Ниррити и Ольвегг сидели внутри черного шатра. Рядом с ними была расстелена карта Лананды.
Когда по его приказу внутрь ввели пленника, Ниррити посмотрел на него и отпустил сержанта.
— Кто ты такой? — спросил он.
— Ганеша из Града. Тот самый, кто помог тебе бежать с Небес.
Ниррити вроде бы обдумал это.
— Припоминаю старинного дружка, — сказал он. — Почему ты пришел ко мне?
— Потому что настал подходящий момент. Ты наконец предпринял крестовый поход.
— Да.
— Я хотел бы обсудить его с тобой частным образом.
— Тогда говори.
— А этот приятель?
— Говорить при Яне Ольвегге — все равно что говорить при мне. Говори все, что у тебя на уме.
— Ольвегг?
— Да.
— Ну ладно. Я пришел сказать тебе, что слабы боги Града. Слишком слабы, я чувствую, чтобы победить тебя.
— Сдается мне, что ты прав.
— Но не настолько слабы, чтобы не причинить тебе огромный урон, когда сделают они свой ход. А если приложат они все свои силы в подходящий момент, так и вовсе может наступить равновесие.
— Я иду в бой, не забывая об этом.
— Лучше, чтобы твоя победа не стала слишком уж дорогостоящей. Ты знаешь, я же симпатизирую христианам.
— Так что же у тебя на уме?
— Я вызвался развернуть здесь некую партизанскую войну против тебя, только чтобы сообщить, что Лананда — твоя. Они не будут ее защищать. Если и дальше ты будешь продолжать наступление в том же духе — то есть не закрепляясь в завоеванных пунктах, — и двинешься на Хайпур, Брахма сдаст без боя и его. Ну а когда доберешься ты до Килбара, а силы твои несколько поредеют и ослабнут от битв за три первых города и от рейдов моих людей на протяжении всего пути, вот тут-то Брахма и обрушит на тебя всю мощь Небес, и нет никаких гарантий, что не потерпишь ты поражение под стенами Килбара. Наготове все силы Небесного Града. Они ждут тебя у врат четвертого на этой реке города.
— Ясно. Полезно знать об этом. Стало быть, они боятся того, что я несу им.
— Конечно. Донесешь ли ты это до Килбара?
— Да. И моею будет победа под его стенами. До того, как напасть на город, я пошлю за самым мощным своим оружием. Я придерживал его для осады самого Небесного Града, но теперь я обрушу мощь его на своих врагов, когда явятся они на защиту обреченного Килбара.
— Но и они воспользуются могучим оружием.
— Значит, когда встретимся мы с ними, исход битвы будет не у них и не у нас в руках. Все воистину в руце божией.
— Но можно и перевесить одну чашу весов, Ренфрю.
— Да? Что еще ты задумал?
— Многие полубоги не удовлетворены ныне ситуацией, сложившейся в Граде. Они хотели продолжить кампанию против акселеризма и последователей Татхагаты. Их разочаровало, что после Дезирата эта программа не получила должного развития. А с восточного континента отозван Великий Индра, который вел там войну с ведьмами. Индра вполне в состоянии посочувствовать полубогам — а его приспешники разгорячены предыдущими баталиями.
Ганеша оправил свой плащ.
— Продолжай, — сказал ему Ниррити.
— Когда они явятся к Килбару, — проговорил Ганеша, — вполне может статься, что не станут они сражаться в его защиту.
— Ясно. А что выигрываешь на всем этом ты, Ганеша?
— Удовлетворение.
— И ничего более?
— Я надеюсь, ты когда-нибудь вспомнишь, что я нанес этот визит.
— Быть посему. Я не забуду, и ты получишь вознаграждение от меня после… Стражник!
Откинув полог шатра, внутрь вступил приведший сюда Ганешу сержант.
— Отведи этого человека туда, куда он захочет, и смотри не причини ему никакого вреда, — приказал Ниррити.
— И ты ему доверишься? — спросил Ольвегг, когда они удалились.
— Да, — ответил Ниррити, — но свои сребреники он получит после.
Локапалы собрались на Совет в комнате Сэма во Дворце Камы, украшающем собою славный Хайпур. Присутствовали также Так и Ратри.
— Тарака говорит, что Ниррити не принял наших условий, — начал Сэм.
— Ну и хорошо, — сказал Яма. — Я почти боялся, что он согласится.
— А утром они атакуют Лананду. Тарака убежден, что они возьмут город. Это будет посложнее, чем с Махаратхой, но он абсолютно уверен, что город падет. Я тоже.
— И я.
— И я.
— Тогда он отправится к следующему городу, к Хайпуру. Далее — Килбар, Хамса, Гаятри. И он знает, что где-то на этом маршруте на него нападут боги.
— Конечно.
