Мистрис Эрмаад совершенно не выспалась и теперь упорно злилась на весь мир, а Росс Джевидж, напротив, пребывал в отличном расположении духа. Не смущал его ни дождь на улице, ни сырость в комнате. Он отдохнул и умственно и физически, а теперь жаждал деятельности. Первым делом он вызвался принести воды для умывания.
– Вам лучше пока не выходить на люди, – уклончиво проворчала Фэйм, подразумевая живописность синяков на его помятой физиономии. – Я – сама.
Все оттенки багрового и синего перетекали из одного в другой от линии роста волос вниз к бровям, разливались черно-лиловыми озерцами вокруг глаз и на щеках отливали нежной зеленью, к тому же нос сильно опух. Куда с такой рожей соваться?
Но Россу, похоже, было плевать на впечатление, которое он произведет на хозяев и прислугу, он не собирался уступать. Отняв кувшин у своей… ну, скажем… соратницы, лорд Джевидж отправился на кухню, надеясь разжиться не просто водой, но теплой водой.
Оставшись одна, Фэймрил привела в порядок волосы, расчесав на прямой пробор и собрав их крепким узлом на затылке. Чуть ниже, чем пристало носить вдове, в основном ради конспирации, ведь они с лорд-канцлером назвались мистрилом и мистрис Джайдэв. Затем Фэйм почистила юбку и ботинки, а потом, хорошенько поразмыслив, извлекла из саквояжа теплый жакет на подкладке. Из-за дождя похолодало, но не настолько, чтобы кутаться в пальто.
– …я прошу прощения… да-да, это обычное недоразумение… – донесся из коридора голос Росса.
– И даже не просите, милейший мистрил Джайдэв, мне нисколько не сложно вам помочь, – любезнейшим, если не сказать лебезящим тоном ответствовал хозяин постоялого двора.
Мужчины долго толкались в дверях, пытаясь пропустить друг друга вперед и рассыпаясь во взаимных комплиментах. Видно было, что господин Бэллок проникся к постояльцу самыми приязненными чувствами, ибо сам приволок два ведра воды – одно с холодной, другое с горячей. А ведь вчера вечером чуть было не выгнал за порог, настолько небогатая чета горожан ему не понравилась. Особенно – мужчина. Кабы не желание подзаработать в начале мертвого сезона, то еще неизвестно, где пришлось бы ночевать Россу и Фэйм. Не исключено, что и на конюшне.
И вдруг такая перемена. «С чего бы?» – насторожилась мистрис.
– Если пожелаете, то могу приказать истопить баньку, – господин Бэллок весь прямо лучился радостью.
– Что вы, что вы! Не утруждайте себя, сударь. Позвольте лишь позавтракать тут, в комнате, а не в общем зале, – попросил Джевидж.
– Мигом распоряжусь, – мурлыкнул хозяин и с самым серьезным видом исчез из комнаты. – Не извольте беспокоиться, – донеслось из-за двери.
– Вы его зачаровали? – изумилась Фэйм.
От упоминания магии Росс чуть заметно поморщился.
– Нет, мистрис, у меня нет колдовского дара. Иногда вполне достаточно проявить искреннее участие к нуждам и заботам человека, чтобы расположить его к себе.
«Росс Джевидж и искренность? Это что-то совершенно новенькое», – усомнилась мистрис Эрмаад, демонстративно приподнимая брови.
– Мне показалось – если раскрыть хозяину глаза на маленькое заблуждение и помочь ему сохранить честно заработанные деньги, то господин Бэллок станет поуслужливее, – невозмутимо усмехнулся бывший канцлер. – Похоже, обычный здравый смысл успешно заменяет мне отсутствующий магический дар, особенно когда речь идет о мошенниках.
– Вы их так быстро разоблачили? Как же?
Добродушно настроенный Росс Джевидж изобразил шутовской поклон в знак согласия. Мол, всегда к вашим услугам, благородная мистрис, стоит лишь пожелать.
