– Прическу?..
Действительно, прическа у нее новая. И косметика на лице. И шуба. И платье под ней... Но ведь он и в самом деле ничего этого не замечал, пока она не сказала. А ведь она и есть настоящая баба. Эмоциональная, капризная и неугомонная. Видит же, что не любит ее Семен, но понять этого не хочет.
– Ну да, красивая у тебя прическа... И сама ты ничего... Только, извини, мне уже ехать надо.
– Поехали ко мне! Зачем тебе какая-то квартира, если можно жить у меня?
– Хорошо, я подумаю.
– Врешь ты все. Не вернешься ты ко мне... Девку, наверное, нашел?
– С чего ты взяла?
Семен не афишировал свою личную жизнь. И квартиру нарочно снял в соседнем поселке, чтобы никто не видел, с кем он живет. И Пуп клятвенно пообещал никому ничего не говорить. А ему верить можно. Даже сейчас, когда Усыгин знал, куда подевалась Наташа, Семен продолжал держать все в секрете.
– А я по глазам твоим вижу, – горько, с душевным надрывом проговорила Джема. – Чутье у меня бабское... Ты заставил меня женщиной себя почувствовать. Заставил и бросил.
– Не бросил. Просто ушел.
– Нехорошо ушел.
– Давай не будем об этом?
– Давай... Поезжай к своей телке, гуляй с ней. А когда нагуляешься, ко мне возвращайся. Я тебе все прощу. Можешь потом снова уйти. Но вернуться. Я тебя всегда прощать буду... Ты должен знать, что никто не будет любить тебя так, как я... Ну вот, ты это знаешь. Я пошла.
Девушка покинула машину и, беспомощно опустив руки, медленно пошла прочь. Похоже, она ждала, что Семен окликнет ее. Но этого не случилось...
* * *Кит не обманул. Квартирка действительно превосходная. Свежие обои, паркетные полы, румынская стенка в зале, такой же фирменный спальный гарнитур. Телевизор, правда, отечественный «Фотон» – когда-то цветной, а сейчас какие-то тени на экране двигаются, что смахивает на репортаж с того света. Но ничего, Семен привез свой «Панасоник» и видик той же фирмы. Он мог позволить себе и не такое.
И еще в квартире было очень пыльно, но Семен сам выдраил полы, отпылесосил ковры, а Наташа перемыла на кухне всю посуду.
Естественно, в тот же вечер они отпраздновали новоселье. Забрались в пенную ванну, на края которой поставили широкую доску, сервировали ее как маленький столик. И свечи были, и коньяк... А потом в ванне поднялся вдруг цунами, который опрокинул стол, разбил шампанское о пол и смешал обнаженные тела в один пульсирующий сгусток плоти... И снова Наташа говорила, что ей ни с кем никогда не было так хорошо.
И еще она сказала, что ни перед кем никогда не ходила по квартире голой, а с ним вдруг ощутила такую потребность. Семен возражать не стал. Зачем? Пусть радует глаз, тем более что в квартире тепло. А фигура у нее – блеск, и эта волнующая походка, которая свела его с ума без малого два года назад. Теперь Наташа принадлежала ему одному.
Ему не надо было никуда ехать, и он мог весь день лежать на диване перед телевизором и смотреть голливудские боевики. За окном вьюга, а в доме тепло, и Наташа ходит без одежды... Правда, с ней не залежишься. Слишком уж красивая у нее фигура, слишком уж соблазнительные формы...
Семен только что плотно пообедал, его клонило в сон, но Наташа одним своим появлением возбудила в нем желание. Но едва они слились в едином порыве, как вдруг с грохотом слетела с петель входная дверь, и в квартиру ворвались люди в штатском и с оружием в руках.
Это могли быть воровские бойцы. Если так, то сейчас они набросятся на обнаженную Наташу. А этого допустить никак нельзя.
Семен с ревом бросился на них.
– Стоять, милиция! – из коридора крикнул ему человек с азиатским лицом и пышными усами.
«Мусора?!»
