И обидчиво добавляю:
— Можешь не тратить время на извинения, все равно у тебя ничего не выйдет.
— Ты это о чем?
— Я тебя все равно не отпущу. Понял? — А чтобы он не усомнился в моей объективности, прибавляю: — И мое желание сочинять тут совершенно ни при чем!
Однако Арбатова не так-то легко заставить отказаться от его намерений. Поняв, что его усилия ни к чему не ведут, он решает зайти с другой стороны:
— Лиза, я ранен! Мне надо к врачу!
В самом деле, по его костюму расплывается красное пятно. Ничего страшного — плечо задето. До свадьбы, во всяком случае, заживет.
— Российские врачи вредны для здоровья, — отвечаю я. — Терпи.
— Но мне больно!
— Ну и что?
— Я истекаю кровью!
— Пожалуйста, если тебе так хочется. Только не делай резких движений — от этого кровь начнет течь еще сильнее.
— Ах ты бессердечная дрянь!
Будь его воля, он бы удавил меня своим галстуком, не задумываясь.
— Мне плохо, ты понимаешь?
— Так тебе и надо, — отвечаю я в стиле бессердечной дряни.
Арбатов бросается на меня, пытаясь вырвать руль. Я несильно бью его по плечу, в которое попала пуля. Предприниматель со стоном отшатывается.
— Сиди смирно, говорят тебе!
Во время этой короткой схватки мы едва не врезались в грузовик, но в самое последнее мгновение мне удалось выровнять руль. Это не машина, а просто чудо. Как она слушается водителя — это что-то!
— Я все равно до тебя доберусь! — грозит обессиленный Арбатов.
— Руки коротки.
— Дура!
— Отморозок!
— Ты ненормальная, я давно хотел тебе это сказать! Ты точно ненормальная!
— Ну, если я такая плохая, зачем ты мне цветочки посылал, а? Может, ты такой же ненормальный, как и я?
Добив этой фразой своего попутчика, я минуты три наслаждаюсь тишиной.
— Куда ты меня везешь? — стонет совершенно обессиленный Арбатов.
— Теперь — никуда, — отвечаю я, заворачивая во двор. — Мы приехали.
Глава 2
10 апреля. Первый час дня
Жилой многоквартирный дом с неудовольствием взирает на нас всеми своими окнами. Арбатов подозрительно оглядывает его, словно ищет в одном из этажей покупателя на свою смертную жизнь и бессмертную же душу в придачу. Я распахиваю дверцу автомобиля:
— Вылезай!
Арбатов явно намерен упираться, но у меня нет ни времени, ни желания пререкаться с ним. Я резко дергаю рукой с браслетом и вытаскиваю своего спутника из машины, как кильку из коробки.
— Это беззаконие! — верещит он.
Поразительно, до чего быстро некоторые граждане вспоминают о законе, который сами, замечу, в обычной жизни не слишком стремятся соблюдать. Таща за собой пристегнутого предпринимателя, я направляюсь к входной двери с домофоном.
— Если хочешь звать на помощь, кричи погромче, — предупреждаю я его.
Дверь распахивается нам навстречу. Крошечная девочка ведет на поводке еще более крошечного пса, который, завидев нас, начинает вилять хвостом.
— Пошли! — скомандовала я. То ли я не рассчитала траекторию движения, то ли Арбатов от ранения плохо держался на ногах, но он врезался в железную дверь подъезда и едва не упал.
— Хорош ругаться, здесь дети, — оборвала я его бессвязные излияния и поволокла своего спутника к лифту.
Судя по всему, Арбатов смирился со своей участью, потому что он даже не пытался сопротивляться и без звука вошел в кабину.
— А может, лучше по лестнице? — внезапно произнес он.
— Тут слишком высоко, — отозвалась я.
Арбатов замолчал и затравленным взором уставился на светящуюся кнопку на панели. Дверцы лифта разъехались с легким шумом.
— Ну, куда теперь? — не без сарказма осведомился мой собеседник.
