— Теория твоего сыродела в чём-то перекликается как с зырянской сказкой о злом демиурге Омоле, тело которого состоит из множества человеческих тел, так и с мифом индейцев навахо о божественной Паучихе, рассеявшей по всему миру свои глаза. Над этим стоит подумать.
— Сказки и мифы к делу не пришьёшь, — ответил Цимбаларь. — Я уже и сам стал как тот сказочный петушок, повсюду выискивающий врагов. Кукарекаю и кукарекаю с утра до ночи... Подождите. За мной бегут. Кажется, что-то случилось... Недаром говорится: пришла беда, держи карман шире.
— Где ты сейчас находишься? — взволновался Кондаков.
— Недалеко от клуба.
— Сейчас будем там!
— Только не забывайте, что у нас чисто шапочное знакомство.
Орава как попало одетых людей неслась прямо на Цимбаларя. Во враждебности её намерений сомневаться не приходилось.
Бегство обязательно обернулось бы позором. Применять оружие против толпы, в которой могли оказаться беременные женщины и несовершеннолетние, запрещал устав. Поэтому Цимбаларь прислонился спиной к забору и принял выжидательную позу. В конце концов, всё это могло оказаться лишь традиционной местной шуткой, вроде карнавала разбойников на Ямайке или каннибальских игрищ на Новой Гвинее.
В последний момент из набегавшей гурьбы выскочил немного приотставший Страшков, выражением лица похожий на Наполеона после Ватерлоо, и кочетом набросился на Цимбаларя (пока, правда, фигурально).
— Вы зачем это сделали? — закричал он фальцетом. — Зачем?
— Что я сделал? Что? — отстраняя от себя взбешённого сыродела, спрашивал Цимбаларь.
— Вы погубили сырную массу, приготовленную для ферментации! Это убытки на десятки тысяч рублей! Теперь придётся дезинфицировать всё оборудование! Кто нам заплатит за простой?
Толпа, на девять десятых состоящая из работников сыроварни, дружно поддерживала своего начальника. Таких осатаневших лиц Цимбаларь не видел даже у футбольных болельщиков, ставших очевидцами проигрыша любимой команды.
— Да не трогал я вашу сырную массу! — категорически заявил он. — Очень мне нужно!
— Неправда! — взвизгнул Страшков. — Я видел, как вы что-то бросили в чан!
— Ничего я туда не бросал, а только случайно задел чан рукой, — Цимбаларю, со всех сторон окружённому недоброжелателями, не оставалось ничего другого, как оправдываться.
— Пошли в цех, сами увидите! — Страшков попытался ухватить его за портупею, но тут же схлопотал по рукам.
Между тем толпа, в задних рядах которой уже мелькали озабоченные лица Кондакова и Людочки, неуклонно росла. К Цимбаларю со всех сторон тянулись цепкие руки, и, дабы не усугублять ситуацию, он вынужден был принять не совсем любезное предложение Страшкова.
Все двинулись к сыроварне, но на территорию пропустили только рабочих да Кондакова, заявившего, что, как дипломированный фельдшер, он имеет право принять участие в разбирательстве.
За время, прошедшее после ухода Цимбаларя, содержимое чана стало грязно-серым, усохло чуть ли не наполовину и сейчас больше всего напоминало подгоревшую манную кашу, куда вдобавок ещё и нагадила кошка. Запах, не отличавшийся особой приятностью и прежде, теперь вызывал тошноту. Глядя на этот ужас, Страшков едва не рыдал.
— Гражданин участковый, вы бросили туда что-нибудь? — официальным тоном осведомился Кондаков.
— Третий раз говорю — нет! — отрезал Цимбаларь.
— И даже пепел от сигареты не стряхивали? — продолжал паясничать Кондаков.
— Я вообще здесь не курил, это любой подтвердит.
— Сейчас проверим, — сказал Кондаков, а затем обратился к хмурым рабочим, лишившимся гарантированного заработка на неделю вперёд: — Очищайте ёмкость, братцы. Только аккуратненько.
Испорченную сырную массу стали выгребать лопатами и вёдрами прямо на пол. Поначалу никто не видел в этой процедуре какого-либо смысла (убитый горем Страшкоз вообще на всё рукой махнул), однако на дне чана вскоре обнаружились осколки стеклянных ампул, что подтверждало наличие злого умысла.
Люди опять возбуждённо загалдели, но Кондаков быстро навёл порядок.
— Никому ничего не трогать. Это может быть яд, — заявил он и, надев резиновые перчатки, сам собрал наиболее крупные осколки.
Толпа затихла, ожидая резюме прыткого фельдшера.
— Кефазолин, — объявил наконец Кондаков. — Антибиотик широкого спектра действия, подавляющий развитие всех видов бактерий, стрептококков, пневмонококков, сальмонелл, шигелл, вирусов, грибов, протеев и простейших. Неудивительно, что он повлиял на закваску столь негативным образом.