Семен сбавил темп, но не остановился. Он должен задержать ментов, пока Наташа не оденется. Нечего им пялиться на нее, нечего им возбуждаться. Семен хорошо помнил, как били его в ментовке, и знал, что менты способны на все. Как бы эти гады не воспользовались моментом...
Да, он хорошо помнил, как били его в камере предварительного заключения. И менты поспешили освежить ему память.
Наставив на него ствол пистолета, усатый азиат вдруг ударил парня рукоятью в лоб. На какой-то миг Семену показалось, что глаза у него поменялись местами – столь сильным было сотрясение. Но как ни странно, на ногах он устоял. Правда, длилось это недолго. Менты навалились на него, уложили на пол, и тут же на руках защелкнулись холодные стальные браслеты...
Глава 16
Голова раскалывалась от боли, правая почка болела так, что ногу сводило судорогой. Досталось ему во время задержания. Но здесь, в кабинете начальника уголовного розыска, его никто не бил.
– Где пулемет? – спросил тот самый усатый азиат, который ударил его пистолетом.
Но при этом Семен не имел к нему особых претензий. Майор Каримов не стал устраивать в квартире беспредел. И оперов своих не пустил в комнату, пока Наташа не оделась. Обыск потом, правда, в квартире устроили, но Наташу не трогали. Зато Семен получил «кружку пива» по почкам, когда его запихивали в «воронок».
– Какой пулемет?
– Не знаю. Может, «максим», может, «дегтярев»... Что там у вас было?
– У кого это «у вас»?
– Много вас там в цеху находилось.
– В каком цеху?
– Там, где вы водку поддельную производили.
– Что-то ты, начальник, путаешь. Какая водка? О чем ты?
– Ты, Купчинов, можешь дурака включать. Только из нас дураков не делай. Мы знаем, кто ты такой. Знаем, чем ты занимался... Не все ты вывез из цеха, Купчинов, кое-что осталось. Да и оперативная информация имеется. Но водкой пусть ОБХСС занимается – нас это, по большому счету, не волнует. Но если ты будешь упираться, мы еще и ОБХСС подключим. И в шестое управление МВД сообщим, пусть вашей бандой занимаются...
– Какой бандой?
– Сам знаешь какой. У вас организованная преступная группировка, Купчинов. И хотя официально организованной преступности у нас еще нет, но шестое управление уже создано. И работает с этой самой организованной преступностью. Если ты попадешь в лапы к этим ребятам, они душу из тебя вытрясут. И всех твоих подельников на скамью подсудимых посадят... Короче, предлагаю тебе такой вариант: ты чистосердечно во всем сознаешься, показываешь, где спрятал пулемет, мы отправляем дело в прокуратуру, ты получаешь свои три года, и на этом все.
– Три года? Всего-то...
– А ты хочешь, чтобы тебя обвинили в создании незаконного вооруженного формирования? Ты хочешь, чтобы тебя объявили государственным преступником?.. Двадцать лет хочешь получить?
– Нет, – растерянно мотнул головой Семен.
– Мы ведь раскрутим твою банду, Купчинов. Если упрешься рогом, обязательно раскрутим. Всех посадим. И в этом будешь виноват ты. Тебе это нужно?
– Нет.
– Поэтому я предлагаю тебе сделку. Ты берешь все на себя, а мы оставляем твою банду в покое. И про водку, которую ты делал, тоже забываем... Пойдешь по двести шестой статье: хулиганство с применением огнестрельного оружия. От трех до восьми лет.
– Ничего себе!
– Чистосердечное признание и чистосердечное раскаяние смягчат наказание. К тому же ты был один, а это также смягчающий фактор. Или ты не один был?
Семен пропустил вопрос мимо ушей.
– А незаконное хранение оружия? – спросил он. – Это сколько?
– В твоем случае также от трех до восьми.
– А в целом от шести до шестнадцати?
– Да нет, так наказания не назначаются. За что-то одно дают срок.
– Не верю.
