Король дал согласие, и толпа, окружавшая их, разразилась криками в честь Филиппы.
Королевская чета осталась в Нарсборо на ночь, но Филиппе плохо спалось, она думала о судьбе будущего новорожденного, которого сразу же отнимут от матери, когда ее поведут на казнь.
— Ей нужно подарить жизнь, Эдуард, — убеждала она короля, лежавшего рядом. — Подарить для того, чтобы она смогла кормить и нянчить родное дитя. Разве не страшно, что старый плащ и три шиллинга становятся ценой человеческой жизни?
— Конечно, ты по-своему права, — задумчиво отвечал король, — но, посуди сама, мы не можем потворствовать ворам и грабителям. В дни моего великого предка Вильгельма Завоевателя ни один путник не страшился ходить по дорогам страны, потому что любой вид грабежа, любая кража подлежали наказанию. Не обязательно смерти, нет, — преступникам по решению судьи отрезали уши, отрубали руки, выкалывали глаза… Зато в годы правления слабого короля Стефана, когда эти наказания были отменены, дороги кишели ворами, грабителями и насильниками. Путешественников убивали, могли похитить и увезти в замок разбойничьих баронов, где обирали до нитки или зверски мучили, отдавая на забаву жестоким, кровожадным гостям и челяди… Так что, дорогая, хотя ты и права, когда говоришь, что человеческая жизнь не должна стоить трех шиллингов или старого плаща, но ведь дело не только в них… Ты понимаешь меня?
Филиппа хранила молчание. Потом она сказала:
— Да, понимаю. Но все равно мне жаль дитя, которое должно родиться. И я уверена, что женщина украла, чтобы накормить уже родившегося ребенка… Эдуард, ты даришь мне драгоценные камни, дабы доказать свою любовь. Я предпочитаю, чтобы ты подарил мне жизнь этой женщины взамен любой драгоценности.
В ответ на вырвавшиеся из глубины ее отзывчивой души слова растроганный Эдуард сказал, что отдаст повеление помиловать женщину. Утром это было сделано, и, когда король и королева покидали Нарсборо, толпы людей со слезами на глазах благословляли их и называли Филиппу доброй королевой.
* * *Итак, король Англии снова выступил в поход. Но сейчас было иное время, и он сам был иным. Роберта Брюса больше нет на свете, а Эдуард — далеко не мальчик, он все больше становится похож на деда — и обличьем, и делами. Прежде чем решиться на выступление, он повелел все узнать о состоянии шотландской армии, и то, что ему доложили, способствовало его решению: там царил разброд. Шотландцы и раньше не отличались завидной дисциплиной, но такие военачальники, как Уильям Уоллес, сумевший когда-то в одном бою даже взять верх над войском его деда и стать ненадолго правителем Шотландии, или известный Эдуарду Роберт Брюс могли держать воинов в повиновении. Однако сейчас с ними не было Черного Дугласа или графа Мори, и некому вести их к победе, считал Эдуард и был очень близок к истине.
В Шотландии не были в неведении относительно замыслов английского короля посадить на трон Бейлиола, а короля Давида и королеву Джоанну увезти в Англию, где те будут жить в довольстве и безопасности, но как пленники.
Шотландцы не хотели такого допустить. Давид должен остаться королем; если же он попадет в руки англичан, то кто может сказать, чего они там сумеют добиться от мальчика, — полного отречения, согласия подчинить страну английскому королю и Бог ведает чего еще?
Так рассуждал и шотландский барон сэр Малколм Флеминг и потому срочно прибыл в Эдинбург из Дамбертона, что на западе страны, где он был управителем замка. Он хотел немедленно увезти юную королевскую чету к себе в замок, который считался самым укрепленным в Шотландии. Там дети пробудут некоторое время в безопасности, а затем, если надвинется угроза, их можно отправить и вовсе за пределы страны на корабле, что будет стоять наготове в порту. Ведь крепость Дамбертон построена как раз между устьями Клайда и Ливена и оттуда можно вполне отправиться во Францию. Правда, плавание будет довольно долгим.
Глубокой ночью в сопровождении сэра Малколма дети тронулись в путь.
Путешествие было интересным, особенно для Давида — он мало ездил до этого. Но мальчик был все время в дурном настроении, потому что не хотел уезжать из столицы, из своего дворца, — он король или нет?! В том, что сейчас с ним происходило, он винил больше всего — и не без оснований — брата Джоанны. Зачем только он женился на этой девчонке? Все бы могло быть по-другому… Поэтому Давид не желал ни смотреть на нее, ни разговаривать с ней. Это ее обижало, и она все время твердила, словно назло, что верит брату и тот ничего плохого им не сделает, пока она здесь королева.
Но, когда они добрались наконец до Дамбертона и обосновались в замке, Давид сменил гнев на милость и позабыл о неприязни к Джоанне, ведь то, что происходило вокруг, было так волнующе! Беспрерывно прибывали гонцы, в замке царило оживление, а из окон были видны корабли, танцующие на морских волнах, и люди загружали эти суда и суетились там, словно готовясь к дальнему плаванию.
