Но МОЙ МУЖЧИНА, моя половинка, мое горькое счастье – только он.
Лешка. Алексей Майоров.
Больше всего на свете сейчас ждущий моего прощения. И возвращения.
Но я пока не могу.
И Лешка каждый день уезжает из нашей квартиры к себе. Он продал ту квартиру, в которой жил с Тонькой-Изабеллой, и купил другую.
А мы с детьми и Катериной поселились в нашей прежней, все эти три года, пока нас не было, стоявшей закрытой и пустой.
Куда Алексей приезжает теперь в гости…
Глава 3
В общем, легко и изящно поцокав вчера каблучками по паркету, я себе настолько понравилась, что решила немедленно выгулять новые сапожки, познакомив их с московским снегом.
Но немедленно не получилось, было уже слишком поздно для выноса себя в город. В запасе, правда, имелся вариант с Маем, давно уже нетерпеливо переминавшимся у входной двери, но, во-первых, утренние и вечерние прогулки с нашим собакевичем оккупировали дети (хотя кто-то из взрослых все же выходил вместе с развеселой компашкой, мало ли что). А во-вторых, надевать дизайнерскую обувь для сопровождения пса на попись было бы верхом гламуризма.
Это когда гламур сливается в экстазе с идиотизмом.
И я решила перенести премьеру сапог на утро.
И перенесла. И надела-таки их, несмотря на увещевания Катерины, предпочитавшей зимой носить исключительно войлочные опорки, черненькие такие, с суровой молнией впереди. Дизайна времен освоения целины. И, как ни странно, до сих пор выпускаемые отечественными обувными фабриками.
Зато удобно и не скользят.
– Аннушка, ты куда это собралась на таких каблучищах с утра пораньше? – нахмурилась Катерина, появляясь в дверях кухни.
– А что, на каблуках можно ходить только с вечера попозже? – пропыхтела я, закончив натягивать последний из двух сапог.
– Конечно. Да я вообще не понимаю, как на таких ходулях с места сдвинуться можно! – проворчала домоправительница. – Я и по молодости-то никогда на такую страсть не становилась, хотя мои подружки все на платформах ходили.
– Это как это? – вмешался Ежик, выехавший из детской на спине Мая. – Что ли, твои подружки все время ходили там, где поезда?
– При чем тут поезда? – озадачилась баба Катя. – Какие еще поезда?
– Ну ты же сказала мамичке, что твои подружки на платформах ходили. А платформы всегда там, где поезда.
– Ах ты мой зайчонок сладенький! – немедленно умилилась домоправительница, подхватывая отважного всадника с немного подуставшей спины пса. – Лапушка мой золотой, какой же ты умничка!
– Я не лапушка! – потешно нахмурился малыш, упираясь кулачками в пышную грудь бабы Кати. – Лапушки только девочки бывают, а я мальчик! И вообще, пусти меня! Я тут Зорро сейчас, и мне надо мчаться вдаль! А вы тут со своими поездами!
– Сынище, – я очень старалась говорить серьезно, но улыбка все время дергала меня за уголки губ, – баба Катя говорила вовсе не о поездах. Когда она была молодой и очень красивой девушкой…
– Прям уж! – засмущалась домоправительница. – Нашла красавицу!
– Так вот, – продолжила я, – тогда очень модной была обувь на так называемой платформе, то есть когда подошва была сантиметров восемь-десять высотой, а каблук соответственно все двадцать.
– Это как это? – Ежик сосредоточенно засопел, соображая, а потом радостно вскинулся: – А, понял, понял! Это как тот странный дядя по телевизору, который все время крашеные губки надувает и вот так говорит. – Ребеныш манерно закатил глазки и очень похоже произнес: – Звезда в шоке!
– Обезьяна, – не удержалась от хихика я.
– Артист, настоящий артист! – всхлипнула Катерина. – Весь в отца, ну до капелюшечки!
После чего артист был подвергнут тисканью, зацеловыванию и утаскиванию на кухню на предмет дегустации вкусняшек.
Если бы Ника была дома, она непременно присоединилась бы к дегустации, но дочка с утра была заангажирована Ингой Левандовской, внучкой Сергея Львовича, относившейся к Никуське, как к своей младшей сестренке.
Инга была на девять лет старше Ники, но это вовсе не мешало девчонкам общаться на равных. Возможно, потому, что Ника была не такой, как все.
И могла такое, о чем все даже и помыслить не смели.
Но при этом оставалась десятилетней девочкой, обожавшей возиться с младшим братом, смотреть мультики, играть в компьютерные игры и шушукаться с Ингой о сердечных делах старшей подружки.
