Владыка правоверных вознес хвалу аллаху, в неизреченной мудрости своей заставившему христианских собак сцепиться друг с другом, и с облегчением подписал мирный трактат, коим границы владений императора передвигались вниз по Дунаю верст на пятьсот, от Нового Сада к устью Альты. До Черного моря осталось примерно столько же.
Альберони рискнул – и просчитался. Возмутителя европейской тишины месили всей деревней. Вчерашние непримиримые враги дружно соединились против Испании. Союз Англии, Франции, Голландии и империи – пятью годами раньше ни один безумец не посмел бы думать, что такое возможно. Впрочем, сильно карать дебошана не стали – только намяли бока да отобрали дубину, сиречь военный флот. В прошлую войну все слишком утомились от кровопролития.
Наши офицеры вздохнули разочарованно: награда, обещанная мною за наилучшее предсказание дальнейших шагов принца Евгения, осталась у казначея. Утихли споры, станут ли имперцы наступать главными силами вдоль Дуная (что удобней по снабжению) либо вверх по долине Моравы (что опасней для неприятеля). Кое-какие выгоды от австрийских побед и нам перепали: турки сами зареклись воевать с христианами и вассалов приструнили. Несколько лет удивительного, небывалого покоя на южных границах как нельзя лучше споспешествовали моим планам. Лишь иногда мелкие ногайские шайки прокрадывались воровать коней, напоминая, чтоб мы не давали оружию ржаветь.
Примерно за год скелет будущей системы укреплений между Днепром и азовским побережьем был в главном выстроен, оставалось мясо нарастить – то есть набрать военных поселенцев и выучить правильному строю. Пока в ландмилиции считали чуть больше семи тысяч воинов, а требовалось, по обновленной росписи, не менее двадцати тысяч, чтобы быть в силах остановить хана. Хотите знать число душ вместе с семьями, мужеска и женска пола – смело умножайте на пять. Единым разом столько людей не найти – пуще того, не найти для них на новом месте провианта и крыши над головой. Жалованье поселенным войскам определили половинное, только на амуницию. Продовольствоваться следовало своим коштом.
Учитывая, что деньги на обустройство все же требовались (а казна оных не присылала), я исходатайствовал у государя приписать к войску заводы, стекольный и железных изделий, кои давали уже изрядную прибыль. Неимущих новопоселенцев заставляли отработать год-другой на фортификационных или подсобных заводских работах, чтобы добыть себе средства на крестьянское обзаведение. Сим отчасти ограничивался поток голытьбы из коренной России, хлынувшей на линию, как только разнеслись слухи о сытой жизни на степном приволье. Бездельники, лодыри, бродяги надежно отсеивались: испытательный срок выдерживали только те, кто не боится намозолить руки. Четыре-пять лет надобилось, по примерному расчету, для наполнения штата. Отлаженный механизм теперь мог обойтись без моего присутствия – по крайней мере, в мирное время. Стало возможно уделить больше внимания делам коммерческим.
Еще в предыдущем году я с пользой употребил оброчные деньги (вместе с демидовскими, за проданных крестьян). Вполне достаточно набралось для устройства собственной мастерской, по которой не придется ни перед кем отчитываться: казенные заводы имеют много преференций, однако ничуть не меньше встречают препон. Главное же, государь вечно спешит и требует немедленный результат, а мне нужна возможность заниматься опытами без оглядки на сроки. Разумеется, вся затея не должна быть убыточной.
По замирении с турками тульские оружейники вздохнули свободней: исполнение казенных поставок уже не требовало крайнего напряжения сил. Пользуясь моментом, договорился с заводским управляющим Клементием Чулковым, чтобы забрать у него своих крепостных мужиков и даже нескольких вольных мастеров в придачу, коих почитал незаменимо нужными для дела. Там же, неподалеку от Тулы, купил неудобья, поставил опытного приказчика – в несколько месяцев были выстроены дома для работников, мастерские и плотина с водяным колесом. На инструмент и железо пришлось призанять, но поставленное по испытанному образцу ремесло быстро окупило расходы. Скобяной товар расходился прекрасно. Я приехал и всех озадачил:
– Пилы будем делать.
