– Но я должен забрать тебя с собой. Без меня ты пропадешь.
– Уходи. И больше не возвращайся! – стала заводиться девушка.
Еще немного, и Наташа закричит на него. Этого допустить никак нельзя.
– Хорошо, хорошо.
У самого порога Усыгин остановился. Немного подумал и достал из кармана портмоне, вынул оттуда две пятидесятирублевки и положил их на трельяж.
– Это тебе на шпильки.
– Уходи!
Наташа прогнала его, но деньги возвращать не стала. Это хороший знак. Если она согласна принять от него помощь, значит, они еще могут быть вместе.
Глава 18
Сторожевые овчарки встретили этап радостным лаем, от которого становилось тошно и мерзко. Собаки рычали, бросались на бегущих арестантов, и Семен едва увернулся от зубов одной особо «радующейся» твари. Зато не смог уберечь плечо от дубинки, которую обрушил на него мент из цепочки встречающих.
Сэм прошел через досмотр и формальности медкомиссии. Сначала его обрили, потом сфотографировали, ночь он провел в холодной сборной камере. Сегодня его прогнали через баню и прожарку, выдали матрас, миску-кружку-ложку. Сутки прошли с тех пор, как он заехал в мрачный казенный дом, а плечо до сих пор ноет. Даже матрас в руках тяжело удерживать, а еще сумка мешает. Братва хорошо перед этапом подсуетилась, упаковала его конкретно. А еще Джема обещала прикормить если не самого начальника тюрьмы, то хотя бы кого-нибудь из его замов. Пацанка она пробивная, и ей вполне по силам облегчить Семену жизнь за решеткой...
Но пока что его ждала общая камера, где много-много шконок и людей. Широкое и длинное помещение с низкими сводчатыми потолками не позволяло ставить крайние у стен койки в три яруса, зато такие нагромождения высились по центру вдоль прохода, в конце которого у окна стоял стол. Не жарко здесь, температура не выше пятнадцати градусов; может, потому вонь от сортира не вызывает тошнотных позывов. А смрад немытых тел и грязных носков заглушает плотный табачный запах, клубами вьющийся под потолком.
Народу здесь много, но и свободных шконок хватает, и не все они рядом с парашей. Полы в камере чистые, арестанты лежат на заправленных койках, вещи абы как не валяются. Чувствуется, что здесь правит твердая рука.
За столом толпился народ, «козла» там забивали, на толчке тужился затравленного вида толстяк, остальные арестанты лежали на шконках. Как только Семен зашел в камеру, все дружно уставились на него. Даже шторка, закрывающая шконку смотрящего, отъехала в сторону.
Семен поздоровался, представился, назвал статью, по которой находился под следствием. И тут же к нему – то ли прихрамывающей, то ли подпрыгивающей – походкой приблизился деятель с вытянутым и широким, как у сома, ртом. Глаза у него выпученные, желтушные. Руки в карманах, локти широко разведены, на губах ухмылка. Взгляд цепкий, въедливый.
– По бакланке, говоришь, заехал?
– Ну, по бакланке, и что?
– Значит, баклан ты.
– Лишь бы не петух.
– А кто его знает! – взывая ко всей камере, пафосно сказал арестант и раскинул руки.
– А что, на слово не веришь?
– Кто же здесь на слово верит! У нас тут только на деле можно доказать.
– И как?
– А в таз с водой сядь. Если пузыри пойдут, значит, петух. Если нет, тогда никаких претензий.
– Зачем воду лить, напрягаться? Ты просто понюхай. Если перьями воняет, то петух, если дерьмом, то никаких претензий... Будешь нюхать?
– Ты че, борзый? – напыжился весельчак.
– Борзые быстро бегают. Ты что, наперегонки со мной собрался?
– Первоход?
– Первоход, и что?
– Оно и видно!.. Если первоход, то тебе без прописки нельзя.
– Что?
– Ты что, глухой? Прописку, говорю, надо ставить...
– Чью?
– Твою прописку! Вот деревня!