— Итак, мы в самой серединке, и у нас есть некоторый выбор. Мы не смогли договориться с Ниррити. Не думаете ли вы, что нам удастся сделать это с Небесами?
— Нет! — воскликнул, ударив кулаком по столу, Яма. — На чьей стороне ты сам, Сэм?
— Акселеризма, — был ответ. — И если я смогу преуспеть путем переговоров, без никому не нужного кровопролития, то буду этому только рад.
— Уж лучше якшаться с Ниррити, чем с Небесами!
— Тогда давайте за это проголосуем — точно так же, как голосовали за переговоры с Ниррити.
— И тебе нужно согласие лишь одного из нас, чтобы склонить чашу весов в свою сторону.
— На таких условиях согласился я войти в локапалы. Вы просили меня вас возглавить, и я в ответ потребовал полномочий трактовать ничью в свою пользу. Ну да лучше дайте мне изложить свои соображения, прежде чем переходить к голосованию.
— Ну хорошо — говори!
— Как я понимаю, в последние годы Небеса выработали более терпимую линию поведения в отношении акселеризма. Никаких официальных перемен в доктрине не было, но и никаких новых шагов против акселеризма не предпринималось — скорее всего из-за той взбучки, которую они получили под Дезиратом. Я прав?
— По сути — да, — кивнул Кубера.
— Кажется, что пришли они к выводу, что слишком расточительно будет реагировать подобным образом всякий раз, когда поднимает свою уродливую голову Наука. В той битве против них, против Небес, сражались люди, человеческие существа. А люди, в отличие от нас, имеют семьи, имеют связи, которые их ослабляют, и они связаны по рукам и ногам необходимостью иметь чистые кармические анкеты, — если хотят возродиться. И тем не менее они сражались. И это, похоже, несколько смягчило позицию Небес в последующие годы. Поскольку такая ситуация объективно сложилась они могут, ничего не теряя, это признать. На самом деле они могут даже обратить ее себе на пользу, представив это как милостивый жест божественного милосердия. Я думаю, что они согласятся пойти на уступки, на которые Ниррити не пошел бы.
— Я хочу увидеть, как Небеса падут, — сказал Яма.
— Конечно. И я тоже. Но поразмысли хорошенько. Со всем тем, что ты дал людям за последние полвека, — долго ли смогут Небеса удерживать весь этот мир в вассальной зависимости? Небеса пали в тот день у Дезирата. Еще одно, может быть, два поколения — и их власть над смертными улетучится. В битве с Ниррити, даже и победив, понесут они новые потери. Дайте им еще несколько лет декадентской славы. С каждым годом они все бессильнее и бессильнее. Их расцвет уже позади. Идет увядание.
Яма зажег сигарету.
— Ты хочешь, чтобы кто-нибудь убил для тебя Брахму? — спросил Сэм.
Яма помолчал, затянулся сигаретой, выпустил дым.
— Может быть, — сказал он. — Может быть, и так. Не знаю. И не хочу об этом думать. Хотя, вероятно, так оно и есть.
— Не хочешь ли ты моих гарантий, что Брахма умрет?
— Нет! Только попробуй, и я убью тебя!
— Вот видишь, на самом деле ты даже и не знаешь, чего Брахме желаешь — жизни или смерти. Быть может, все дело в том, что ты и любишь и ненавидишь одновременно. Ты был стар, прежде чем стал молодым, Яма, а она была единственной, кого ты когда-либо любил. Я ведь прав?
— Да.
— Тогда нет у меня для тебя совета, нет панацеи от твоих напастей, сам должен ты разграничить свои чувства и одолевающие нас заботы.
— Хорошо, Сиддхартха. Я за то, чтобы остановить Ниррити здесь, в Хайпуре, если Небеса поддержат нас.
— Есть ли у кого-нибудь возражения? Молчание.
— Тогда нам надо в Храм, реквизировать его средства связи.
Яма потушил сигарету.
— Но разговаривать с Брахмой я не буду.
— Переговоры я беру на себя, — откликнулся Сэм.
Или, пятая нота гаммы, сорвавшись со струны арфы, зазвенела в Саду Пурпурного Лотоса.
Когда Брахма включил связь в своем павильоне, на экране возник какой-то человек в зелено-голубом тюрбане Симлы.
— А где жрец? — спросил Брахма.
— Связан снаружи. Можно, если ты желаешь выслушать пару-другую молитв, притащить его сюда…
— Кто ты такой, что носишь тюрбан Первых и вступаешь в Храм при оружии?
— У меня такое странное ощущение, будто все это со мной уже однажды было, — промолвил в ответ человек.
— А где жрец? — спросил Брахма.
— Связан снаружи. Можно, если ты желаешь выслушать пару-другую молитв, притащить его сюда…
— Кто ты такой, что носишь тюрбан Первых и вступаешь в Храм при оружии?
