Сравнение было вполне «знаковым»: Америка возымела желание сделать из России одну огромную «банановую» республику, но – без бананов. Расчёт был, кроме прочего, на вытеснение с российского рынка немцев, и, зная это, нетрудно предположить, что уже одними этими планами Америки можно объяснять стремление США развязать мировую войну. Хотя планами захвата российского рынка коварство Америки, конечно же, не ограничивалось. Напомню, что Америке было не менее важно устранить Германию как конкурента не только на внешних рынках, включая латиноамериканский, но и на собственном внутреннем рынке, где германские производители завоёвывали всё более прочные позиции.
С началом войны США усилили свою экономическую экспансию в Россию, которая и перед войной начинала принимать формы, в перспективе угрожающие независимости страны. Достаточно сказать, что будущий президент США (с 1929 по 1933 год) Герберт Кларк Гувер (1874–1964), уже перед Первой мировой войной мультимиллионер, был пайщиком ряда акционерных обществ в России, внедрялся в российскую нефтедобывающую промышленность. Гувер основал Русско-азиатское общество для хищнической эксплуатации лесных и минеральных богатств Урала. Он был также владельцем синдиката по разработке цветных металлов на Алтае и под Нерчинском. (Забегая вперёд, сообщу, что после Октября 1917 года все российские предприятия Гувера были, естественно, национализированы и он, естественно, стал одним из организаторов Гражданской войны и иностранной интервенции в России. В 1931 году в интервью корреспонденту газеты «Сан-Франциско ньюс» Гувер заявил: «Сказать по правде, цель моей жизни состоит в том, чтобы уничтожить Советский Союз». В 1938 году он встречался с Гитлером, а в 1949 году был одним из инициаторов создания блока НАТО.)
Пример Гувера оказался исторически особо ярким, но он был, конечно же, не единичным. И вашингтонский агент российского министерства торговли и промышленности К.Ю. Медзыховский имел все основания писать министру С.И. Тимашеву об «удивительном увлечении американцев целиком завоевать русский импортный рынок»!
Интересна в этом отношении фигура шведского (точнее, международного) банкира Олафа (Улофа) Ашберга (1877–1960), родившегося в семье еврейских выходцев в Швецию из России Германа Аша и Рашели Шлоссберг (откуда и произошла принятая их сыном фамилия «Ашберг»). На склоне лет он начал писать мемуары, первая часть которых на шведском языке была издана в Стокгольме в 1946 году под показательным заголовком: «Странствующий еврей с Гласбруксгатан».
В ходе Первой мировой войны Ашберг стал связующим звеном между российским Министерством финансов и банком Моргана «Гаранти траст компани оф Нью-Йорк».
«Гаранти траст» был учреждён в 1864 году и, будучи вотчиной Морганов, был связан также с группами Меллона и Гарримана. За время с 1904 года до окончания Первой мировой войны депозиты «Гаранти» выросли в десять раз, что само по себе свидетельствует о масштабах вовлечения этого мощного банка – финансовой империи, по сути, во все предвоенные и военные комбинации и профиты. К 1920 году депозиты «Гаранти Траст» составляли 690 миллионов долларов – активы по тем временам умопомрачительные, позволявшие реализовывать любые проекты по экономической и политической экспансии, поглощению банков, завоеванию рынков и т. д.
Ашберг являлся одним из соучредителей Шведско-Русско-Азиатской компании с отделениями в Петрограде, Стокгольме и Нью-Йорке, а также американской фирмы «Джон Мак-Грегор Грант инкорпорейтед» и, имея в России свой «бизнес», часто наезжал туда. «Бизнес» Ашберг имел не ахти какой, однако капиталом прохиндей обладал явно немалым, и вот ему-то царское правительство поручило добиться займа в США, минуя традиционные для России лондонские каналы.
Подробное описание русско-американской одиссеи Ашберга здесь излишне, к тому же многое в ней известно лишь со слов самого Ашберга, но один казус – опять-таки в изложении Ашберга – сообщить, пожалуй, стоит.
Приехав в США, «странствующий еврей с Гласбруксгатан» якобы начал с того, что обратился к группе еврейских банкиров «Кун, Леб и Кº», которая, являясь якобы «германофильской», была якобы слабо связана с Антантой. Банкиры-«германофилы» как кандидаты на финансирование русских в их войне с немцами – вариант для получения «русского» займа не самый вроде бы очевидный, и логика у Ашберга здесь хромала. Так или иначе, глава еврейской группы якобы ответил Ашбергу отказом, сославшись не на симпатии к Германии, а на дискриминацию евреев в России.
