«Потом разберемся, а сейчас главное – начать действовать…» – сказал он, дыша на меня перегаром.
А мне-то что, пусть со своим следователем разбирается, на меня не надо давить, у меня свое начальство.
Он сильно пьет, этот Кузнецов, говорят, у него жена гуляет, причем чуть ли не открыто, и не с одним… Он все грозится ее пристрелить, но пока что просто пьет, дожидаясь ее возвращения домой. А она проводит время в Подмосковье, в каком-то поселке, где у нее живет брат, который ее и прикрывает. Короче, туманная история. Попахивающая кровью.
Убийца не оставил в доме ни одной улики. Я пригласил понятых – двух женщин, которые чаще других бывали в доме Левандовской. Они внимательно все осмотрели и подтвердили, что все вещи, банки-склянки, кофты, книги, травы и предметы быта принадлежали хозяйке. Что никогда не видели на ней ни золотых, ни других украшений. Что в доме по большому счету и красть-то было нечего.
То, что искали нечто принадлежащее именно Зосе, стало ясно после осмотра тела Китаевой. Она была раздета, лишь в майке, женщину нашли в постели, значит, она решила там остаться на ночь. Все драгоценности были на месте: золотые цепочка, браслет, два перстня.
Получалось, что убийца действительно искал что-то конкретное в доме Зоси, возможно, даже и не подозревая о том, что в маленькой темной спальне находится кто-то еще. И когда Китаева, разбуженная криками Зоси, как-то выдала свое присутствие, убили и ее. После этого убийца мог уже спокойно (относительно спокойно, конечно) осмотреть весь дом. Может, он и снял бы с Китаевой золото, да ему могла помешать Татьяна Ванеева. Потому что когда она пришла, женщины были убиты (иначе бы Зося открыла ей). Ванеева сказала, что слышала какую-то молитву, как ей показалось, на польском языке, и она решила, что это молится Зося, поэтому, постучав и не получив ответа, она пошла спать в пристройку. Проснувшись, вошла в дом (дверь оказалась не заперта) и вот тогда увидела двух убитых женщин.
Мотив убийства мужа был ясен и понятен, тем более что вся деревня подтверждала ее слова о том, что Юрий был алкоголиком и домашним тираном, и вообще опасным человеком. Возможно, убив своего мужа, Ванеева действительно спасла себе жизнь. А вот мотив убийства Левандовской и Китаевой пока что не просматривался. Вернее, он напрочь отсутствовал.
За одну ночь в деревне произошло три убийства! Конечно, прокуратуре удобно повесить все три на Ванееву. И они будут давить, давить, особенно на местного следователя, Евсеева, последуют звонки сверху, давай, мол, закрывай дело, добивайся от Ванеевой признательных показаний, чтобы она созналась во всех трех убийствах.
В деле имеются три ножа: два из них принадлежали убитой Левандовской, один – Ванеевой. Трудно представить себе ситуацию, при которой молодая женщина, мать маленького ребенка, идет на тройное убийство. Тем более что в убийстве мужа она созналась сразу же, как только полиция прибыла в лесной дом Зоси. Хотя, будь она похитрее, с преступной кровью в жилах, то свалила бы и убийство мужа на того, кто зарезал Зосю и Эмму. Вообще бы спряталась у сестры, которая бы, в свою очередь, подтвердила ее алиби, что, мол, Ванеева ночевала у нее в момент убийства, а потому никак не могла зарезать мужа.
Ладно, с Ванеевой все ясно.
Поступила информация о жертве – Эмме Китаевой. Двадцать восемь лет. Владелица кафе «Эмма», в районе Кузьминок. Не замужем. Родных братьев, сестер нет. Получается, что наследниками Китаевой являются ее родители: Китаевы Петр и Александра. Развелись несколько лет назад. Каждый живет своей жизнью. Китаев вообще проживает в Мексике, женат на богатой вдове художника Арчибальда Фрумина, Евгении. Александра Китаева сожительствует с молодым музыкантом, певцом, выступающим под псевдонимом Кай Снегов. Словом, родители Эммы Китаевой далеко не бедные люди.
Все больше и больше склонен предполагать, что Китаеву убили как свидетельницу убийства Левандовской.
Ладно, подождем результатов экспертизы.
И еще: мне показалось или на самом деле в доме Левандовской было как-то неестественно тепло, ведь на улице шел дождь… Было душно, очень душно…
Сегодня вечером буду ночевать в районном центре Луговское, недалеко от Панкратово, в доме Евсеева, следователя. Мы с ним быстро нашли общий язык, хороший мужик. Его жена только что позвонила ему, сказала, что накрыла стол в саду, курицу пожарила, пирог испекла.
