Большинство принадлежало эсерам (285 делегатов) и меньшевикам (248 депутатов). У большевиков было всего 105 мандатов.
В результате Первый Съезд Советов избрал Центральный Исполнительный Комитет (ЦИК), который был по составу и настрою эсеро-меньшевистским, то есть соглашательским. В состав ЦИК вошли 107 меньшевиков, 101 эсер, 35 большевиков, 8 объединённых социал-демократов, 4 трудовика и «народных социалиста», 1 бундовец. Председателем ЦИК стал, как уже сказано, меньшевик Чхеидзе.
Вместе с лидерами большевиков Лениным, Зиновьевым и Каменевым членами ЦИК были избраны Троцкий и Луначарский, тогда ещё не состоявшие в РСДРП(б). Вошли в ЦИК и два «правых» меньшевика – члены Исполкома Петросовета Михаил Либер (Гольдман) и Фёдор Дан (Гурвич), что сразу породило в среде большевиков презрительное собирательное прозвище «Либерданы», нередко употребляемое и Лениным. Восседал в президиуме съезда Плеханов, но он в вихре событий уже терялся.
В небольшевистском «раскладе» Первого съезда Советов сказалось многое… И особо ретивое преследование большевиков царизмом, откуда вытекало снижение влияния большевиков, лишённых возможности вести работу в массах… И легализация царизмом меньшевиков, вошедших в военно-промышленные комитеты… И ещё слабое к лету политическое самосознание масс… И влияние на селе кулачества – оно было сильно на селе даже к концу 1920-х годов… Не исключено, что свою роль сыграли внешние субсидии как меньшевикам, так и эсерам, ведь только меньшевики и эсеры могли быть «социалистической» альтернативой большевикам, играя роль баранов-провокаторов.
Но что особенно существенно: на Первом Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов не Председатель ЦИК Советов Чхеидзе, а всего лишь член ЦИК Ленин выдвигал лозунг «Вся власть Советам!». Основополагающее значение этого факта для верного взгляда на политику Ленина в 1917 году абсолютно не осознано по сей день… Ленина облыжно обвиняют в стремлении «захватить власть любой ценой». А Ленин в начале лета 1917 года предлагал мирно взять власть своим «социалистическим» оппонентам Чхеидзе и Чернову. Если бы эсеры и меньшевики на это пошли, то это означало бы, что Российская Советская Республика родилась бы как государство не под руководством Ленина, а под руководством Чхеидзе. И Ленин был готов на это пойти, не отказываясь, конечно, от борьбы против оппонентов за власть, но в рамках Советского государства.
В апреле 1917 года газета группы Плеханова «Единство» писала, что Лениным «водружено знамя гражданской войны в среде революционной демократии», но разве линия Ленина на Первом съезде Советов не свидетельствует о прямо обратном?
Напомню, что уже 4 (17) апреля 1917 года Ленин публично заявил соратникам по партии большевиков: «Мы должны базироваться только на сознательности масс. Если даже придётся остаться в меньшинстве– пусть. Стоит отказаться на время от руководящего положения, не надо бояться остаться в меньшинстве»… Вот Ленин и не побоялся попытаться форсировать ситуацию так, чтобы, на время отказавшись от руководящего положения большевиков в предлагаемом им Советском государстве, дать это государство народам России немедленно.
Для Ленина Советы были единственно возможным в новой России органом государственной власти, поэтому он требовал как можно скорее отдать им всю полноту единоличной власти, позволяющей начать проводить политику народовластия в государственном масштабе… И, как видим, был готов пойти на это даже в форме эсеро-меньшевистского государства. Министры же «Временного» кабинета в начале лета 1917 года не смогли бы противостоять Советам, объявившим себя полновластным демократическим правительством, тем более при полной поддержке этого акта партией Ленина и лично Лениным.
Увы, для Чхеидзе и его подельников возглавляемые ими Советы были не более чем разменной монетой в их стремлении заранее выторговать себе местечко в той буржуазной власти (республиканской или конституционно-монархической), которую, по их прогнозам, должно было учредить в некоем туманном будущем Учредительное собрание. Они власть брать не собирались и не взяли.