– Это было просто… – молвил он и осекся. – Сделаем так – пока вода теплая, вы будете приводить себя в порядок, а я посмотрю в окно и заодно поведаю эту почти детективную историю. А потом меняемся местами – я моюсь, а вы рассказываете… обо мне все, что вам известно. Честно и без утайки. Договорились?
Фэйм спорить и сопротивляться не стала. В комнате имелась дешевая деревянная ширма, за которой можно спрятаться для быстрого омовения. Чтобы там ни говорили про лорд-канцлера и его скандальные похождения, но подглядывать за женщиной он не станет. Поэтому она смело обнажилась по пояс. После целого дня езды в телеге и ночи спанья в одежде тело нестерпимо зудело.
– Я всего лишь внимательно выслушал двух обаятельных господ, пытавшихся искусить нашего доброго хозяина выгодной, по их уверениям, сделкой. Прелюбопытнейшая история, скажу я вам. Все предельно просто – вы вкладываете довольно крупную сумму в некий сертификат на право аренды отличного домика на Эктарском побережье и получаете исключительное право выкупа. Причем в рассрочку и без процентов. А если вы уговорите еще двоих знакомых или родственников сделать то же самое, тогда часть денег, уплаченных за сертификат, вам непременно вернут.
– Очень напоминает аферу. Кажется, в Шиэтре несколько лет назад случился громадный скандал…
– Точно! Она самая. Только там наивным гражданам втюхивали земельные участки в доминионах. На самом деле нет никаких домиков на побережье, сертификаты поддельные и незаконные, – хмыкнул Джевидж. – Мне осталось только объяснить это господину Бэллоку. А он уже сам приказал вышибале выкинуть хитроумных дельцов за порог.
– О! – только и смогла сказать Фэйм. – Не зря, говорят, император поручил вам контролировать некоторые статьи бюджета.
– Хм-м-м-м… – задумчиво промычал Джевидж. – Значит, мои знания и умения оценены его императорским величеством по достоинству? Что ж – это приятно.
– Пожалуй, даже больше, чем следовало, – фыркнула вдова Эрмаад.
– Я злоупотреблял властью?
– В какой-то степени, – признала она, украдкой выглянув из-за ширмы. – Во всяком случае, вас неоднократно обвиняли в желании и возможности узурпировать власть.
Темный силуэт на фоне залитого дождем окна исподволь навевал мысли о кознях и тайных планах заговоров, роящихся в разуме этого мужчины. Военная выправка не давала лорду Джевиджу сутулиться и склонить голову.
– Желания и возможности – вещи разные, – холодно заметил он. – Сколько, вы говорите, я служу трону?
– Двадцать лет.
– Этого недостаточно, чтобы император убедился в моей лояльности? – удивился Росс и чуть было не развернулся лицом внутрь комнаты, но вовремя спохватился и прикрыл глаза ладонью.
– Я уже одета, – смилостивилась Фэйм.
Можно, конечно, потянуть время и назло старому недругу дождаться, когда вода окончательно остынет, но есть ли смысл мелочиться? В конце концов, мошенников он разоблачил и честно заработал возможность нормально помыться и побриться.
– Теперь ваша очередь, – напомнил Росс, скрываясь за ширмой.
«Что ж, благородный лорд Джевидж, вы сами этого хотели», – злорадно оскалилась Фэймрил и поведала своему нечаянному спутнику о его жизненном пути. Все, что знала сама, а также услышанное из уст отца, Уэна и всех своих знакомых, которые, само собой, никакой приязни к лорд-канцлеру не питали, включая сплетни и домыслы. Росс ее не перебивал, внимая непростой повести своей жизни с прилежанием школяра-отличника. Несколько раз он высовывался из-за ширмы и встречался недоуменным взглядом с рассказчицей, не отнимая притом лезвия опасной бритвы от намыленного подбородка.
