— Заканчивайте миловаться, — недовольно буркнул Дэнис Виллерс, — и мы пойдем.
— Наверное, я сразу лягу, — сказал Квентин. — Мне не терпится начать новую книгу. Хочешь еще немного посидеть?
— Вечер такой чудесный, — сказала Элизабет. — Прогуляюсь по саду перед сном.
— Только накинь что-нибудь теплое. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, дорогой.
Элизабет взяла куртку, мягкую и легкую, из зеленой ангоры. При свете луны она была неотличима от кипарисов итальянского садика. Поздние розы, бледно-розовые, абрикосовые и лимонные, ночью казались белыми. Элизабет прошла по дерну между розариями, шестиугольным, полукруглым и ромбовидным, затем по мощенной плитками дорожке между живыми изгородями из тиса направилась к калитке в красной кирпичной стене. От костра, разведенного Уиллом, поднимался тонкий серый столбик дыма.
Элизабет отперла калитку и вышла на заросшую травой обочину, над которой нависали ветви буков из сада и которая отделяла стену от дороги на Помфрет. Блеснули и пронеслись мимо фары автомобиля; Элизабет попятилась, укрывшись в тени деревьев. Катье на «мини» возвращалась из Кингсмаркхэма. Дорога опять опустела; теперь ее освещала только луна. Элизабет закрыла за собой калитку, пересекла дорогу и пошла от нее по песчаной тропке в глубь Черитонского леса.
Убедившись, что ее не видно с дороги, Элизабет присела на бревно и стала ждать. Потом зажгла сигарету, третью из пяти, что она выкурит за этот день.
У каждого из супругов Найтингейл была своя спальня на втором этаже Майфлит Мэнор, с окнами, выходившими на фасад дома. Квентин разделся, быстро скользнул в постель, включил ночник и раскрыл «Влюбленного Вордсворта».
Как всегда при чтении книг Виллерса, он первым делом с гордостью и удовольствием прочел редакторский панегирик автору и его работам, внимательно изучил фотографию шурина на задней стороне суперобложки. Затем пролистал все иллюстрации: репродукции портретов Вордсворта, его сестры Дороти и виды на «извилистый Форт» из замка Стирлинг. И только потом приступил к чтению.
Квентин читал, как читают ученые, добросовестно просматривая каждую библиографическую ссылку и не пропуская ни одного примечания. Дойдя до встречи поэта с французской возлюбленной, он услышал звук шагов на лестнице. Элизабет вернулась с прогулки? Нет…
Шаги удалялись, поднимаясь все выше и выше, пока слабый звук не послышался прямо у него над головой. Значит, не Элизабет, а Катье, которая спала наверху.
Часы показывали половину двенадцатого, и в спальне похолодало. Как выразился Квентин за ужином, в воздухе уже чувствовалась легкая прохлада. Должно быть, Элизабет замерзла там, в саду. Рамы на окнах спальни и оконные переплеты наверху задребезжали от поднявшегося ветра. Квентин отложил книгу и выглянул в сад.
Луна скрылась за облаками. Квентин накинул халат, открыл дверь спальни, постоял в нерешительности и направился к лестнице.
Глава 2
У инспектора уголовного розыска Майкла Бердена был выходной. Он валялся в постели до девяти. Затем встал, принял ванну и взялся за дело, которому намеревался посвятить весь свободный день, — покрасить бунгало снаружи.
Ночью поднялся сильный ветер, отголосок карибского урагана, который американцы назвали «Каролина». Стремянка Бердену не требовалась, поскольку карнизы бунгало располагались достаточно низко, но сегодня ему и в голову не пришло бы взбираться на лестницу. И разумеется, он не разрешит этого делать своему исполненному энтузиазма помощнику, одиннадцатилетнему сыну Джону, который по случаю школьных каникул был дома.
— Можешь заняться входной дверью, Джон, — сказал Берден, зная, что оказывает сыну особую честь. Все маляры, особенно непрофессионалы, с нетерпением ждут момента, когда на дверь лягут первые мазки краски, обычно яркого, контрастирующего со стенами цвета.
