЛАТЧСКУЮ БОЕВУЮ КОЛЕСНИЦУ С НАСТОЯЩИМИ ВРАЩАЮЩИМИСЯ ЛЕЗВИЯМИ?
– Да.
– А ЕСЛИ ОН ВЕЛ СЕБЯ ПЛОХО? – Альберт задумчиво почесал за ухом.
– Когда я был маленьким, те дети, что вели себя плохо, вместо подарка получали мешок костей. Как это ни поразительно, но к концу года все детишки начинали вести себя как пай-мальчики. Или девочки.
– НИЧЕГО СЕБЕ. А СЕЙЧАС? – Альберт поднес пакет к уху и пошуршал им.
– Похоже на носки, – сообщил он.
– НОСКИ?
– Или шерстяную жилетку.
– ТАК ЕМУ И НАДО. ЕСЛИ Я ВПРАВЕ ВЫСКАЗЫВАТЬ СВОЕ МНЕНИЕ…
Альберт посмотрел на заснеженные крыши и вздохнул. Как все нелепо. Он помогал, потому что, ну… Смерть все-таки его хозяин. Что тут еще скажешь? Если бы у его хозяина было сердце, оно находилось бы на нужном месте. Однако ж…
– Хозяин, ты уверен, что нам нужно этим всем заниматься?
Уже наполовину забравшись в трубу, Смерть повернулся.
– А ТЫ МОЖЕШЬ ПРЕДЛОЖИТЬ ЛУЧШУЮ АЛЬТЕРНАТИВУ?
Альберт промолчал.
И правда, кто-то же должен всем этим заниматься!
На улице снова появились медведи.
Но Сьюзен игнорировала их и даже не пыталась обходить трещины в мостовой.
Медведи просто стояли, слегка изумленные и полупрозрачные, и видеть их могла только Сьюзен. Ну, и еще дети. Новости о Сьюзен быстро разносились по городу. Медведи уже слышали о кочерге. Казалось, всем своим видом они всячески пытались продемонстрировать: «Орешки и ягодки. Мы пришли только за этим. Большие острые зубы? Какие большие остр…. Ах эти! Так они ж только для того, чтобы щелкать орешки. А ягодки – ух, какими опасными бывают ягодки!»
Когда она вернулась домой, городские часы как раз пробили шесть. У нее был собственный ключ. Словно она не была какой-то там служанкой.
Нельзя быть герцогиней и служанкой. Но гувернанткой быть можно. Таковы правила игры. Не важно, кто ты есть, но важно другое: как именно ты проводила свое время до того, как поступить подобно всякой порядочной девушке – читай: «выйти замуж». Ну а все, что было до, – это так, игра, невинные забавы.
Гетры-старшие испытывали перед ней благоговейный трепет. Ведь она была дочерью герцога, а господин Гетра – всего-навсего известной фигурой в оптовой сапожно-башмачной торговле. Госпожа Гетра только и мечтала о том, как бы попасть в высшее общество, – в настоящий момент она штудировала всевозможные труды по этикету очень надеясь, что это поможет достижению цели. Она относилась к Сьюзен с некой озабоченной предупредительностью, которой, как она считала, достоин всякий, кто с молоком матери впитывал разницу между вилкой для салатов и вилкой для десертов.