А было чему удивляться, а еще больше – возмущаться и негодовать. Про самоубийственные выходки в бытность кадетом и грандиозные попойки с шлюхами с последующим разгромом борделя или трактира ходили целые легенды. Скандальный брак с распутной, как портовая шлюха, девицей, зато происходящей из древнего княжеского рода, тоже стал притчей во языцех. Поговаривали, будто Джевидж выиграл ее в карты у пьяницы-отца. И пока жена благополучно спивалась в веселой компании любовников, Росс воевал и договаривался о мире, убивал и миловал, разделял и властвовал, там, где другие лишь в бессилии руками разводили. Ему было плевать на все, что не способствовало возвышению. В ход шел политический шантаж, провокации и альковная дипломатия. Будущий лорд-канцлер переспал с женами всех советников и министров, возможно кроме совсем уж старух. Еще сильнее преуспел он в подковерных войнах с Ковеном, последовательно прижимая чародеев к ногтю во всех сферах.
– Однако… – только и мог сказать лорд Джевидж, когда Фэйм закончила повествование.
– И это при условии, что я не знаю и половины фактов, – с нескрываемым удовольствием сообщила она. – Я редко появлялась в высшем обществе, а если и выходила в свет, то лишь вместе с мужем, а он был магом…
– А я, получается, магов не слишком жаловал?
Фэйм хорошенько призадумалась прежде, чем ответить. «Не жаловал» – это мягко сказано. Лорд Джевидж питал к чародеям и волшебникам самую настоящую неприязнь, подозрительно граничащую со жгучей ненавистью. Во время второй дамодарской войны по его приказу и при непосредственном участии были расстреляны пятеро боевых магов. Якобы за дезертирство, но, как утверждали Уэн и его друзья, то была месть за активное сопротивление преступным приказам генерала Джевиджа. Скандал удалось замять, но угроза трибунала не уняла его настойчивого желания загнать волшебников всех мастей в жесточайшие рамки ограничений. А в последнее время все шло к тому, чтобы возродить скорбно известный Конклав Рестрикторов[9] и с его помощью контролировать каждый чих в недрах чародейского сообщества.
– Пожалуй, в своей нелюбви к мажеству вы составите конкуренцию легендарному Элринану-Ведьмобою, – дипломатично заметила Фэйм, другого, менее яркого сравнения она подобрать не смогла.
Росс изумленно поднял бровь. Знаменитый князь жил в те времена, когда про конституцию и парламент еще никто не знал и слов-то таких не было, а потому искоренял чародейство огнем и мечом столько, сколько ему заблагорассудилось и без оглядки на общество.
– Вот даже как? Полагаю, у меня тоже имелись веские основания для гонений. – Джевидж откровенно называл вещи своими именами. – И, согласитесь, теперь у меня еще больше поводов желать чаровникам зла.
Воистину так, ибо у князя Элринана оправдательная причина для ненависти была. Его единственного сына колдуны превратили в упыря-кровососа, которого несчастному отцу пришлось не только собственноручно убить, но потом расчленить тело и сжечь. Надо ли строго судить Ведьмобоя за то, что от четырех Великих Башен он оставил одни головешки, а черепами волшебников выложил дорогу от Каанефа до Нэну? Не помри доблестный воитель от черной оспы – не осталось бы в Эльлоре ни единого паршивого колдунишки.
– Вполне возможно, но среди знакомых моего мужа никто не мог припомнить прегрешений против вас, милорд, или кого-то из вашего семейства. Наверное, это что-то бессознательное, из предыдущих воплощений.
Тем временем подавальщица принесла завтрак с пожеланием премногих удовольствий и приятного аппетита от милейшего господина Бэллока персонально. Манная каша без комков и блины с мясом тут же исчезли в глотке Росса Джевиджа, словно уголь в паровозной топке. Фэйм и глазом моргнуть не успела, как он уже подчистил свои тарелки и сидел, прижимая ко лбу медальон, зажмурившись при этом, точно огромный черный кот. Эдакий король помойки, греющийся на солнышке. Только без усов и хвоста.