— Правда? Черт! — воскликнул Джон.
— Не чертыхайся. Ты же знаешь, я не люблю, когда ты ругаешься.
Вопреки обыкновению Джон не стал спорить, а молча побежал в гараж за новой банкой краски цвета «розовый фламинго». Там он столкнулся со своей сестренкой Пэт, кормившей листьями липы гусеницу бражника, заключенную в коробку из-под обуви. Он собирался отпустить язвительное замечание, что-нибудь насчет того, как глупо разводить садовых вредителей, но с заднего крыльца послышался голос матери:
— Джон, позови папу. Ему звонят.
— Кто?
— Сам догадайся. — В голосе миссис Берден проступили отчаяние и безнадежность.
Джон догадался. Захватив банку краски, он вернулся к отцу, который как раз нанес первый мазок на раму венецианского окна.
— Тебе звонят из полицейского участка, — сказал мальчик.
Берден взял себе за правило не употреблять крепких выражений — ни в присутствии детей, ни в их отсутствие. Он аккуратно опустил кисть в банку из-под джема, наполненную синтетическим скипидаром, и вошел в дом.
Сегодня утром бунгало выглядело необыкновенно красивым. Холл и гостиная украшены пурпурными георгинами (сорт «Епископ Ллэндаффа») в керамических вазах из Пула, новые занавески раздвинуты, из кухни тянет густым ароматом пудинга с мясом и почками, предназначенным для ленча. Вздохнув, Берден взял безупречно чистую трубку белого телефона.
— Ты не торопишься, — прозвучал недовольный голос старшего инспектора Вексфорда.
— Прощу прощения. Я красил.
— Не повезло тебе, Пикассо. Придется заканчивать свой шедевр в другой раз. Служба зовет.
Берден прекрасно знал: нет смысла напоминать начальнику, что у него сегодня выходной.
— Что случилось, сэр?
— Ты знаешь миссис Элизабет Найтингейл?
— Только в лицо. Ее все знают. Муж — член правления страховой компании Ллойда. Денег куры не клюют. Что она натворила?
— Ее убили — вот что.
— Черт возьми! — нарушил свое правило Берден.
— Я в Майфлит Мэнор. Приезжай сюда как можно скорее, Майк.
— А я варю роскошный пудинг, — сказала Джин Берден. — Постарайся вернуться к ленчу.
— И не надейся.
Берден переоделся, схватил ключи от машины. Джон сидел на низкой стене сада, ожидая распоряжений.
— Придется повременить с входной дверью денек-другой. Извини, что так вышло.
— Я сам могу.
— Не спорь, я тебя очень прошу. — Берден выудил из кармана полкроны. — Ты что-то говорил насчет новой батарейки для транзистора… И сладостей себе тоже купи. — Он сел в машину. — Послушай, Джон… Кажется, мистер Виллерс, брат миссис Найтингейл, преподает у тебя в школе?
— Старая римская вилла? — переспросил Джон. — Я не знаю, чей он там брат. Латынь и греческий. А тебе зачем?
— Так просто, — сказал Берден.
Дом из красного кирпича, построенный в эпоху королевы Анны, как будто присел, слегка наклонившись, у самой дороги; его окна, словно глаза Аргуса[7], смотрели на деревню, а цоколь скрывал густой зеленый кустарник, шелестевший на ветру. Берден остановился позади большого служебного автомобиля, на котором приехал Вексфорд, открыл ворота с драконами и поднялся по ступенькам парадного крыльца. Кнопку звонка он нажать не успел — дверь открыл сержант уголовной полиции Мартин.
— Старший инспектор в… ну, они это называют утренней гостиной, сэр.
Дом был полон людей, но в то же время словно затаил дыхание — такая тишина бывает при шоке, когда случается что-то непостижимое. Берден постучал в дверь утренней гостиной и вошел.