И вот уж якобы только тогда Ашберг обратился к руководителю «Гаранти Траст» Чарльзу Сэбину, и тот отнёсся к предложению русских с интересом. В результате Ашберг возвратился в Петроград вместе с представителем «Гаранти» Мэрфи.
Вся эта история шита, скорее всего, белыми нитками, начиная с того, что крупнейшая финансово-промышленная группа Моргана сама планировала внедрение в российские финансы и экономику, чего Ашберг не знать не мог. И, похоже, эту мутную историю «странствующий» в качестве агента Моргана «еврей» сочинил для того, чтобы дополнительно замаскировать устремления Моргана и Кº в российские дела.
Суть же тогдашней ситуации хорошо выразил Р.Ш. Ганелин, написав:
«Планы экспансии американского капитала в России совпадали с русскими планами его привлечения далеко не полностью. В России рассчитывали на немедленный приток американского капитала, а в капиталистических кругах США – на промышленный экспорт в Россию после войны».
Если быть точным, то планы США с российскими полностью не совпадали и были рассчитаны не только на экспорт товаров из США в Россию, но и экспорт капитала в целях полного контроля над послевоенной экономикой России. Сам же Р.Ш. Ганелин признавал, что уже летом 1916 года «в американской экспансии в России начался новый этап» и «были заложены основы для проникновения американского капитала в ключевые отрасли российской экономики».
Этот «новый этап» был подготовлен, в частности, серией переговоров под рукой российского министра финансов П.Л. Барка и знаменитого промышленника и думца А.И. Гучкова, председателя Центрального военно-промышленного комитета, с Фессеном де Мезервом, известным американским финансистом, представителем «National City Bank» в Петрограде. К переговорам были привлечены Б.А. Каменка (Азово-Донской банк), А.И. Путилов (Русско-Азиатский банк), А.И. Вышнеградский (Петроградский международный банк) и Я.И. Утин (Петроградский учётный и ссудный банк). Подбор переговорщиков был вполне показательным, как и фигура самого Барка, служившего при Витте председателем правления Учётно-ссудного банка Персии, связанного с рядом афер известного банкира Лазаря Полякова.
Возвращаясь к Ашбергу, можно сообщить следующий любопытный факт. В начале февраля 1916 года в отношениях Барка и Ашберга возникли настолько крупные трения, что последнему – как лицу иудейского вероисповедания – отказывались продлить вид на жительство в Петрограде, а полицейский пристав выселял его из гостиницы, требуя покинуть Россию. Но уже 23 февраля (ст. ст.) Русско-Азиатский банк известил Кредитную канцелярию, что условия кредита Ашберга, разработанные в 1915 году в проекте договора между «Гаранти траст компани» и 7 крупнейшими «русскими» банками, считаются русской стороной принятыми.
Причём Ашберг хлопотал и о… сепаратном мире России с Германией. Именно Ашберг устраивал летом 1916 года в Стокгольме встречу близкого ко двору А.Д. Протопопова, будущего министра внутренних дел, с германским представителем – банкиром Варбургом. Этот политико-финансовый кульбит Ашберга был настолько неожиданным, что позднее эмигрантский (и вполне одиозный) историк С.П. Мельгунов выдвигал версию о существовании двух разных Ашбергов. Однако Олаф Ашберг был всё же един в двух лицах, и его двуликость могла удивлять лишь людей, не понимающих сути мировой политики наднационального мирового капитала.
Поэтому странно, что всесторонняя и изощрённая активность США и их всё более глубокое внедрение в Россию в ходе Первой мировой войны не получили должной оценки ни в реальном масштабе времени, ни позднее – в основополагающих исторических трудах послереволюционной историографии. На первый план всегда выдвигалась союзническая деятельность в России англо-французской Антанты, и упускалось из виду, что за самой-то Антантой стояли США. Без финансирования якобы «нейтральной» Америкой идущей в Европе войны и без военных поставок Антанте из-за океана последняя вряд ли смогла бы держаться так долго – до прихода в Европу в 1917–1918 годах двух миллионов «миротворцев» из США.
К началу 1917 года силы воюющих сторон истощались. Продовольственный режим в Германии с его скудными пайками позднее назвали «образцово организованным голодом». Во Франции массы были близки к восстанию, как, впрочем, и в Англии. Россия оказывалась в наиболее кризисном положении по всем направлениям, и ситуация в ней более, чем в других союзных странах, была чревата, с одной стороны, «низовым» революционным взрывом, а с другой – «верхушечным» сепаратным миром с Германией. Ни один, ни второй вариант Антанту и Америку не устраивал.