— Антибиотик? — ожил Страшков. — Слава богу! Не надо будет проводить полную дезинфекцию цеха. Достаточно вымыть чан горячей водой со щёлоком.
Повинуясь его энергичным распоряжениям, рабочие занялись спасением того, что ещё можно было спасти. Бракованную сырную массу разбирали на корм свиньям. В заражённый антибиотиком чан хлынул кипяток. Цех наполнился паром.
О Цимбаларе все, похоже, забыли, и, подталкиваемый в спину Кондаковым, он покинул сыроварню.
— Куда ты меня уводишь? — упирался разобиженный участковый. — Я требую полного оправдания! Это же наглая клевета!
— Подожди, пусть народ успокоится, — уговаривал друга рассудительный Кондаков. — Ты ещё вернёшься сюда на белом коне.
Его правоту подтверждали хулительные реплики, доносившиеся из-за забора, и куски мёрзлого собачьего дерьма, летевшие с той же стороны.
— Какого хрена ты меня сюда привёл? — осведомился Цимбаларь, когда они оказались в больничке (из соображений конспирации Людочка за ними не последовала).
— Сейчас узнаешь, — Кондаков копался в шкафу, битком набитом медикаментами. — Дело в том, что перед отъездом в Чарусу я получил десять упаковок этого самого кефазолина. Здесь я им не пользовался. Тем не менее одной упаковки не хватает.
— Тогда всё ясно, — сказал Цимбаларь, к которому вернулось прежнее присутствие духа. — Ты сам совершил диверсию на сыроварне и всё свалил на меня.
— Или ты украл антибиотик из моего шкафа и упорно продолжаешь свою вредительскую деятельность, — не остался в долгу Кондаков. — В противном случае придётся допустить, что мы имеем дело с происками злых сил.
— Зачем злым силам антибиотики, — возразил Цимбаларь. — Самая плохонькая кикимора могла бы погубить весь этот сыр одним взглядом. Впрочем, какая разница, кто тому виной — люди или бесы. Шишки-то всё равно падают на меня. Не удивлюсь, если завтра найдётся свидетель, видевший, как я справлял нужду в алтаре и плевал на образа святых.
— Вполне возможно, — согласился Кондаков. — Рано или поздно ты допрыгаешься до суда Линча, а потом придёт и наш черёд... Поэтому для начала нам нужно позаботиться о личной безопасности. Запираться ночью на надёжные запоры, не посещать в одиночку глухие места, расставлять в своих избах сторожки, следить за пищей... Где ты столуешься?
— У одной милой старушки.
— С виду она, может, и милая, но чужая душа, как говорится, потёмки. Лучше бы нам пока перейти на консервы. Целее будем... И главное, следует немедленно изменить правила радиообмена. Вспомни, ты сказал нам по рации, что собираешься на сыроварню. Кто-то перехватил это сообщение и, опередив тебя, подбросил в чан антибиотик.
— Предварительно похищенный из кабинета фельдшера, — вставил Цимбаларь.
— Сути дела это не меняет... Причём тебя опередили примерно минут на двадцать-тридцать. Кефазолин в лошадиных дозах действует быстро, но всё же не мгновенно... Понимаешь мою мысль?
— Понимаю, — кивнул Цимбаларь. — Надо бы провести расследование, но сейчас на сыроварню и не сунешься.
— Я сам займусь этим... А как ты думаешь, почему в чане оказались осколки ампул? Ведь бросать их туда было вовсе не обязательно.
— Как видно, подозрения хотят навести не только на меня, но и на тебя.
В этот момент обе рации, лежавшие рядышком на столе, заговорили голосом Людочки:
— «Третий» вызывает «Первого». «Третий» вызывает «Первого»... Да отзовись же ты наконец-то!
Цимбаларь уже потянулся было к рации, но Кондаков остановил его.
— Не отвечай! Почуяв неладное, она сама прибежит. Вот тогда и потолкуем о наших насущных проблемах. Заодно одурачим слежку.
— Надолго ли, — буркнул Цимбаларь.
Не дождавшись ответа, Людочка чертыхнулась, что в общем-то было для неё нехарактерно, и умолкла.
Кондаков и Цимбаларь, занятые своими разговорами, уже забыли о ней, когда дверь кабинета резко распахнулась и на пороге предстала Людочка, прятавшая руки в пышной песцовой муфте. Одновременно в замёрзшем окне мелькнула тень человека. взгромоздившегося на завалинку.
— С вами всё в порядке? — облегчённо вздохнув, она рухнула на стул, предназначенный для пациентов. — А я чего только не напридумала себе... Почему не отвечали на вызов?
— На то есть веские причины, и сейчас ты о них узнаешь, — сказал Кондаков. — Кто там за окном затаился? Ваня?
