Жить нормальной жизнью в условиях множества ограничений, действовавших в приюте, было совершенно невозможно. Когда в школе объявили конкурс на сбор пожертвований, я решила во что бы то ни стало выиграть один из призов. Но мисс Санднес нарушила мои планы по сбору пожертвований в нашем предместье.
– Мне очень жаль, это запрещено, – сказала она.
Тем же вечером на консультации у психолога я пожаловалась на дурацкие правила.
– Ты можешь рассказать о кампании работникам приюта, например, – предложила Мэри Фернандес.
Мистер Брюс сделал первый заказ и предложил помочь мне обойти остальных. Когда я вернулась в свой корпус, у меня уже было сто пятьдесят долларов – вполне достаточно для одного из самых ценных призов. Отдав конверт с наличными и чеками на хранение мисс Санднес, я отправилась переодеваться.
Когда я вышла из комнаты, на мисс Санднес лица не было.
– Эшли, ты забрала конверт с собой?
– Нет, положила на ваш стол. – Сердце бешено заколотилось. – Только не говорите, что он пропал!
– Боюсь, что так. А я только на минутку отлучилась.
К окончанию сбора пожертвований мой конверт с деньгами так и не нашелся. Я расстроилась, но не потому, что ничего не выиграла, а потому, что люди, давшие мне денег, ничего не получили взамен. Примерно через неделю кто-то увидел, как Дафна, которая пока еще жила в приюте, расплатилась в магазине двадцатидолларовой бумажкой. В конце концов Дафна призналась, что это она стащила конверт, и извинилась, но не очень-то искренне.
После этого я рвала и метала еще пару дней. Однажды на пути из спортзала Дафна попыталась поставить мне подножку. Я вскипела, и мой кулак сам собой угодил Дафне в левую бровь. Пусть наказывают как хотят, подумала я, плевать. Но, к моему удивлению, об инциденте никто даже не заикнулся.
Моей лучшей подругой стала Изабель – другая рыжеволосая девочка из моего класса. Она то и дело звала меня к себе в гости, но мне не разрешали – даже на день рождения. «Приютские» дети зачастую бывали неуравновешенны, поэтому их никуда одних не отпускали. Однако я прожужжала мисс Санднес все уши про Изабель, и наконец она сдалась.
Мама Изабель заметно нервничала: еще бы, ведь я «оттуда», значит, за мной нужен глаз да глаз. Усевшись вчетвером в гостиной, мы молча глядели друг на друга, пока Изабель не предложила:
– Давайте я покажу мой живой уголок?
В комнате пахло опилками, вдоль стен стояли клетки и емкости с прозрачными стенками. Изабель протянула мне пушистую морскую свинку, которую я гладила, пока не заметила прилипшие к шерсти мелкие, похожие на изюм, какашки. Я спешно отдала животное подруге. Мисс Санднес нужно было возвращаться на дежурство, так что мы уехали, пробыв в гостях всего около часа. Так я в первый – и последний – раз ездила из приюта в гости.
Оказавшись в «Доме для детей», я ожидала, что пробуду там всего пару месяцев, однако прошел год, а нас так никто и не усыновил. Другие дети уезжали в новые семьи, но некоторые возвращались, – видно, новая жизнь не заладилась. Я смирилась с тем, что останусь в приюте до совершеннолетия, – это лучше, чем жить у Шпицев или других нелюдей им под стать. Не стоит забегать вперед, решила я для себя, и постаралась забыть обо всех и вся.
Глава 9 Давай договоримся
В августе я пошла в пятый класс все той же начальной школы Дикенсон. Впервые в жизни я не была новенькой. Меня выбрали школьным патрульным по дорожной безопасности, и по настоянию моей учительницы, миссис Трожелло, я подала свою кандидатуру на пост президента школьного совета. Среди прочего мне предстояло обратиться с речью к учащимся в разных классах. Для этого я выпросила рулон фальцованной бумаги у мистера Ирвина. Когда подошел мой черед, я поднялась на кафедру и театрально развернула свиток. Белая бумажная простыня протянулась с пюпитра на сцену и скатилась на пол.
