– Надеюсь! – процедила Брунгильда, искоса глянув на по-прежнему сиявшего мужа. – Кай, принеси мне мою одежду из ванной.
– Сейчас.
Он спрыгнул с кровати (в очередной раз порадовавшись наличию халата на теле), метнулся в ванную и притащил оттуда смятую кучку тряпья, которая в брошенном на кровать виде распалась на кружевное бельишко, тонкие чулки и жеваное мокрое платье.
– Вот!
– Но оно же мокрое все!
– Да! Мы с тобой в воде раздевались!
– Идиот! Халат принеси, сухой!
– Хорошо, только не обзывайся.
– Действительно, Брунгильда, – недовольно поджала губы свекровь, – прекрати оскорблять Кая. Не забывай – он скоро станет таким, как был, приехавший специалист гарантирует, и не думаю, что ты захочешь вернуть его прежнее отношение к тебе. Сейчас он в восторге от тебя, так и постарайся сохранить этот восторг как можно дольше.
– Вот сухой халат, – Кай протянул один из своих, – он висеть там, на крючке. Мама, я хороший?
– Да, я ведь говорила.
– Тогда хочу гулять!
– Наверх тебе нельзя.
– С детьми гулять! Здесь! Бегать! Играть! Хочу-у-у-у!
– С детьми тоже нельзя, ты большой слишком.
– Хочу-у-у-у!
– Ладно, после завтрака сходишь на прогулку в верхнюю пещеру. Можешь даже выйти наверх, там сегодня пасмурно и идет снег…
– Хочу снег!
– Хорошо, хорошо, но только на десять минут, не больше. И в шапочке.
– Какой шапоке?
– Той, что надевали недавно, – шлем.
– Не хочу, она мешает и трет!
– Тогда не пойдешь гулять.
– Ладно, пусть шапока будет.
– Вот и отлично.
Глава 27
Грета вызвала по внутреннему телефону санитаров со специальным креслом на колесиках – стоять на ногах невестка не могла, слишком кружилась голова, позвонила Крауху и прибывшему накануне профессору и ушла вслед за поскрипывающей круглыми суставами каталкой, успокаивая стонущую Брунгильду.
Кай дождался, пока неторопливая дверь доедет до конца, и почти бегом кинулся в спальню за чистой, сухой и подходящей для длительного перехода по зимнему лесу одеждой.
Все планы, выросшие после начала их строительства не выше фундамента, с тоской смотрели на суетившегося архитектора, понимая, что завершать стройку он не намерен. Потому как форс-мажор случился.
Не форсящий мальчик-мажор в гости нагрянул, а полноценный такой… мм… трындец намечался.
Грозивший накрыть смертельной волной и самого Кая, и его семью. Настоящую семью.
Потому что Брунгильда даже если и не вспомнит все, что произошло вчера в ванной, то о присланных «гостинцах» ей напомнят те, кто их прислал. Да и сообщники-сопостельники красотули явно были в курсе ее намерений, и, как только женушка сможет с ними пообщаться, изображать из себя патиссон больше не получится.
И справиться со всеми сразу Кай не сможет. Потому что толком не знает, сколько этих «всех сразу» бродит сейчас по подземелью. И какие еще «сюрпризы» намешал в склянке очаровашка Людди, как бы на самом деле не стать овощем.
А помощи ждать не стоит. Тот голос вчера ему просто померещился. Галлюцинация, вызванная колоссальным перенапряжением. Перенапряжением от борьбы со сковавшим разум льдом.
Он сам вчера справился, дойдя до пика отчаяния. Вот и зазвучали в голове голоса, которым взяться было просто неоткуда. Ни среди его соплеменников, ни в городе Кай ни разу не ощутил ответного прикосновения чужого разума. Впервые это случилось только с Михаэлем, унаследовавшим его способности.
Кай не исключал, что на планете существуют люди с похожими способностями, о детях-индиго он тоже был наслышан. Но здесь, рядом, никого из «братьев по разуму» не было. А дотянуться из немыслимого далека не в состоянии ни один, пусть даже самый сверх-сверх-сверхчеловек.
А тем более – ребенок! Ведь голос точно был детским. Не младенческим, как у Михаэля, а скорее подростковым.
И даже если представить, что такой ментальный гений существует, с какого перепугу он стал бы искать именного его, Кая? В скрытом от посторонних глаз, тщательно охраняемом подземном убежище нацистов?
В общем, помощи ждать не стоит, он должен справиться сам. О чем, кстати, и его внутренний голос велел вчера.
Для начала – сбежать отсюда, добраться до Степаныча, забрать у него Михаэля и увезти как можно дальше. Если старик не захочет расставаться со ставшим ему родным мальчиком, заберем и дедулю. И псов, конечно.
Ну да, дополнительные проблемы, но это ведь ЕГО СЕМЬЯ! И собакевичи в том числе.