Не отвечая, я нажала на кнопку звонка.
— Кто там? — раздался шепот из-за двери.
— Пресса, — отозвалась я. — Помните, я была у вас совсем недавно?
Дверь приотворилась. Оля Баринова стояла на пороге, с удивлением переводя взгляд с меня на человека рядом со мной.
— Вы — да, я вас помню, — просипела она. — А кто это с вами?
Я пристально посмотрела на нее, на Арбатова, снова на нее.
— Не узнаете? — спросила я, слегка подталкивая своего спутника вперед.
Оля озадаченно нахмурила брови. Арбатов начал сердиться:
— Слушай, что все это значит, а? Ты зачем меня сюда привела?
Тут в лице Оли что-то дрогнуло, на губах расцвела улыбка — вначале робкая и недоверчивая, потом молодая и радостная… от которой лицо даже преобразилось, стало мягче и нежнее…
— Юрасик? — прошептала она. — Это ты?
Пауза. И после паузы, на изумленном выдохе:
— Оля???
Так-так, дамы и господа! Вы по-прежнему утверждаете, что Оля Баринова затаила злобу на Алису Лазареву, которая разрушила ее жизнь и, чтобы отомстить ей, обратилась к известному — о, разумеется, известному в очень узких кругах — бандиту, пардон, бизнесмену Юрию Арбатову? Вы все еще верите, что этот бандит, то есть бизнесмен, — эти иностранные слова так легко перепутать! — нанял убийцу для того, чтобы разделаться с Лазаревой на ее дне рождения, а потом подослал снайпера, когда первая попытка сорвалась и вместо Алисы был убит ее муж?
Ну, даже если вы в это верите, то я, простите, уже не верю. Достаточно посмотреть на их лица, чтобы понять, что эти люди — вне зависимости от того, что связывало их в прошлом, — не виделись много лет и, возможно, вообще забыли о существовании друг друга.
— А что у тебя с голосом? — спросил Арбатов. — Простудилась, что ли?
На лицо Оли набегает облачко, а я внезапно понимаю, отчего я с самого начала не верила в виновность Арбатова, даже когда у меня не было доказательств. Помните, я говорила, что что-то беспокоило меня интуитивно, хотя я никак не могла понять, что именно? Так вот, если Юрий Арбатов так любил Олю Баринову, чтобы из-за нее пойти на преступление, отчего же он не дал ей денег на операцию, которая бы хоть отчасти восстановила ей голос?
— Может быть, мы войдем внутрь? — предлагаю я. — И тогда уже обо всем поговорим.
Оля посторонилась, и я переступила через порог. Должно быть, я забыла о наручниках, потому что Арбатов дернулся вслед за мной и приложился плечом о косяк.
— Извини, — говорю я. Не отвечая, он бросает на меня хмурый взгляд, и только тут я понимаю, как мы должны выглядеть со стороны: в мятой одежде, испачканы кровью, и вдобавок на нас одни наручники на двоих. Неудивительно, что Оля Баринова взирает на нас с некоторым недоумением.
— Видите ли, — говорю я, — я должна перед вами извиниться. Дело в том, что я и мой напарник, которого сейчас здесь нет, мы вовсе не работаем в прессе. Мы…
— Я так и думала, — шепчет Оля. — После вашего ухода я позвонила в газету, которую вы назвали, и выяснила, что таких сотрудников там нет.
Ну что ж, очко в ее пользу.
— Тем лучше, — говорю я. — Значит, вы уже поняли, кто мы такие. Мы расследуем убийство Георгия Лазарева и его жены, которую вы хорошо знали в свое время. — На щеках Оли проступил слабый румянец. Она смотрела на меня не отрываясь. — Сначала нашей подозреваемой были вы, затем — ваш, так сказать, одноклассник.
— Бред какой-то! — вскинулся Арбатов. — С чего ты решила…
— Вовсе не я, — отрезала я. — Лично я снимаю с тебя всякие подозрения.
— Большое спасибо, — весьма иронически отозвался Арбатов, — но лично я предпочел бы, чтобы ты для начала сняла с меня наручники.
