Битл чувствует, как по спине пробегает легкий озноб. Он волнуется, и в этом нет ничего удивительного. Любой режиссер волнуется перед премьерой, даже самый великий. Кто это сказал: «Весь мир — театр, а люди в нем — актеры»? Чушь! Редкостная чушь! Наверняка, автор этой глупости сам был актеришкой, костюмером, жонглером, драматургом или какой-нибудь другой театральной крысой. Мир тем и отличается от театра, что в нем нет ни актеров, ни зрителей, а есть одни лишь участники.
— Ну да?.. Какой же ты тогда кукловод, Битл? Тогда получается, что ты и сам — участник, разве не так?
— Конечно, так, но в этом нет никакого противоречия. Суть ведь не в участии, а в роли. Я вот, к примеру, не просто участник, но еще и кукловод, понял? Тут одно из двух: либо ты дергаешь за нитки, либо, наоборот, дергают тебя. А само по себе участие — это хорошо. Как же без участия? Без этого никакого удовольствия не получишь, понял? А у меня такое удовольствие запланировано, что все только рты разинут… гм… ты, кстати, кто?
— Да так… пробегал тут мимо… не обращай внимания.
Битл тревожно всматривается в зеркало. Вот он уже и сам с собой разговаривать начал. Плохой признак. Пора бы и отдохнуть с недельку, да где ж ее взять, недельку? Тут ведь сразу все рассыпется, без кукловода-то… на нем одном, на Битле, весь балаганчик, почитай, и держится. Если бы хоть понимали это, если бы умели оценить по-настоящему… Да только куда там! Может ли глупая публика охватить грандиозный замысел? Люди видят лишь малую часть представления — ту, что показывают на авансцене, в то время как самое важное происходит в темноте, за кулисами. Бухштаб усмехается, тонко, незаметно, чтобы не привлечь внимания Ромки. Уж больно чуток помощничек. Интересно, что он себе думает — там, в глубине, под этой кругленькой, приятно улыбающейся физиономией? Скорее всего, ничего и не думает. Шустрая кукла, манекен с хорошо смазанными шарнирами… Зато как полезен! Просто незаменим, особенно в последнее время. Битл благосклонно треплет своего помощника по загривку. Пора переходить к главному. Дело тонкое, умучаешься объяснять… но хороший исполнитель тем и отличается, что объяснений не требует.
— Ээ-э… — предупреждающе тянет Битл, и чуткий Ромка замирает, безошибочно уловив сигнал об изменении характера разговора. — Все эти россказни о готовящемся покушении на Босса… Ну, кампания эта дурацкая, которую Шайя раскручивает уже целый месяц…
Он останавливается и искоса взлядывает на Ромку, проверяет реакцию. Ромка внимает, Ромка кивает, Ромка послушно подает нужную реплику. Он всегда подает только то, что нужно, ни больше, ни меньше. Исключительно ценное качество.
— Да-да, — говорит Ромка. — Конечно-конечно. Кстати, он уже больше ничего не раскручивает. Совсем прекратил, как отрезал.
Битл пожимает плечами.
— Он начал, он и отрезал. Журналистское расследование. Свободная пресса. Кто ему может указать? Во всяком случае, хотелось бы в это верить…
— А есть основания не верить?
Министр снова скашивается на своего помощника. Ромка возвращает ему прямой и честный взгляд. Не слишком ли честный? Есть предел любой наивности… Но тут Кнабель вовремя ухмыляется, еле заметно подмигивает, и подозрения Битла рассеиваются. Этот Ромка всегда все делает вовремя. Просто удивительно. Битл берет телевизионный пульт, включает новостной канал. Сообщают какую-то чушь про Африку. Жучков в комнате нет, проверено сегодня с утра, но чем черт не шутит. Лучше бы, конечно, съездить к морю, но времени жалко. Нету времени ни у него, ни у Ромки. Надо готовиться к представлению. Министр потирает руки.
— Да в том-то и дело, что есть, — говорит он с задумчивой интонацией, отвечая на Ромкин вопрос. — Вот, хочу тебя, так сказать, привлечь. Тут, видишь ли, такое дело.