Потеснив скобянку, которую продолжали гнать работники поплоше, устроили вальцовочный стан увеличенной ширины. Замысел тонко раскатать железную полосу, пропустить через пару литых чугунных валков с фасонными зубцами и получить сразу две почти готовых пилы не удался: чугун слишком хрупок, острые грани быстро выкрашивались. Если бы из стали… Прикинув, во что обойдутся машины, способные обтачивать части размером с полковую пушку, отложил идею до лучших времен. Пришлось насекать зубья обыкновенным способом, поштучно. Удешевление вышло меньше, чем я надеялся. И все же дело обещало быть выгодным: пила в то время оставалась страшно дорогим инструментом, редкая плотницкая артель имела хотя бы одну. Распространение водяных лесопилок сдерживалось необходимостью держать в работе по две-три дюжины пильных полотен на каждую – целое состояние!
Старшее мое детище, казенный оружейный завод, тоже не осталось без внимания. Во-первых, там заказывали изрядную часть деталей стана и прочих инструментов; во-вторых, невоплощенные замыслы продолжали тревожить мой ум. Собственно, улучшение оружия было тем благовидным предлогом, под которым я отпросился у государя из вверенной провинции в Тулу. Кроме небольших изменений в конструкции новоманерных фузей, подсказанных опытом, хотелось испытать многозарядные варианты, десятилетием раньше отложенные по причине спешки в долгий ящик. Револьверная система стояла первой на очереди, тем более что и Евгений Савойский ее поминал.
Недостатки были понятны заранее: дорого, недолговечно и, скорее всего, не позволит создать мощное длинноствольное оружие. Но многозарядный пистолет для ближнего боя мог получиться. Как раз то, о чем мечталось мне в молодые годы, после встречи с разбойниками.
На поле боя нет нужды стрелять чаще, нежели позволяют фузеи со съемной казенной частью: все равно пороховой дым не успевает рассеяться. Если действуешь в одиночку – тогда другое дело. Довольно быстро я нашел наилучший вариант, приказал изготовить две пары: для себя и в подарок государю. Шесть зарядов. Рычаг под стволом, одним движением обеспечивающий поворот цилиндра и взвод курка. Цена примерно рублей в полста. Слишком дорого даже для офицерского оружия. У меня – пусть будет, в память о неприкаянной юности.
Еще одна инвенция, давно жившая в уме и теперь исполненная в дереве и железе, – карета особого устройства. Предмет не роскоши, но необходимости: при долгих поездках верхом раненая нога напоминала о венских приключениях. Задней оси, как таковой, не было: огромные, в сажень диаметром, колеса вращались на отдельных рычагах, закрепленных шарнирно и подрессоренных. Центр тяжести располагался ниже точек подвеса за счет помещения багажа внизу (а не на крыше, как обычно). Передняя поворотная ось тоже присоединялась через рессору и шарнир, только двухплоскостной. «Едешь, как младенец в люльке», – сказал Клементий Матвеевич, прокатившись, и сам предложил сделать такую же, только с лучшим украшением, для царя.
Впрочем, государю в то время больше пригодилась бы яхта, нежели карета. Он гостил у датского короля, занимался флотскими экзерцициями и вел тайный, но ожесточенный торг с союзниками за оспариваемые у неприятеля пункты. Найти порт для своего флота поблизости от балтийских проливов было его заветной мечтой, но слишком многое сему препятствовало. Кесарь и слышать не хотел о приобретении русскими хоть единой собачьей будки на подвластных империи берегах и допуске представителей царя в имперский сейм. Занятые польскими делами, наши войска не приняли участия в осаде Штральзунда, главнейшей крепости шведской Померании, – следовательно, не получили в сей провинции никаких позиций. Союз с мекленбургским герцогом обернулся поросячьим визгом на всю Германию местного дворянства, поголовно состоявшего в открытой вражде с герцогом и теперь смертельно перепуганного за свою судьбу. На шведской стороне моря датчане претендовали сами на принадлежавшую им прежде Шконскую провинцию и малейшее поползновение Петра в сторону Карлскроны воспринимали болезненно.
Еще в самом начале войны между императором и султаном я цифирью послал государю запрос, не будет ли целесообразным принять участие в ней, хотя бы переступив через свежий мирный договор. Он в самых решительных терминах ответствовал, что сие в высшей степени неуместно, понеже у нас есть непримиримый враг на севере и казна потребна для строительства флота. Надлежит всячески стараться сохранять мир. После этого я с чистой совестью попросил об отпуске на год или два, чтобы съездить в Париж по известному Его Величеству делу, и терпеливо ожидал ответа.