Однако вполне правомерен вопрос: только ли политической трусостью и соглашательством эсеров и меньшевиков объясняется их отказ от предложения Ленина? Не надавили ли на Чхеидзе и Кº эмиссары Вашингтона из миссии Рута? Документально доказать такое давление мы не сможем никогда, но и исключать эту версию объективный исследователь не имеет права. Во всяком случае с делегатами Первого Съезда Советов Рут встречался.
Продолжая тему миссии Рута, напомню, что именно при Руте началось неудачное наступление русских войск в Галиции, предпринятое под давлением Вашингтона, Лондона и Парижа…
Миссия Рута имела возможность наблюдать массовые мирные демонстрации против войны, организованные большевиками, включая полумиллионную Июльскую демонстрацию солдат, матросов и рабочих под лозунгом «Вся власть Советам!». Эта демонстрация была расстреляна Временным правительством, и ещё при Руте было отдано распоряжение об аресте Ленина, в случае которого Ленин был бы, вне сомнений, расстрелян «при попытке к бегству».
Причём ареста Ленина и его казни (!!) требовал от Временного правительства именно посол Фрэнсис. В книге историка из США У. А. Уильямса «Американо-русские отношения. 1781–1947» сообщается даже об ультиматуме, предъявленном Фрэнсисом Милюкову и Гучкову, с требованием не допускать демонстраций с призывами к миру. И, возможно, пулемётный расстрел мирных демонстрантов был предпринят при негласной поддержке этого зверского акта Элиху Рутом и Дэвидом Фрэнсисом.
Накануне отъезда Рута состоялась отставка князя Г.Е. Львова и назначение проамериканской креатуры – лидера «трудовиков» и эсеров Керенского – министром-председателем Временного правительства. Считается, что миссия Рута и Фрэнсис ориентировались на октябристов и кадетов, а Керенского поддерживала миссия американского Красного Креста. Но, во-первых, последняя миссия была благотворительной и неправительственной лишь по вывеске, а фактически являлась разведывательной и в качестве таковой конфликтовать с Рутом не могла. Во-вторых, факт «инаугурации» Керенского при Руте говорит сам за себя.
Сопоставление событий позволяет уверенно предполагать, что миссия Рута как минимум была в курсе всех действий и планов российских «временных» «верхов», а как максимум – управляла этими действиями в той мере, в какой это было для Рута возможно. А возможности у «закалённого старого служаки» Элиху Рута и членов его миссии были немалые.
Между прочим, в своих эмигрантских воспоминаниях, охватывающих период с 1859 по 1917 годы, Павел Милюков о миссии Рута не обмолвился ни словом, как и о миссии Мильнера, о Самуэле Хоре…
Умалчивает Милюков также о периодических поездках в Россию его близких друзей из США Харпера и Крейна. И эти умолчания оказываются более разоблачительными, чем прямые откровения.
В отношении последнего моего заявления надо, пожалуй, объясниться отдельно. Говоря о ком-то как о «креатуре США», о «клиентах» или «агентах влияния», я отнюдь не хочу сказать, что все, кто обслуживал в России 1917 года и ранее интересы США, были вульгарными ренегатами и предателями, тем более что речь ведь идёт о представителях одной и той же социальной среды. Как правило, всё было тоньше – дружеские связи, доброжелательная помощь, как это было ещё до войны, с устройством лекций в Америке Милюкова при посредничестве Крейна и Харпера, «общность взглядов и целей» и т. д. Влиятельные в России клиенты США вряд ли оплачивались впрямую наличными, хотя жёстко отрицать и такой вариант лично я не стал бы.
Возвращаясь же к миссии Рута, следует сказать, что Рут и его сотрудники вполне поняли, что ситуация в России складывается объективно не в пользу «верхов» и наиболее приемлемым выходом как для российской буржуазии, так и для США было бы установление военной диктатуры подходящего генерала.
Таким виделся Лавр Корнилов.
Генерал Корнилов и адмирал Колчак как американские креатуры
ЧЕРЕЗ призму подготовки корниловской диктатуры надо рассматривать и провал летнего наступления русских войск. В целом здесь действовал, конечно, комплекс разноречивых факторов. Скажем, «правые» обвиняли в провале наступления исключительно антивоенную пропаганду большевиков. Однако подлинные причины вскрывали четыре августовские статьи Сталина по теме: «Правда о нашем поражении на фронте», «О причинах июльского поражения на фронте», «Кто же виноват в поражении на фронте?» и «Союз жёлтых».