Битл наклоняется к Ромке поближе. Теперь он говорит тихо, доверительно.
— Я ведь сначала этого всерьез не принимал. Думал, что наш ловкач Шайя просто использует старый трюк для поднятия рейтинга. Да и трюк, честно говоря, сомнительный. Ну сам посуди, кому он может понадобиться, наш Тутанхамон? Мумия ведь, как есть мумия. Вернее, сегодня есть, а завтра… Ну зачем на такого покушение готовить, когда он и сам в могиле на полторы ноги?
— Точно, — подтверждает Ромка. — Я и сам удив…
— А потом по-другому повернулось, — перебивает его министр. — Как шум в прессе пошел, так и службы зачесались. У них ведь сам знаешь как: всегда лучше перебдеть, чем недобдеть. Коли уж дым валит, то отчего бы и огоньку не найтись? И что ты думаешь? Так оно и оказалось! Нету дыма без огня, нету!
Откинувшись на спинку кресла, Битл делает внушительное лицо. Его короткопалая, густо заросшая черным волосом рука весомо придавливает стопку газет на журнальном столике. Если уж не верить обладателю такой руки и такого лица, то кому тогда верить вообще? Ромка внимает, затаив дыхание. По телевизору передают рекламу отдыха в Таиланде. Битл снова наклоняется вперед.
— Но я все равно не верил, — он говорит тихо, почти шепчет. — Мне докладывали, а я не верил. Ну ведь нелогично, ну совсем не вписывается. Они ведь и так побеждают на выборах, правда? Зачем же тогда покушение? А потом понял. Они хотят не просто победить с небольшим отрывом. Они хотят потом получить реальную силу. Переворот. Вычистить всех наших из ключевых мест, понимаешь? Отовсюду: из судов, из полиции, из прессы, из академии, из Генштаба. Сам знаешь, реальная-то сила не в министерском кресле и не в депутатстве, а в аппарате, в комиссиях всяких, в коллегиях…
Ромка мелко-мелко кивает. Похоже, он уже все понял.
— Ну вот, — шепчет Битл. — Чтобы все это реально поменять, в обычной ситуации потребовалось бы лет двадцать постоянного и твердого парламентского большинства. А у них этого нету и не будет, и ни у кого при нашей системе не будет. То есть, нынешнее статус кво обречено оставаться таковым на все обозримое будущее. Согласен? Ну вот… Устраивает ли это нас? Еще как! — Ведь аппараты и комиссии у нас в кармане. Элита страны — это мы! А потому не столь уж и важно, кто в настоящий момент сидит в правительстве. Но устраивает ли подобный расклад их? — Нет! Вот в чем вся штука, понимаешь, Рома? Что бы ты сделал на их месте?
— Чрезвычайное положение… — произносит Ромка одними губами.
— Именно! — восклицает Битл во весь голос и тут же, спохватившись, оглядывается на телевизор. Тот вкрадчиво рекомендует летать саудовскими авиалиниями. Битл прибавляет телевизору громкости и убавляет себе. — Именно так! И полнейшая алогичность покушения им только поможет. Они скажут так: «Покушение инсценировано самим Боссом для того, чтобы перехватить победу на выборах. Он — единственное заинтересованное лицо.» Доказательства? Пожалуйста! Разве не Шайя Бен-Амоц вытащил на свет и покатил по эфиру эту скрипучую телегу? Шайя! А на кого он работает, этот Шайя? — На Босса! И этот факт известен в стране каждому ребенку!
Ромка округляет глаза.
— Погоди, погоди, Арик… Ты хочешь сказать, что Шайя раскрутил историю с покушением по их заказу?