Помимо развода с бывшей женой, накопилось немало других причин, зовущих меня в Европу. Поверхностные выходы угля вблизи Богородицка уже вырубили, приходилось рыть ямы, а в будущем виделся переход к настоящим шахтам. Нужны были мастера, лучше всего из Англии. Ни канцлер, ни лондонский наш резидент барон фон Шак готовности содействовать в их найме не выказали. Требовалось оценить возможности сбыта русских железных товаров – в этом на дипломатов еще меньше стоило надеяться. Наконец, я собирался внимательно изучить особенности государственного механизма различных стран, которые полезно было бы заимствовать. Последние год или два царь больше стал заниматься внутренним устроением России и требовал присылать для образца всевозможные иностранные законы и регламенты. Меня мучило смутное подозрение, что правильные действия на этом фрунте могут принести больше пользы державе, чем любая военная победа.
По черепашьей медлительности нашей почты позволение от государя получено было только глубокой зимой. Имея с собой достаточно вооруженных людей – заводских учеников и молодых мастеров, взятых для совершенствования в ремеслах, я пренебрегал обыкновенными предосторожностями от разбойников и ехал с великим поспешением своим караваном. Две кареты на полозьях и три обыкновенных тройки мчались по лесной дороге за Великими Луками, когда вдруг уткнулись в громадное дерево, поваленное поперек дороги. В то же мгновение с обеих сторон ринулись с диким криком оборванные мужики, вооруженные чем попало. Впереди здоровенный детина с армейской фузеей: мой денщик, выглянувший наружу, мгновенно словил пулю и вывалился под ноги злодеям.
Новодельные пистолеты пришлись кстати: держа их заряженными и под рукой, я был готов к отпору. Пятеро гостей получили по свинцовому гостинцу, шестой выстрел ушел мимо – длинная пика, пробив каретное оконце, ударила со спины в правое плечо. К счастью, вскользь, да и толстая медвежья шуба смягчила удар. Но пронзивший ее наконечник впился в стенку кареты, и одежда оказалась пришпилена железом. С трудом выпутавшись, со вторым пистолетом спрыгнул на снег: у ближних саней мои люди неумело отмахивались от наседавших разбойников.
– А-а-а, г-гады! Это вам за Пикардию! – Негодяй с перебитым пулей хребтом свалился в корчах. Кровь и мозги брызнули из головы другого на его товарищей. Скрючился, схватившись за живот, третий. Остальные выстрелы – в спины.
Слава богу, ребята вроде не обратили внимания, что за вздор я кричал: когда меня грабили в Пикардии французские дезертиры, нынешние тати голубоглазыми детишками по деревне бегали.
– Господин генерал, у вас кровь!
Действительно, на плече был разорван мундир и содрана кожа. Мы потеряли двоих: ямщику с последних саней разрубили голову топором да Ванька-оболтус умирал, хрипя простреленным легким. Его убийца с похожей раной выглядел лучше: малый калибр ведет к смерти так же верно, только легким шагом. Я поднял фузею, осмотрел клеймо. Тульская, моего завода.
– Солдат? Какого полка, когда бежал? Отвечай! – Стальной кнут клинка со свистом рассек воздух и пощечиной впечатался в бородатую харю раненого.
– Нижего… – Разбойник зашелся кашлем, выхаркивая брызги крови. – Нижегородского полка гренадер Семен Осипов…
– Что ж ты, сука драная, своих бьешь?! Тебе против нехристей оружье дали, а ты его на русских повернул!
– Хуже… – Бывший гренадер опять задохнулся, с хрипом и бульканьем. – Вы любых нехристей хуже, слуги сотонины… Петрушки-чертушки, наместника диаволова холопи…
Острие шпаги коснулось заросшей диким волосом шеи гренадера. У меня за спиной затаили дыхание.
– Легкой смерти просишь? Шиш тебе. Хотел добить по-простому, да теперь нельзя. Коли доживешь – колесуют.
Покидав битых разбойников, как дрова, в сани – мертвых вниз, раненых сверху, – мы скоро добрались до пограничного селения. Шайка, судя по всему, пришла из-за литовского рубежа – стражников надлежало поставить в известность. Здесь почему-то распоряжался молодой гвардейский сержант с румянцем во все щеки, при виде генерала смутившийся, как красна девица. Приняв трупы и последнего еще дышащего татя, он, заикаясь на каждом слове, промямлил:
– Г-господин генерал, п-приказано никого не п-пускать ч-через р-рубеж!
– Не пускай, коли приказано, – мне-то какое дело?!
– И в-вас…
– Ч-чего?! – Я тоже начал заикаться от такой наглости. – Как ты можешь меня не пустить?! Кто мог приказать такую хрень?