– Дорогой Санта, – начала читать я, – принеси мне, пожалуйста, новый велосипед, с пяток кукол Барби, магнитофон и… ой-ой!
С озабоченным видом я проглядела якобы бесконечный список, и на сцену волнами упало еще метра полтора бумаги.
– Кажется, это не моя речь, если только наш директор не решил надо мной подшутить!
Первоклашки покатились со смеху; я ожидала, что шутку оценят и в классах постарше.
Результаты объявили по громкоговорителю: «Новым президентом школьного совета стала Эшли Родс!»
Узнав об этом, мисс Санднес просияла от гордости, а к вечеру весть разнеслась по всему приюту. Ко мне то и дело подходили работники и поздравляли с победой.
Ни Сабрина, ни Дафна не сказали мне ни слова.
– Явилась, подлиза, – принялся дразнить меня Лерой, высовывая язык.
Хоть его оскорбления и задевали за живое, мнение учителей и одноклассников я ценила куда выше, чем детей из приюта.
Чужое внимание все еще было для меня как бальзам на раны. Как-то раз, сидя на уроке среди своих одаренных одноклассников, я начала икать. За соседними партами стали посмеиваться. Я нарочно задержала дыхание, отчего икоту и вовсе стало слышно на весь класс.
– Выпей воды и возвращайся, когда перестанешь икать, – сказала миссис Трожелло, а затем велела мне остаться после уроков.
– Эшли, я знаю, что ты живешь в приюте. Должно быть, в прошлом тебе пришлось нелегко, – начала учительница. Сейчас мне будут читать нотацию, что тяжелое детство не повод срывать урок, решила я. Однако она рассказала, что сама вышла из неблагополучной семьи и знает, каково бороться без поддержки близких. Напоследок миссис Трожелло протянула мне книгу.
– Ты похожа на Аню из Зеленых Мезонинов.
Начав читать, я поняла, что хотела сказать учительница. Люси Мод Монтгомери как будто про меня писала. Я также вспомнила Сиротку Энни, самую известную сироту из американских комиксов. Тогда я подумала: надо же, какое совпадение – эти девочки, как и я, рыжеволосые, улыбчивые, решительные, да еще и с именами на «А». Хотя, скорее всего, миссис Трожелло хотела сказать, что порой грустные истории – как ее собственная – заканчиваются счастливо.
Два раза в год, а то и чаще, в приюте устраивали пикники для усыновителей, с шумными играми, барбекю и хот-догами. Основная цель была показать товар – детей, которые никому не нужны. Некоторые «покупатели» вели себя сдержанно, другие обращались с нами по-компанейски, порой развязно. Один из таких даже ткнул в меня пальцем! Какая-то толстая тетка, погладив Люка по голове, обратилась к своему мужу:
– Какой пупсик, правда?
Затем, повернувшись к Люку, она пропела:
– Мы бы с радостью тебя усыновили!
– А меня скоро усыновят! – похвалился на обратном пути Люк.
Нас с Люком выбрали для интервью Христианскому телеканалу, который приехал снимать сюжет о приюте. Мы пришли в художественную студию, где уже сидела бойкая ведущая.
– О какой семье ты мечтаешь? – обратилась она ко мне.
– Мне многого не надо, – ответила я, – просто хочу, чтобы к нам хорошо относились, заботились… Просто семью.
Я надеялась, что угадала с ответом, но Люк корчил рожи, нарочито широко зевал и всячески лишал меня моих трех минут славы.
– А ты, Люк?
– Хочу жабу, бейсбольную перчатку и маму.
– Точно в таком порядке? – рассмеялась ведущая. – Эти дети молят о семье, и я молюсь вместе с ними: не оставьте их, если Бог вошел в ваше сердце.
Шли дни, нами никто не интересовался, и я совсем пала духом. Приближался мой день рождения, но и он не обещал ничего особенного: все тот же корпус, торт, подарки для виду, потом встреча с Мерритами в конференц-зале. Всю жизнь мечтала.