— У меня такое странное ощущение, будто все это со мной уже однажды было, — промолвил в ответ человек.
— Отвечай на мои вопросы!
— Хочешь ли ты, чтобы Ниррити был остановлен, Леди? Или же ты намерена отдать ему все эти города, от Махаратхи до самых верховий?
— Ты испытываешь терпение Небес, смертный! Ты не уйдешь из Храма живым.
— Твои смертельные угрозы ничего не значат для главного из локапал, Кали.
— Локапал больше нет, и, стало быть, нет среди них и главного.
— Ты видишь его перед собой, Дурга.
— Яма? Это ты?
— Нет, хотя он здесь, со мной, — так же, как Кришна и Кубера.
— Агни мертв. Новые Агни умирают один за другим, с тех пор как…
— С Дезирата. Я знаю, Чанди. Я не выходил на поле в стартовом составе. Рилд не убил меня. Призрачная кошка, которая так и останется безымянной, поработала на славу, но и этого оказалось мало. А теперь я вновь пересек Мост Богов. И локапалы выбрали меня старшим. Мы намерены оборонять Хайпур и разбить Ниррити, если Небеса нам помогут.
— Сэм… ты… не может быть!
— Тогда зови меня иначе: Калкин ли, Сиддхартха, Татхагата или Махасаматман, Бич, Будда или Майтрея. Все равно это я, Сэм. Я пришел поклониться тебе и заключить сделку.
— Какую же это?
— Люди смогли ужиться с Небесами, но Ниррити — другое дело. Яма и Кубера буквально напичкали город своим оружием. Мы можем укрепить его и противостоять даже массированным атакам. Если Небеса объединят свои силы с нашими, Ниррити найдет здесь, у Хайпура, свой конец. И мы пойдем на это, если Небеса санкционируют акселеризм и религиозную веротерпимость и положат конец господству Хозяев Кармы.
— Не много ли, Сэм…
— Первые два пункта касаются того, что уже и так существует; это просто даст им право спокойно существовать и в дальнейшем. Третье же все равно произойдет, нравится тебе это или нет, так что я даю тебе шанс выступить в роли благодетеля.
— Я подумаю…
— Минуту-другую. Я подожду. Ну а если ты скажешь нет, мы уйдем из города и позволим Ренфрю его захватить, осквернить Храм. После того как он возьмет еще несколько городов, тебе все равно придется с ним столкнуться. Нас, однако, уже не будет рядом. Мы подождем, чем все это кончится. Если после всей этой передряги ты еще останешься у власти, не тебе уже будет решать о тех принципах, о которых я упомянул. Ну а нет — так мы сможем тогда осилить Черного и остановить его зомби. В любом случае мы добьемся своих целей. Но путь, который я тебе предлагаю, для тебя явно приемлемей.
— Хорошо! Я немедленно разворачиваю свои силы Бок о бок пойдем мы в последнюю битву, Калкин. Ниррити умрет у Хайпура! Пусть кто-нибудь останется здесь на связи, чтобы мы не теряли контакта.
— Я размещу здесь свою ставку.
— А теперь развяжи жреца и приведи его сюда. Он сподобится получить несколько божественных повелений и, чуть погодя, лицезреть теофанию.
— Да, Брахма.
— Погоди, Сэм! После битвы, если мы останемся живы, я хотела бы поговорить с тобой — о взаимном поклонении.
— Ты хочешь стать буддистом?
— Нет, снова женщиной…
— Каждому событию нужно подобающее место и время, а сейчас у нас нет ни того, ни другого.
— Когда придет время и найдется место, тогда там я и буду.
— Сейчас пришлю твоего жреца. Не отключайся.
Теперь, после падения Лананды, Ниррити совершал службу среди ее руин, моля о победе над остальными городами. Его сержанты перешли на медленный, монотонный ритм, и зомби как один пали на колени. Ниррити молился, пока капельки пота не покрыли его лицо, словно маска из стекла и света, и не начал стекать пот под его доспехи-протезы, дарующие ему силу многих. Тогда поднял он лицо свое к небу, взглянул на Мост Богов и произнес:
— Аминь.
После чего резко повернулся и зашагал к Хайпуру, и вся его армия двинулась за ним по пятам.
Когда подошел Ниррити к Хайпуру, его там ожидали боги.
Ополченцы из Килбара ждали его рядом с войсками Хайпура.
Дожидались его и полубоги, герои, знать.
И ждали брамины высокого ранга, ждали многие последователи Махасаматмана. Последние прибыли сюда во имя Божественной Эстетики.
Посмотрел Ниррити через заминированные поля, раскинувшиеся вокруг города, и увидел четырех всадников, ожидавших у ворот, четырех локапал, за спинами которых развевались штандарты Небес.