Каким образом он все это организует, куда повезет своих, Кай пока не знал. Вот выберется из подземелья, тогда будет думать дальше.
Для начала – просканируем окружающее пространство, следует принять превентивные меры.
Закрыв дверь ванной на защелку, Кай сел в кресло, на котором вчера бренчала хвостом гремучая змея по имени Брунгильда, закрыл глаза и расслабился.
Так, где же моя милая женушка? А вот моя милая женушка – в вотчине доктора Крауха. Не в той металлической коробке, в которой лежал сам Кай, а в приемной эскулапа. Лежит на кушетке, вокруг суетятся Краух и кто-то незнакомый – вероятно, тот самый нейрохирург. Рядом – Грета, она взволнована, но не так чтобы сильно. За дверью приемной стоят еще двое, вот они озабочены всерьез. Эту парочку Кай не раз видел возле Брунгильды – телохранители, ага. Заодно и телопотребители. И сообщники, разумеется.
Ребятки вторжения в разум не ожидали (собственно, сейчас никто ничего подобного не ожидал), поэтому справиться с ними было легко. Особенно если учесть, что, как оказалось при ближайшем рассмотрении, подробностей о западных «гостинцах» дружки Брунгильды не знали. Судя по всему, это были «мускулы» заговорщиков.
Так что у них Кай просто стер информацию о получении гостинцев. Не было ничего, вот и все. Доктор Краух и профессор получили установку дать Брунгильде снотворное – сотрясенному мозгу необходим полноценный отдых, а что может быть лучше сна!
Грета окончательно успокоилась – невестка в порядке, сейчас поспит и к вечеру будет здорова – и направилась к себе, разгребать накопившуюся кучу дел. Не забыв при этом отдать распоряжение насчет прогулки Кая на свежем воздухе.
Так, вроде все. Конечно, не мешало бы попытаться разыскать остальных сообщников Брунгильды, но для этого требовалось слишком много сил и, самое главное, времени. А ни того, ни другого Кай тратить не хотел, слишком опасно.
К тому же заговорщики еще не в курсе насчет полной реабилитации «овоща», а вот насчет его сексуальных игрищ этой ночью, скорее всего, в курсе. И какое-то время неприятностей от объекта наблюдения ждать не будут.
В общем, пора на волю. К сыну. И… господи, как же он соскучился по кареглазому олененку, по своей родной девочке, нежной, страстной, сильной…
А вот и завтрак везут, надо спешить.
Так, плотные джинсы, шерстяные носки, майка, теплый свитер – теперь никакой мороз и снег ему не страшны.
Развлекаться и пугать принесших еду парней Кай не стал – некогда. В темпе позавтракал и начал буянить, требуя прогулки.
Колотил в дверь руками и ногами, орал, хныкал, снова орал. Самозабвенно перебил посуду, подтверждая свою неадекватность.
И буквально через десять минут дверь снова поехала в сторону, пропуская не так чтобы почетный эскорт для прогулки: трое здоровенных блондинов из службы безопасности, причем самый здоровенный держал в руках «шапочку».
– Одевайтесь! – отрывисто приказал шапконосец.
– А ты кто? – озадаченно произнес Кай, склонив голову к плечу.
– Мы пойдем с вами на прогулку.
– С нами? – Кай удивленно оглянулся. – Я тут один. И я не хочу с тобой гулять. Ты скучный. Я хочу бегать с дети. А ты толстый, ты не уметь бегать.
Со стороны стоявших чуть позади босса секьюрити раздался сдавленный всхрюк. Щека шапконосца дернулась, но голос был по-прежнему невозмутим:
– Дети заняты, они сейчас в школе. Если хочешь, можешь подождать их, но дети на поверхность не ходят.
– Не хотеть ждать! – капризно надул губы Кай. – Хотеть гулять! Сейчас! Хотеть снег!
– Тогда одевайся. Сам сможешь или помочь? – позволил себе подпустить двенадцать граммов ехидства главный.
– Сам! Я умею все сам! Даже шнурки!
И Кай торопливо намотал на шею шарф, натянул куртку-аляску и вбил ноги в высокие утепленные ботинки, похожие на солдатские берцы. Ловко зашнуровал их, а затем заметался по комнатам, что-то бормоча себе под нос.
– Потерял что? – хмыкнул один из эскорта.
– Шапка, – отмахнулся Кай. – Красивая, пушистая, теплая!
– Вот твоя шапка, – главный протянул шлем, – надевай.
– Холодно!
– Сверху капюшон накинешь. Надевай.
– Не хочу, она трет!
– Тогда не пойдешь гулять, твоя мама так велела.
– Ладно, надену. Дай сюда.
– Нет, я помогу тебе.