– Поздравляю с днем рождения! – сказала Мэри Фернандес, зайдя за мной в корпус.
Я сидела за столом, не отрывая взгляда от гирлянды, которую мастерила ко Дню благодарения.
– Нашли с чем поздравлять, – буркнула я.
– Детей стошнило после торта, – поспешила извиниться за мою грубость мисс Санднес.
Но у Мэри Фернандес были новости похуже.
– Мне очень жаль, что у тебя неудачный день и что Мерриты не смогут приехать.
– Очень надо.
– Эшли, – тихо сказала Мэри Фернандес, – Мэтью Меррита сбила машина.
Гирлянда со стуком упала на пол.
– Он жив?
– К счастью, его жизнь вне опасности. Мерриты приглашают тебя отпраздновать день рождения в больничной палате.
Брюс Весловски, наш семейный психолог, отвез меня и Люка в клиническую больницу Тампы.
– С днем рождения! – пропела миссис Меррит.
– Привет! – помахал с кровати Мэтью. – Спасибо, что согласилась отпраздновать у меня.
Мэри Миллер протянула подарки. На этот раз Мерриты подарили мне туалетный набор, в котором среди прочего были расческа и щетка для волос с посеребренной ручкой, а также поворотное зеркальце. Такие изысканные вещи нравились мне куда больше, чем игрушки. И все-таки, помнится, я никак не могла свыкнуться с больничным запахом, которым пропитался праздничный торт.
И с чего я взяла, что этот день рождения будет чем-то отличаться от предыдущих! Даже когда два года назад миссис Чавес затеяла торжество в мою честь, Амелия напялила мою кофточку, подаренную мамой, и праздник был испорчен. Десятый день рождения испоганил Люк, задув мои свечи и обслюнявив торт. Вот и в этом году веселья как не бывало. Хорошо еще, что братец на время от меня отлип, заинтересовавшись Мэтью и его ногой в гипсе. В общем, праздник в очередной раз сдулся.
И с чего я взяла, что этот день рождения будет чем-то отличаться от предыдущих! Даже когда два года назад миссис Чавес затеяла торжество в мою честь, Амелия напялила мою кофточку, подаренную мамой, и праздник был испорчен. Десятый день рождения испоганил Люк, задув мои свечи и обслюнявив торт. Вот и в этом году веселья как не бывало. Хорошо еще, что братец на время от меня отлип, заинтересовавшись Мэтью и его ногой в гипсе. В общем, праздник в очередной раз сдулся.
* * *Вскоре Люка перевели в Лайкс-коттедж – и, как оказалось, поспешили. Хотя Люку было почти девять, он все еще бегал за мной по пятам. Если я не обращала на него внимания, он дергал меня за руку или за волосы. Я любила брата, но его настырность выводила меня из себя, и я всеми способами его избегала.
Чего я избежать не могла, так это безотчетной тоски по маме. Когда я бывала занята, мне удавалось не поддаваться, напоминая себе, что это такая же дурная привычка, как грызть ногти. Но, оставаясь в одиночестве, я погружалась в мысли о том, где сейчас мама и почему она меня оставила. Хуже всего было по ночам, когда не давали уснуть крики Сабрины. Мэри Миллер рассказала, что маму лишили родительских прав, но разве какие-то бумажки могли остановить маму, которая всегда возвращалась ко мне, даже когда органы опеки пытались отменить наши свидания?
Я верила, что она скучает по мне не меньше, чем я – по ней. Временами мне так сильно хотелось прижаться к маме, что я была не в силах этому противиться, и слезы текли рекой. Если меня видели в слезах и принимались расспрашивать, я упорно отмалчивалась, не желая объяснять свои чувства ни мисс Санднес, ни Мэри Фернандес, ни мистеру Брюсу. Все равно слова были не в силах вернуть мне маму.
Во многих отношениях «Дом для детей» был куда лучше любой приемной семьи на моей памяти. Я могла спать спокойно, зная, что отсюда меня никуда не отошлют без предупреждения и что я могу жить здесь сколько захочу. Лучше уж я останусь с мисс Санднес, мистером Тодом, мистером Ирвином и друзьями, а то как бы очередные «благодетели» снова не вышвырнули меня за порог, устав со мной возиться. И вообще: мне была нужна только моя мама, и никто не смог бы занять ее место.