Думаю, с этой целью Инга и уволокла сегодня с утра пораньше мою дочь. Младшая из семейства Левандовских относилась к способностям Ники абсолютно спокойно, воспринимая их как само собой разумеющееся. Она в свое время прочитала в Интернете все, что там имелось о детях-индиго, и теперь вовсю пользовалась помощью названой сестренки.
А вы бы не захотели узнать, как на самом деле к вам относится ваш кавалер?
В общем, дочки дома не было, сын отвлек внимание домоправительницы, а я смогла спокойно, без объяснений и комментариев, завершить процесс маскировочного одевания и выйти из квартиры.
Почему маскировочного?
Да потому, что после нашего с Никой и Ежиком неожиданного возвращения из небытия весь месяц не утихал ажиотаж вокруг этого события.
Еще бы! Ведь загадочное исчезновение семьи Алексея Майорова, после которого он женился на своей любовнице, тоже вменялось ему в вину.
Ну а что – все понятно! Убил жену и дочь, закопал где-нибудь в лесу, а потом изображал страшное горе, почти год мотался по свету, якобы в поисках семьи. А на самом деле только и ждал, когда со своей девкой в открытую жить можно будет!
И вдруг – такое!
Мало того, что и жена, и дочь живы-здоровы, так еще и сын, оказывается, у Майорова родился!
А в том, что Алексей Майоров-младший действительно сын Алексея Майорова-старшего, не сомневался ни один самый скептичный скептик.
Потому что наш Лешик-Ежик был такой точной копией отца, что порой казалось, что это клон. И если бы только внешность… Но и походка, и мимика, и жесты – все у мальчика было таким же, как у папы.
А вот в повзрослевшей Нике, малышкой тоже очень походившей на Алексея, сейчас все больше проступают мои черты.
Но моей копией нашу дочь назвать нельзя, просто видно, что она моя. И Лешкина. Но – сама по себе.
Красивая получилась девочка, чего уж там. Густые, слегка вьющиеся волосы ольхового оттенка, изящные черты лица, тонкие темные брови, пушистые ресницы, но больше всего внимание привлекают глаза.
Большие, странные, двухцветные – серо-карие.
Пристальный взгляд которых не все могут перенести.
Но Ника редко смотрит «особенным» взглядом. Она в совершенстве научилась управлять своей силой и чаще всего «отключает» ее, предпочитая жить нормальной жизнью обычной десятилетней девочки.
В школу пока ни она, ни Ежик не пошли. Ежик – в силу малолетства (хотя там, в джунглях Амазонки, Петер Вайс научил его читать и писать, причем не только на русском, но и на немецком языке), а Ника…
Мы с Алексеем и Сергеем Львовичем просто не знали пока, куда ее отправить учиться.
Да, для детей-индиго уже созданы специальные учебные заведения, но, во-первых, они все интернаты закрытого типа, а во-вторых, курируются спецслужбами.
Об этом Сергей Львович Левандовский, генерал ФСБ, имел представление не понаслышке.
И именно поэтому тайну Ники знали только самые близкие – делать из нашей дочери подопытного кролика мы не собирались.
Так что Ника на пару с братом пока с упоением предавалась ничегонеделанию.
А все мы прятались от пронырливых папарацци, не собираясь никому рассказывать, где же мы были больше трех лет. Мы не давали интервью, не ходили на записи всевозможных ток-шоу, предоставив разбираться с прессой Виктору.
Он и разбирался, как мог, но удержать на привязи свору папарацци был не в силах.
И эти типы сутками дежурили возле нашего дома с фотокамерами наперевес. И даже усиленная по просьбе Алексея охрана придомовой территории не могла справиться с особо пронырливыми типами.
Поэтому мы обычно сразу спускались в подземный гараж и выезжали из дома на машине.
А когда хотелось прогуляться пешком – прибегали к маскировке.
Вот и я прибежала сегодня. Тем более что зимой это сделать довольно легко – достаточно надеть другое пальто, натянуть до бровей меховую шапку-стог, спрятав под ней волосы, и накрасить только губы (от мороза). А без макияжа я, обладательница светлых ресниц, становлюсь совсем не похожей на себя при параде.
Почему решила отказаться от машины?
Сапоги. Не забыли? Их же прогулять надо, а не покатать.
К тому же я собралась идти совсем недалеко, на соседнюю улицу, где за эти три года, пока нас не было в Москве, открылся чудесный магазинчик дизайнерских подарков и украшений.
И где я собиралась выбрать подарок для Саши Голубовской.
Совершенно справедливо очень обидевшейся на меня.
Глава 4
Хотя что это я! Сашка давно уже не Голубовская, она сменила фамилию мужа, оказавшегося редкостной гнидой, на свою девичью, и теперь и она, и ее дети, Слава и Вика, – Демидовы.