– Твое право. Знаешь, стишок такой есть. Мальчик в овраге нашел пулемет, больше в деревне никто не живет...
– Так я правда пулемет нашел, – принял подсказку Семен. – Гулял по металлобазе, смотрю, здание какое-то; захожу, а там пулемет на чердаке. Ну, я нажал на спуск, а он давай стрелять... Смотрю, машина взорвалась...
– Пусть будет так, – кивнул Каримов. – Я не против.
– А если скажу, что вообще ничего не было?
– Говорю же, копать начнем. Людей твоих искать, отпечатки пальцев с них снимать... Там, в цеху, много «пальчиков» было. И твои нашлись. Но у тебя приводы были, тебя мы вычислили сразу...
– А квартиру как нашли?
– А так и нашли, что ты плохо прятался, – усмехнулся майор. – В магазин за продуктами ходил?
– Ходил.
– А продавщица тебя запомнила. А потом ребята мои зашли...
– Точно?
Каримов говорил вроде бы убедительно, но Семен ему не верил. Может, это Кит его сдал? Он же знал адрес квартиры, а Семен для него как кость в горле...
– Какая тебе разница, как тебя нашли? Тебе сейчас надо думать, как из этой ситуации выпутаться. С минимальными потерями для себя и с выгодой для нас. Нам галочка в отчетности срочно нужна, потому я и предлагаю тебе сделку. А не будет галочки, тобой шестое управление займется... На пятнадцать лет сядешь. И твоя братва тебя проклянет...
Семен с горечью усмехнулся. Братва, похоже, предала его. В лице Кита. Но ведь остальные пацаны здесь ни при чем. А они пострадать могут. Тогда ни водки левой, ни шмоток для Рижского рынка. Сломают менты бригадный подряд, кто тогда передачи ему на зону будет присылать? А если Семен возьмет всю вину на себя, общее дело будет процветать. И братва его к лику героев причислит. А через три года он выйдет и спросит с Кита за предательство. И тогда сам встанет во главе движения...
Жаль, что Наташа его может не дождаться. Но ведь если менты возьмутся за него всерьез, он действительно может загреметь на все пятнадцать или даже двадцать лет. Тогда у него вообще не останется шансов на достойную жизнь. Выйдет из тюрьмы стариком, которого никто не знает и который никому не нужен. Если вообще выйдет.
– Давай соглашайся. Скажешь, что нашел пулемет на чердаке, быстро все оформим... Учишься где-нибудь?
– Да, в институте физической культуры.
– Ну вот, студент, не какой-то там деклассированный элемент. Это еще один смягчающий фактор. По своему опыту скажу, что хорошая характеристика из института – это минус один год... В общем, перспективы у тебя хорошие.
– Я не знаю...
– Давай, Купчинов, давай, время не ждет. Сегодня вечером мне уже перед начальством отчитываться. А пока я тебе даже явку с повинной могу оформить...
– Как это?
– А это большая поблажка для тебя. Как будто сам к нам явился и во всем признался. А это минус три года... Давай, давай, Купчинов, думай. Через час уже будет поздно...
Семен махнул рукой. А-а, была не была!
В тот же день он показал место, где был спрятан пулемет. Теперь пути назад у него не было. Зато появилась надежда на то, что черная полоса впереди окажется короткой.
* * *Мороз на улице, а в стекле перед решеткой разлом, и сифонит оттуда сильно. Батарея греет слабо, в камере холодно, а с теплой одеждой у Семена не очень. Куртка «пилот» у него красивая, дорогая, но все-таки она не очень теплая. Сейчас бы пуховик и штаны ватные, да и от валенок бы он не отказался. Но чего нет, того нет. Поэтому приходится мерзнуть в камере на пару с худосочным очкариком, который по пьяной лавочке пырнул ножом свою жену.
Вот так, вчера еще с Наташей в тепле барахтался, мог с ней горячую ванну принять, а сегодня он уже в холодной кутузке. И шансов на скорое освобождение нет никаких...
