– Августа…
– Зови меня миссис Пиластер!
– Хорошо…
– Этого не было, – произнесла она резким шепотом. – Ты понял? Ничего этого не было!
– Хорошо… – выдавил он из себя.
Она пригладила спереди платье и поправила волосы. Он, словно загипнотизированный, наблюдал за ней, сдавшись перед ее силой воли. Она повернулась и подошла к двери. Он машинально отворил дверь перед ней и вышел вслед.
Сиделка вопросительно посмотрела на них. Августа прижала палец к губам, призывая к молчанию.
– Он только что заснул, – сказала она тихо.
Мики поразило и ужаснуло ее спокойствие.
– Тем лучше, – прошептала сиделка. – Не буду ему мешать, пусть поспит часок-другой.
Августа кивнула в знак согласия.
– И я бы на вашем месте отдохнула. Поверьте, ему сейчас очень хорошо.
Часть вторая. 1879 год
Глава первая. Январь
I
Хью вернулся в Лондон через шесть лет.
За это время Пиластеры удвоили свое состояние, чему в немалой степени способствовал и Хью.
В Бостоне он показал себя на удивление хорошо вопреки всем своим страхам. Экономика Соединенных Штатов восстанавливалась после Гражданской войны, и трансатлантическая торговля находилась на подъеме. Хью старался следить за тем, чтобы Банк Пиластеров финансировал самые прибыльные и устойчивые предприятия.
Кроме этого, ему удалось уговорить партнеров приобрести ряд весьма привлекательных акций и облигаций. После войны правительству и предпринимателям требовались большие средства, и Банк Пиластеров вызвался им помочь – не без выгоды для себя, конечно.
И, наконец, Хью освоился в хаотичном рынке железнодорожных акций, научившись предсказывать, какие компании укрепят свое состояние, а какие разорятся при первых признаках бури на финансовом небосклоне. Поначалу дядя Джозеф относился с опаской ко всем инициативам, вспоминая крах 1873 года, но Хью унаследовал здоровый консерватизм Пиластеров и предлагал приобретать только лучшие акции, старательно избегая всего, что хотя бы отдаленно напоминало спекуляции. Все его решения оказывались верными. Пиластеры постепенно становились мировым лидером в области финансирования промышленного развития Северной Америки. Хью получал около тысячи фунтов в год и знал, что достоин большего.
На пристани в Ливерпуле его поджидал глава местного отделения Банка Пиластеров – человек, с которым он обменивался телеграммами по меньшей мере раз в неделю с тех пор, как прибыл в Бостон. Они никогда не встречались, и когда служащий наконец-то его распознал, то воскликнул: «Бог ты мой, я и не знал, что вы так молоды, сэр!» Хью от этих слов стало тем, более приятно, что утром он разглядел в своих черных волосах пару седых. Ему было двадцать шесть лет.
На поезде он поехал сразу в Фолкстон, не заезжая в Лондон. Партнеры банка предполагали, что перед тем как увидеться с матерью, он предпочтет встретиться с ними, но Хью подумал, что и без того отдавал им все без остатка последние шесть лет жизни и был обязан провести с матерью хотя бы один день.
Мать сохранила свою тихую красоту, но до сих пор носила траур по отцу. Сестра Дотти, которой исполнилось двенадцать лет, едва помнила его и держалась робко, пока он не усадил ее на колени и не напомнил, как ужасно она складывала его рубашки.
Хью умолял мать переехать в дом побольше, ведь теперь он мог легко платить ренту, но она отказалась, предложив ему накапливать деньги для своего личного капитала. Ему с трудом удалось уговорить ее взять деньги, чтобы нанять новую служанку в помощь старой экономке, миссис Бьюлит.
На следующий день Хью поехал в Лондон на поезде компании «Лондон, Чатем и Дувр Рейлуэй» и прибыл на станцию Холборн-Виадук. В Холборне был построен огромный новый отель в расчете на то, что это место станет перевалочным пунктом для тех, кто отправляется в Ниццу или в Санкт-Петербург. Но Хью не стал бы вкладывать деньги в это предприятие; на его взгляд, эта станция подходила в основном для конторских служащих из Сити, которые селились в растущих пригородах на юго-востоке Лондона.
Стояло солнечное весеннее утро. До Банка Пиластеров Хью прогулялся пешком. Он успел позабыть дымный привкус лондонского воздуха, который казался гораздо хуже воздуха на улицах Бостона или Нью-Йорка. Перед банком он немного помедлил, разглядывая его грандиозный фасад.
Партнерам он сообщил, что собирается вернуться домой в неоплачиваемый отпуск, чтобы повидаться с матерью и сестрой. Но настоящая причина его возвращения была совсем другой.