Хотя что это я! Сашка давно уже не Голубовская, она сменила фамилию мужа, оказавшегося редкостной гнидой, на свою девичью, и теперь и она, и ее дети, Слава и Вика, – Демидовы.
Наверное, было бы еще разумнее стать не Демидовыми, а фон Клотцами, взяв родовое имя Сашкиного деда, Зигфрида фон Клотца, оставившего в свое время завещание, по которому все его немалое, прямо скажем, состояние отходило ребенку Марии Ковалевой. Девушки, угнанной во время войны из белорусской деревушки на работу в фашистскую Германию. Статную красивую славянку матушка Зигфрида вы-брала из привезенной с Востока толпы измученных людей для работы в своем замке, ну а там – там случилось то, что случилось.
Но это не было простым развлечением скучающего аристократа. Зигфрид на самом деле полюбил скромную и добрую девушку. И собирался на ней жениться, ведь его обожаемая Мари ждала ребенка.
Но – не случилось. Мария решила выправить себе документы в советской комендатуре, и больше Зигфрид ее никогда не видел.
Но не забыл. Не смог. И всю оставшуюся жизнь прожил один, так и не женившись и не родив наследников.
Поэтому его единственный племянник, Фридрих фон Клотц, сын младшего брата Вольфганга, был абсолютно уверен, что солидный бизнес и огромное состояние дядюшки со временем отойдут ему, Фридриху. Надо только подождать, оставаясь милым и заботливым Фрицци и беспрекословно подчиняясь властному и жесткому дяде.
Что для младшего фон Клотца было достаточно серьезным испытанием – избалованный красавчик, не привыкший себе ни в чем отказывать (в точности как его папенька), он обычно отдавал приказы, а не выполнял их.
Но – увы! – папашка успел промотать свою половину наследства, пьянствуя и играя в рулетку тогда, когда его брат Зигфрид целеустремленно работал, приумножая свои деньги.
И последние годы Вольфганг и его семья жили за счет брата. А брат, зная страсть младшенького к азартным играм, денег выделял ровно столько, чтобы тот мог сносно существовать.
Но взял к себе на фирму Фридриха, успевшего получить неплохое образование.
И гонял племяшку довольно жестко.
Но Фрицци терпел. Ведь на кону было состояние с шестью нулями в хвостике. Да и опыт ведения бизнеса, передаваемый дядей, сам по себе стоил немало.
Тем более что дядюшка не был самым здоровым человеком в мире.
А потом Зигфрид фон Клотц умер. И нотариус огласил его завещание…
Сказать, что Фрицци был в шоке, – ничего не сказать. Он обезумел от ярости и ненависти к проклятому старому скоту. Что? Дядюшка ведь оставил племянничку некоторую сумму денег и замок возле чешского городишки Клатовы?
Это жалкие крохи, унизительная подачка по сравнению с главным кушем!
И Фридрих решил найти наглых претендентов на его (как он искренне полагал) деньги раньше, чем это сделают юристы дяди.
И нашел.
Мария Ковалева родила дочь. И назвала ее Риммой. Римма выросла, вышла замуж и родила девочку Сашу.
На момент появления Фридриха фон Клотца – Александру Голубовскую, жену Андрея Голубовского и мать Вики и Славы.
Вике как раз должно было исполниться восемнадцать лет, и фон Клотц решил в темпе обаять неопытную девушку и жениться на ней. Войдя таким образом в число наследников.
А потом – лишь вопрос времени. Пара несчастных случаев, и вот Вика уже круглая сирота – ни матери, ни брата. Что? Еще вроде отец у нее есть?
Одно название, а не отец. Андрейка оказался редкой пакостью, недаром же ему на зоне дали кличку Гнус.
В общем, закрутилась тогда кровавая карусель, и, если бы Сашка не пригласила меня съездить с ней за компанию в Чехию, у фон Клотца вполне могло все получиться. Ведь душка Фрицци был хорош собой – высокий стройный голубоглазый блондин с правильными чертами лица, к тому же обладающий немалым опытом обольщения. На момент их первой встречи Фридриху было тридцать два года, Вике вот-вот должно было исполниться восемнадцать. Где уж тут устоять девчонке перед опытным соблазнителем!
Много, очень много страшного и мерзкого тогда произошло[5], но в итоге у фон Клотца и Андрейки Голубовского случился грандиозный облом.
Обломище.
И оба отправились за решетку. Фридрих – за немецкую, Андрюшка – за белорусскую.
Правда, Гнус умудрился сбежать и снова начал пакостить, уже лично мне, но это совсем другая история[6].
А Фрицци, насколько мне известно, сидит в тюрьме.
Стоп. Ему же восемь лет дали. А это значит, что он уже больше двух лет на свободе!