— Нет проблем, — отозвалась я и свободной рукой залезла в карман.
— Что-то не так? — участливо осведомился Арбатов, когда я начала хлопать себя по всем карманам.
— Ключи куда-то подевались, — ответила я.
Мой пленник потемнел лицом:
— Что? Ты потеряла ключи?
— Да ладно тебе, ничего страшного, — отозвалась я. — Оля, у вас есть шпилька или булавка?
— Сейчас посмотрю, — прошептала она и убежала.
Минуты через три наручники были сняты, причем открыть их шпилькой мне не удалось. Зато Арбатов проявил большую сноровку в их открывании, так что поневоле я заподозрила, что эта операция была ему знакома.
— Ну и что теперь? — сердито спросил Арбатов, растирая запястье.
— Ты что, не понял? — удивилась я. — Ты свободен. Я тебя отпускаю. — На лице моего собеседника было написано самое искреннее изумление, и я решила на всякий случай пояснить: — Раз уж ты не замешан в деле, над которым мы работаем…
— Нет, ну… — начал Арбатов. Ему явно не хватало слов.
— Мне пора, — оказала я. — Да, и прежде чем уйти, приведи себя в порядок. Видок у тебя еще тот.
Я двинулась к двери.
— Лиза, подожди!
Однако как раз этого я делать не собиралась. Я махнула ему рукой на прощание и быстро сбежала вниз по лестнице. Арбатов был прав: хватит с нас лифтов на сегодня.
— Погоди-погоди! — вскинулся Антипенко. — Значит, вы падали в лифте, потом кое-как оттуда выбрались, и тут появились эти стрелки. Вы спрятались в машину, так как она бронированная, и тут Арбатов неожиданно нажал на газ. Двух стрелков он задавил насмерть, третий в критическом состоянии, и неизвестно, очухается или нет. В городе Арбатов велел тебе вылезти, а сам укатил в неизвестном направлении. Так?
— Так, — пожала я плечами.
Во время нашего разговора Павел Ласточкин, сидя у окна, крутил в пальцах простой карандаш. На меня капитан не смотрел.
— То есть фактически он взял тебя в заложницы, — настойчиво продолжал Антипенко. — Верно?
— Андрей, — сердито сказала я, — я уже устала это повторять. Никто никого ни за что не брал. — Ласточкин, услышав эти слова, фыркнул. — Просто пошла такая серьезная заварушка, что стало ясно: оставаться в здании больше не имеет смысла. Если бы ты падал с нами в том лифте, ты бы это понял.
Антипенко вздохнул:
— Ясно. В общем, вы прокатились с ветерком, цивилизованно распрощались, и никаких претензий у тебя к нему нет. Я правильно излагаю?
— Ага, — подтвердила я, втайне надеясь, что при этом все-таки не покраснею до кончиков волос. — А что с нападающими, кстати? Вам хотя бы удалось узнать, кто это такие?
Антипенко принялся тереть правой рукой мочку левого уха. Лично я истолковала это так, что он находится в сильном замешательстве.
— Ну, — наконец проговорил он, — личности погибших, в общем, установлены, но вряд ли мы дождемся от кого-то внятных показаний. Даже от того, кто остался в живых после столкновения с вашим авто.
— Брось, Андрей, — нетерпеливо вмешался Ласточкин. — Все и так ясно и понятно, включая того, кто именно прислал этих ребят с заданием замочить Арбатова. Другое дело, что мы никогда этого не докажем, и, разумеется, если мы вообще начнем рыть в этом направлении, на нас быстро навесят какое-нибудь обвинение и выгонят со службы.
— Все это, может быть, и верно, — возразил Антипенко, — но нашу сотрудницу, — он кивнул на меня, — чуть не убили, и мы обязаны во всем этом разобраться.
— А сотрудница тут совершенно ни при чем, — отрезал Ласточкин. — Ведь метили-то не в нее, а в Арбатова.
