Квартальный отдал честь и отправился выполнять приказание, а исправник подмигнул Ордынцеву и заметил: – Ну что, ваша светлость, затягивается петелька?
– Хорошо бы, только нам с вами мало выявить их встречу, недостаточно даже четки у Печерского изъять. Если он и есть тот самый шпион, то нам нужны неопровержимые доказательства, и самое главное, мы должны понять, что Печерский успел передать врагу.
Дмитрий замолчал, потому что не решился сказать остальное. Ему только что пришло в голову, что ведь можно пойти еще дальше – можно устроить с хозяевами шпиона свою игру. Пусть думают, что он поставляет им бесценную информацию, а на самом деле…
Восходящее солнце залило кабинет исправника мягким светом. Господи, помоги! Поистине, нынешнее утро сулило им удачу!
Глава 12
Утро принесет ей удачу! Надин не зря поднялась вместе со слугами. Теперь, когда она так блестяще устроила свою собственную судьбу, можно было заняться главным – сколачиванием капитала. Ее жених считался первым богачом страны, к тому же он сам рвался положить свое состояние к ее ногам, но ведь это – так тривиально. Не было в этом никакого азарта, куража не было! То ли дело задумка Надин! Ведь этот план с домами – просто чудо, до чего хорош, а самое главное, – до этого ведь никто не додумался. Надин жаждала собственного успеха, рвалась к нему и сегодня собиралась поставить победную точку – нет жирный восклицательный знак – в своем первом деле. Чуть ли не затемно она вызвала горничную, приказала:
– Помоги мне одеться, и поедешь со мной, только никто не должен знать о том, где мы были. Смотри, станешь языком трепать – отправлю тебя обратно в деревню.
– Да упаси бог, барышня, – замахала руками Стеша, – вы же знаете, какая я вам преданная.
Надин обрядилась в старое платье и шляпку-капор, скрывающую лицо, а горничная побежала искать извозчика. Хозяйка дождалась Стешу с ямской каретой, и они отправились на Солянку. Больше всего Надин боялась, что ее узнает кто-нибудь знакомых, а их сейчас в Первопрестольной появилось немало.
«Жаль, что помощнику Баруся приспичило снять флигель именно у Сумароковых, – терзалась она, – Хозяева, наверняка, уже приехали на коронацию, да и гостей, поди, пригласили».
Барусь, правда, успокоил ее, сказав, что флигель его поверенного Жарковича отделен от остальной усадьбы двором и маленьким садом. Она зайдет в дверь прямо с улицы и останется невидимой для хозяев и гостей главного дома. Оставалось надеяться, что он прав. Заметив, как лошадь натужно потянула экипаж в горку к монастырским воротам, Надин выглянула в окно и слева увидела чугунную ограду усадьбы Сумароковых. Невысокая решетка упиралась в одноэтажный флигель с большим полукруглым окном на чердаке. Крыльцо дома, и впрямь, выходило в переулок. Надин стукнула в стекло, давая знак кучеру, и тот остановил экипаж прямо у ступенек. Велев горничной сидеть в карете, Надин поднялась на крыльцо и постучала. Открыли ей сразу, из темноты коридора ее с удивлением разглядывал длиннобородый мужчина неопределенного возраста в длинной черной поддевке и маленькой круглой шапочке.
– Чего изволите, сударыня? – поинтересовался он, по-прежнему загораживая собой проход внутрь дома.
– Я ищу поверенного Жарковича, меня прислал Барусь, – Объяснила Надин. Она старалась не вертеть головой. Сейчас капор с боков закрывал ее лицо, и его видел только хозяин дома.
– Милости прошу, – бородач сразу сменил тон и посторонился, пропуская гостью в коридор, – пройдемте в мой кабинет, это прямо.
Он привел Надин в большую светлую комнату с окнами в сад, сейчас они были распахнуты настежь, ветви разросшихся кустов жасмина лежали на подоконниках, а по-осеннему свежий утренний ветерок шевелил легкие занавески. Хозяин предложил Надин кресло, втиснутое в простенок меж окон, а сам сел за свой письменный стол. Убедившись, что гостья устроилась, он осведомился:
– Что угодно Иосифу Игнатьевичу?
– Он дал мне ваш адрес и сказал, что я смогу получать у вас нужные мне средства и помощь в строительстве и ремонте дома, если это понадобится, – объяснила Надин и достала из-за манжеты маленький конверт. – Я привезла письмо.