Ну, помогай. Все равно застежки не будешь защелкивать, я тебе уже такую установку в голове оставил. И твоим товарищам тоже.
Все. Он готов. Можно идти.
Все. Он готов. Можно идти.
Они и пошли. Трубящий какую-то маршевую песню Кай – чуть впереди, едва сдерживающий ухмылки эскорт – уж больно по-дурацки выглядел их сверхчеловек в этом шлеме – следом.
Промаршировали по длинным извилистым коридорам, привлекая внимание встречных и усыпляя внимание соглядатаев – дебил дебилом ведь! – и вскоре вышли в пещеру, скрывавшую главный вход в подземелье нацистов.
– Слушай, а может, тут погуляешь? – Главный секьюрити невольно поежился, рассматривая сплошную пелену густого снега. – Глянь, метель какая! Тут же потеряться можно в два счета!
– Нет! – топнул ногой Кай. – Хочу туда! Снег весело!
– Обхохочешься, – буркнул второй секьюрити. – Одно хорошо – снег так лепит, аж темно. Защитные очки надевать не надо.
– Идем! – Кай схватил его за руку и потянул.
Слабенько так, словно девчонка. Он ведь все еще не оправился толком после болезни, он безопасен. Абсолютно безопасен.
– Да идем, идем, не тяни. – Здоровяк легко, как пушинку, сбросил с предплечья руку дебила и шагнул из пещеры наружу. – Только недалеко, а то действительно потеряемся. Или со скалы навернемся, не видно же ни черта!
Да, погода сегодня явно была на стороне Кая. В метре уже ничего нельзя было разглядеть, а окуляры видеонаблюдения залепило давно и надежно.
Вот и славненько. Пора.
Собравшиеся в кучку охранники очень облегчили ему задачу, не пришлось рассеивать ментальный удар.
Они ничего толком не смогли понять, успев заметить только, как с головы дебила вдруг слетел шлем. Главный, правда, рефлекторно потянулся к закрепленной на поясе кобуре, но больше ничего сделать не сумел.
Потому что не захотел. А вот срочно заняться построением снежной крепости захотел страстно и неудержимо. И, судя по загоревшимся взглядам его товарищей, они тоже возжелали катать снежные шары и лепить из них крепость. Чтобы потом в войнушку поиграть.
Чем все трое и занялись, совершенно забыв о подопечном. Тем более что он давно уже скрылся за пеленой метели. Так удачно заметавшей все следы.
Но и мешавшей увидеть скользнувшие следом за беглецом две тени.
Человеческие тени, похожие на снеговиков белым камуфляжем, со странными, очертаниями напоминавшими сброшенный Каем шлем головами…
Часть 3
Глава 28
Мерный гул самолетных двигателей действовал усыпляюще. К его колыбельной присоединились, думаю, и напряжение последних часов, и организационная суета, и грандиозный ор во время составления списка «Кто поедет» – в целом нервотрепка получилась мощнейшая, упитанная такая, до звона все сильнее натягивающихся от трепки нервов.
И сейчас в салоне самолета все спали. Ну почти все – я вот никак не могла уснуть, хотя веки давно уже стали чугунными и с блямком падали друг на друга при малейшей попытке открыть глаза. А в самих глазах словно шиншилла купалась, оставив после себя тонкую пелену песка. Да, пушистики купаются именно в песке, мелком таком, вулканическом, но для рези в глазах этот песочек – самое то.
В общем, измотанный организм требовал отдыха. И я тоже его, отдыха, требовала, слишком уж трудным выдался день, вдребезги расколовший мою только-только восстановившуюся спокойную жизнь.
Что? Надо было остаться дома, с детьми, в тепле и уюте, зажевывая очередную плюшку, ожидать вестей от армии спасения и возмездия?
Ага, всенепременнейше. Особенно учитывая один ма-а-аленький нюанс. Незначительный такой, ерундовский.
Центром и основной движущей силой армии спасения была именно моя доча. Ника.
Впрочем, я слегка ошиблась – основной движущей силой была Виктория. А Никуська – главной направляющей, штурманом нашей экспедиции.
Дома остался только младший представитель семьи Майоровых – Ежик. Остался обиженный, заплаканный и навсегда-навсегда с нами раздружившийся, вот.
Потому что папа с мамой Нику взяли с собой, а его, мужчину, оставили с бабой Катей! Девчонку взяли, а его – нет!!!
И неважно, что, по сути, это Ника взяла нас с собой. Вернее, мы ее не отпустили. А еще вернее – я не отпустила свою дочь, а Алексей не отпустил меня.