– Знать о себе хоть что-то, пускай не самое лучшее, всегда приятнее, чем теряться в догадках, – молвил Росс, не разжимая век, будто бы читая мысли женщины, и улыбнулся. – Похоже… я – счастлив. Теперь можно все начинать заново.
– Все?! – ужаснулась Фэйм.
– Все! – глаза лорд-канцлера недобро блеснули. – Почему нет? Если однажды я сумел возвыситься, то смогу сделать это еще раз.
От такой вопиющей наглости женщина на время утратила дар речи, точно громом пораженная:
– Я не ослышалась?
– Нет, не ослышались, – резко ответствовал лорд-канцлер. – Согласен, с одной стороны – будет сложнее, ибо здоровье не то и возможностей гораздо меньше, а с другой – вернуть украденное гораздо проще, чем создать заново. У меня есть взрослый сын и должны остаться если не друзья, то сторонники – это раз. Император, похоже, мне благоволил – это два. И, в-третьих, у тех, кто стирал мою память, не получилось сделать самое главное – уничтожить мою личность.
Что-то было в его негромком и сухом голосе, что-то заставляющее слушателя выше вскинуть подбородок и без колебаний шагнуть вперед. Невзирая, вопреки всему, наперекор, против всех и через «не могу».
Мистрис Эрмаад стало душно на прохладном сквозняке от пронзительного предчувствия. Злоумышленники, сотворившие с лордом Джевиджем столь жестокую шутку, пожалеют о миге своего зачатия. И позавидуют мертвым.
– Вы говорите, я был неплохим полководцем? – требовательно спросил Росс.
Фэйм согласно кивнула. Откровенно говоря, маршал Джевидж заслужил все свои воинские почести: ордена, эполеты и жезлы. Хотя бы просто потому, что приносил своей стране победу на поле брани, воюя не только числом, но и уменьем. И тут даже самые ядовитые и злоязыкие недоброжелатели вынуждены были молчать.
– Прекрасно! Значит, пора собирать армию.
Ей отчего-то стало смешно. Воображение разыгралось, должно быть, потому что привиделась мистрис Эрмаад могучая рать полоумного бывшего канцлера, состоящая из вдовы мага, хозяина постоялого двора, какого-нибудь обиженного жизнью провинциального лорденка и парочки пациентов Народной лечебницы.
– Зря вы так ухмыляетесь, Фэймрил. Из вас выйдет прекрасный солдат.
– Я польщена, милорд, – хмыкнула будущий «прекрасный солдат», не скрывая сарказма. – Нельзя ли мне для начала получить оружие?
Лорда Джевиджа смутить оказалось сложнее, чем предполагала вдова. Он без колебаний отдал ей один из револьверов, отобранных у наемных убийц в Сангарре.
– Вы знаете, как им пользоваться?
Фэйм усмехнулась, уж кто-кто, а она знала.
Вик Кешори считал себя крупным знатоком человеческих душ. Оно и понятно, когда почти четверть века только тем и занимаешься, что на глазок определяешь, сколько можно отсчитать клиенту без боязни поплатиться здоровьем и жизнью за попытку нажиться на чужом горе. Клиент, он всякий бывает, раз на раз не приходится. Порой худосочная пигалица в гневе ножом пырнет, а здоровенный дядька будет униженно просить набавить пару медячков. Ежели принесла девка-прислуга дорогую брошь, стало быть, своровала у хозяйки, и себе дороже выйдет связываться с такой вещицей. Лучше сообщить куда следует потихонечку, а потом честно поделиться с дознавателем наградой. Тихую вдовушку не грех нагреть на две трети реальной стоимости фамильного золотишка – никуда она не денется и возьмет гроши, на которые Вик Кешори расщедрится по доброте душевной. А скажем, с сочной молодухи можно и натурой взять упущенную выгоду. Словом, к каждому переступающему порог потенциальному продавцу у скупщика особый подход должен иметься. А иначе прогоришь, как пить дать прогоришь.