Жаркович сломал печать, пробежал листок глазами, а потом осведомился:
– Ваше сиятельство, Барусь уполномочил меня выдать вам необходимые суммы денег, поспособствовать с оформлением покупки дома, если вы примете такое решение, и вообще – просил помогать вам во всем. Чего вы от меня ждете?
Надин подробно рассказала поверенному о том, что дом ей понравился и она хотела бы его приобрести, а потом переделать под три доходных квартиры. Она по памяти начертила планы этажей, показала, где надумала сделать второй подъезд с лестницей на верхние этажи. Пока она рассказывала, Жаркович поддакивал, соглашаясь с ее предложениями, а когда она закончила, попросил время на оформление покупки и на то, чтобы посчитать стоимость переделок дома.
– Тут по соседству есть хорошая строительная артель, ее мастера и в монастыре все, что только можно, восстанавливали, и все дома в округе отстраивали, они и сделают хорошо, и возьмут недорого. Вы приезжайте дня через два, я уже и покупку оформлю, и сметы сделаю, – пообещал Жаркович.
– Хорошо, – согласилась Надин, – я буду на третий день, утром.
Она поднялась, и поверенный проводил ее до двери. Как все удачно складывалось, Правильно говорят, что одна удача тянет за собой другую. Сначала Шереметев, теперь – везение в делах: она не только купила дом, но и сохранила все в тайне. Надин забралась в карету и приказала извозчику ехать обратно. Экипаж тронул, мимо поплыли чугунные завитки ограды и пышная листва жасминовых кустов. Она не заметила человека, пытавшегося сквозь решетку разглядеть ее лицо. Листва все еще оставалась густой, да и разговаривала Надин с возницей лишь мгновение, поэтому соглядатай так и не смог опознать ее, зато кому принадлежит голос, который он подслушал, сидя на лавке под окном флигеля, человек не сомневался.
– Надо же, ваше сиятельство!.. – тихо сказал он, глядя вслед отъезжающему экипажу. – Какими, однако, интересными и малопочтенными делами занимается графиня Чернышева.
Настроение у Печерского сразу улучшилось. Он усмехнулся: Вот наконец-то подвернулся долгожданный шанс, и теперь Вано собирался выжать из этой тайны все, что только возможно.
Вано откровенно устал. Дорога до Москвы показалась ему на удивление длинной, да и чему удивляться – версты не побегут быстрее, когда в твоей жизни нет ничего кроме разочарований и проблем. Надо немедленно переломить ситуацию, а то и до отставки докатиться можно… По всему выходило, что ему мог помочь лишь громкий успех, а еще лучше – яркая победа, и единственным, до чего он додумался по этому поводу, было срочное исполнение желания шефа – свадьба с чертовкой Надин.
Та оказалась крепким орешком и, несмотря на советы своего всесильного родственника, по-прежнему игнорировала Печерского. Оставалось только надеяться, что Вано сможет подловить барышню и втравить ее в какую-нибудь скандальную ситуацию, тогда нахалке останется один-единственный выход – под венец. Но случай все никак не представлялся, да и, если честно сказать, мысли о средней из сестер Чернышевых, доводили Вано до разлива желчи. Он ненавидел эту высокомерную сучку, и утешался только тем, что обязательно расквитается с ней за все ее выходки.
Вано мечтал об этом всю дорогу до Первопрестольной. Изувечить Надин не проблема, он станет действовать умнее. Он устроит этой дряни такую жизнь, чтобы та от отчаяния сама наложила на себя руки, подарив при этом безутешному мужу все свои деньги. Такой поворот событий выглядел гораздо заманчивей, жаль только, что воплотить эту идею в жизнь было почти невозможно: Надин выезжала либо со своей бабкой, либо с женой графа Кочубея, и Вано так и не смог придумать, как же остаться с барышней наедине, а потом вызвать скандал. Может, во время коронации ему повезет больше?
В Москве Печерский оказался предоставлен сам себе: его начальник для докладов вызывал к себе лишь штатского Костикова. Это было на руку Вано: тот быстро разузнал где на соседней Хитровке курят гашиш и теперь по вечерам тайком выбирался из дома, проводил ночь в притоне, а на рассвете возвращался обратно, и, прячась в саду, ожидал, когда слуги откроют двери. Настоящего сада возле особняка не было – так, неухоженные заросли сирени и жасмина. Но Печерскому это как раз подходило: он облюбовал скрытую листвой скамейку у стены бокового флигеля. По словам слуг, флигель хозяева сдавали внаем, и в нем жил какой-то поверенный. Жильца Печерский еще ни разу не видел, зато развлекался тем, что сквозь открытые окна подслушивал разговоры поверенного с посетителями.