Собственно, его присутствие на борту самолета вообще было, если честно, лишним. Как и похрапывающего рядом с Лешкой Хали Салима. И бледной до синевы Сашки. И даже во сне упрямо сжавшего губы Славы. И ставшей за несколько часов похожей на тень Вики. Да и мое, если отвлеченно, но и я, и боевая группа нашей маленькой армии знали – без меня Нике будет трудно. Потому что с того самого момента, как во мне загорелась искорка ее жизни, наша связь с дочерью неразрывна. И моя жизненная энергия оберегает, защищает и поддерживает Никуську.
А энергии ей сейчас понадобится много, очень много. Каждый сеанс связи с амазонскими индиго очень сильно выматывал мою дочь, и лучше всего восстанавливалась она рядом со мной, в кольце маминых рук.
Когда Никуська была совсем маленькой, я после каждого выброса ее силы брала дочку на руки, укачивала, пела на ушко песенку, целовала вспотевший лобик и почти физически ощущала, как перетекает свет моей любви в тело малышки.
Сейчас дочка стала слишком большой для укачивания на руках, но ведь можно прижаться к маминому боку, закрывшись от вытягивающей силы реальности ее объятиями. И слушать ласковый шепот на ушко, и чувствовать нежные мамины поцелуи, и становилось так тепло, так спокойно, так уютно…
В общем, мое присутствие на борту военного самолета было оправданно. А вот Вика, Сашка и Слава, да и Лешка с Хали являлись, если честно, обузой для профессионалов.
О чем Винс, глава профессионального ядра нашей армии, говорил, потом кричал, потом сорванно орал несколько часов кряду, пытаясь оставить цивильных в Москве.
Предстоит сложная боевая операция, причем со сплошными неизвестными – куда они летят, кто или что ждет их в уральской глуши, причем заснеженной, морозной глуши, где есть и лес, и горы.
Хотя нет, куда – все знали. Они там уже были почти два года тому назад, когда спасали Вику. Точные координаты ее местонахождения пришли тогда одновременно на несколько электронных адресов семьи Демидовых.
Разбираться – правда это или чья-то злая шутка – в то время никто не стал, с помощью генерала ФСБ Левандовского Винсу и Славе удалось подоспеть вовремя.
Потом, позже, вернувшись в Германию, и Вика, и все остальные не раз обсуждали – кто прислал те письма. Единственный, кто мог это сделать, – тот незнакомец с серебряными глазами, с которым Вика провела всего одну ночь.
А потом девять месяцев думала, что эта ночь ей приснилась. От усталости, от страха, от напряжения – Вика тогда сбежала от фон Клотца в первый раз – у нее случились галлюцинации, причем такие реальные, такие…
Ничего подобного девушка до той ночи не испытывала никогда.
А утром первое, что она увидела перед собой, – искаженная дикой злобой физиономия фон Клотца. И начались месяцы кошмара…
И Вика больше всего на свете теперь хотела умереть. И унести с собой ребенка насильника.
Но не смогла – фон Клотц не позволил. И ребенок родился. Крепкий, здоровый, очень красивый мальчик. С серебряными глазками и кудряшками цвета платины…
Бедная девочка! Когда Вика рассказывала о сынишке, становилось понятно, сколько боли и страданий несет она в себе все эти полтора года. И боль не затихает, время не лечит ни капельки.
А отца своего ребенка, странного человека с невозможными глазами, Вика постаралась вычеркнуть из памяти, даже на секунду не допуская мысли о том, что именно он прислал те письма.
Он ведь бросил ее, нет, не так – он просто выбросил ее вон, в лес, вернув погоне. Попользовал и выбросил. И думать забыл о мимолетной игрушке.
Ведь Кай мог тогда сразу же сообщить родным Вики, где она находится! Но… не сообщил, зачем это ему? Он получил все, что хотел.
Так с какого перепугу почти год спустя он вдруг решил бы открыть координаты пропавшей девушки?!
Нет, нет и еще раз нет! Неизвестный доброжелатель – кто-то другой. Кто-то, случайно узнавший о месте, где насильно удерживают девушку, но опасавшийся сообщать об этом местным властям.
Вы видели когда-нибудь чахлый, завядший, почти упавший на землю цветок? Его никто не поливал, он держится из последних сил, но сил уже почти нет – слишком сухая земля, ни капли надежды.
Но стоит дать цветку напиться, и он на глазах выпрямляется, расправляет лепестки, тянется к солнцу, готов жить дальше.
То же самое произошло несколько часов назад в московском офисе Демидовых.
Я никогда в жизни не забуду, как холодная, похожая на безупречно выполненный манекен женщина средних лет, с выгоревшими, похожими на состарившийся шоколад (ну тот, что покрывается белесым налетом) глазами, после слов Ники вдруг пошла трещинами, задрожала и рассыпалась на мелкие кусочки, выпустив на волю молодую, страстную, бурлящую внутренней энергией девушку.
Она не стала снова и снова переспрашивать Нику, выясняя мельчайшие подробности. Она поверила моей дочери сразу, безоговорочно, целиком и полностью.