– Его В-величество г-государь П-петр Алексеевич!
– Ты что, лично от государя приказы получаешь?
– Н-нет…
– Кто твой начальник?! Подать его сюда! Не дай Бог, вы с ним чего намудрили – кнутом обдеру обоих!
Пробиться с боем через юного сержанта и полдюжины солдат труда бы не составило, но нехорошо как-то… Не разбойники все же. Тем более людям и коням все равно нужен отдых. Преображенского офицера, прискакавшего дня через два, я помнил – не по имени, так в лицо. Он был на Пруте.
– Да что у вас творится, капитан?! Скажи толком! Не то обоим с сержантом морды расшибу – жалуйтесь потом кому хотите!
– Не гневайтесь, Александр Иванович. Я наивеличайшее к вам питаю почтение. Только пропустить без именного повеления кого угодно, хоть Господа Христа, – казнену быть от государя.
Помявшись, он шепотом поведал о бегстве царевича. Понятно было, что розыск по этому делу меня, как иностранца, не касается – но приказ есть приказ…
Я достал царское письмо, коим мне предписывалось прибыть в Амстердам.
– Читай. Подпись видишь?
– Господин генерал, можно забрать?
– Нельзя. Список сними. Не положено тебе даже читать сие, да ладно уж… Про войну шведскую что нового слышно?
Гвардеец только развел руками: баталий не было. Последний год противостояние с Карлом зашло в тупик. Датчане, пруссаки и ганноверцы взяли Висмар, последний оплот неприятеля в Германии. Ливония и Финляндия давно заняты русскими войсками. Но упрямый король не проявлял ни малейшей склонности к миру, приготовляясь и дальше драться со всеми своими врагами. Достать его через Балтийское море – никак…
Швеция, хоть и находится на полуострове, в стратегическом отношении может быть приравнена к островным государствам. Путь вокруг Ботнического залива для крупных отрядов непреодолим: отсутствие провианта, бурные реки поперек пути на каждом шагу. Легкие силы могут действовать, но только при поддержке с моря. Со стороны Норвегии – заросшие лесом горы, на дорогах множество удобных для обороны дефиле. Если даже преодолеть сии природные крепости – выйдешь не к жизненным центрам страны, а на ее задний двор, в малонаселенные чащи, где кормить армию нечем.
А создать флот – история долгая. И дорогая. Почти всех опытных моряков из Таганрогской гавани государь забрал на холодный север. Все равно не хватало, чтобы превзойти врага. Король датский, имеющий боевых судов вровень со шведами, и курфюрст ганноверский, тихой сапой пролезший в английские короли, могли бы помочь – но что-то не заладилось. Похоже, грядущего русского могущества союзнички опасались больше, чем угасающего шведского.
Состояние войны сохранялось, однако прямых баталий в ближайшие год или два явно не предвиделось. Вместо этого – какие-то темные интриги при европейских дворах… Чего доброго, те, кто умеет их плести, окажутся в большем фаворе у царя, чем воинское сословие! Надо создать себе независимое положение и найти другое дело, кроме войны, чтобы в дни мира не остаться задвинутым в пыльный угол.
Без приключений совершив остальной путь, в конце января я прибыл в Амстердам, где обрел государя, сраженного жестокой лихорадкой. Неугомонная натура Петра понуждала его даже во вред здоровью заниматься делами, сколько сил хватит. Ему каждый день докладывали обширную дипломатическую переписку. Головкин, Шафиров, Толстой – из посольских, Василий Долгоруков, Борис Куракин и приятель мой Иван Бутурлин – из генералов составляли ближний круг его помощников. В недолгом времени приехала к супругу Екатерина, задержавшаяся по пути в Везеле для родов: несчастный младенец прожил только один день. Вельможи заметно нервничали, не имея уверенности в выздоровлении царя, в то время как наследник престола находился в бегах неведомо где и замышлял неведомо что.
Доложившись Его Величеству и не имея пока от него поручений, я посвятил первый день сентиментальной прогулке по знакомым местам, а после избрал своей целью средоточие торговой жизни – знаменитую биржу. Даже привыкнув распоряжаться тысячами людей и соразмерными суммами денег, трудно избежать завораживающего действия, кое оказывает сей колоссальный денежный мальстрём. В других странах есть свои – поменьше, но этот главный в мире. Жизнь кипит на площади между банком, биржей и Ост-Индской конторой. В пространстве, которое легко охватить взглядом, совершаются обороты, превосходящие бюджет крупнейших государств!