1917 год
Январь. Конференция «Ноев ковчег» и американские эмиссары
В ЯНВАРЕ 1917 года в Петрограде состоялась весьма таинственная межсоюзническая конференция. Английский политик полковник Хор обозвал её позднее «Ноевым ковчегом». Он считал: «Ни народ, ни правительство, ни император не хотели приезда союзной миссии… этой большой компании политиканов, военных и экспертов… Это было назойливостью в час испытаний их Родины».
Английскую делегацию на январской конференции возглавлял лорд Альфред Мильнер, и вот как позднее оценил суть его миссии ирландский политик Гинелл: «Наши лидеры… послали лорда Мильнера в Петроград, чтобы подготовить революцию, которая уничтожила самодержавие в стране-союзнице».
Гинелл был тогда разгневан жестокой расправой лондонских лидеров с неудачным Ирландским национальным восстанием, поэтому и разоткровенничался, и верить ему мы тут просто обязаны. Но только ли британские лидеры послали Мильнера в ещё самодержавный Петроград? И только ли волю заправил лондонского Сити выполняли «пассажиры» январского петроградского «Ноева ковчега» в 1917 году? К тому времени Америка уже настолько овладела нитями, управляющими европейской ситуацией, что не приходится сомневаться: за кукловодами из лондонского Сити стояли кукловоды с нью-йоркской Уолл-стрит.
Известный сомнительными изысканиями российской новейшей истории Николай Стариков в книге «Февраль 1917: Революция или спецоперация?» пишет: «Именно наши „союзники“ по Антанте убили Российскую империю. Первую скрипку в этом похоронном марше играла британская разведка». Стариков здесь в немалой мере прав, хотя сообщал читателю то, что для серьёзных аналитиков было секретом Полишинеля в реальном масштабе времени – в 1917 году.
Бритты настолько плотно отслеживали российскую ситуацию, что, например, английский писатель Уильям Сомерсет Моэм (1874–1965), известный как мастер острого сюжета и психологизма, с начала Первой мировой войны был привлечён к работе в британской разведке и целый год пробыл в Швейцарии. Но почему в Швейцарии? Пожалуй, не будет особой натяжкой предположить, что автор «Бремени страстей человеческих», как знаток психологического анализа, занимался в Швейцарии изучением и «освещением» русской эмиграции – на всякий случай… Англичане ведь задолго до Февраля 1917 года поняли, что царская Россия в войне надрывается и не исключено, что – при всей сложности такого дела – придётся в России «менять лошадей на переправе», ещё в ходе войны. Значит, надо было заблаговременно изучить как в России, так и вне неё всех возможных фигурантов будущих бурных событий – и «справа», и «центристов», и «слева»…
«Справа» – для того, чтобы наметить потенциальных лидеров дворцового переворота… «Центр» мог пригодиться как подмога «правым»… А «слева» требовалось понять: кого можно прикормить и использовать, а кого надо опасаться ввиду явной угрозы планам англосаксов по обе стороны океана.
«Твердокаменный» Ленин был в эмиграции фигурой заметной, и искушённые в политике бритты не могли не отдавать себе отчёт в том, что в случае революционных событий в России он способен выйти на первый план и уж, во всяком случае, играть роль значительную.
Похоже, Моэм, как талантливый «инженер человеческих душ», понял, что Ленин – это серьёзно, но купить его невозможно. Причём версия, что Моэм изучал в Швейцарии и Ленина, подтверждается тем, что летом 1917 года писатель-разведчик был направлен с секретной миссией в Петроград с целью, как он утверждал, воспрепятствовать приходу большевиков к власти. Позднее, в 1938 году, в книге «Подводя итоги», Моэм писал:
«…Я не прошу мне верить, что, если бы меня послали в Россию на полгода раньше, я бы, может быть, имел шансы добиться успеха. Через три месяца после моего приезда в Петроград грянул гром, и все мои планы пошли прахом…».
«На полгода раньше…» – значит, примерно за три месяца до Февраля 1917 года. Что ж, если бы Моэм оказался в Петрограде в конце 1916 года, то он, с его «швейцарским» опытом, мог бы оказаться ценным консультантом для английского посла Бьюкенена, но в общем ходе событий это изменило бы мало что… Российскую империю заклала на алтарь мирового Капитала сама элита России, а фактор Ленина можно было устранить лишь пулей, на что англосаксы тогда не решались.