— Вы мне все-таки скажете, кто в него метил? — сердито спросила я.
— Да ради бога, — отозвался Ласточкин. И вслед за этим назвал очень громкую фамилию с олигархическим привкусом, которой, кстати сказать, совершенно не место на страницах моего скромного повествования, и поэтому я ее опущу.
— Это только наши подозрения, — тотчас же возразил Андрей.
— Лично у меня они давно уже перешли в уверенность, — парировал мой напарник. Вслед за этим в кабинете разразился в меру жаркий спор — один из извечных полицейских споров на тему: кто виноват и что делать, а также чего не стоит делать ни в коем случае. В конце концов все выпили кофе, пожали друг другу руки и разошлись. Мы с Ласточкиным пешком отправились к метро, а Андрею еще предстояло отчитываться перед высоким начальством.
— Не завидую я ему, — зевнул Павел, как только мы оказались на улице. — Никаких прямых улик, указывающих на то, что Арбатов участвовал в убийстве Лазаревых, не обнаружено. Конечно, начальство может попытаться перевести стрелки и обвинить его в чем-нибудь гораздо более серьезном, в неуплате налогов или отмывании денег, но ведь Арбатов тоже далеко не дурак. Он прекрасно понимает, откуда ветер дует, и к тому же у него лучшие адвокаты в России. Если его не грохнут раньше, уверен, не пройдет и недели, как ордер на арест отзовут как незаконный, а Андрею в придачу еще и намылят шею за излишнюю ретивость.
— Андрей и в самом деле поторопился, — заметила я. — Арбатов не имеет к убийству никакого отношения. То, что он учился в одном классе с Олей Бариновой, — чистое совпадение.
— И это совпадение пытались использовать, чтобы его утопить, — согласился Ласточкин. — Только зря ты его защищаешь, Лиза. Уверяю тебя, он и сам прекрасно может за себя постоять.
— Я не понимаю, о чем ты, — сердито сказала я.
— Да все о том же, — отозвался капитан. — Вся эта история о том, как он затолкал тебя в машину и нажал на газ, по пути размазав по асфальту пару киллеров… Извини, но что-то мне подсказывает, что, если бы он действительно попытался тебя умыкнуть, у него были бы такие неприятности, по сравнению с которыми падение в лифте — сущий пустяк.
Все-таки женщины — совершенно непредсказуемые существа. Когда Павел начал говорить, у меня было твердое намерение возмутиться, но вместо того, едва он окончил свою речь, я принялась смеяться.
— Это хорошо, что ты смеешься, — одобрил Ласточкин, — а мне, когда ты пропала, было совсем не до смеха. Кстати, насчет Арбатова: ты совершенно точно уверена, что он не приложил руку к смерти Лазаревых?
— На все сто поцентов, — заверила я его.
— Ну что ж, тогда будем продолжать искать, — ответил мой напарник, и мы спустились в метро и смешались с вечерней толпой.
Глава 3
Пятница, 12 апреля. Утро
Собственно говоря, следующий день, 11 апреля, должен был стать обычным нашим рабочим днем, но утром нам позвонил сначала Тихомиров и велел сидеть тихо и не высовываться, затем то же самое сказал по телефону Антипенко и еще раз повторил Зарубин. Вняв уговорам, мы с Ласточкиным решили остаться дома и на работу не ходить. Я использовала неожиданно выдавшееся свободное время на то, чтобы купить новый сотовый и посмотреть телевизор, по которому, замечу мимоходом, ни слова не было сказано о взрыве лифта в некой весьма известной корпорации. Один раз звонил отец, чтобы пожаловаться на мать, еще раз пять звонила мать с жалобами на отца, так что день прошел вполне мирно, и наутро я вновь была готова к выполнению своих непосредственных профессиональных обязанностей.
Паша Ласточкин явился на работу минут через пять после меня. Одновременно с его появлением на столе капитана начал хрипло трезвонить телефон.