Он хотел ошеломить их известием о том, что договорился о слиянии североамериканского филиала банка с нью-йоркским банком «Малдер и Белл» в партнерское объединение «Малдер, Белл и Пиластеры». Так банк сможет получить огромный доход, и это станет вершиной его карьеры в Америке. В Лондон он вернется не учеником, а ответственным лицом, имеющим право принимать важные решения. И таким образом закончится период его ссылки.
Нервно поправив галстук, Хью вошел внутрь.
Главный зал, много лет тому назад поразивший его мраморными полами и величественными служащими, теперь казался совершенно обычным и даже скучным. На лестнице он встретил клерка Джонаса Малберри, своего прежнего начальника. Малберри встрече обрадовался.
– Мистер Хью! – воскликнул он, энергично пожимая ему руку. – Вернулись насовсем?
– Надеюсь, что да. Как поживает миссис Малберри?
– Отлично, благодарю вас.
– Передайте ей от меня поклон. А ваши дети? Кажется, их было трое?
– Уже пятеро. Все в прекрасном здравии, слава богу.
Хью подумал, что главный клерк может знать ответ на занимавший его вопрос.
– Мистер Малберри, вы здесь уже работали, когда мистер Джозеф стал партнером?
– Меня тогда только что сделали младшим помощником. Как сейчас помню, это было двадцать пять лет назад, в июне…
– Так, значит, мистеру Джозефу было…
– Двадцать девять лет.
– Спасибо.
Хью поднялся к кабинету для совещаний, постучал в дверь и вошел. Там сидели четыре партнера. За столом старшего партнера восседал дядя Джозеф, выглядевший старше и больше походивший теперь на Старого Сета. Муж тети Мадлен майор Хартсхорн с красным, под стать его галстуку, носом читал «Таймс» у камина. Дядя Сэмюэл, как всегда в безупречном двубортном сером сюртуке и перламутровом жилете, хмуро просматривал контракт, а самый младший партнер, Молодой Уильям, которому недавно исполнился тридцать один год, сидел за письменным столом и что-то черкал в блокноте.
Сэмюэл первым поприветствовал Хью.
– Дорогой мой мальчик! – воскликнул он, вставая и пожимая ему руку. – Как же хорошо ты выглядишь!
Хью по очереди пожал всем им руки и взял предложенный ему бокал хереса. Со стен кабинета на него смотрели портреты прежних старших партнеров банка.
– Шесть лет назад в этом же помещении я предложил лорду Ливерседжу приобрести облигации российского правительства на сто тысяч фунтов, – вспомнил Хью.
– Твоя правда, – согласился Сэмюэл.
– Комиссионные Банку Пиластеров по этой сделке, пять процентов, до сих пор превышают все, что мне выплатили за все восемь лет, что я работаю на банк, – продолжил Хью с улыбкой.
– Надеюсь, ты не собираешься просить о повышении жалованья? – настороженно спросил Джозеф. – Ты и так уже самый высокооплачиваемый сотрудник во всей фирме.
– За исключением партнеров, – сказал Хью.
– Естественно, – отозвался Джозеф.
Хью подумал, что начал неудачно. «Вечно ты торопишься, – укорял он себя. – Не спеши».
– Я не прошу повышения, – поспешил оправдаться Хью. – Я только желаю сделать одно предложение партнерам.
– Тогда тебе лучше присесть и рассказать обо всем по порядку, – предложил Сэмюэл.
Хью поставил на стол нетронутый бокал и собрался с мыслями. Ему очень хотелось, чтобы с его предложением согласились. Это было его своего рода торжество над неблагоприятными обстоятельствами и вершина всего, чем он занимался до сих пор. В результате одной-единственной сделки он мог привлечь в банк столько денег, сколько большинство партнеров не привлекали и за год. И если они согласятся, то им волей-неволей придется сделать его партнером.
– Бостон больше не финансовая столица Соединенных Штатов, – начал он. – Его место занял Нью-Йорк. И я считаю, что мы должны перевести свой филиал именно туда. Но тут имеется одно обстоятельство. Большинство дел в последние шесть лет я вел в сотрудничестве с нью-йоркским домом «Мадлер и Белл». Можно сказать, что мистер Сидни Мадлер взял меня под свое покровительство, пока я еще был неопытным новичком. Если мы переедем в Нью-Йорк, то нам придется конкурировать с ними.
– В конкуренции нет ничего плохого при соблюдении должных условий, – вмешался майор Харстхорн.
Он редко вставлял свое слово в общую беседу, но иногда, чтобы не совсем уж молчать, с глубокомысленным видом делал самое банальное высказывание.
111– Возможно. Но у меня есть мысль получше. Почему бы нам для осуществления наших американских операций не объединиться с «Мадлером и Беллом»?
– Объединиться? – переспросил Хартсхорн. – Что вы имеете в виду?