— Конечно! Сначала раскрутил, а потом резко свернул. Знаешь, зачем свернул? — Да затем, что они всерьез намерены завалить старика — вот зачем! Пока идет шум насчет покушения, спецслужбы волей-неволей напрягаются, даже не потому, что верят в какую-то опасность, а просто, на всякий случай, чтобы никакой репортеришка не привязался с обвинениями в халатности или беспечности. Мол, что ж это вы, господа: пресса день и ночь бьет в набат, а тут даже охрана не усилена! Самое смешное, что ее действительно усиливали, охрану. Но вот кампания закончена, и телохранители снова благополучно засыпают. Расчет безошибочный. И сценарий красивый. Смотри. Сначала устраивается покушение на Босса. Затем они тут же вытаскивают на свет Шайю с его свидетельством и обвиняют в убийстве нас, всю партию. После чего с большим отрывом берут выборы, и сразу формируют комиссию по расследованию в соответствующем составе. Комиссия, естественно, подтверждает нашу вину и рекомендует ввести чрезвычайное положение в связи с необходимостью защитить демократию. И все. Дальше — чистка и переворот. Каково?
Ромка осторожно переводит дух. Он не выглядит потрясенным. Скорее, озабоченным.
— И что же делать? — он тревожно заглядывает в Бухштабовы глаза. — У тебя уже есть твердые доказательства?
— Да в том-то и дело, что нет! — вздыхает Битл, отворачиваясь. — Если бы были, то все эти деятели давно уже сидели бы в тюрьме. Все только косвенное, зыбкое, в полицию не запустишь.
Он надолго замолкает, уставившись в экран телевизора, где черные рахитичные дети толпятся вокруг корреспондентки в просторной блузе и тщательно небрежной прическе. Теперь очередь Ромки, марионетки по имени Роман Кнабель, его выход. Теперь он должен произнести свой обязательный, предусмотренный кукловодом текст. Детей в телевизоре — как мух. Мух тоже очень много — тучами, так много, что их даже не отгоняют. Мухи ползают по детским лицам, лезут в рот и в глаза. На корреспондентку мухи почему-то не садятся, предпочитают своих. Наверняка, залита-намазана дезинфекторами и репеллентами так, что все живое мрет в окрестности пяти метров. Как дети рядом с ней выживают — непонятно… Телевизору тоже непонятно. Сменив картинку, он играет бодрую мелодию и возвращается к саудовским авиалиниям. Ну же, давай, Ромка, не тяни! Ромка откашливается.
— Битл, если что надо… — говорит он взволнованно. — Ты меня не первый день знаешь. Только шепни — сделаю в лучшем виде. Да я за тебя… да я…
Ну наконец-то! Битл удовлетворенно вздыхает. Приятно, когда все идет согласно сценарию, даже в мелочах. Он без труда выдавливает слезу и поворачивается к своей верной кукле.
— Спасибо, Роман… — голос слегка подводит министра, но он справляется с нахлынувшими чувствами. — Я никогда в тебе не сомневался.
Битл промокает салфеткой уголок глаза и снова наклоняется поближе к внимательному Ромке.
— Я уже обсуждал это дело с Боссом. Ситуация очень опасная, даже критическая. Но кризис — всего лишь палка о двух концах. Дубинка. Дуракам этой дубинкой обычно бьют по спине, а то и втыкают в деликатное место по самые уши. — Битл хитро ухмыляется. — Но умные… умные успевают вовремя перехватить палку и сделать дураками своих противников. Главное — тайминг. Всего-то и требуется оказаться в нужном месте в нужное время, хотя бы на шаг раньше врага.
— Но как? — шепчет Ромка. — Ты ведь сам говоришь, что твердой информации нету. Ничего не известно: ни место, ни время, ни конкретные исполнители… Или я чего-то не знаю?
— Нет-нет, ты прав. Все это неизвестно. Но, подумай сам, зачем нам вникать в детали чужого плана, если можно просто опередить их?
— Опередить?
— Ну да! Мы как бы пойдем по их же сценарию, только на шаг раньше. Сами инсценируем покушение — конечно, неудачное, сами отменяем выборы, сами вводим чрезвычайное положение… Ну а дальше — хлоп!
Осклабившись, Битл хлопает ладонью по столику, как будто прихлопывая залетевшую из телевизора муху. Ромка восторженно трясет головой. Он явно впечатлен.