Это была маленькая элегантная комната с кремовыми и синими стенными панелями. На широкой полке, повторявшей изгибы рейки для картин, стояли синие дельфтские тарелочки с цветочным орнаментом. На стенах висели нежные акварели — пейзажи или пасторали с изображением майфлитской мельницы, церкви в Форби и моста через реку в Флэгфорде.
Вексфорд, втиснувшийся в маленькое кресло с обивкой из кремового шелка, казался еще более внушительным, чем обычно. Его массивное лицо было мрачным, но настороженные, внимательные глаза не отрывались от женщины, сидевшей по другую сторону камина. Взглянув на аккуратные седые волосы и простое лицо, покрасневшее и залитое слезами, Берден решил, что это преданная служанка, давно живущая в семье.
— Входи, — сказал Вексфорд. — Садись. Это миссис Кэнтрип. Она вела хозяйство у мистера и миссис Найтингейл с тех пор, как они поженились шестнадцать лет назад.
— Истинная правда, сэр. — Миссис Кэнтрип прижала носовой платок к опухшим глазам. — И милее человека, чем миссис Найтингейл, я в жизни не встречала. Чистое золото — такой хозяйки у меня никогда не было. Я часто думала — хоть это звучит неуважительно, — как жаль, что в наши дни рекомендация требуется мне, а не ей. Уж я бы не пожалела ярких красок, можете не сомневаться.
Берден осторожно опустился в другое шелковое кресло. Все здесь сияло чистотой и великолепием от сверкающего фарфора до каминных экранов с рисунком в виде овалов на длинных стеблях.
— Не знаю, что вы о нас подумаете, — произнесла миссис Кэнтрип, неверно истолковав выражение его лица. — Тут такой беспорядок, но утром нам было не до уборки. Мы с Кетчер просто не могли заставить себя взять в руки тряпки. Когда я услышала новости, мне стало так плохо, что я едва не лишилась чувств. — Она повернулась к Вексфорду и шмыгнула носом, сдерживая слезы.
— Итак, сэр, вы сказали, что хотите повидать всех, кто есть в доме, и теперь, когда пришел другой джентльмен, я не смею вас задерживать. — Экономка принялась перечислять, загибая натруженные пальцы: — Уилл Палмер, он-то и нашел бедняжку, Шон Ловелл, Кетчер…
— Кто такая Кетчер?
— Девушка, иностранка. Их называют помощницами по хозяйству, сэр. Она в своей комнате наверху. И еще сам бедный мистер Найтингейл, он заперся у себя в кабинете и никому не открывает.
— Сначала поговорю с мистером Палмером, — решил Вексфорд.
— Давно вы тут? — шепотом спросил Берден, словно боялся нарушить могильную тишину в доме.
— С половины восьмого, — вполголоса ответил Вексфорд.
Экономка провела их длинным коридором через кухню и в сад.
— Спасибо, миссис Кэнтрип. А вот, кажется, и мистер Палмер.
Территорию поместья обыскивали люди в полицейских мундирах и в штатском. Уилл Палмер вышел из-за живой изгороди, остановился посреди лужайки и угрюмо поглядывал то на констебля Гейтса, топтавшегося среди цветочных горшков в одной из теплиц, то на констебля Брайанта, который, закатав рукава, сунул руки по локоть в зеленую воду декоративного пруда с лилиями.
— Тело сфотографировали и увезли, — пояснил Вексфорд. — Кто-то ударил ее по голове. Неизвестным предметом. Теперь они ищут орудие убийства. Крови было до черта. — Старший инспектор повысил голос. — Мистер Палмер! Подойдите, пожалуйста, сюда.
Это был высокий, жилистый старик с жестким, костлявым лицом, превращенным солнцем и ветром в подобие маски из палисандрового дерева. Лысина на макушке была темно-красной, как сердцевина маргаритки среди белых лепестков.
— Как я понял, вы хотите со мной поговорить, — произнес он с мрачной значительностью. — Но зачем они рыскают в моем саду?