Надеюсь, он не рискнул снова появиться на Сашкином горизонте, оставив мысли об ускользнувшем наследстве.
Надо будет у Сашки спросить, когда она приедет.
Но сначала – убедить приехать. И желательно вместе с детьми. Мы ведь не виделись целых пять лет, наверное, Викуська давно замуж вышла или Славка женился. И Сашенция уже бабушка!
Хотя нет, от Славки ждать ранней женитьбы не приходится, ему ведь только этим летом исполнится двадцать пять. А, насколько я помню, парень всегда был любимцем девушек и весьма охотно пользовался своей популярностью. Кстати, годовалая Ника тоже симпатизировала Сашкиному сыну, грозно заявляя: «Сява мой!»
А вот Викуське через полтора месяца исполнится двадцать девять. И она-то скорее всего и сделала уже Сашку бабусей.
Впрочем, назвать мою хрупкую, нежную, сильную подружку, мою «стальную бабочку» бабушкой язык не поворачивается. Вот замирает во рту парализованной мышцей, и все!
Потому что Сашуля выглядит максимум на тридцать пять. Ну ладно, на тридцать шесть.
Во всяком случае, когда мы виделись последний раз пять лет назад, она выглядела именно так.
И не думаю, что она сильно изменилась.
Ничего, скоро лично смогу убедиться, главное, чтобы Винс мне помог.
Винс, он же Винсент Морено – полевой агент ЦРУ и Сашкин муж. Они познакомились тогда, в Чехии, когда Винс вытащил обгоревшую израненную Сашку из реки. Сначала они были врагами.
А теперь…
Теперь я очень рада за мою Сашенцию. Наконец-то в ее жизни появился настоящий мужчина: сильный, честный, преданный, но главное – бесконечно любящий.
А еще Винсент – отличный друг. И человек слова.
Именно поэтому он ничего не сказал Сашке, когда мы, тайно вернувшись из джунглей Амазонки, готовили операцию по вытаскиванию Майорова из чавкающей трясины, в которой Лешка уже почти утонул.
Поскольку в деле было замешано ведьмовство, все происходило в строжайшей тайне, в суть операции были посвящены всего несколько человек: моя подруга Татьяна (она же Таньский), у которой мы жили после возвращения из Бразилии, ее муж Хали, Винсент Морено, Сергей Львович Левандовский и Виктор, помощник Майорова.
И все. Артур, Алина, Инга, Ирина Ильинична – все остальные Левандовские до последнего момента не знали, что мы вернулись. Что мы живы. И Сашка с детьми тоже не знала.
Потому что мы совершенно справедливо опасались неконтролируемого взрыва радостных эмоций, которые могли засечь старая и молодая ведьмы, Степанида и Тонька-Изабелла.
А потом мы появились. И пару дней не могли опомниться от бушующего цунами счастья, обрушившегося на нас.
И я… я не позвонила Сашке.
Сразу не позвонила.
А только через два дня.
Когда уже все средства массовой и не очень информации вовсю трубили о сенсационном возвращении семьи Алексея Майорова.
Нет, Сашка не бросила трубку, не накричала на меня, не обозвала всякими нехорошими словами, как раньше. Но лучше бы бросила, накричала, обозвала…
Она очень сухо и сдержанно поговорила, поздравила с возвращением и, сославшись на занятость, повесила трубку.
Первым моим порывом было все бросить и немедленно лететь в Германию, но Лешка и Сергей Львович смогли отговорить меня от этого, мягко говоря, неразумного поступка.
Особенно если учесть, что лететь я собиралась с Никой и Ежиком.
В момент, когда нездоровый интерес к нашим персонам стремительно рвется вверх, к той грани, за которой плещется фанатское безумие? А вокруг дома снуют толпы папарацци и просто любопытствующих особей?! Лететь с детьми в Германию?!!
В общем, никуда мы не полетели.
Я каждый день набирала Сашкин номер, но подруга либо отделывалась парой фраз, либо вообще не брала трубку.
Но даже из тех скупых фраз, которые мне удалось вытянуть из Сашенции, я смогла понять, что за те три года, что нас не было, в семье подруги произошла какая-то трагедия.
Что-то очень и очень плохое.
Мои попытки получить информацию от Винса со звоном разбились о ту самую надежность камня. Винсент Морено прекрасно умел хранить чужие тайны.
Из-за чего, как я поняла, они с Сашкой сейчас в ссоре. Причем весьма серьезной ссоре, на грани разрыва.
Все по той же причине.
Которую зовут Анна Лощинина.
Глава 5
В общем, надо было срочно распутывать и выпрямлять свившуюся в безобразный клубок ситуацию.
Потому что Сашка – моя очень-очень близкая подруга, таких еще называют задушевными. Их у меня всего две – Таньский и Саша.