— Здорово… И когда же?
— Скоро, Рома, скоро. Скорее, чем ты думаешь… Все уже почти готово. Осталось только организовать как следует…
Битл делает своей кукле знак придвинуться вплотную и что-то долго шепчет в незамедлительно подставленное чуткое Ромкино ухо.
* * *В «Йокнапатофе» колышется дымный слоистый полумрак. В «Йокнапатофе» тревожно щелкает челюстью бармен по прозвищу Крокодил Гена. Он в сотый раз проводит полотенцем по чистой блестящей стойке.
— Шайя, — вполголоса говорит он, останавливаясь перед клиентом. — Шел бы ты домой, а? На сегодня достаточно.
Шайя с третьей попытки поднимает к нему тяжелую взлохмаченную голову, а затем еще некоторое время фокусирует взгляд. Сфокусировавшись, взгляд выражает удивление и радость узнавания.
— Ба!.. Да это ж Гена! Гена, бревнышко мое болотное…
— Иди домой, парень, — терпеливо повторяет Гена. — Ив уже наверняка беспокоится.
Шайя вяло машет рукой, отгоняя последний довод бармена, как случайную муху.
— Женщина всегда беспокоится… Вот скажи, Гена, ты когда-нибудь встречал женщину, которая бы не беспокоилась? Нет, ты скажи, скажи… только сначала подумай, чтоб ненароком не ошибиться. Вспомни их всех, начиная с мамы и кончая той шустренькой крокодилицей, что заигрывала с тобой позавчера. Ну?
Наморщив неширокий лоб, Гена делает честное мыслительное усилие. По всему выходит, что Шайя прав. Он всегда прав, этот Шайя. Поди поспорь с таким.
— Ну?
— Ну… похоже на то… — неохотно соглашается бармен.
— Вот видишь, — вздыхает Шайя. — А знаешь, почему? Ты бы, кстати, налил мне еще порцайку.
— Почему? — поспешно интересуется Гена, игнорируя последнюю Шайину фразу. Пусть лучше трындит, чем пьет.
— А потому, брат Геннадий, что женщины — существа циклические. Они живут, как по кругу ходят. У них даже организм соответствующий, сам знаешь. Ну, месячные и тому подобное. Понял?
Гена озадаченно приподнимает верхнюю челюсть, отчего становится еще больше похож на аллигатора, греющего спину на песчаной отмели. Кажется, что вот-вот к нему слетит поковыряться в зубах специальная крокодилья птичка.
— Не понял… — расстраивается Шайя. — Но я тебе, так и быть, объясню. Вот тридцать граммчиков выпью и объясню. Налей, Геша, не будь гадом.
— Ну уж нет! Даже не проси! — Гена решительно захлопывает пасть, мотает мордой из стороны в сторону и даже делает шаг назад для пущей убедительности. — Домой тебе надо, Шайя, домой…
— Экая вредная рептилия! — Шайя поникает головой. — Луизианский людоед. Тварь первобытная.
— Завтра сам же мне спасибо скажешь, — говорит бармен. Он уязвлен Шайиной грубостью, но нисколько не сомневается в своей правоте. Клиентов следует беречь, особенно постоянных. Гена обводит взглядом полупустой бар и, убедившись, что никто не нуждается в его услугах, возвращается к Шайе и встряхивает его за плечо. Пусть лучше трындит, чем молчит. Когда пьяный клиент трындит, то градусы у него перерабатываются в слова. А когда молчит, то градусы, не находя выхода, отравляют организм. А организм у клиента один, его жалеть надо. Особенно, когда клиент постоянный.
— Эй, Шайя!
— Чего тебе, мучитель?
— Расскажи, а?
— Чего тебе рассказать?
— Ну, про женское беспокойство.
— А нальешь?
— Налью. Но завтра. Зато за счет заведения. Идет?
Шайя смотрит на Гену, напряженно взвешивая «за» и «против». Его внутренние весы никак не могут поймать баланс, стрелка двоится, чашки колеблются, а вместе с ними колеблется и сам Шайя.