— Мы ищем орудие, которым убили миссис Найтингейл. — Вексфорд не стал ничего скрывать.
— Не думаю, что вы найдете его в моих фуксиях.
— Посмотрим. — Вексфорд указал на тонкий столбик дыма. — Давно горит тот костер?
— Со вчерашнего вечера, начальник.
— Понятно. Где мы можем спокойно поговорить, мистер Палмер? Может, на кухне? Или там будет миссис Кэнтрип?
— Наверняка, начальник. И она бывает очень любопытной. Можно пойти в итальянский садик, там нет ветра.
Они устроились на длинной металлической скамье, украшенной завитками, у пруда прямоугольной формы, вода в котором еще была мутной после того, как дно водоема обследовали люди Вексфорда. В дальнем конце пруда высилось вычурное барочное сооружение с нишей, в которой стояла бронзовая фигура мальчика, наливающего воду из амфоры в чашу. Садик размером примерно тридцать на двадцать футов окружали кипарисы, дрожавшие на ветру.
— Значит, дело было так, — начал Палмер. — Ночью поднялся ветер, такой сильный, что разбудил меня. Было около половины пятого. Первым делом я вспомнил о хризантемах мистера Найтингейла, тех, что мы готовили к выставке цветов. Понимаете, горшки с ними стояли на открытом воздухе, и я подумал, что ветер их опрокинет, это уж как пить дать. Вот я и сел на велосипед и помчался сюда что было духу.
— Когда вы приехали в поместье, мистер Палмер?
— Около пяти. — Садовник говорил медленно, смакуя каждое слово. Он явно начал получать удовольствие от разговора. — Все хризантемы выстояли на ветру, но я убрал их в теплицу, на всякий случай. А потом глядь — что-то не так. Одна из этих стеклянных дверей в сад распахнута настежь. Воры, подумал я. В дом забрались воры. Поначалу даже растерялся. Не знал, что делать. Может, просто сильный ветер, а дверь запереть забыли. Но подумал, что обязан разбудить мистера Найтингейла, и поэтому вошел, поднялся по лестнице к его спальне. Стучу, стучу в дверь, а он не открывает. Должно быть, сон у него крепкий, подумал я и решился войти.
— Он был там?
— Нет. Кровать была пуста. Мистер Найтингейл, — окликнул я. — Вы здесь, сэр? Подумал, что он в ванной, — дверь туда была закрыта…
— Но вы не заглянули в ванную? — перебил его Вексфорд, воспользовавшись паузой.
— Я знаю свое место, сэр. Кроме того… — Палмер опустил взгляд на заштопанные и лоснящиеся колени брюк. — Они хоть и спят в разных комнатах, но как-никак женаты, и…
— Естественно, вы подумали, что он мог провести ночь в спальне миссис Найтингейл?
— Да, начальник, именно так я и подумал. Я всегда говорил, что у знати свои причуды, непонятные таким, как мы. — Ничуть не смутившись, что он причислил Вексфорда и Бердена к простолюдинам, Палмер продолжил: — Так что, не дождавшись ответа от мистера Найтингейла, я осмелился постучать в дверь мадам. Никто не ответил, и я уже начал волноваться — было от чего. Совсем расстроился. Иначе никогда не посмел бы и порога переступить — слугам в рабочей одежде не место в спальне леди. Но мадам все равно там не было, даже постель не разобрали.
— А вам не пришло в голову позвать девушку?
— Не пришло, начальник. Что такого может Кетчер, что не под силу мне? Я обошел парк и увидел открытую калитку. «Лучше позвони в полицию, Уилл», — сказал я себе, но когда вернулся в дом, встретил мистера Найтингейла. Он сказал, что принимал ванну, когда я стучал, но пока вытерся и вышел, меня уже и след простыл.
— Что было дальше? — спросил Берден.
Палмер почесал в затылке.