К парочке, заглянувшей на огонек сразу же после полудня, Вик приглядывался дольше обычного. Мужчина – типичный отставной офицер, уволенный из-за пошатнувшегося здоровья, держался уверенно, но не шибко заносчиво. Умело прятал заикание, чуть дольше обычного растягивая слова при разговоре, и старался не опираться на больную ногу. И хотя выглядел отставник неважно, но Вик Кешори все же не рискнул бы сойтись с ним в рукопашной. Убьет со второго удара, уж больно руки привычны к палашу или винтовке, а глаза повидали слишком много чужих смертей. Опасный тип, с какой стороны ни посмотри.
Его женщина… Скупщик так и не смог точно определить – жена она отставному офицеру или полюбовница, но в том, что кареглазая брюнетка – Его Женщина, можно даже не сомневаться. Потому что абы к кому не относятся такие вот упрямые солдафоны, словно к… полковому знамени. Иначе и не скажешь. И пусть на ней дешевая шляпка, платье видало виды, а боты знавали лучшие деньки и разве только каши не просят – она для отставного… ну, скажем, лейтенанта гораздо больше, чем мягкая податливая плоть, она – символ победы, королевский штандарт, который не уступают врагам.
Надо полагать, с вынужденной отставкой кончились у парочки хорошие денечки и настали тяжелые времена. Ибо женщина глядела на золотой кулончик с такой тоской, что у нее в глазах аж слезы стояли, до того не хотелось расставаться с памятной вещицей. Ужели свадебный подарок? Нет?
– А может, не надо? – проскулила она тихонько, считая, будто Вик не услышит.
– Ну, дорогая, мы же с вами договорились, – с мягким укором ответил мужчина.
Стало быть, колеблется, догадался скупщик. Еще немного, и сдастся.
– 17 таларов серебром, и ни сетом дешевле, – заявил он.
Женщина обиженно фыркнула:
– Он стоил 25 таларов, сударь.
– В Бу-Керке таких цен нет.
– Дорогой… – слезно взмолилась кареглазая.
– Двадцать, или мы уходим, – рыкнул отставной вояка и демонстративно сгреб побрякушку с прилавка.
– Хорошо! Восемнадцать с половиной, – сдался Вик.
Кулон и вправду был очень красивый, работа качественная и золото высшей пробы.
– Девятнадцать с осьмушкой, – сощурился мужчина.
Где этот гад так торговаться выучился, поразился Вик.
– Лады!
– Тогда девятнадцать с половиной!
Вик от досады сплюнул на свежевымытый пол.
– Хрен с тобой!
– Ы-ы-ы-ы-ы… – ныла дамочка, наблюдая, как ее единственная драгоценность переходит в чужую собственность.
– Не расстраивайтесь, дорогая, – смущенно пробормотал служивый, сворачивая ассигнации в трубочку. – У вас ведь осталось колечко.
«А скоро и его не будет», – без всякого злорадства подумал Вик Кешори, глядя им вслед.
Он-то лучше всех знал, как оно случается, тут и без гадания все ясно. Скорее всего, мужик вскорости дуба даст – скажутся раны и болячки, а баба отправится прямиком в работный дом, ибо для борделя бывшие честные женушки бравых офицеров подходят менее всего.
Хотя грустно все это, право слово, как грустно.
– Длань Милосердная! Теперь я себе могу вообразить, как вы руки выкручивали министру финансов, – не стала скрывать восхищения Фэйм. – Никогда бы не подумала, что вы умеете так виртуозно торговаться.
Она умела отдавать должное чужому мастерству, в чем бы оно ни заключалось.
– Главное – создать нужное впечатление, – усмехнулся Джевидж. – Остальное – дело техники. Просто я наблюдательный… хм… как выяснилось в последнее время. Когда не знаешь, кто ты такой, и нет никаких ориентиров, то иногда достаточно внимательно осмотреться вокруг. На других людей. Образ отставного сержанта делает тебя невидимкой в любой компании, а заодно без слов объясняет хромоту и… хм… придурковатость. Но вы тоже прекрасно сыграли свою роль, – признал он заслуги своей спутницы.