— Ладно, — сдается он наконец, и Гена звонко щелкает пастью, что на языке крокодилов означает улыбку облегчения. — Завтра триста граммов с тебя.
— Пятьдесят.
— Двести.
— Сто, и на сегодня ты завязываешь.
Они завершают переговоры крепким мужским рукопожатием. Теперь цель достигнута, и Гена мог бы заняться другими делами. Рассказ о связи женского беспокойства с женскими циклами интересует его не больше позавчерашней пивной пены. Проблема в том, что неудобно демонстрировать это сейчас, сразу же после заключения договора. Шайя может обидеться и расторгнуть с таким трудом достигнутое соглашение. Гена с надеждой вглядывается в зал. Увы, другим клиентам, как назло, ничего не требуется. Он вздыхает и смиряется. Такова уж злая барменская судьба — выслушивать всякую хреномуть. Говорят, в Америке за это психодокторам большие деньги платят. Эх… так то в Америке, а то тут, в баре. Тут трындеж идет за бесплатно. А почему, собственно говоря?
— Слушай, так уж и быть, — снисходительно произносит Шайя. Он даже не смотрит на своего собеседника и потому совершенно не в курсе сложных вопросов, которые занимают Гену в настоящий момент. Шайя смотрит на отражение своего бледного и пьяного лица в зеркале бара, мошеннически удваивающем количество наличной выпивки. Мошеннически удваивающем Шайю, как будто этому миру мало одного такого. — Так уж и быть, научу. Ты, Гена, хоть и крокодил, но хороший. Друг чебурашек. Я тебя, Гена, люблю.
Он икает и морщится. Гена терпеливо ждет.
— Шайя, браток, — говорит он с надеждой. — Шел бы ты домой. Завтра расскажешь.
— Э-э, нет… — Шайя выдергивает правую руку из-под левой и, воздев указательный палец, принимается грозить своему отражению. — Договор есть договор.
Он приостанавливается, словно собираясь с мыслями.
— Женщины, дорогой Геннадий, живут циклами. По кругу, то есть. Как бы это так объяснить, чтобы даже ты понял?.. Ну смотри: представь себе существо, которое все время бегает по кругу. Представил? Белка в колесе или водомерка какая-нибудь или, скажем, мошка… есть такие маленькие мошки, так они всю дорогу на одном месте телепаются. Ты их ладонью шуганешь, а они — будто ничего не случилось, продолжают себе кружиться: вверх — вниз, вверх — вниз… Видел таких?
Бармен неуверенно кивает, берет кристально чистый стакан и начинает протирать. Перед его внутренним взором покачивается виденная в кино картинка американского «психодоктора» в кресле и пациента на кушетке, и горечь от несправедливости мира переполняет бедную крокодилью душу.
— Ну вот, — продолжает Шайя. — Но что значит «по кругу», Гена? А? Что это значит? Это значит: на месте. На месте! Со стороны кажется, что эти мошки находятся в непрерывном движении, но на самом деле они только и делают, что дергаются вокруг одной и той же точки. Что скажешь?
Гена молчит, поглощенный протиранием стакана, и Шайе приходится отвечать самому.
— Ты скажешь: «Ну и пусть себе крутятся на одном и том же месте. Может, им так лучше. Может, им так нравится.» Да кто же спорит? Конечно, лучше. Конечно, нравится. Но ты представь себе, что такая мошка встречается с другой, а та, другая, наоборот, любит летать по прямой. Или по кривой, неважно, — главное, что не по кругу. И представь, что они подружились, эти две мошки. Представил?
Гена ставит стакан на полку и тянется за следующим.
— Подружились, посидели, пожужжали… а что потом? — Шайя в недоумении разводит руками. — Что потом, я тебя спрашиваю? Потом надо лететь дальше. Но летают-то они по-разному! И вот вторая мошка улетает по прямой или по кривой, или зигзагом, или еще как, а первая остается на месте. Остается, потому что иначе не может! Как, по-твоему, будет она беспокоиться или нет?