Но так ли уж в интересах Англии трудился Моэм, сам о том, надо полагать, не подозревая? Судьба Англии к 1917 году была по большому счёту уже предрешена: в ХХ веке ей предстояло плыть в фарватере американской политики и обслуживать европейские интересы «старшего брата». Так что англичане реализовывали в России в 1917 году скорее заокеанский, а не британский интерес. И не зря в Швейцарии тогда находился – как доверенный эмиссар элиты США – молодой Аллен Даллес, будущий создатель Центрального разведывательного управления США.
В Европу периодически наведывался и полковник Хауз, но и он был лишь видимым острием проникновения США в европейскую политику, как и посол США в Петрограде Фрэнсис, о котором ещё будет сказано.
Могли ли все эти видимые и невидимые эмиссары не влиять на подготовку верхушечного переворота в Петрограде 1917 года и могло ли их влияние и мнение не быть решающим? Но при этом деятельность эмиссаров США была во многом вдвойне закулисной. Агенты Лондона во главе с британским послом в Петрограде Бьюкененом курировали непосредственно российских клиентов англосаксов, а лондонских агентов и эмиссаров в России курировали эмиссары Вашингтона и их европейская агентура влияния. К слову, ещё до войны в Европе проживало более 100 тысяч граждан США – безусловно, состоятельных, из числа элиты. И это накладывало на ситуацию дополнительно пикантный отпечаток.
ИНТЕРЕСЫ мировых имущих элитарных кругов всегда преломлялись в общем течении исторического социального процесса крайне разнообразно, и чем обширнее была тайная компонента в антиобщественной деятельности элиты, тем тщательнее она скрывалась от посторонних глаз, то есть глаз «черни», и тем тщательнее она маскировалась пышными публичными фразами.
Однако эта тайная деятельность проходила и проходит всё же не только в тиши кабинетов, но и на людях, в обществе, и осуществляется она людьми. Так что порой, присмотревшись к конкретным фигурам и проследив их деятельность на достаточно протяжённых временных отрезках, можно сделать кое-что из тайного явным.
Например, помянутый выше Аллен Даллес и его старший брат Джон Фостер… Оба они в разное время играли в отношениях России и Америки роли – вполне значительные и всегда однозначно для России зловещие. Поэтому если смотреть, скажем, на российский Февраль 1917 года, не ограничивая себя рамками узкой хронологии 1917 года, то знания о братьях Даллесах помогут лучше разобраться и в тех давних, но всё ещё актуальных для нас событиях.
Даллесы происходили из среды доверенных служилых лиц Золотой Элиты США. Правда, клан Даллесов непосредственно в суперэлиту не входил: для этого у членов клана были слишком скромные (по меркам элиты, естественно) банковские счета. Однако деловые качества юристов Даллесов обеспечивали им в США вполне пристойный статус.
Братья были внуками Джона Уотсона Даллеса, госсекретаря при президенте Гаррисоне, и племянниками госсекретаря Лансинга при «военном» президенте Вудро Вильсоне.
«Дядюшка Берт», тоже юрист, был убеждённым русофобом, активно отстаивал права янки на разбой на русских котиковых промыслах до Первой мировой войны, а позднее не менее активно инициировал и поддержал интервенцию против большевиков, считался знатоком международного права, был одним из попечителей Фонда Карнеги.
Племянники «дядюшки Берта» и сыновья пресвитерианского священника, Джон Фостер 1888 года рождения и Аллен Уэлш – 1893 года, оба – выпускники Принстонского университета, вращались в том же кругу интересов, лиц, идей и дел, что и дядя. Юриспруденция, внешняя политика, связи с власть и деньги имущими и верная им служба – вот что составляло их жизнь уже смолоду. Джон Фостер Даллес, к слову, продвинулся, как и дядя, в попечители, став председателем совета попечителей Фонда Рокфеллера. Участвовал он и в составлении плана Дауэса – доктрины экономического подчинения Германии и Европы Соединённым Штатам после Первой мировой войны.
Со второй половины 1920-х годов братья вначале пришли в крупнейшую юридическую фирму Уолл-Стрит «Sullivan and Cromwell» («Салливан и Кромвель»), а вскоре возглавили её… Фирма была связана с американским правительством и европейскими банками, с «королями» экономики и просто с королями. Среди её влиятельных клиентов, разбросанных по всему миру, числился и Уинстон Черчилль – друг янки, сын американки, министр военного кабинета в Первую мировую войну и будущий премьер-министр Британии уже во Вторую мировую войну… То есть у фирмы и её патронов был вполне определённый облик – космополитический, «золото-элитный»…