– Создать совместное предприятие. Назовем его «Мадлер, Белл и Пиластеры». Одно его отделение будет в Нью-Йорке, а другое в Бостоне.
– И как же оно будет работать?
– Новая фирма будет осуществлять финансирование всех сделок по импорту и экспорту, которые сейчас проходят по разным фирмам, а прибыль мы поделим. Пиластеры получат возможность участвовать в сделках по новым облигациям и акциям, проводимых через «Мадлера и Белла». Я бы мог заниматься этими операциями из Лондона.
– Мне это не нравится, – сказал Джозеф. – Это просто передача нашего бизнеса в чужие руки.
– Но вы еще не слышали самого главного, – настаивал Хью. – Все европейские дела Мадлера и Белла, в настоящее время распределенные между несколькими лондонскими агентами, будут переданы под управление Пиластеров.
Джозеф хмыкнул от удивления.
– Это же примерно…
– Более пятидесяти тысяч фунтов в год комиссионных.
– О господи! – воскликнул Хартсхорн.
Все были поражены. Никто из них до сих пор не основывал совместных предприятий, и они не ожидали такого смелого предложения от того, кто даже не был партнером. Но они просто не могли устоять перед перспективой получать пятьдесят тысяч фунтов в год.
– Ты, насколько я понимаю, уже обсудил с ними эту идею, – сказал Сэмюэл.
– Да, Мадлер с воодушевлением принял ее, да и его партнеру, Джону Джеймсу Беллу, она тоже нравится.
– И вы, значит, будете управлять всем этим из Лондона, – сказал Молодой Уильям.
Хью подумал, что Уильям рассматривает его как соперника, который в трех тысячах миль от него будет менее опасным.
– Почему бы и нет? – сказал он. – В конце концов, именно в Лондоне и делаются все деньги.
– И каков же будет ваш статус?
Это был вопрос, ответить на который Хью предпочел бы позднее. Ему показалось, что Уильям задал его специально, чтобы смутить его. Теперь ему волей-неволей придется самому развивать свою мысль.
– Мне кажется, мистер Мадлер и мистер Белл ожидали бы иметь дело с партнером…
– Ты слишком молод для партнера, – тут же возразил Джозеф.
– Мне двадцать шесть лет, дядя Джозеф, – сказал Хью. – Вы, например, стали партнером в двадцать девять.
– Три года – большой срок.
– А пятьдесят тысяч фунтов – большая сумма.
И снова Хью показалось, что он слишком настойчив, поэтому он поспешил остановиться. Он понимал, что если и дальше будет говорить с ними в таком тоне, то они откажутся хотя бы просто из консерватизма.
– Впрочем, нужно еще многое взвесить. Пожалуй, вы захотите обсудить этот вопрос позднее. А сейчас, если позволите, я мог бы откланяться.
– Выйдет из этой затеи какой-нибудь толк или нет, но тебя можно поздравить с хорошим деловым предложением, Хью, – сказал Сэмюэл. – Я уверен, мы все с ним согласимся.
Он вопрошающе посмотрел на парнеров, и все они кивнули в знак согласия. Дядя Джозеф пробормотал:
– Вполне вероятно, вполне вероятно.
Хью не знал, огорчаться ли, оттого что они еще не согласились на его план, или радоваться тому, что они не отказались сразу. Ему вдруг стало неприятно, воодушевление угасло. Но ничего поделать было нельзя.
– Благодарю вас, – сказал он и вышел.
В четыре часа того же дня он стоял перед огромным, пышным домом Августы на Кенсингтон-Гор.
За шесть лет лондонский смог закоптил красные кирпичи и покрыл серой пленкой белый камень, но на поднимающемся уступами фронтоне до сих пор красовались статуи птиц и зверей, а над ними под полными парусами возвышался корабль. «А еще говорят, что американцы любят напускную роскошь!» – подумал Хью.
Из писем матери он знал, что Августа с Джозефом, увеличив свое состояние, приобрели еще два дома – замок в Шотландии и сельское поместье в Бекингемшире. Теперь Августа хотела продать свой дом в Кенсингтоне и купить особняк в Мэйфере, но Джозеф воспротивился, потому что ему здесь нравилось.
Когда Хью уезжал в Америку, ему казалось, что с этим домом его ничего не связывает, но сейчас на него нахлынули воспоминания. Он вспомнил, как сердился на строгий надзор Августы, как встречался с Флоренс Столуорти, как ударил по носу Эдуарда и как они лежали на кровати с Мэйзи Робинсон. Больнее всего было вспоминать о Мэйзи. Но не от позора и унижения, а от того, что он так и не сумел выкинуть из головы самые яркие впечатления своей жизни. С той ночи он больше не видел Мэйзи и даже ничего не слышал о ней, но мысли о ней преследовали Хью каждый день.