— Можем взойти на них в любой момент и отправиться в открытое море, — говорил Давид.
— Ничего подобного, — возражала Джоанна. — Нужно дождаться отлива.
— Конечно, нужно. А я разве говорю другое?
— Значит, не в любой момент.
— Не придирайся! Когда захочу, тогда и уплыву. Я люблю корабли.
Джоанна подумала и решила, что тоже любит их. Они такие красивые! Она бы тоже уплыла куда-нибудь…
И потом наступил день, когда так оно и случилось. К ним пришел сэр Малколм и сказал:
— Готовьтесь. Мы выходим в море, как только начнется отлив.
— А куда поплывем? — вскричал Давид.
— Во Францию, мой маленький король.
Приготовления были скорыми, но взрослые готовились к этому заранее, поэтому ничего не было забыто и все обошлось без лишней суеты.
Вскоре они уже стояли на борту. А там и в путь… Во Францию.
* * *Плавание было трудным и опасным, но дети этого почти не замечали, увлеченные новыми впечатлениями.
Однако вскоре на Давида вновь нахлынули горькие мысли. Он, король, покидает свою страну! Бежит из нее. Значит, теперь он будет королем в изгнании — о таком он слышал, когда его учили истории, и знал, это не самое лучшее положение для короля. Джоанна тоже часто пребывала в унынии, когда вспоминала, что они вынуждены бежать не просто так, а от наступающего войска ее любимого брата…
Одно было хорошо — теперь в их жизни не такая скучища, как в Эдинбурге. Теперь их ожидают разные приключения… Наверняка интересные…
Из Булони на французском берегу, куда они наконец благополучно приплыли, был немедленно отправлен гонец к королю Франции с уведомлением о прибытии, и вскоре уже от имени короля к ним явился отряд рыцарей, чтобы приветствовать их и сопровождать к французскому королевскому двору.
Все шотландцы, приехавшие с королем, испытали большое облегчение, не говоря уже о радости, когда увидели и ощутили дружескую теплоту, с которой их здесь приняли.
К этому времени Филипп VI уже начал доказывать силу и умение править государством, в отличие от трех предшественников, сыновей Филиппа IV Красивого. У его подданных появились надежды на улучшение дел в стране, на то, что с нее будет снято наконец проклятие рыцарей-тамплиеров, — оно ведь относилось к королевской династии Капетингов, а теперь на престоле король из рода Валуа.
С самого начала его правления всем стало ясно, что новый король человек сильный. Он сразу принялся вытаскивать страну из болота, приструнил поднявших голову фламандцев, а также велел молодому Эдуарду Английскому прибыть к нему как к сюзерену и присягнуть в верности. Этот акт прошел, впрочем, не слишком гладко — мальчишка Эдуард не выполнил все условия присяги и, кроме того, не скрывал притязаний на французский престол. К тому же Эдуард был женат на Филиппе из графства Эно, что, несомненно, сблизило Англию с Низинными странами. А совсем недавно королю Филиппу стало известно, что молодая английская королева, та самая Филиппа, пытается наладить с этими странами серьезные торговые отношения. Что тоже вряд ли может пойти на пользу Франции…
— Она дочь торговца? — вопрошал король.
— В этих провинциях все пробавляются торговлей, — отвечали ему с презрительной ухмылкой.
За юным английским королем нужен глаз да глаз, думал король Филипп: он кое-чего достиг, после того как избавился от Мортимера и начал править сам, и становится влиятельным у себя на острове.
Совсем не плохо, что он снова занялся борьбой с шотландцами. Она отвлечет его внимание и силы, этот юнец, вне всякого сомнения, увязнет там, и ему будет уже не до безрассудных мыслей о французском престоле… Но каков! Прыткий мальчик…
Филиппу сейчас не нужны военные действия — даже во имя того, чтобы доказать, кто имеет больше прав на французский трон, — но и спокойно смотреть, как этот наглец делается все сильнее и настойчивей, он тоже не будет: из таких вот и вырастают опасные противники, каким был, к примеру, Эдуард I — воинственный дед воинственного англичанина. Поэтому нужно с вниманием отнестись к мальчонке-королю из Шотландии. Пока еще тот всего лишь игрушка в чьих-то руках, но его следует многому обучить, и тогда — кто знает? — польза от него может быть довольно велика…
Король Филипп выехал на коне из дворца навстречу отряду рыцарей, сопровождавшему добровольных изгнанников-шотландцев в Париж. Он по-отечески обнял Джоанну и выразил восхищение ее красотой. С Давидом обошелся, как с настоящим королем. Могущественным королем. Конечно, дети были в восхищении и сразу же возлюбили короля Франции.