– Что-то я не пойму тебя, чувак. То ты моей задницей интересуешься, то про мою писку спрашиваешь... Ты ясно скажи, чего ты хочешь, писку или задницу? А то непонятно, активный ты или пассивный. А может, и то и другое?
– Ты ничего не попутал, фраерок? – побагровел от злости деятель. – Ты с кем бакланишь?
– Бакланят с бакланами. А тебя писки чужие интересуют. Сказать, кто ты?
На плече у Семена висела сумка, в руках он держал свернутый матрас. Но все-таки у него была возможность решить вопрос с этим чудилой. Он резко шагнул вперед и мощно боднул его лбом в переносицу.
Закрывая лицо руками, парень шагнул назад, опустился на колено. Тут же попытался подняться, но его конвульсивно швырнуло в сторону, и он завалился на бок.
И тут же к Семену приблизился другой арестант. Мужчина лет сорока. Спокойный, размеренный, без понтов. Высокий, плотный, сильный снаружи. Лицо крупное, на щеках вертикальные складки, глубокие, как незажившие рубцы. Он был в свитере с высоким воротом, и не видно лагерных татуировок. Но Семен почти не сомневался в том, что их у него немало.
– И зачем ты это сделал? – без всякого напряжения голосовых связок звучно спросил он, кивком показав на неудавшегося «паспортиста».
– Лучше так, чем петухом объявить, – пожал плечами Семен.
– А твое слово чего-то стоит, чтобы такое объявлять?
– Любое слово чего-то стоит.
Мужчина слегка выпятил плотно сжатые губы и кивнул, будто соглашаясь с ним.
– Ну, хорошо... Циклоп, покажи новоселу его шконарь.
Он повернулся к Семену спиной, а его место занял узколицый парень с уродливым шрамом на лице, который начинался от глаза и тянулся чуть ли не до уха. Да и глаз этот, похоже, стеклянный. Может, потому и погоняло такое – Циклоп.
Глядя на этого парня, Семен видел, как суровый мужчина лег на блатную шконку возле окна и отгородился от всех ширмой. Видимо, это был сам смотрящий.
– Циклоп, мне бы с ним разобраться! – имея в виду Семена, проговорил весельчак.
Оклемался он, только жажда реванша скорее показная, чем реальная.
– Сгинь, Чумей! – цыкнул на него Циклоп и, обращаясь к вновь прибывшему, ткнул пальцем в шконку, которая находилась близко к двери, но в отдалении от сортира.
– Здесь раскатайся.
А когда Семен бросил на железные полосы скатку, сел. И знаком показал, чтобы он сам опустился по другую сторону пока что еще свернутого матраса. Дескать, разговор есть.
Камера уже потеряла интерес к новичку. Застучали костяшки домино, кто-то сдавленно засмеялся. Люди разговаривали, но как-то тихо. И гама здесь не было. Похоже, смотрящий не любил галдежа.
– Значит, по первому ходу? – тихо, чтобы не привлекать к себе внимания, спросил Циклоп.
С верхнего яруса над ними свесилась чья-то лысая голова, но тут же исчезла, наткнувшись на угрожающий кулак.
– По первому.
– А держишься хорошо. И Чумея по делу опустил. И по уму. Сам Тулуп это оценил...
– Смотрящий?
– Да не просто смотрящий. Он в законе...
– Сильно.
– Потому и хата у нас правильная. А Чумея для затравки держим... Ты хорошо себя повел. И на хохму его поставил, и на слово поймал. Ну, и вломил тоже по делу... Хотя руки больше не распускай. Тулуп этого не любит... Короче, Тулуп еще с тобой поговорит. Он тебе все расскажет. Но и меня послушай, чтобы не офоршмачиться...
Циклоп прочел ему целую лекцию о правилах поведения в камере, которые заключались в целом перечне «нельзя». Семен слушал внимательно и мотал на ус. Офоршмачиться и стать изгоем он не хотел. Впереди у него долгая жизнь в неволе, и она должна быть достойной.
