Итак, по Ганелину, получалось, что восемь месяцев, которые Фрэнсис провёл в России, он пребывал в бездарном неведении и бездействии. А лишь когда российский Февраль разразился, американский посол стал спешно «навёрстывать упущенное»… А Вашингтон тоже спохватился и быстренько покончил со своим «нейтралитетом», спроворив свой Апрель 1917 года – коль уж в России всё так «неожиданно», но «удачно» для США вышло. Ну до чего наивной, близорукой и нерасторопной, по Ганелину, оказалась империалистическая Америка образца 1917 года в своей «российской» политике.
В СВЯЗИ со сказанным возникает вопрос: можно ли говорить о полной ангажированности Америкой немалой части буржуазных «верхов» России в 1917 году или всё же имело место просто совпадение интересов этих «верхов» и американской элиты? В конце концов, царь мешал Америке, но он же мешал и чисто российским капиталистам Гучкову, Рябушинским, Путилову, Коновалову, Терещенко и т. д. Одно дело – таскать каштаны из огня для чужого «дяди» [Сэма], и другое дело – использовать помощь этого «дяди» против общего врага.
Уже упоминавшийся Николай Стариков выстроил в своей книге о Феврале 1917 года «версию», по которой Ленин якобы разыгрывал в 1917 году спектакль на пару с Керенским по сценарию Антанты для того, чтобы разрушить Россию. Относительно Ленина и партии большевиков Стариков, конечно, попадает пальцем в небо, зато относительно «Временных» явно не ошибается: деятельность российских буржуазных политиков Февраля объективно подрывала ситуацию в России в интересах прежде всего Америки, что лишний раз подтверждают и мемуары Харпера… И не только они одни.
Вот вполне показательный факт. 6 декабря 1915 года при открытии в Нью-Йорке конференции по международной торговле товарищ (заместитель) председателя Русско-Американской торговой палаты Александр Владимирович Бер, крупный московский маклер, свой человек в российских и государственных, и деловых кругах, выступая перед собравшимися, соблазнял их перспективами внедрения американского капитала в российскую экономику. Бер обещал «великолепное вознаграждение» «при квалифицированной первоклассной рабочей силе, которая может быть нанята за 25 процентов той цены, которую платят в Америке» и «при неистощимых запасах всех видов сырья, угля и водяной силы».
Предательская, коллаборационистская, компрадорская ориентация не на творческие силы самой России, а на капитал США здесь налицо. И такой послевоенный разворот ситуации в России – плачевный для России – предвидели умные люди даже из одного социального лагеря с Бером. Так, в феврале 1914 года знаменитый Пётр Николаевич Дурново подал царю знаменитую свою записку, предостерегающую Николая от войны с Германией. Судьба царской ли, буржуазной ли России, ввязавшейся в европейский конфликт, была предсказана Дурново с прямо-таки марксистской прозорливостью:
«Последствием этой войны окажется такое экономическое положение, перед которым гнёт германского капитала покажется лёгким. Ведь не подлежит сомнению, что война потребует расходов, намного превышающих ограниченные финансовые ресурсы России. Придётся обратиться к кредиту союзных и нейтральных (здесь имеются в ввиду явно США. – С.К.) государств, а он будет оказан, разумеется, не даром… И вот неизбежно, даже после победоносного окончания войны, мы попадём в такую финансовую и экономическую кабалу к нашим кредиторам, по сравнению с которой теперешняя зависимость от германского капитала покажется идеалом».
Как в воду смотрел Пётр Николаевич: царская Россия обеспечила себе будущую финансовую и экономическую кабалу уже в ходе войны! Например, промышленники Рябушинские закатывали весной 1913 года «славянские» обеды в компании со «славянофильствующими» кадетскими лидерами под одобрительные взгляды дяди царя, великого князя Николая Николаевича. Пили-гуляли, кричали о «черноморских проливах», но, по сути, пили во славу Франции, Англии, а прежде всего – Америки… Начавшаяся в конце лета 1914 года война выявила это быстро, со всей откровенной военной беспощадностью. И в ноябре 1916 года тот же Михаил Рябушинский в записке «Цель нашей работы» сокрушался:
«Мы переживаем падение Европы и возвышение Соединённых Штатов. Американцы взяли наши деньги, опутали нас колоссальными долгами, несметно обогатились… Падение Европы и уступка ею своего главенства в мире другому материку – после столького героизма, гения, упорства и ума, проявленного старой Европой…».