Да, трудное дело, тяжелое, без ста граммов не разобраться.
5. Марина
Никогда не ревновала Бориса, думаю, потому, что он не давал мне повода. Да, безусловно, у него были клиентки, и он с ними куда-то выезжал, встречался, чтобы что-то обсудить, словом по работе. Но с этой Китаевой все было по-другому.
Во-первых, Борис терпеть не может магазинов, и редко когда в его карманах увидишь магазинный чек. А в тот день я нашла сразу несколько чеков, и все – из Елисеевского магазина. И хотя там написано «Алые паруса», поскольку они сотрудничают с этой фирмой, ценник из «Елисеевского» я узнаю. Конфеты, шоколад, швейцарский сыр, вино, фрукты… Вот такой джентльменский набор.
Я позвонила в контору Бориса, поговорила с его секретаршей Олей, и та сказала мне, что Борис получил новый заказ, очень интересный и выгодный, что их контора займется реставрацией старинной русской усадьбы в какой-то деревне, в Подмосковье. Что договор еще не подписан, но уже готов его проект. И что, если нужно, Оля может все уточнить.
Уточнила и выяснила, что клиент, заказчик – Китаева Эмма Петровна. Больше того, Оля ее видела, когда та приходила в контору, и даже напоила ее чаем.
– Оля, ты не знаешь, что Борис Константинович делал в Елисеевском магазине? Что ему там понадобилось?
Вопрос получился корявым, глупым, но Оля бодренько так прореагировала:
– Да не был он там, это я ездила, он мне даже машину давал. Сказал, чтобы я купила самые вкусные конфеты, деликатесы, словом, все, что может понравиться молодой женщине… Он сказал, что хочет угостить Китаеву. Я все купила, водитель поднял пакеты в кабинет, и я отдала Борису Константиновичу все чеки. Вот и вся история!
– Оля, он часто так делает, чтобы умаслить своих клиентов или клиенток?
– Нет, первый раз! – беззаботно прощебетала Оля. – Да, он попросил меня еще и букет отправить в какое-то кафе, вроде это ее кафе… Я не поняла. Просто выбрала красивые розы и оформила доставку по адресу улица такая-то, номер дома и название кафе «Эмма». Ну, это точно ее кафе, ведь клиентку зовут Эмма Китаева. Да вы не переживайте, Марина Владимировна, это все рабочие моменты, можете мне поверить. И извините, что встреваю не в свое дело…
Она как лезвием меня полоснула. Поняла, что я приревновала Бориса к этой Эмме. Ну а как же тут не приревнуешь, когда эти цветы, конфеты, вино…
Первая мысль была нехорошая. Отомстить. Переспать с Сашей. Он давно уже этого хочет, приходит ко мне, непонятно в каком качестве. Как-то раз просто увидел меня на улице, я шла из магазина, он увязался за мной, проводил прямо до квартиры, а потом сидел на лестнице пять часов! Впустить его в квартиру я не решилась, сказала ему через дверь, чтобы он убирался, что я замужем и все такое. Он пришел на следующий день, позвонил в дверь, и я увидела в глазок большой букет. И опять не открыла. Сказала ему, что не окрою, чтобы он не тратил напрасно свое время. Он приходил все снова и снова, правда, без букетов. Но с какими-то гамбургерами, колой, бутербродами, как если бы он выполнял чье-то поручение, следя за моей квартирой и время от времени перекусывая. Мальчик, студент, влюбившийся во взрослую женщину.
Шло время, соседи не могли не замечать его, и мне пришлось его впустить.
– Я скажу мужу, что ты – сын моей приятельницы, которая попросила меня подтянуть тебя по английскому, идет? – сказала я, угощая его чаем с пирожками. – Зачем ты приходишь ко мне? У меня есть муж, тебе это известно.
Он пожимал плечами и продолжал молча смотреть на меня.
Однажды он пришел, а у меня прихватило поясницу. И я, сама не ведая, что творю, понимая, что переступаю какую-то черту, которая делает меня в глазах этого мальчика женщиной, попросила его натереть меня мазью. Запах был такой, что всех святых выноси!
Потом я как-то попросила его сходить в магазин, затем отремонтировать кран в кухне, и пошло-поехало.
Бывало, что его не было несколько дней, я понимала, что он занят, что у него занятия в университете. Как-то увидела, что у него зимние ботинки прохудились, так я дала ему денег на новые.
Постепенно я выяснила, что он живет с матерью, которая работает воспитателем в детском саду. Что семья живет скромно. Когда мать приболела, я снова дала ему денег, а потом это стало системой. Суммы небольшие, они никак не могли отразиться на нашем бюджете, мне же было приятно заниматься такой вот благотворительностью.