Циклоп не требовал и даже не просил, но Семен сам сделал вывод из его лекции. Поэтому достал из сумки большой кусок сала, палку копченой колбасы, отсыпал из пакетика несколько сигарет без фильтра для себя, а остальное отдал на общак. И еще отдал на то же благое дело одну из двух сотенных, что ему повезло пронести через тюремную таможню...
* * *Утром допрос, потом встреча с адвокатом, после обеда прогулка. Кормили не густо, но адвокат существенно пополнил его личный запас провизии. Поэтому наелся Семен досыта, а на прогулке растряс завязавшийся жирок.
Тоскливо в тюрьме, муторно, но все-таки жить здесь можно. И поспать после прогулки тоже. А его после свежего воздуха и на сытый желудок потянуло в сон. Но только Семен стал засыпать, как стукнула о блокиратор открывающаяся дверь, и в камеру втолкнули арестанта, чье лицом Семену показалось знакомым. Где-то он уже видел этот узкий, вдавленный назад лоб и выпирающую вперед челюсть. А может, он его просто с каким-то неандертальцем путает...
– Здорово, братва! Принимай дорогого гостя! Самокур я! Привет от Старичка!
К нему подошел сам Тулуп. Внимательно и угрюмо посмотрел на него.
– Старичка я знаю. А тебя нет.
– Мы у него в бригаде...
– У вора не должно быть бригады.
– Да, там Осмол на бригаде, а Старичок чисто смотрит...
Теперь Семен знал, где он видел этого типа. Тот был с Осмолом, когда блатной наехал впервые на водочный цех. В другой раз он не приметил его в толпе, но там было много людей, всех не разглядеть. Может, этот Самокур уносил ноги от его пулемета... Да, тесен мир.
– Я все понял, Самокур. Заяву твою принял, буду маляву от Старичка ждать. А пока на общих основаниях... Циклоп!
– Я все понял, Самокур. Заяву твою принял, буду маляву от Старичка ждать. А пока на общих основаниях... Циклоп!
Тулуп велел обустроить новичка, но тот вдруг заметил Семена и взвыл от показного восторга.
– Ё! Кого я вижу! Беспредел отмороженный, в натуре!
Самокур усиленно изображал из себя блатного. Может, он и имел на это право, но Семен не воспринимал всерьез балаган, который он собирался здесь устроить. Он уже знал, как должен выглядеть настоящий блатной. Не бакланить он должен, как Чумей, и пальцы бросать веером, как это делал сейчас Самокур, тоже неправильно. Вор должен быть таким же спокойным, рассудительным и продуманным, как Тулуп. Или как Циклоп. Как Битюк и Черчилль, что также входили в свиту смотрящего. Эти блатные не видели в Семене своего, но не бросались на него, а просто игнорировали. Если не считать Циклопа, который хоть как-то выражал свою к нему симпатию.
– Эй, ты чего? – оторопело глянул на Самокура Циклоп.
– Да чертилу тут у вас увидел! – все больше распалялся новичок.
Семен уже поднялся со шконки, подошел к нему.
– Чего орешь? – спокойно спросил он.
– Не понял! – еще громче взвыл Самокур. – Ты че, лошня, на вора наезжаешь?
– У нас здесь не кричат, – сказал Семен.
Он заметил, с каким интересом смотрит на него Тулуп. И даже Циклопа по плечу легонько хлопнул, чтобы тот не вмешивался.
– Ну, ты в нату-у...
Семен ударил его без замаха, резко и точно в подбородок. Такой удар не отшвыривает человека назад, он укладывает его на то же место, где он и стоял. А Семен еще и помог упасть, одной рукой обжав Самокуру затылок, а другой – заткнув его рот. Он аккуратно уложил его на пол и спокойно вернулся на свою шконку.
– Это верно, – кивнул Тулуп. – У нас здесь не кричат... Циклоп, давай этих двоих на разбор.
Еще позавчера Циклоп сказал, что смотрящий собирается поговорить с Семеном, и вот, похоже, этот момент настал.