Его родственники знали об этом эпизоде со слов Августы: получалось, что беспутный сын Тобиаса Пиластера привел в дом гулящую девку, а когда его застукали, набросился с кулаками на ни в чем не виноватого Эдварда. Ну ладно, пусть так думают. Могут думать, что хотят, но они обязаны принять его как Пиластера и как банкира, а позже, при удаче, и как партнера.
Интересно, насколько за эти шесть лет изменилось семейство? Мать каждый месяц посылала ему письма с изложением последних событий. Кузена Клементина была помолвлена и ожидала свадьбы; Эдвард же так и не нашел себе пару, несмотря на все усилия Августы. У Молодого Уильяма и Беатрис родилась девочка. Но это были общеизвестные сведения. Мать ничего не писала о более сокровенном. Живет ли до сих пор дядя Сэмюэл со своим «секретарем»? По-прежнему ли Августа отличается суровым нравом или же она смягчилась? Перестал ли Эдвард увлекаться алкоголем и остепенился ли? И женился ли Мики Миранда на одной из тех девушек, что вечно влюблялись в него и ходили за ним толпами?
Сейчас он всех их увидит. Хью пересек улицу и постучался в дверь.
Дверь открыл Хастед, угодливый дворецкий Августы. Он, похоже, нисколько не изменился: глаза его по-прежнему смотрели в разные стороны.
– Добрый день, мистер Хью! – произнес он с валлийским акцентом.
Холодный и сухой тон его голоса свидетельствовал о том, что Хью в этом доме до сих пор не в чести. По голосу Хастеда всегда можно было догадаться, что на уме у Августы.
Хью прошел через прихожую в холл. Там, словно мегеры-покровительницы семейства Пиластеров, его встречали Августа, Мадлен и Клементина. В свои сорок семь лет Августа сохраняла свою особую красоту: строгое лицо с классическими чертами, черные брови и надменный взгляд. За шесть лет она слегка набрала вес, но при ее росте это ей даже шло. Клементина же казалась вторым изданием своей матери, с тем же выражением лица, только ей недоставало властности и красоты. А при взгляде на тетю Мадлен каждый бы сразу понял, что она из рода Пиластеров – тот же нос с горбинкой и та же тонкая сухопарая фигура, пусть и скрытая под богатым платьем небесно-голубого цвета с кружевами.
Хью сжал зубы и заставил себя поцеловать всех троих.
– Ну что ж, Хью, – сказала Августа. – Полагаю, жизнь за границей пошла тебе на пользу и заставила немного поумнеть?
Она явно хотела всем напомнить, что он до сих пор находится у нее в немилости.
– Думаю, что все мы немного становимся мудрее с годами, тетушка, – ответил Хью, с удовольствием наблюдая за тем, как по ее лицу пробегает тень гнева.
– Да, это верно, – процедила она сквозь зубы.
– Хью, позволь мне представить тебе моего жениха, сэра Гарри Тонкса, – сказала Клементина.
Хью пожал руку Гарри, который выглядел слишком молодым, чтобы быть посвященным в рыцари, так что, вероятно, титул «сэр» говорил о том, что он баронет, то есть отпрыск не слишком высокого знатного рода. Хью нисколько ему не завидовал. Клементина, конечно, не была такой суровой, как ее мать, но почти всегда пребывала в дурном настроении.
– Вы долго плыли? – вежливо поинтересовался Гарри.
– Совсем нет, – ответил Хью. – Я плыл на одном из новых винтовых пароходов. Поездка заняла всего лишь семь дней.
– Вот как! Просто великолепно!
– А вы из какой части Англии? – спросил Хью, желая узнать что-нибудь об этом незнакомце.
– У меня поместье в Дорсетшире. Большинство арендаторов выращивают хмель.
«Значит, из поместных дворян», – подумал Хью. Если ему достанет ума, то он продаст свои фермы и переведет деньги в Банк Пиластеров. С виду Гарри казался не слишком сообразительным, но, похоже, уговорить его было не так уж сложно. Женщины из Пиластеров, как правило, находили послушных мужей, и этот Гарри казался молодой копией Джорджа, мужа Мадлен. Старея, они становились все более недовольными и ворчливыми, но редко восставали против супруги.
– Проходи в гостиную, – обратилась к нему Августа. – Там уже все ждут.
Хью пошел за ней в гостиную, но остановился в дверях. Просторная комната с большими каминами и французскими окнами, выходящими в сад, совершенно преобразилась. Вся японская мебель с обивкой в японском стиле исчезла, и теперь здесь было царство ярких, смелых красок. Приглядевшись, Хью заметил, что узоры изображают цветы: большие желтые маргаритки на ковре; красные розы, взбирающиеся по садовым подпоркам на обоях; маки на занавесках и розовые хризантемы на шелковой драпировке кресел и на декоративной ткани, которой были покрыты столы и фортепьяно.
111