Из сталинских статей, полных ссылок на отнюдь не большевистские источники, следовало, что поражение планировали с далеко идущими целями, а именно в рамках подготовки военной диктатуры.
Из сталинских статей, полных ссылок на отнюдь не большевистские источники, следовало, что поражение планировали с далеко идущими целями, а именно в рамках подготовки военной диктатуры.
Хитрый и подлый замысел был здесь в том, что те или иные русские успехи или неудачи на Восточном фронте не меняли общей картины войны: в европейской игре уже разыгрывались «американские» козыри и исход войны решал миллион с лишним заокеанских «миротворцев», прибывающих на Западный фронт (к осени 1918 года их было в Европе уже два миллиона, воюющих ни шатко, ни валко, зато хорошо кормленных и свеженьких). А вот революционные карты из «российской» колоды надо было убрать как можно скорее, пока они окончательно не оказались в руках у Ленина. Наиболее же просто это было сделать, установив режим военной диктатуры. А установить его можно было лишь на фоне обвинений большевиков в развале фронта, зачем «правым» и требовались как летнее наступление, так и его громкий провал.
Вообще-то, интересный это сюжет – не почему провалилось летнее наступление 1917 года (его конечный провал программировали все три года войны), а почему оно провалилось так, как оно провалилось?
Уже после того, как Ленин был вынужден уйти в июле 1917 года в своё последнее подполье, а партия большевиков – в полуподполье, состоялся VI съезд РСДРП(б). Съезд принял Манифест Российской Социал-Демократической Рабочей партии («Ко всем трудящимся, во всем рабочим, солдатам и крестьянам России»), где, в частности, отмечалось:
«С самых первых дней революции российская финансовая буржуазия и её партия – так называемая партия народной свободы – заключила договор с хищниками западноевропейского империализма… Вступление в войну Америки ещё более окрылило союзных империалистов… Американские миллиардеры, наполнившие свои погреба золотом, перечеканенным из крови умирающих на полях опустошённой Европы, присоединили своё оружие, свои финансы, свою контрразведку и своих дипломатов для того, чтобы не только разгромить своих немецких коллег по международному грабежу, но и затянуть потуже петлю на шее русской революции.
Российская буржуазия оказалась связанной с капиталистами Европы и Америки и общими целями, и тяжёлой золотой цепью, концы которой сходятся в банкирских домах Лондона и Нью-Йорка».
Так точно называли всё своими именами в России 1917 года только большевики, о которых позднее сочинят глупые книги, повествующие о «большевицкой революции» при поддержке Уолл-Стрит…
12 июля 1917 года на фронте была восстановлена смертная казнь, 18 июля был смещён с поста Главковерха Брусилов с назначением на это пост Лавра Корнилова. А с 1 по 15 августа в Москве проходило Государственное совещание.
После Московского совещания Сталин 19 августа (1 сентября) 1917 года в № 6 газеты «Пролетарий» опубликовал, как передовицу, статью «Американские миллиарды», где писал:
«В условиях капитализма ни одно предприятие не может обойтись без капитала. Составившаяся ныне коалиция, во главе которой стоит правительство, – самое крупное предприятие в России… На какие же капиталы намерена существовать новая (совсем новая!) коалиция?
Послушайте „Биржевку“ (вечерн. 17 августа):
„Ближайшим результатом работ Московского совещания, в особенности симпатии, проявленной к этому совещанию со стороны американцев, как передают, явилась возможность заключить на заграничном рынке 5-миллиардный государственный заём . Заём будет реализован на американском рынке …“.
Ответ ясен. Коалиция будет существовать на американские миллиарды, за которые придётся потом отдуваться русским рабочим и крестьянам…
Но коалиция есть союз. Против кого же направлен союз Керенского – Милюкова – Церетели?
„Честная коалиция“ Керенского – Милюкова – Церетели, финансируемая американскими капиталистами, против революционных рабочих России, – так, что ли, господа оборонцы?
Так и запишем».
Под эти будущие миллиарды Корнилов и поднял мятеж – формально против Временного правительства, фактически – против России. Однако мятеж провалился, по сути толком даже не начавшись: в России ведущие роли переходили уже к широким массам, всё более доверяющим Ленину.