В приюте решили подготовить для потенциальных усыновителей альбомы с профессиональными фотографиями «лишенцев» – это унизительное прозвище носили все, кто был лишен родительской опеки. Для этих целей в приют пригласили фотографа.
Мистер Ирвин очень удивился, увидев меня лежащей на кровати лицом к стене.
– Эй, Эшли-Долгоножка! – Он прозвал меня так потому, что я стремительно вырастала из своей обуви. – Что с тобой?
– Очень мне нужен ваш дурацкий альбом!..
– Эти чудные веснушки обязательно нужно показать твоей будущей семье!
– Я ненавижу веснушки, и никакая семья мне не нужна!
– Надо же, жаль. А я думал, тебе нравятся конкурсы.
Я насторожилась: на днях я как раз выиграла третье место в конкурсе на лучший плакат, и призом была поездка на автогонки.
– Какой конкурс?
– В фотостудии проводят конкурс на лучший рисунок для обложки альбома.
– Ладно, так уж и быть, – сказала я.
– Вот и умница, – широко улыбнулся он.
В ожидании своей очереди я нарисовала картинку: слева – трехэтажный особняк и мужчина в строгом костюме под руку с дамой в вечернем платье и сережках, справа – мужчина в шортах и футболке в обнимку с женщиной в блузке и юбке до колена на пороге одноэтажного домика. Внизу картинки было такое стихотворение:
Картинка вышла просто загляденье, но мне так никто и не сообщил, выиграла я конкурс или нет.
На Пасху мы отправились в гости к одному из спонсоров. По всей лужайке у шикарного особняка на берегу залива были спрятаны пасхальные яйца, и мы принялись их собирать. В каждом пластиковом яйце лежали пять долларов! Прошло каких-то десять минут, и наши сбережения за целый год померкли перед теперешним богатством. На обратном пути я высунулась в открытое окно фургона и прокричала: «Налетай! Детей раздают!» Мой оригинальный метод оказался таким же эффективным, как и все остальные.
На некоторые мероприятия приглашались не только нынешние, но и бывшие воспитанники приюта с их новыми семьями. Мы подозревали, что среди взрослой части публики находились и «покупатели». Одним из таких громких событий были летние спортивные соревнования за приз Мерфи. Пока мы выстраивались у флагштока, давали Клятву верности и пели патриотические песни, я то и дело косилась на толпу: не присматривается ли кто-нибудь ко мне? В рядах зрителей раздался смех: это Люк протиснулся вперед и принялся передразнивать хор.
– Какой милашка! – с восторгом обратилась к мужу экспансивная дамочка в узких брюках.
– Ежегодно мы проводим конкурс на лучшее сочинение, – объявил ведущий. – В этом году победителем стала Эшли Родс, гордость Лайкс-коттеджа.
Поднявшись на кафедру, я стала зачитывать свое сочинение в стихах.
И снова раздался неуместный смех – Люк опять кривлялся. Мне хотелось его задушить. Я худо-бедно добралась до конца и сорвала оглушительные аплодисменты. Когда официальная часть осталась позади, воспитатели не могли мной нахвалиться, но «покупатели» бегали стайками за моим растрепанным братцем, что меня окончательно вывело из себя.
Во время первого пикника для усыновителей Люк забрался на дерево и наотрез отказался спускаться. Я притворилась, будто первый раз его вижу, и уехала назад с первым же микроавтобусом. Узнав про июльский пикник, я сказала мисс Санднес, что не пойду.
– Почему, котик? – спросила она.
– Это смахивает на торговлю живым товаром, вот почему! – Мисс Санднес молчала. – Такое ощущение, что, как только мы уедем, начнутся торги!
Утром в день пикника мисс Санднес зашла ко мне в комнату, держа в руках мой любимый наряд.
– Этот цвет тебе очень к лицу, – сказала она.