Самокура привели в чувство, посадили по одну сторону стола, а Семена по другую. Тулуп сел с торца спиной к окну, а его свита осталась на ногах, внимательно наблюдая за враждующими сторонами.
– Что ты хотел предъявить Сэму? – хмуро глянул на Самокура Тулуп.
Его слова обнадежили Семена. Ведь сам смотрящий назвал его Сэмом, значит, никто больше не посмеет обратиться к нему по-другому. А ему нравилась его кличка Сэм. Хотя дал ее ненавистный Кит.
– А то, что он ханку ящиками гнал и в общак не хотел отстегивать. – Похоже, Самокур хотел было оскорбить Семена, назвать его козлом или кем-то в этом роде, но не рискнул сделать это. – Ты же знаешь, брат, что цеховые должны на общак отстегивать. А этот не захотел.
– Я тебя понял, Самокур. – Тулуп перевел взгляд на Сэма. – Ты что скажешь?
– Я не цеховой. У нас бригада. Мы с кооператорами работаем, товар им свой поставляем, ну и сами с них снимаем, за охрану...
– Что за товар? Ханка?
– Да, спирт с водой бодяжим, в бутылки разливаем. С ханкой сейчас напряг, а людям надо.
– Это понятно. Непонятно, почему на общак отказался отстегивать?
– Так надо было нормально все объяснить, обосновать. А у них Осмол быковать начал, – кивком Семен указал на Самокура. – Лохом назвал. Ну, я за лоха спросил. На этом разговор и закончился...
– Как спросил?
– Да просто. В глаз дал. С ним трое было. Один за Осмола подписался, на пику хотел взять, Кузов его уработал... И Самокур там был. Этот на очко сел, – презрительно скривился Семен. – А мог бы объяснить, что общак воровской, что платить положено...
– Положено, – кивнул Тулуп. – И надо платить.
Семен понял, к чему он клонит.
– Я вас понял. Если мне доходчиво объяснить, без бузы, я все понимаю. Только тут неувязка одна. Закрылся наш цех. Из-за этих... – Семен снова показал на Самокура. – Они потом снова наехали. Толпой навалились, а нас мало. И умирать неохота. А у меня «дегтярь» на чердаке. Короче, я за пулемет взялся, эти когти рвать...
– Было такое? – глянул на Самокура вор.
– Было... – кивнул тот. – Машины нам побил... Мы их из ментовки потом вытягивали.
– И меня из ментовки потом вытягивали, – усмехнулся Семен. – А не вытянули. Менты перед выбором поставили: или всех пацанов заметут, или я все на себя возьму. Деваться некуда. И пулемет им отдал, и чисто во всем признался... Хулиганство пришили. С применением огнестрельного оружия... Если бы Осмол на меня заявил, было бы хуже...
– Кому Осмол мог заявить? – взвыл от возмущения Самокур. – Ментам?! Ну, ты, в натуре, за базаром следи!
– Ша! – осадил его Тулуп. – Не надо горло драть. Тебе же сказали, не кричат у нас.
– Да понял я, понял...
– Хреново ты понимаешь... А на очко чего сел?
– Когда сел?
– Сэм говорит, что ты за Осмола подписываться не стал. Очко сыграло?
– Да не было такого!..
– А если я маляву Старичку зашлю? Если разбор проведу?
– Ну, их много было...
– Ясно с тобой, Самокур. Не смог ты обосновать с общаком, не понял тебя Сэм.
– Да гонит он! Понял он все!
– Я сказал!
Тулуп так глянул на Самокура, что у того голова в плечи ушла от испуга.
– Сэм – пацан правильный. Он на своем стоял, у меня к нему претензий нет. А что решит Старичок, это его дело. Он вор уважаемый, я его слово ломать не стану. Но если он объявит Сэма, то сам пусть по своим местам все расставляет. Без нас. И если ты сам захочешь с ним решить, то мы тебе, Самокур, не помощники. А за беспредел, если что, мы с тебя спросим. Тебе понятно?
– Понятно, – кивнул Самокур.