Сегодня Вано пришел в сад очень рано. Он считал, что поверенный еще спит, но тот работал. Окна его кабинета оказались открытыми. Жаркович беседовал с дамой, а та на удивление лихо раздавала указания по коммерческим вопросам. Печерский не все понял, но зато обомлел от счастья, узнав ее голос. Гордячка Надин, оказывается, путалась с ростовщиками. Как понял Вано, молодая графиня давала деньги в рост, прикрываясь именем известного на Охте процентщика Баруся, а полученные таким постыдным способом средства собиралась вложить в покупку дома на Неглинной. Ну, вот уж повезло, так повезло!
«Она собиралась вернуться за купчей через три дня, – прикинул Вано, – а поверенный обещал ей сметы на перестройку и ремонт. Значит, тот либо сам поедет в новый дом, либо пошлет туда какого-нибудь строителя. Надо проследить за поверенным и узнать, что за покупку сделала Надин».
Воодушевленный такой удачей он весь день бродил по саду, следя за окнами флигеля. Но поверенный сидел дома. Зато на следующий день к нему приехал могучий, похожий на цыгана, мужик, и Вано, прячась под окном, подслушал разговор приехавшего с хозяином. Великан расспрашивал о переделках, задуманных новой хозяйкой дома, а потом поинтересовался адресом, где ему придется работать. Вано тут же сообразил, что строительный подрядчик поедет смотреть дом. К тому времени, когда строитель сел в свою двуколку, Печерский уже давно катил в ямской карете, направляясь по подслушанному адресу.
«Да, везет же этой кукле, – подумал Вано, рассчитавшись с извозчиком у нужного дома на Неглинной. – Хороший особнячок отхватила, и ведь хитрая какая – благородную из себя строит, а сама – процентщица».
Не то, чтобы Вано осуждал это специфическое занятие, наоборот, он считал его очень прибыльным. Дело было в другом: его возмущало, что баба полезла в мужское дело, да к тому же имела наглость преуспеть. Он стоял перед трехэтажным доказательством ее успеха. Если этот дом продать, можно купить хорошее, приносящее большой доход имение.
«Так я и сделаю, – решил Печерский, – ведь все имущество жены по закону принадлежит мужу, а даже если и не так, то после ее смерти дом точно отойдет мне, как наследнику».
От такого особняка Вано и сам не отказался бы. Тем более что молодая графиня собиралась превратить его в доходный дом, а это было еще выгоднее. Увидев двуколку строителя, подкатившую к подъезду, Печерский убедился, что нашел именно то, что искал, и поспешил обратно. Теперь нужда в слежке отпала – он и так узнал все, что хотел. Осталось дождаться встречи со своей жертвой, а пока можно подумать и о себе. Времени полно, сейчас еще середина дня, а наплыв любителей гашиша обычно бывает вечером. Самое время выкурить заветную трубочку, а потом уплыть в страну сладких грез…
Глава 13
Ох уж, эта сладкая ленивая истома! В середине дня девицы из борделя мадам Азы обычно бездельничали. До полудня они нежились в своих постелях, потом собирались на поздний завтрак в маленькой столовой, где болтали о всевозможных пустяках и мыли кости своей хозяйке. Мадам Аза приходила вечером, а ее помощницы – рыжей толстухи Неонилы, гренадерской статью сильно напоминающей здоровенного мужика, – девицы не боялись: та сама «мадаму» не шибко жаловала. Да и как такую любить? Жадна, прости господи, неимоверно.
К трем часам пополудни девицы уже поставили второй самовар. Сплетни все закончились, варенье съели – больше ничего интересного до вечера не предвиделось.
– Может в лавку сходим? – предложила товаркам шустрая и вертлявая Глаша.
Ответа можно было и не ждать, остальные девицы – все, как на подбор, русоволосые и румяные сильно раздобревшие тверские мещанки – были ленивы и на улицу выползали редко. Они переглянулись и, как глиняные коты, замотали головами:
– Нет, не охота…
– Ну, как хотите, сама пойду.
Глаша только поднялась из-за стола, как на крыльце звякнул колокольчик.
– Кого это там принесло? Закрыто же еще, все в округе знают…
Она подбежала к окну и глянула вниз. На крыльце стоял парнишка в серой поддевке и мягком картузе. Услышав стук открываемой рамы, он поднял голову, ласково улыбнулся Глаше и крикнул:
– Помады французские, корсеты – англицкие, высший шик, только что с корабля.
– Контрабандой промышляешь, красавчик?
– А коли и так? – отозвался тот. – По дешевке отдаю.