Рябушинский выражал надежду на то, что Европа «найдёт в себе силы вновь возродиться» и что в этом случае и Россия получит возможность развить свои производительные силы и выйти на «широкую дорогу национального расцвета и богатства». Однако не фабрикантам и банкирам Рябушинским, профукавшим ту Россию, которую они имели, была под силу такая гулливеровская задача. «Старая» Европа, даже опутанная «колоссальными долгами» Америке, крепко держала Россию Романовых и Рябушинских за горло не менее колоссальными долгами России «старой» Европе! И это – не считая русских долгов Америке.
Можно ли было России выйти на широкую дорогу национального расцвета и богатства, будучи отягощённой подобным тяжким грузом?
ЗНАЯ ЭТО, и многое другое подобное, можно ли говорить, что российские промышленники, свергая царя, оказывали услугу прежде всего самим себе? Не будет ли более верной версия о том, что они заранее соглашались на вторые и третьи роли при американском капитале в России, когда этот капитал придёт туда?
Да и могло ли быть иначе? Ведь уже было ясно, что после окончания Первой мировой войны капитал США глубоко внедрится в экономику даже ведущих стран Европы: Англии и Германии. На что в этом случае могла рассчитывать новая буржуазная Россия, за войну увязшая в долгах?
Война была крайне выгодна Америке. Только 48 крупнейших корпораций в своих отчётах за 1916 год показали прибыль в сумме 965 миллионов долларов (в нынешних ценах это не одна сотня миллиардов долларов). В целом же Америка нажила на европейской войне 35 миллиардов тогдашних долларов. Отдельные компании увеличили свои доходы в десятки раз! И немалая часть этого небывало мощного золотого потока, который всю войну изливался из Европы в Америку, после войны должна была хлынуть обратно в Европу, дабы утопить самостоятельную её будущность. Тем более на подобную участь была обречена царская ли, буржуазная ли, Россия, особенно – с учётом того, что в ней явно более значимо, чем в европейских странах Антанты, орудовали агенты влияния США.
Как уже было сказано, документальное подтверждение деятельности любых агентов влияния никогда невозможно: агенты влияния, в отличие от тривиальной разведывательной агентуры, подписок и расписок не дают. Так что здесь вернее основываться на мудром замечании о том, что «без причины и прыщик на носу не выскочит».
Так, 26 февраля (старого стиля) 1917 года председатель Государственной думы Родзянко направил в адрес начальника штаба Верховного главнокомандующего генерала Алексеева телеграмму, где, кроме прочего, было сказано следующее:
«Железнодорожное сообщение по всей России в полном расстройстве. На юге из 63 доменных печей работают только 28 ввиду отсутствия подвоза топлива и необходимого материала. На Урале из 92 доменных печей остановилось 44 и производство чугуна, уменьшаясь изо дня в день, грозит крупным сокращением производства снарядов… Правительственная власть полностью бездействует и совершенно бессильна восстановить нарушенный порядок…».
С одной стороны, сия статистика свидетельствовала о системном крахе помещичьего самодержавия, но только ли о нём? Даже для косного и тяжеловесного государственного механизма царской России подобное было уж слишком чересчур – наглухо «закозлить» более половины российских домен! Это, знаете ли, не фунт изюму и даже не килограмм!
Развал такого масштаба одним извечным «расейским» бардаком объяснить было нельзя – здесь надо говорить о подрывной работе влиятельных кругов в государственной среде и в деловом мире, о сознательном вредительстве, о злостном саботаже «сверху»! Но кому был в первую очередь выгоден и необходим масштабный саботаж? И кто мог его организовать в таких масштабах?
Саботаж был выгоден Германии? Безусловно, да… Но организовать такой крах её агентура в России не смогла бы.
Буржуазные заговорщики? Они имели огромные возможности для саботажа, но авторитет царя и царицы пал уже так низко, что для успеха дворцового буржуазного переворота подобный развал экономики им не требовался.