По большому счёту Корнилов был, конечно, дурак, но считал себя силой. Использовали же его, похоже, «втёмную», как пешку, продвигаемую в ферзи. Любопытный факт: роль одного из «серых кардиналов» при Корнилове играл помещик и журналист Василий Степанович Завойко – фигура вполне подозрительная. В 1917 году ему было сорок два года, однако он – сын адмирала, отличившегося на Дальнем Востоке в Крымскую войну, крупный помещик, в прошлом предводитель дворянства в Гайсинском уезде Подольской губернии, директор-распорядитель нефтяного общества братьев Лианозовых «Эмба и Каспий», заместитель председателя правления Средне-Азиатского общества «Санто», издатель журнала «Свобода и борьба» – летом 1917 года пошёл добровольцем в Кабардинской полк и стал… ординарцем Корнилова.
Генерал Врангель, вспоминая предысторию корниловского путча, написал о нём так: «Завойко произвёл на меня впечатление весьма бойкого, неглупого и способного человека, в то же время в значительной мере фантазёра». Знающие Завойко люди расценивали его как политического интригана самого худшего толка, но вот же – Корнилов его приблизил.
Арестованный по делу Корнилова Завойко был 20 октября 1917 года освобождён, уехал в Лондон, затем – в США. В 1923 году выплыл как представитель ряда американских финансовых групп на переговорах с советским Концессионным комитетом.
ПОСЛЕ краха корниловского мятежа Сталин 12 сентября 1917 года в № 8 газеты «Рабочий путь» (очередной «псевдоним» постоянно закрываемой «Правды») опубликовал статью «Иностранцы и заговор Корнилова», где писал о том, что из России «замечается массовый выезд иностранцев», «безусловно» причастных к заговору Корнилова, что «прислуга броневых машин, сопровождавших в Питер „дикую дивизию“, состояла из иностранцев» и т. д.
Но что интересно – закончил статью Сталин так:
«Сомнения невозможны: жёлтые всех стран объединяются, устраивая заговор против русской революции… а никому не ведомые круги правительства, исполняя волю англо-французских империалистов, фарисейски кивают на большевиков…
Картина».Картина была, однако, неполной. Для её полноты необходимо было поднять с илистого дна тогдашней российской политики все «звенья» цепи: империалисты США диктовали свою волю англо-французским империалистам, а уж те – мало кому ведомым кругам Временного правительства. Но Вашингтон так умело маскировал подлинные масштабы своего влияния, что даже Сталин, как видим, не заблуждаясь относительно характера участия США в событиях в России, тем не менее отдавал приоритет европейской Антанте.
«Американский» след был плохо распознан и через десятилетия даже в СССР, где разобраться во всём этом, как говорится, сам бог велел. Ранее со ссылкой на советскую академическую «Историю Первой мировой войны» сообщалось о разоблачающем «нейтральные» США соотношении американских военных кредитов Германии и «союзникам»: Германии – 20 миллионов долларов, а странам Антанты – 2 миллиарда. Но даже в 1970-е годы советские военные историки объясняли этот вполне прозрачный факт всего лишь тем, что «империалисты США не прочь были бы продать свои товары и Германии», но «морская блокада Германии делала эту торговлю невыгодной, а порой и невозможной». А ведь причину и следствие здесь надо переставлять местами: Германия потому не могла закупать военные товары в тех объёмах, которые ей требовались, что Америка не предоставляла ей должных кредитов.
В скобках же замечу, что объёмы формально нелегальной военной торговли с Германией были немалыми, несмотря на ту «морскую блокаду», которой близорукие советские историки объясняли мизерные кредиты США Германии. В 1927 году бывший британский военно-морской агент в Швеции, отставной контр-адмирал Консетт опубликовал книгу «The Triumph of Civil Forces» (в 1966 году она была переиздана под названием «The Triumph of Unarmed Forces» – «Триумф невооруженных сил»). Консетт привёл в ней документальные данные о торговле Англии со скандинавскими странами теми товарами, которые затем перепродавались в Германию. Шесть миллионов тонн меди, никеля, свинца, олова, цинка и полтора миллиона тонн продовольствия – вот только то, о чём знал и докладывал в Лондон один только Консетт! А ведь Скандинавия была не единственным каналом перепродажи. Товары из-за океана и из стран Антанты шли в Германию и через Голландию, через Швейцарию…