— Мистер Найтингейл сказал, что с мадам, должно быть, что-то случилось, когда она гуляла в парке, но я ответил, что уже обыскал парк. Тогда, — садовник нагнетал напряжение, как опытный рассказчик, — я вспомнил об открытой калитке и глухом, темном лесе, и сердце у меня захолонуло. «Думаю, она ушла в лес, и там с ней приключилась беда», — сказал я бедному мистеру Найтингейлу. Мы пошли в лес ни живы ни мертвы. Я шел первым, и я нашел ее. Лежала лицом вниз, эти чудесные золотистые волосы все в крови. Да вы сами знаете, начальник. Видели.
— Спасибо, мистер Палмер. Вы нам очень помогли.
— Я всегда стараюсь исполнять свой долг, сэр. Мистер Найтингейл был добр ко мне, и мадам тоже. Кое-кто, не буду называть по имени, пользовался бы их добротой, но только не я. Наверное, я принадлежу… как это говорится, к старой школе.
Вексфорд поднял голову и заметил среди кипарисов человека, опиравшегося на лопату.
— А Шон, как его там, пользовался? — тихо спросил он.
— Ловелл, начальник. Шон Ловелл. Ну, по правде говоря, пользовался. В мое время каждый знал свое место, не то что теперь, а этот Ловелл вообще из самых низов. Его мать та еще штучка, а отца, похоже, у него вовсе не было. Поди, вас бы стошнило, загляни вы к ним в дом. Но Шон держал себя с мадам как ровня — вы бы слышали. Элизабет то, Элизабет се, говорил он мне за ее спиной. Я его поставил на место, сказал, чтобы он не смел при мне так называть мадам.
— И как же он пользовался добротой хозяев? — нетерпеливо спросил Берден.
— Шон спит и видит, как бы ему петь в одной из этих поп-групп. Понимаете, мадам была доброй, только улыбалась и терпеливо слушала, когда он начинал петь. И он ей пел… — Палмер с отвращением скривился, обнажив гнилые обломки зубов. — Когда она оставляла окно открытым, Шон приходил и пел какую-нибудь из этих поганых песен, которые слышал по телевизору. А какой нахальный — вы не поверите! Однажды я застал его с мадам в саду возле пруда: он болтал без умолку, положив свою грязную лапу на ее локоть. Я точно знаю, мадам это было неприятно. Она прямо вздрогнула и вся покраснела, когда я прикрикнул на него. «Дьявольские вольности», — сказал я ему, когда мы остались одни. А он мне в ответ: «Элизабет и я, мы понимаем друг друга». Какая наглость!
Палмер поднялся, скрипнув старыми суставами, и бросил хмурый взгляд в сторону Ловелла.
— Одно могу сказать, — произнес он. — Надеюсь, меня уже не будет на свете, когда это равенство нас всех доконает.
Умелая перепланировка и декоративные перегородки превратили просторный чердак в квартиру для проживающей в доме помощницы по хозяйству. Изящные полки из полированного бука, уставленные книгами и комнатными растениями, отделяли гостиную от спальной зоны. Вся мебель была современной. Обитые алым твидом диван и два кресла, болотного цвета ковер, красные шторы из рубчатого вельвета.
— Хорошо говорите по-английски, мисс Доорн? — спросил Вексфорд, когда девушка пригласила их войти.
— Ой, нет, очень плохо, — ответила голландка. — Все говорят, очень плохо.
Она улыбнулась, явно не испытывая ни малейшего смущения. Классический голландский тип, с восхищением подумал Вексфорд. На плакатах для туристов такие девушки в деревянных сабо и крестьянском платье рекламируют красоты Голландии, стоя среди ветряных мельниц и тюльпанов. Длинные светлые волосы, отливавшие золотом, ярко-синие глаза и удивительная молочно-белая кожа, нежная, как тюльпаны в парке Кейкенхоф[8]. Когда она смеялась — а смеяться она, похоже, никогда не переставала, — ее лицо сияло, словно подсвеченное изнутри. На взгляд Вексфорда, ей было около двадцати.