Глаша спрыгнула с подоконника и заявила товаркам:
– Там внизу малец товар принес. Давайте посмотрим, пока ни мадам Азы, ни Неонилы нету. Деньги-то ведь еще не сдавали!
Румяные толстухи переглянулись и дружно кивнули:
– Давай…
Глаша уже летела к двери. Она открыла засов и впустила паренька.
– Пойдем наверх, там девочки ждут, – велела она.
Парнишка поспешил вслед за ней в маленькую столовую.
– Ну, показывай, что принес, – распорядилась Глаша.
Продавец откинул кусок холста с объемного короба и выложил на стол корсет в черных кружевах, две пары чулок и маленький веер, а за ними последовало множество разномастных склянок.
– Извольте, глянуть, белье, помады, румяна, даже белила англицкие.
Женщины тут же кинулись разбирать товар. От корсета отказались сразу: вертлявой Глаше он был велик, а на остальных явно не сошелся бы. Веер тоже пришелся не ко двору, а вот склянки вызвали у покупательниц живой интерес. А уж когда паренек разрешил мазнуть их содержимое «на пробу», женщины пришли в полный восторг. Они красили друг другу губы, румянили щеки, а брюнетка Глаша с удовольствием разглядывала в зеркале свое набеленное лицо.
– Сколько хочешь за белила? – поинтересовалась она.
То ли продавец был неопытным, то ли товар оказался и впрямь контрабандным, но запросил парнишка сущие гроши, женщины обрадовались, тут же поделили между собой склянки и кинулись за деньгами. Шустрая Глаша, вернулась первой, протянула коробейнику деньги и забрала баночку белил.
– Как у вас тут живется, хозяйка не обижает? – спросил паренек.
– Не больше чем в других домах, – пожала плечами Глаша. – Жадна только наша Аза, но и мы не вчера родились, свою копеечку к ладони прилепим.
– Да разве знатные дамы бывают жадными? Ходят слухи, что ваша, не в пример другим мадамам, – жена графа и только из интереса бордель держит.
– Кто? Аза?! – возмутилась Глаша. – Да это кто же такой слух пустил? Не иначе, как она сама.
В кухню вернулись другие женщины и возбужденная Глаша кинулась к ним в поисках справедливости. Как только ее товарки уловили суть возмутительной сплетни, пущенной мадам Азой о своем величии, всех четверых будто прорвало. На продавца сразу же посыпались откровения:
– Муж у нее есть, да только он – простой ямщик, даже хуже – погонщик, на телеге в одну лошадь в обозах ходит. На графа она только пока глаз положила, хотя знает того с юности. Она, конечно, забеременела от графа, да куда своего погонщика денет?..
– А коли и денет, – перебила всех Глаша, – граф этот все равно на ней не женится, не по чину ему это.
Женщины дружно закивали, соглашаясь, но продавец все никак не мог понять сути их заявлений, и переспросил:
– Так если граф ребенка признает, это все равно, что женился…
– Ей муженек так признает, что мало не покажется! – отозвалась Глаша. – Видел бы ты, как он ее отделал? Живого места не было. Как только она еще дитя не скинула…
Все наперебой кинулись делится воспоминаниями до чего же страшно выглядела «мадама» после возвращения мужа, и как граф к ней мерзко относился: издевался да высмеивал. Они так увлеклись, что не заметили в дверях новую фигуру. Высоченная и широкоплечая, с огромными, как астраханские дыни, грудями эта рыжая женщина казалась просто великаншей. Она строго зыркнула на девиц и поинтересовалась:
– Что это вы тут за базар устроили? Забыли, что хозяйка говорит? Собирай парень свое барахло и уматывай.
Повторять ей не пришлось. Коробейник покидал в свою корзину товар и распрощался. Через мгновение за ним захлопнулась дверь заведения. Задание частного пристава Данила выполнил – теперь вся подноготная хозяйки борделя Азы Гедоевой перестала быть тайной.
Аза натянула рубашку и накинула поверх нее шелковый капот. Алана дома не было, этот дурак все не мог поверить, что она не предупреждала Печерского, тот уехал сам. Придурок-муженек сначала сам проспал соперника, а теперь носился по столице в его поисках. Пусть бегает, она хоть отдохнет от них обоих. Аза села у туалетного столика и принялась старательно запудривать глубокие морщинки вокруг глаз и только наметившуюся сеточку у губ. Да, время неумолимо отнимало ее красоту. Впрочем, была ли та красота? По крайней мере, десять лет назад мать Вано – графиня Саломея Печерская – считала свою приживалку уродиной.