— Алло! — Павел наполовину снял куртку, сбросив ее с одной руки, а в другой держал трубку. — Да ты что? — Новость, очевидно, была и впрямь важной, раз он начисто забыл про куртку, которая свисала вдоль его спины. — Да нет, я бы не сказал, что неожиданно. Чего-то подобного я и сам ожидал, просто не думал, что все случится так скоро. Пока.
Он повесил трубку и, вспомнив про куртку, начал высвобождаться из второго рукава. Покончив с этой процедурой, он спросил:
— Помнишь… — и вслед за этим назвал фамилию конкурента Арбатова, который, по его предположениям, и стоял за покушением на жизнь непредсказуемого Юрия Даниловича.
— Что, он присоединился к большинству? — вяло спросила я, предвидя ответ.
— Представь себе! Причем его не расстреляли и даже не взорвали, а он сам взял и мирно утонул в ванне, находясь в своем замке во Франции.
Я вытаращила глаза:
— Слушай, но это…
— Ну да, ну да. Но это мы с тобой понимаем, что произошел никакой не несчастный случай. А местной полиции, конечно, проще будет списать все на случайность. В конце концов, от смерти в собственной ванной никто не застрахован.
— А где Арбатов? — задала я вопрос, ответ на который мне не терпелось узнать.
Ласточкин повел плечами:
— А черт его знает! Где-то спрятался, наверное. Кстати, ордер на его арест вчера аннулировали. Оказалось, что он как-то противозаконно оформлен.
— Все, как ты и говорил, — подытожила я.
— Именно, — подтвердил Павел, и глаза его блеснули.
Мне внезапно сделалось неуютно. Должно быть, капитан заметил это, потому что сказал:
— Не переживай, Лиза. Все нормально: одни бандиты убивают других. Это, кстати, одна из причин того, почему обществу глубоко наплевать на все эти разборки.
— А как же мы? — вяло спросила я. — Что, нам тоже должно быть все наплевать?
— Нет, — отрезал Ласточкин. — Но у нас с тобой свои дела, и в первую очередь мы будем заниматься именно ими. — Он снял трубку телефона и набрал номер: — Алло, доброе утро. Костю можно к телефону? Капитан Ласточкин беспокоит. Да, я подожду.
…Откуда же, откуда это тягостное ощущение, что вся моя жизнь, а вместе с ней и я сама качусь куда-то не туда? Словно все неправильно, фальшиво, не так, как должно быть, и мучительно не столько это, сколько сознание того, что ты ничего не можешь исправить. Да полно, что я хочу исправить? Кого? Себя? Существующие обстоятельства? Или, может быть, Юрия Даниловича Арбатова, Юрасика, который то угрожал мне, то присылал цветы и улыбался, то отдавал приказ убить человека? И как я могу осуждать его за это, когда доподлинно известно, что тот человек намеревался убить его самого?
— Алло! Да, это я… Что у тебя по нашему покойнику?
Тоска накрывает меня с головой. Все бесполезно, все. Никогда мы не раскроем эти дела. Владислав Парамонов, после смерти стращающий свою жену письмами… Странный звонок, после которого были убиты муж и жена Лазаревы… Зачем? Зачем все это? А еще эта поразительная дама, Агриппина, которая якобы предвидела будущее… Как она могла что-то предвидеть, когда сама впустила в квартиру своего убийцу? Впрочем, это уже не наше дело. Им занимается Зарубин — вот и пусть занимается. Пусть каждый возделывает свой сад… Это Вольтер сказал или не Вольтер? Пару недель назад мы арестовали занятного гражданина. Он говорил на шести языках и читал в подлиннике чуть ли не всех мировых классиков, что, однако, не помешало ему отравить тетку, завещавшую ему все имущество. И если бы не одна крошечная деталь, пустячная оговорка, нам с Ласточкиным никогда не удалось бы припереть этого блистательного знатока к стенке. А как он был эрудирован, боже мой! Кладезь познаний! Старомодная учтивость! Мне, помнится, все пытался ручки целовать — правда, это было до того, как я надела на него наручники. Никому нельзя верить! Никогда! Никому!