Он опустил забрало и повернулся к Ольвеггу:
— Ты был прав. Интересно, там ли Ганеша?
— Скоро узнаем.
В этот день осталось поле битвы за Князем Света. Так и не вступили полчища Ниррити в Хайпур. Ганеша пал от клинка Ольвегга, когда пытался нанести предательский удар в спину Брахме, который сошелся в поединке с Ниррити на склоне холма. Пал тогда и Ольвегг, зажимая руками рану в животе, и начал медленно отползать к валуну.
Брахма и Черный замерли лицом к лицу, и голова Ганеши прокатилась между ними и заскакала вниз по склону.
— Это он рассказал мне о Килбаре, — сказал Ниррити.
— Он хотел, чтобы там все и решилось, — сказал Брахма, — и склонял меня к этому. Теперь ясно почему.
И они сошлись в схватке, и бились доспехи Ниррити за него с силою многих.
Яма пришпорил своего коня, торопясь к холму, как вдруг на него налетел вихрь пыли и песка. Он заслонил глаза полою своего плаща, и вокруг него зазвенел смех.
— Где же твой смертельный взгляд, а, Яма-Дхарма?
— Ракшас! — прорычал тот.
— Да. Это я, Тарака!
И вдруг на Яму обрушился поток воды, под напором которого споткнулся и упал на спину его конь.
В тот же миг был уже Яма на ногах и сжимал в руке свой клинок, а пылающий смерч уплотнился перед ним в человекообразную фигуру.
— Я отмыл тебя от этой непереносимой гадости, бог смерти. Теперь ничто не спасет тебя от моей руки!
Яма, подняв клинок, ринулся вперед.
Он рубанул своего серого противника, и клинок наискось прошел через все его туловище от плеча к бедру, но ни крови, ни каких-либо признаков раны не появилось на теле ракшаса.
— Ты не можешь ранить меня, как ранил бы человека, о Смерть! Но погляди, что могу сделать с тобой я!
И Тарака вспрыгнул на него, накрепко прижав ему руки к туловищу, пригнул к земле. Взвился фонтан искр.
Вдалеке уперся Брахма коленом в хребет Ниррити и потянул изо всех сил назад его голову, пытаясь превозмочь силу черных доспехов. Тогда-то и спрыгнул Бог Индра со спины своего ящера и поднял на Брахму свой меч, Громоваджру. И услышал, как хрустнула шея Ниррити.
— Тебя спасает только твой плащ! — вскричал Тарака, продолжая бороться с Ямой, и в этот миг взглянул он в глаза Смерти…
Стремительно слабел Тарака, но не стал ждать Яма и сразу, как только смог, отбросил его в сторону.
Он вскочил и бросился к Брахме, даже не успев подобрать свой меч. Там, на холме, раз за разом отбивал Брахма удары Громоваджры, и кровь ключом била из обрубка его левой руки, ручейками стекала из ран на голове и груди. Ниррити стальной хваткой впился ему в лодыжку.
Громко закричал Яма, выхватывая на бегу свой кинжал.
Индра отступил назад, туда, где его не мог достать клинок Брахмы, и оглянулся на него.
— Кинжал против Громоваджры, да, Красный? — спросил он.
— Да, — выдохнул Яма и нанес удар правой рукой, перебросив кинжал в левую для настоящего удара.
Лезвие вошло Индре в предплечье.
Индра выронил Громоваджру и ударил Яму в челюсть. Яма упал, но, падая, успел дернуть соперника за ногу и повалить его рядом с собой на землю.
И тут полностью овладел им его Облик, и под взглядом его побелел и как-то пожух Громовержец, как трава осенью. Когда обрушился на спину Смерти Тарака, Индра был уже мертв. Попытался было Яма освободиться от хватки ракшаса, но словно ледяная гора пригвоздила его плечи к земле.
Лежащий рядом с Ниррити Брахма оторвал клок от своей пропитанной демоническим репеллентом одежды и бросил его правой рукой, стараясь, чтобы упал он поближе к Яме.
Отшатнулся Тарака, и, оглянувшись, уставился на него Яма. В этот миг подскочил в воздух лежавший на земле меч Индры и устремился прямо Яме в грудь.
Обеими руками схватил бог смерти лезвие Громоваджры, когда оставались тому до его сердца лишь считанные дюймы. Но продолжало смертоносное оружие надвигаться, и потекла на землю кровь из разрезаемых им ладоней Ямы.
Обратил Брахма на Владыку Адова Колодезя свой смертный взгляд, взгляд, который черпал теперь жизнь и из него самого.
Острие коснулось Ямы.
Он, поворачиваясь боком, ринулся в сторону, и вспороло оно ему кожу от ключицы до плеча.