Вечер уже, темно за окошком, а от братвы никаких вестей. Может, и не знает никто, что его закрыли. Хотя Наташа должна была брату позвонить. Может, растерялась? Может, не стала ему сообщать?
Железный ключ со стуком вошел в замочную скважину, со скрипом открылась тяжелая дверь.
– Купчинов, на выход! – сказал конопатый сержант с обвислым пузом и зевнул, прикрывая ладошкой рот.
– Куда на выход в час ночи? – настороженно спросил Семен.
Может, его в другую камеру переводят, где трое с дубинками? Набросятся на него, как в прошлый раз, и весь ливер отработают.
– Ну, не хочешь подогреться, не надо.
– Хочу!
Ну да, конечно, это братва ему грев организовала. За деньги сейчас все можно, а с этим у волынских без проблем. И дежурную смену можно подкупить, и даже камеру нормальную организовать.
Действительно, сержант завел Семена в камеру, где его ждала Джема. Не очень светло здесь, зато тепло. Большая спортивная сумка у нее под рукой, наверняка и провизия там, и теплые вещи.
– Привет!
Обняла его по-дружески, а поцеловала в губы. Он даже не успел увернуться.
– Кто меня сдал? – жестко спросил он.
– Не знаю, – растерялась девушка.
– А что думаешь?
– Да я как-то и не думала, что тебя сдали... Тут я тебе куртку теплую принесла, штаны шерстяные, ботинки с мехом.
– Сдали меня, Джема. Так бы менты на меня не вышли... Может, Кит?
– Кит?.. Не знаю.
– Ты же сама говорила, что он сдать меня может.
– Говорила? Я предполагала... Может, и правда он... Хотя не уверена... Слишком все серьезно, чтобы на него валить. Зачем ему тебя сдавать?
– Он с Осмолом вопрос решил?
– Нет, но собирается.
– И что он для этого сделал?
– Пока ничего. Справки наводит...
– Так до ишачьей пасхи можно справки наводить.
– Да, но он с цехом проблему решил, Кузов уже туда оборудование перевез, партия спирта пришла...
– Это коммерция. Этим авторитет не поднимешь. Ему с Осмолом нужно решить, тогда братва оценит... А он не может с ним решить. Но и на своем стуле усидеть хочет. Потому и меня сдал.
– А толку тебя сдавать? Что тебе могут предъявить? Где пулемет? Кто видел, что ты стрелял?
– У ментов пулемет.
– Как он там оказался? – изменилась в лице Джема.
– Я показал. И во всем признался. Сам нашел пулемет, сам огонь открыл...
– Зачем ты это сделал?
– Менты обещали шестой отдел подключить, чтобы нашей бригадой заняться. Сказали, если я все на себя возьму, никакого шестого отдела не будет. Меня закроют, а вас не тронут.
– Да, дела... Значит, за всех нас отдуваешься? Неправильно все это, – сокрушенно качнула головой Джема.
– Правильно.
– И сколько тебе светит?
– Три года обещают. Я же не говорил, что там блатные были. Да им, в общем-то, все равно, чьи машины там находились... Хотя посягательство на личную собственность пришить могут... Да и вообще, возможно, лет на десять сяду. Ментам верить нельзя...
– Но ты же им поверил.
– А выхода не было. Они бы пацанов таскать начали, пальчики с них снимать. Там, в цеху, наши пальчики остались, меня по ним и срисовали. И остальных бы все равно вычислили. Да и до тебя бы добрались. И до Кита...
– Вот и я о том же. Зачем Киту тебя сдавать?
– Тогда кто?
– Не знаю... Может, менты сами на тебя вышли?
– Нет... Как ты ко мне прошла?
– Очень просто. Заплатила кому надо. До утра могу здесь остаться. Если ты хочешь.
– Да, оставайся. Мне ты не помешаешь, – усмехнулся Семен.
– Я не хочу тебе мешать. Я хочу тебе помогать.
– Вот и помоги. Скажи, чтобы Кит ко мне пришел. Поговорить с ним хочу.
– Хорошо, скажу.