С Борисом они практически никогда не пересекались, он возвращался домой поздно вечером, когда Саша уже был дома.
С наступлением весны мы с Сашей зачастили в Сокольники, потом стали выезжать на нашу почти заброшенную дачу, где он помогал мне приводить ее в порядок, красил забор, ремонтировал сантехнику, выполнял все мои поручения.
Еще одну черту я перешла, когда как-то оставила его ночевать на даче. Мы вместе с ним смотрели кино, я лежала на диване, а он сидел в моих ногах. И вдруг Саша снимает с меня теплые носки и начинает мне массировать пятки! Это было такое блаженство, что я вообще притворилась спящей!
Конечно, на подсознательном уровне я ожидала его дальнейших действий, выражения страсти, желания, но ничего такого не последовало. Я так подозреваю, что Саша ждал от меня какого-то знака, приглашения. Думаю, он очень боялся, что я разозлюсь и ему будет отказано от дома.
Согласна, отношения наши получились какими-то извращенческими, непонятными, в них было много недоговоренности и неудовлетворенных желаний, а уж с его стороны – настоящего унижения. Он же понимал, что я не вижу в нем мужчину, и это не могло его не унижать.
Еще в этот период жизни (а он продолжался почти восемь месяцев) меня мучил вопрос, почему мой муж, когда изредка видит его у нас дома, не обращает внимания на эти визиты, словно ему все равно. То есть ему и в голову, получается, не приходило, что Саша может быть моим любовником. Будто я слишком стара для него. Но у меня – ни морщинки, и тело мое – идеальное.
Да и Борис стал как-то остывать ко мне, я чувствовала, что надоела ему со своими упреками, что он мало уделяет мне внимания и все такое. Думаю, это болезнь всех семей, где мужья вынуждены проводить большую часть своего времени на работе.
Ну а потом появилась эта Эмма Китаева. Вот тогда-то я впервые почувствовала, что мой Борис увлекся другой женщиной. Теперь, говоря с кем-то по телефону, он выходил из комнаты, чтобы я не слышала разговора. История его звонков была всегда тщательно стерта. Интернет-страница телефонной компании, где я могла отследить все наши звонки, была заблокирована.
Мой Борис купил себе новую туалетную воду! Раньше это делала я, выбирала по своему вкусу. На этот раз, как я поняла, он купил то, что посоветовал ему продавец-консультант в парфюмерном магазине.
В шкафу в отделении с нижним бельем мужа я обнаружила упаковки с новыми трусами, носками, носовыми платками!
Борис сменил прическу и теперь не стригся так коротко, и его черные густые волосы красивой волной лежали на его голове.
И все эти перемны произошли буквально в несколько дней!
Вот тогда-то я и поделилась с Сашей, попросила его помочь мне разоблачить Бориса.
Эта поездка в Сухово… Меня всю колотило, когда мы подъезжали к тому месту, где неподалеку была припаркована машина моего мужа. Все перед глазами расплывалось. Я надеялась все же увидеть пусть даже и их двоих, но в какой-то деловой обстановке, что они, к примеру, будут осматривать площадку под строительство или эту самую усадьбу, спорить, наконец, раскладывать на траве или еще где план строительства, разглядывать наброски, даже орать друг на друга…
Но когда я увидела эту парочку, мирно греющуюся на солнышке и перекусывающую чем бог послал, вернее, тем, что закупила для них секретарша Оля в Елисеевском магазине…
Пикник – увеселительная прогулка на свежем воздухе. Увеселительная. Им было весело! Весело, в то время как я давилась слезами, сидя в машине и наблюдая за их счастьем.
А еще мне было безумно стыдно перед Сашей, который тоже все понял и чувствовал себя не очень-то комфортно. Быть может, он уже и пожалел, что согласился привезти меня в Сухово.
Китаева же была довольно привлекательной женщиной и какой-то необыкновенно свежей. В этом я могла признаться только себе. Возможно, все дело было в ее зеленом, каком-то недозрелом платье и в легкомысленной широкополой шляпе, которую она предусмотрительно надела, чтобы не позволить солнечным лучам обжечь нежную кожу лица.
Мой муж, мой Борис, смотрел на нее с обожанием. Когда она держала в руке кисть винограда примерно такого же цвета, как и ее платье, я пожалела, что у меня нет пистолета. С каким наслаждением я бы выстрелила в нее, не в Бориса, а именно в нее, в эту Китаеву, огромными пулями, чтобы размозжить ей голову, и чтобы все ее платье и виноград, и вообще все вокруг было забрызгано ее мозгами и кровью!!!
Если бы я выдала себя, вышла из машины и устроила скандал, то выглядела бы очень нелепо, смешно и унизительно.