— Да, страхует меня.
— Тогда давай и его позовём, — Кондаков новеньким костылём постучал в оконную раму. — Эй, мазурик, дуй сюда.
Через пару минут появился Ваня, на лице которого цвели алые поцелуи мороза. Людочка, спохватившись, достала из муфты пистолет и осторожно сняла курок с боевого взвода.
— Наконец-то мы снова в сборе, — Кондаков одарил всех отеческой улыбкой. — Первым делом хочу обрадовать Людмилу Савельевну. Её подозрения, касающиеся перехвата наших радиопереговоров, подтвердились.
— Вот уж действительно радость, — фыркнула Людочка.
— Доказательством тому служит сегодняшний случай на сыроварне, — продолжал Кондаков. — Против нас ведётся настоящая тайная война. Если это происки зырянского Омоля или индейской Паучихи, можно заранее поднимать вверх лапки.. Эти господа-товарищи нам не по зубам. Но если на нас катят бочку обычные люди из плоти и крови, мы должны разоблачить их и соответствующим образом наказать. Вопрос лишь в том, кто из жителей Чарусы мог провернуть эти делишки с поджогом магазина и порчей сыра, а заодно бросить тень на нового участкового и новую учительницу.
— Хотя деревня маленькая и каждый её обитатель буквально на виду, людей, способных на такое коварство, я, честно сказать, не распознал, — ответил Цимбаларь. — Хотя они, безусловно, есть.
— Стало быть, можно ожидать нож в спину от любой бабки, подметающей твою избу, и от любого мужика, вежливо раскланивающегося при встрече? — осведомился Кондаков.
— Но держать под подозрением сразу двести человек — это то же самое, что сражаться с пресловутым Омолем, — заметила Людочка. — Мы заранее обречены на неудачу.
— До весны как-нибудь перетопчемся, а потом с первой же оказией рванём отсюда, — произнёс Ваня простуженным голосом. — Хватит с меня этой северной романтики. Если здесь коты не водятся, то и лилипутам делать нечего.
— Ты ещё доживи до весны, — ухмыльнулся Цимбаларь. — Но в любом случае я не уеду отсюда до тех пор, пока не раскрою убийство Черенкова. Такой у меня зарок.
Покосившись на медицинские приборы, кучей валявшиеся на столе, Людочка сказала:
— Случается, что человек ощущает недомогание, но врачи не могут определить его причину. А потом выясняется, что болезней было сразу несколько и их симптомы, накладываясь друг на друга, мешали поставить правильный диагноз.
— Что ты хочешь этим сказать? — осведомился Цимбаларь.
— Мы ожидаем подвоха от жителей Чарусы, а нам, возможно, вредит кто-то совсем иной, никак не связанный с местными проблемами.
— Например?
— Например, наша недавняя попутчица Изольда Марковна Архенгольц.
— Ей-то это зачем?
— Откуда я знаю... Возможно, Пётр Фомич обесчестил её в девическом возрасте. Или ты засадил за решётку её мужа. Биографии-то у вас обоих богатые. Покопайтесь в них на досуге.
— Подожди, подожди... — Цимбаларь наморщил лоб, как бы вспоминая что-то. — А ведь при первой встрече она глянула на меня так, словно мы уже виделись прежде. Да и голос её показался мне знакомым.
— Тогда я ошиблась в предположениях, — Людочка еле заметно улыбнулась. — Это именно ты обесчестил юную Изольду Марковну, а Пётр Фомич, скажем, засадил за решётку её дедушку.
— Хватит паясничать, — нахмурился Кондаков. — Лучше обоснуй свои подозрения.
— Во-первых, поджигательница была высокого роста, примерно как я, — Людочка стала загибать пальцы. — Местные красотки, как вы успели заметить, стройностью не отличаются... Во-вторых, запах духов, сохранившихся на тулупчике. Тут у меня стопроцентной уверенности нет, но, кажется, это были очень дорогие духи, которых и за сто вёрст в округе не сыщешь. В-третьих, из избы старосты открывается прекрасный вид на магазин, а Изольда Марковна в ночь пожара находилась там одна, если не считать маленькой девочки. В-четвёртых, упаковку антибиотики она могла похитить ещё в дороге, ведь часть медикаментов погрузили на её снегоход. В-пятых, техническое обеспечение. Женщины, побывавшие на записи фольклорных песен, в один голос утверждают, что у неё всяческой радиоаппаратуры невпроворот. Среди магнитофонов, проигрывателей и тюнеров вполне может оказаться и приёмник, позволяющий настроиться на частоту наших раций... Кроме того, во всех этих кознях ощущается женский почерк. Заколоть человека вилами или утопить его в проруби — это одно. А плести хитроумные интриги — совсем другое.