– В глаза ему посмотрю. Глаза все скажут.
– Да нет, нормально все. Он на тебя бочку не катил...
– А на тебя?
– Дуется... Ничего, оттает.
– Ага, оттает. Когда мне десятку впаяют!
Чтобы успокоиться, Семен полез в сумку и достал оттуда теплую авиационную куртку советского, а не американского образца. И не кожаную, а матерчатую, с меховым воротником.
– Вещь!.. Где достала?
– Да Ухач принес. Не новая куртка, но чистая...
– Да вижу... Одеяло. Хорошо. Так, треники шерстяные. Нормально. Под брюки в самый раз... Носки шерстяные... Ботинки. Ух ты, на «молнии»! Отлично. А то шнурки снимают. И мех не рыбий... Удружила, сестренка.
– Как ты меня назвал? – возмущенно спросила Джема.
– Сестренка.
– Я не хочу быть твоей сестренкой. Я хочу быть твоей женой.
– Извини, но это место занято.
– Кем?
– Наташей.
– Какой Наташей?.. Этой?! Она же с Алексом!
– Была с ним, теперь со мной...
– Ну да, она же попрыгунья-стрекоза...
– Не надо про нее плохо! – хищно сощурился Семен.
И Джема испуганно сжалась под его взглядом.
– Так это с ней ты жил?
– С ней.
– Может, это она тебя сдала?
– Смешней ничего не придумала? Она про пулемет вообще ничего не знала...
– Овца она, потому и не знала.
Семен так посмотрел на Джему, что та невольно отшатнулась от него.
– Хорошо, она не овца. Но тогда где она сейчас?
– Ждет, когда я выйду.
– А я не жду! Я здесь!.. И думаешь, она будет тебя ждать? Тебя на десять лет закроют, а она будет тебя ждать?.. Да она и года не выдержит!.. А я выдержу! И десять лет выдержу! И двадцать! Сколько надо, столько и буду тебя ждать!
Семен озадаченно смотрел на Джему. Она не бравировала, а говорила правду, и в ее словах трудно было усомниться. Она действительно готова была ждать Семена и десять лет, и двадцать, и всю жизнь...
А Наташа его не дождется. Или к Алексу вернется, или кого-то другого найдет. Красивая она, хорошая, но ненадежная. Потому что слабая. Она из тех женщин, которые не могут жить без сильного покровителя. Увы, но это правда...
– Не кричи, – угрюмо буркнул он. – Лучше пожрать дай.
– Да, конечно! – засуетилась Джема.
Из той же сумки она достала пакет с продуктами. Котлеты в баночке, жареный картофель, соленую капусту, маринованные огурчики, бутылку водки.
– Тебе и ханку разрешили пронести? – приятно удивился он.
– И водку, и себя... Здесь все можно. А если в СИЗО отправят, там, сказали, такой лафы не будет. Там и за деньги в камеру не попадешь. А если попадешь, то живой не уйдешь. Там, говорят, в камерах столько народу, что просто жуть. А я женщина, там на меня особый спрос... Но мне никто не нужен. Только ты!
– Угу! – кивнул Семен, перемалывая челюстями остывшую, но чертовски вкусную котлету. И огурчик зажевал – и для большего удовольствия, и чтобы рот был занят. Не хотелось ему разговаривать с Джемой.
Зато она трещала без умолку.
– Ты не переживай, если тебя в СИЗО переведут, мы хорошие деньги заплатим, чтобы у тебя хорошая камера была. И передачи каждый день носить будем. Это я тебе обещаю.
– Угу.
– Хорошо, если тебе три года дадут. Наташка тебя все равно не дождется, тут и к бабке не ходи. А я дождусь. И через пять лет дождусь. И через десять... Да хоть всю жизнь ждать буду!
– А если вышку дадут? – с забитым ртом спросил парень.
– Под поезд брошусь! – не раздумывая и с самым серьезным видом заявила девушка.
– А вдруг и вправду вышку дадут? – холодея от дурного предчувствия, спросил Семен.