– Тебе, Сэм, понятно?
– Да.
– Тогда расходимся.
Тулуп разрулил ситуацию спокойно, без колготни, но ни у кого его постанова не вызвала ни грамма сомнений. Если, конечно, не считать Самокура. Но у него очко не железное, и потому против воровской воли он не пойдет. Одним словом, Семен мог спать спокойно...
Глава 19
Наташа и в этот раз не стала захлопывать дверь перед его носом. И снова разрешила ему войти в дом. Все тот же халатик на ней, тапочки на каблуке. Прическа и косметика на лице. А духи как пахнут...
– Сейчас Игорь должен прийти, – предупредила девушка. – Если будешь приставать, я ему пожалуюсь.
– Не собираюсь я приставать.
Алекс знал, что Пуп ничего ему не сделает. Побоится. На днях он сделал ему предложение, от которого парень не смог отказаться. Он собирался открыть новый хозрасчетный центр и на место директора поставить Игоря. Этим он и подкупал брата Наташи, и себя не обижал. Он давно уже присматривался к этому парню и видел в нем коммерческую жилку. Он мог потянуть кооператив не хуже Джемы, если не лучше. К тому же он комсомолец, и все инстанции одобрят его назначение.
Нет, не станет Пуп распускать кулаки, даже если Алекс изнасилует Наташу. Но до этого дойти не должно. Он знал другой способ, как перетянуть ее на свою сторону. Олег на днях подсказал, предложив ему пару граммов кокаина. Алекс попробовал, ему понравилось. Почему бы не дать порошок Наташе? Она попробует и возбудится. Кокаин пробуждает сексуальные желания, и Алекс на этом сыграет.
– Просто зашел, хочу посмотреть, как ты тут живешь. Ты же мне не чужая.
– Чужая.
– Не пытайся убедить себя в этом. Ты для меня не чужая. И я никогда не буду для тебя чужим... А что, Игорь с тобой живет?
– Ну, иногда ночует. А что?
– Ничего. Просто мне за тебя страшно. Все-таки в этом деле бандиты замешаны.
– Какие бандиты? – не поняла девушка.
– А от которых Сэм отбивался. Как бы они тебе не отомстили... У них с этим делом все просто. Вломятся в квартиру, изнасилуют...
– Спасибо, утешил.
– А я не утешать тебя приехал. Я за тобой приехал. Со мной ты будешь в полной безопасности.
– Мне и без тебя неплохо. И не надо меня пугать. Никто не ворвется ко мне в квартиру, не изнасилует.
– Ты с Сэмом встречалась?
– Кто ж меня к нему пустит?
– А ты пробовала?
– Да, записалась к нему на свидание в тюрьму. Поговорю с ним.
– О чем?
– Скажу, что ждать его буду. Игорь сказал, что с ним хороший адвокат работает. Да и следователь, говорит, не пытается Сэма утопить. Лет пять дадут, а может, и меньше....
– Ну да, хорошие адвокаты творят чудеса, – усмехнулся про себя Алекс.
Он посоветовал Джеме адвоката, который умел пускать пыль в глаза. И если она воспользовалась его услугами, то Сэма осудят на все десять лет.
– Я верю, что все будет хорошо.
– Ты должна понимать, что Сэм – это не только твоя защита. Сэм и мне в этом очень помогает. И это в моих интересах, чтобы он поскорей вышел на свободу... М-м... – изображая приступ боли, Алекс приложил руку к животу.
– Что с тобой?
– Да гастрит, собака. Жизнь нервная, беготня, дома ем всухомятку...
– Хозяйку бы завел. Она бы тебе бульончики готовила.
– Да пробовал. Не получается. Все не то... Вот если бы ты ко мне вернулась...
– Давай не будем об этом! – отрезала Наташа.
– Может, сейчас бульончик сваришь? Я никуда не тороплюсь.
– А где я курицу возьму?
– Логично. За хорошей курицей на рынок надо идти, а синяя птица для бульона не пойдет... Ладно, у меня есть лекарство.