– Я никуда не поеду, – буркнула я и отвернулась.
Наставница молча протянула мне бирюзовую футболку и белые шорты. Не проронив ни слова, я оделась и, порывшись в шкатулке с украшениями, нацепила все свои бусы и браслеты. Мисс Санднес отвела меня к микроавтобусу.
Над Роулет-парк высоко стояло раскаленное июльское солнце. От жары мне стало дурно, и я направилась в затененную беседку. Навстречу шла девчушка с розовым шариком на веревочке. Он проплыл прямо у меня перед носом, и я раздраженно ударила по нему. Проходившие мимо родители вытаращились на меня, как на дурочку.
– Эй, посмотрите! – закричал Люк. Его мороженое почти растаяло, и тоненькой струйкой, стекавшей на землю, он пытался что-то нарисовать в пыли, но только сам измазался. Наверное, меня никогда не удочерят, потому что ко мне в довесок прилагается Люк.
– Привет, – послышалось из-за спины. – Хочешь попить?
Я оглядела пару, стоявшую рядом: на них были одинаковые шорты цвета хаки и одинаковые рубашки-поло со вздернутым кверху воротником. Джесс и Лес, прочла я на именных карточках, приколотых сбоку. Мы с Джесс оказались в очереди за колой, а через минуту к нам подвели Люка.
Пока Лес ходил за хот-догами, Джесс вытащила влажные салфетки.
– Эшли, перед едой надо вытирать руки.
Ко мне повернулась стоящая впереди женщина. На ее карточке было написано имя – Гэй.
– Красивые бусы, – сказала она.
Из вежливости я изобразила подобие улыбки. Джесс снова завладела моим вниманием и повела меня к столику.
После обеда нас хотели познакомить с кем-то еще, но Люк, воспользовавшись заминкой, дернул к бейсбольной площадке. Кто-то бросился за ним вдогонку. Тем временем подсевшая ко мне дама задавала набившие оскомину вопросы: в каком я классе и какой мой любимый цвет.
– Мы увозим Люка назад в приют, – сказал мне мистер Тодд. – Поедешь с нами?
– Конечно. – Меня уже тошнило от потенциальных родителей, которые подходили поболтать, а потом сбегали в поисках более привлекательных и юных экземпляров.
– Смотрите, сколько у меня всего! – похвалилась я сумочкой с подарками.
Люк схватил ее своими ручищами, шов разошелся, и содержимое посыпалось на землю.
– Помочь? – предложил проходивший мимо незнакомец, приветливо поглядев на меня.
– Я столько всего выиграла, что мне одной не унести! – снова похвасталась я.
– Погоди-ка, – и он помог мне переложить мои безделушки в большой пакет из-под раздаточных материалов.
«Фил» – прочла я на его именной карточке. Незнакомец отнес пакет в микроавтобус. Соцработник, решила я и забыла о нем, как только уехала с ярмарки детей.
В моей жизни начались тревожные перемены. Мне наконец-то удалили кисту на спине размером с яйцо, из-за которой Уилл дразнил меня «горбуном». Еще мне предстояло перейти в среднюю школу и обрести статус мелкой шестиклашки. Но это все можно было бы пережить, если бы не подлинная катастрофа: мисс Санднес уезжала на учебу! Что ж, сказала я себе, она мне не родная, так какая разница. И я переключилась на мысли о том, где сейчас мама и как с ней связаться. Мое местонахождение держали в тайне, но она могла быть рядом и ждать меня. Тогда же мне стали сниться кошмары: крики из темноты, женские вопли, злодеи с окровавленными руками. Не в силах уснуть, я наливала себе воды, шла в фойе и усаживалась рядом с охранником, коротая время. Однако в приюте все тайное становилось явным. Любые изменения в нашем поведении заносились в специальный журнал. Однажды я рассказала про кошмары одному из охранников, и на следующий же день Мэри Фернандес принялась меня о них расспрашивать. Пришлось выкручиваться – я опасалась, как бы она не посчитала мою тоску по маме причиной кошмаров, – и на будущее я зареклась откровенничать.