Борис посмотрел бы на меня, стыдясь того, что у него такая глупая жена. Он спокойно заметил бы, что они работают, что они приехали в Сухово, чтобы обсудить детали планировки, к примеру.
Они на самом деле не целовались, не обнимались, зато как они роскошно смотрелись!
Мне трудно говорить сейчас за Китаеву, я понятия не имею, что это за человек и как она относилась к моему мужу, возможно, и она тоже увлеклась им, а может, видела в нем всего лишь архитектора, которого наняла для строительства дома.
Может, у нее был любимый муж или жених, любовник или она была одинока.
Конечно, уже очень скоро вся ее личная и деловая жизнь станет достоянием людей в погонах, следователей, прокуроров. Всплывут на поверхность ее любовь, ненависть, дружба, семейные отношения, бизнес. В ее грязном белье будут копаться профессионалы, выискивая мотив убийства. Выйдут на моего Бориса, а потом и на меня. Я сделаю большие удивленные глаза, скажу, что я вообще не знаю, кто такая Китаева, что мой муж – известный в Москве архитектор и что у него было много клиентов и клиенток, вернее, заказчиков. Не думаю, что они узнают о существовании Саши, что будут задавать ему вопросы. Ну а если уж и учинят допрос, то он будет молчать. Из уважения ко мне, да пусть даже ко всему тому хорошему, что он видел от меня.
Китаеву убили. В голове не укладывается. Скорее всего, это из-за денег. Я слышала, что она держала кафе. Ну, какие уж такие большие деньги она на этом зарабатывала? Это же не элитный ресторан. Надо бы съездить туда, посмотреть на это кафе. Просто так. Ради любопытства. И если выяснится, что ее доходы от кафе были скромными, то всплывет один и очень важный вопрос: откуда у нее деньги на реставрацию и ремонт усадьбы? Я узнавала у Оли: это был дорогостоящий проект. Очень.
Вот пусть следователь и копает в этом направлении. И нечего ему совать нос в личную жизнь Бориса. И уж тем более в нашу семью.
6. Следователь Дмитрий Павлович Азаров
Нора Кобленц.
Она пришла ко мне сама. Не дожидаясь, пока мы разыщем ее. О том, что Эмма готовилась к ее приезду, что подняла на уши все кафе, чтобы достойно встретить свою подругу-венгерку, знали все. Ведь это именно она, Нора Кобленц, в свое время научила Эмму готовить знаменитый венгерский паприкаш, ставший визитной карточкой скромного московского кафе в Кузьминках.
О дружбе Эммы с русской подругой Анной, удачно вышедшей замуж за венгра Миклоша Тота, знало все окружение Китаевой. Эмма часто летала в Венгрию, где проводила время с Анной и ее подругой, соседкой, немолодой уже женщиной по имени Нора Кобленц.
Миклош Тот – преуспевающий бизнесмен, ему принадлежит вилла «Чардаш» на Балатоне.
Об этом рассказала мне самая близкая, уже московская подруга Эммы – Катя Мертвая. Вот такая вот странная фамилия.
Она сказала, что супруги Тот проживают в Венгрии, в местечке Шиофок, родине Имре Кальмана. Вот в честь Кальмана дед и бабка Миклоша, построившие эту виллу-гостиницу (которую позже унаследовал Миклош, поскольку родителям принадлежат две другие гостиницы на берегу Балатона), и назвали «Чардаш». Однако, по словам Мертвой, Эмма, приезжая в Шиофок, всегда останавливалась в доме Тотов, предпочитая тишину и покой. Вокруг дома Тотов был разбит большой сад, который плавно переходил в сад соседей, как раз Норы Кобленц. Соседи дружили, ходили друг к другу в гости на барбекю, довольно часто Анна и Нора приезжали в Москву к Эмме. Анне было, как и Эмме, 28 лет, Норе – 52 года.
В кафе Нору хорошо знали, поскольку именно она давала там однажды своеобразный мастер-класс по приготовлению паприкаша.
Раз в неделю в кафе устраивали день национальной кухни разных стран: французская, итальянская, украинская, испанская… Однако венгерский паприкаш был всегда на первом месте в основном меню, и для этого блюда, готовившегося из белого мяса, фермерами поставлялись куры или телятина. Из Венгрии приходили посылки с упаковками сладкой паприки и пряностей.
За день до убийства Эмма предупредила своих работников в кафе, что ужинать они будут с Норой завтра в восемь вечера. Она распорядилась, чтобы поменяли шторы на окнах, заменили скатерти и поставили в вазы свежие цветы. Эмма была в прекрасном расположении духа, казалась счастливой, поговорила с персоналом и уехала по своим делам. Как теперь выяснилось, она отправилась в Панкратово и уже на следующее утро в кафе не явилась.