— Допустим, что я действительно виноват перед Изольдой Марковной, хотя это очень и очень сомнительно, — сказал Цимбаларь. — Но почему мои личные неприятности затрагивают и вас, людей, в общем-то, посторонних? Ведь формально мы познакомились только в Чарусе. Тем более что при желании она могла давно поквитаться со мной. Подпёрла бы дверь опорного пункта брёвнышком, бросила внутрь пару бутылок с керосином — и поминай как звали.
— Возможно, она не собирается проливать твою кровь, — сказала Людочка.
— Или, наоборот, она собирается пролить твою кровь чужими руками, — вмешался Ваня. — Вот и восстанавливает против тебя местную публику. Что касается первого вопроса, то ответ лежит на поверхности. Уж если она прослушивает наши радиопереговоры, то ей известно, что мы одна шайка-лейка.
— Озадачили вы меня... — Цимбаларь и в самом деле выглядел слегка растерянным. — А вдруг эта Изольда Марковна профессиональная охотница за участковыми и я уже не первая её жертва?
— Только не вздумай примерять её к убийству Черенкова, — сказала Людочка. — В Чарусе она раньше не бывала, это ясно как день.
— Как вы вообще состыковались?
— Прибыв в райцентр, мы поселились в местной гостинице и стали ожидать попутного рейса до Чарусы. А она жила этажом выше. Слово за слово — и познакомились.
— От кого исходила инициатива?
— Скорее всего, от неё. Сам знаешь, я не очень-то легка на подъём... Помню, однажды она сказала, что собирается посетить какую-нибудь отдалённую деревню, население которой имеет угро-финские корни. В этом смысле Чаруса её вполне устраивала. Вот и решили добираться вместе.
— Откуда она узнала о ваших планах?
— Да мы их, собственно говоря, и не скрывали. Каждый день наведывались то в отдел образования, то в больницу, то на автобазу.
— Кроме тулупа и антибиотиков у вас ничего больше не пропало?
— Вроде бы нет. Самое ценное — это ноутбук и прибор спутниковой связи. Оба на месте, оба исправны.
— Я на всякий случай проведу инвентаризацию медикаментов, — пообещал Кондаков. — Но не думаю, что она могла поживиться чем-нибудь кроме касторки и йода. Ведь фельдшеру не положено ни наркотиков, ни ядов.
— Наркотики и яды она могла при желании привезти с собой, — сказал Цимбаларь. — Поэтому не трать время попусту... Не скажу, что я разделяю подозрения Лопаткиной целиком и полностью, но, как говорится, бережёного бог бережёт. Надо эту фольклористку прощупать со всех сторон. Кто она, откуда, кем послана, чем дышит, вступала ли раньше в конфликт с законом и так далее... А теперь о радиосвязи. Полностью прекратить её мы не можем. Это сразу вызовет подозрения у того, кто нас подслушивает. Но с этого момента говорить будем только на общие темы. Никаких упоминаний о текущих делах и планах на будущее.
— Если хотите, я разработаю условный код, — предложила Людочка. — Что-то вроде фени, но с использованием самых безобидных слов. Например, фраза «Собираюсь отдохнуть» будет означать, что ты заметил слежку. А «Ботинки жмут» — это сигнал опасности. Ну и так далее.
— Разработай, — пожал плечами Цимбаларь. — Хотя чувствую, пользы от этого будет с гулькин нос. В спешке условные фразы вылетят из головы. Да и Пётр Фомич, как всегда, всё перепутает. Скажет, что собирается отдохнуть, и преспокойно завалится спать. А мы будем бегать в поисках «хвоста».
— У тебя здоровьице в порядке? — Кондаков заботливо потрогал его лоб. — О-о-о, похоже на жар! Надо тебе прописать порошки от простуды, а заодно таблетки от скудоумия.
— Ты мне лучше что-нибудь от нынешней жизни пропиши, — попросил Цимбаларь. — Чтобы уснуть и проснуться только где-нибудь в мае месяце.
— Зачем тебе искусственные средства, когда есть натуральные, давно проверенные временем? — Ваня с заговорщицким видом подмигнул ему. — Выпивай по литру водки в день, и твоя жизнь превратится в прекрасный сон.
— Но зато каким кошмаром станет возвращение к действительности, — с философским видом заметил Кондаков.
Глава 10 БАНЯ В УГРО-ФИНСКОМ СТИЛЕ
Цимбаларь, как всегда, проснулся от шороха веника и потрескивания дров в печке.
— Парамоновна, это вы? — пробормотал он спросонья.
— А кто же ещё, — буркнула в ответ старуха.
— Да мало ли кто... Вчера меня рабочие с сыродельни чуть не побили. Могли и сегодня сунуться.
— Поделом тебе. Неча над людьми измываться. Столько добра погубил! Даже свиньи эту бурду жрать отказываются.
— Неужто вы поверили в мою вину?