Саботаж был выгоден Германии? Безусловно, да… Но организовать такой крах её агентура в России не смогла бы.
Буржуазные заговорщики? Они имели огромные возможности для саботажа, но авторитет царя и царицы пал уже так низко, что для успеха дворцового буржуазного переворота подобный развал экономики им не требовался.
Европейская Антанта? Её лидеры опасались сепаратного мира России с Германией – и не без оснований. Например, В.Д. Думбадзе, племянник ялтинского градоначальника генерала И.А. Думбадзе, был направлен с ведома Николая в Германию для конфиденциального «мирного» зондажа ещё весной 1915 года. Поэтому свержение царя было Антанте желательно, но даже к началу 1917 года она не утратила надежды на продолжение войны Россией и при царе. В любом случае Антанте было достаточно влиять на планы дворцового переворота без организации саботажа. К тому же экономика России, и особенно сектор группы «А», включая металлургию, в немалой мере принадлежала капиталу стран той же Антанты, и, разваливая российскую экономику, Антанта вредила бы сама себе.
А вот Америке максимальный развал экономики России к моменту вступления США в войну был и желателен, и прямо выгоден во всех отношениях. Крах царской экономики вёл к краху царизма, что Соединённым Штатам в видах вступления в войну было крайне и срочно необходимо – об этом уже было сказано. А чем более разболтанной и подорванной оказывалась российская экономика, тем проще было взять её Америке под контроль после окончания войны. Одни российские железные дороги, их будущее восстановление и модернизация являлись достаточной причиной для самых решительных скрытых подрывных и «развальных» антироссийских действий США и их системной агентуры в России на рубеже 1916–1917 годов. Денег-то у Америки на организацию системных диверсий в российской экономике хватало с избытком – как и ренегатов в России, на коих Россия всегда была не менее богата, чем Америка – на доллары.
При этом «верхи» Америки вряд ли так уж сильно волновал вопрос о том, сможет ли Россия, обессиленная организованным в интересах США развалом экономики, оказывать и дальше сопротивление Германии?
Во-первых, в случае прихода к власти в России креатур Америки (что в Феврале 1917 года и произошло), продолжение участия России в войне гарантировалось самим фактом того, что во главе страны оказались клиенты США.
Во-вторых, налаженная русскими инженерами военная промышленность США была способна восполнить дефицит вооружений на российско-германском фронте, образующийся в результате развала российской промышленности.
И наконец, в-третьих, после вступления в войну Америки, судьба войны решалась на Западе, а не на Востоке Европы. Забегая вперёд, напомню, что даже полный развал старой русской армии к концу 1917 года и оккупация в 1918 году Германией огромных территорий на юге, юго-западе и западе России ничего не дали Германии с точки зрения конечного результата войны: Германия всё равно потерпела поражение, заранее запланированное для неё в Вашингтоне и в закрытых клубах космополитической элиты.
ЛЕНИН, находясь ещё в эмиграции в Швейцарии, в январе 1917 года весьма точно «вычислил» возможную схему грядущих событий и заранее верно указал на конкретные ведущие фигуры антиниколаевского заговора! И даже верно подметил, что армия полна «офицерами военного времени» из гимназистов. А ведь это был народ, с одной стороны, по младости лет – горячий, а с другой стороны – без царя в голове и в переносном, и в прямом смысле этого выражения. Эта, тонко рассмотренная Владимиром Ильичом черта офицерства 1917 года не в последнюю очередь стала фактором будущих «Ледяного похода» Корнилова, «Добровольческой армии» Деникина, «идейным» и кадровым резервом офицерских «марковского», «дроздовского», «корниловского» полков…
Прозорливость Ленина базировалась на верном, то есть творческом, марксистском, понимании общественных процессов, а также на повседневном «перелопачивании» европейской и российской прессы. Ленин давно – ещё со времён работы над капитальным «Развитием капитализма в России» – освоил умение быстро и квалифицированно обрабатывать большие объёмы информации и делать верные выводы. Потому он и видел подлинное лицо имущей элиты хоть в царской России, хоть в буржуазной Америке…
Скажем, и сегодня интересна – как информация к размышлению – статья Ленина «Капитализм и иммиграция рабочих», опубликованная в № 23 газеты «За Правду» (всё та же «Правда» под очередным, после очередного закрытия, названием) от 29 октября 1913 года. Ленин приводил в ней данные по эмиграции в Америку и в Германию промышленных рабочих из других стран и писал:
«Россия всё более отстаёт, отдавая загранице часть лучших своих рабочих; Америка всё быстрее идёт вперёд, беря со всего мира наиболее энергичное, способное к труду рабочее население…».
Описанная Лениным ситуация вековой уже давности должна напоминать кое-что и нынешним «дорогим россиянам», знакомым с массовой «утечкой мозгов» из ельциноидно-путинской «России» в США.
А в августе-октябре 1916 года Ленин написал статью «О карикатуре на марксизм», отвечая бездарно запутавшемуся большевику П. Киевскому – под этим псевдонимом скрывался Георгий Пятаков, который вместе с Николаем Бухариным занимал тогда вяло антиленинскую позицию (позднее эти два политических клоуна дружно занимали уже антисталинскую позицию).
После написания фундаментального «Империализма как высшей стадии капитализма» дать в той или иной статье концептуальный экономический анализ было для Ленина парой пустяков… И в антипятаковской статье есть блестящие «экономические» места, например:
«Империализм есть, экономически, монополистический капитализм. Чтобы монополия была полной, надо устранить конкурентов не только с внутреннего рынка… но и с внешнего, со всего мира. Есть ли экономическая возможность в эру финансового капитала устранить конкуренцию даже в чужом государстве? Конечно, есть: это средство – финансовая зависимость и скупка источников сырья, а затем и всех предприятий конкурента.
Американские тресты есть высшее выражение экономики империализма…
Крупный финансовый капитал одной страны всегда может скупить конкурентов и чужой, политически независимой страны и всегда делает это. Экономически это вполне осуществимо. Экономическая „аннексия“ вполне осуществима без политической и постоянно встречается. В литературе об империализме вы встретите на каждом шагу такие, например, указания, что Аргентина есть на деле „торговая колония“ Англии, что Португалия есть на деле „вассал“ Англии и т. п. Это верно: экономическая зависимость от английских банков, задолженность Англии, скупка Англией местных железных дорог, рудников, земель и пр. – всё это делает названные страны „аннексией“ Англии в экономическом смысле, без нарушения политической независимости этих стран…».
Нечто, похожее на описанный Лениным в 1916 году английский диктат в Аргентине и Португалии, готовилось теперь для будущей послевоенной России, но в форме замены английского влияния в России намного более сильным и напористым американским влиянием. Вот что писал в мае 1918 года журнал англо-русских финансовых кругов «Россия»: «То, что мы наблюдаем в России, является началом великой борьбы за её неизмеримые ресурсы сырья».
В том же духе выражалась и «London financial news» в ноябре 1918 года:
«События всё более принимают характер, свидетельствующий о тенденции к установлению над Россией международного протектората по образу и подобию британского плана для Египта. Такой поворот событий сразу превратил бы русские ценные бумаги в сливки международного рынка».
Однако над самой Британией, как и над всей Европой, уже нависала тень будущего американского экономического «протектората», и в конечном счёте контроль над характером развития послевоенной буржуазной России получили бы Соединённые Штаты Америки. Можно ли сомневаться, что России была бы уготована в этом случае роль простого сырьевого придатка мировой экономики, патронируемой Америкой?
То, что мы имеем в путинской «России» сегодня, могло бы стать сутью исторической жизни России на весь ХХ век – если бы энергия Ленина не отвернула Россию от этого бесславного пути.
Полезно познакомиться и со следующими цифрами… До войны лучше германского рабочего оплачивался только американский рабочий. А в апреле 1922 года английский статистик Джон Гилтон подсчитал: чтобы купить один и тот же набор продуктов американскому каменщику надо было работать один час, английскому – три, французскому – пять, бельгийскому – шесть, а немецкому – семь часов с четвертью. Рабочему в виртуальной буржуазной России 1920-х годов не хватило бы, пожалуй, и десятка часов!