Он сказал, что на торжественном приеме, который вскоре последует, они окажут ему большую честь, если сядут по обе стороны от него.
Торжество было великолепным. Таких блюд, которые там подавали, шотландцы вовек не едали. А музыка! А грациозные танцы!.. Джоанне и Давиду французский королевский двор казался под стать седьмому небу. Ну разве могли они не полюбить такого короля?!
Им отвели роскошные покои, не похожие на скудно обставленные комнаты в Шотландии и даже, пожалуй, более величественные, чем многие из тех, какие Джоанна видела в Англии.
Казалось, не было ничего, чего не сделал бы король Филипп для того, чтобы они чувствовали себя покойно и удобно.
— Бедные дети, — говорил он, нежно обнимая их, — как я рад, что могу предоставить вам достойное убежище.
— А вы поможете мне остаться королем? — спрашивал Давид, ни на мгновение не забывавший, кем он был недавно.
— От всего сердца, милорд, — отвечал Филипп. — Я наслышан, каким гордым государем вы были. Конечно, я предложу вам помощь, но не захотите же вы, гордые люди, брать ее безвозмездно, не так ли? Следовательно, и вы в ответ будете должны чем-то помочь мне. Верно ведь?
— Конечно, — охотно соглашался Давид.
— Тогда обещайте мне только одно, — говорил ему король Франции, — и мы запишем это в нашем соглашении… Обещайте никогда не заключать мир с Англией, не уведомив меня и не получив моего согласия. Только это. Больше ничего… Ведь я прошу не столь уж много, не так ли? Если бы вы не были таким гордым, полным собственного достоинства молодым королем, я бы ни за что не попросил вам об этом.
— Охотно обещаю, сир, выполнить вашу просьбу, — отвечал Давид.
— А теперь, мой дружок, я с удовольствием преподношу вам деньги и собственность, чтобы вы, находясь в моем королевстве, могли жить так, как того требует ваше звание.
— Сир, ваша доброта не знает пределов!
— О, не говорите так. Вы очень молоды, и я не хочу, чтобы первые шаги в чужой стране принесли вам разочарование, а также чтобы вы попали под чье-то вредное влияние. А эта прелестная леди, — король Филипп повернулся к Джоанне, — должна сохранить красоту и веселость, свойственную ее возрасту, во все дни пребывания на земле Франции…
Ну где еще можно было найти такого великодушного, такого доброго и благожелательного человека?..
Король сказал, что отводит им замок Гейяр, выстроенный на высокой скале еще королем Ричардом Львиное Сердце. Тот им очень гордился. При короле Иоанне Безземельном замок перешел к французам и с тех пор находится у них в руках. Иногда его использовали для содержания узников, но он, Филипп, надеется, что с водворением туда юной королевской пары там будут царить только радость и веселье.
Про себя он подумал, как забавно, что шотландские изгнанники станут жить во Франции в замке, построенном английским королем.
Филипп оказал честь, лично сопроводив их к новому месту пребывания, и сказал, что не будет возражать, если они устроят торжество по случаю приезда туда и пригласят его и сопровождающих рыцарей принять в нем участие.
Давид был в восторге от этого предложения. Джоанна тоже отдала должное любезности короля, и единственное, что мешало ей открыть ему всю душу, — это мысль о том, что Филипп как король Франции не может не быть врагом брата, которого она продолжала любить, хотя понимала, что тот бросил ее в беде, мало того — пошел войной на ее страну… Все-таки прав, наверное, Давид, который постоянно твердит, что такого человека, будь он хоть сто раз братом, любить невозможно…
Зато как добр, как благожелателен к ним король Франции!.. Они с удовольствием устроили пиршество в его честь, обильные яства для которого готовили французские повара из французских припасов, но все равно Филипп благодарил Давида и Джоанну за истинно шотландское гостеприимство, достойное королевской семьи, и часто поднимал бокал в их честь.
— Кто знает, — говорил он, — возможно, в один прекрасный день мы соберем здесь войско и отвоюем вашу Шотландию… И что тогда вы сделаете, мои молодые друзья? О, я знаю, что… Вы отблагодарите меня и Францию и принесете присягу в верности французскому королю. Ведь так?
— Конечно! — простодушно подтвердил Давид.
— Это обещание, мой друг?
— Разумеется, сир.
— И тогда ваша Шотландия станет леном [9] Франции и будет под моим покровительством. Что может быть лучше для судьбы обоих королевств? Вы думаете так же?
Давид, который больше всего хотел сейчас лишь спать, согласно кивнул.
Король поднял бокал.
— Друзья! — возгласил он, обращаясь ко всем гостям. — Сегодня мой добрый друг, шотландский король, сделал меня счастливым. Только что в вашем присутствии он торжественно заявил, что Шотландия является леном Франции. Выпьем за это, друзья!
Гости много пили и много говорили.
На прощание король Филипп снова расцеловал Давида и Джоанну.
— Ну вот, — сказал он, — можно считать, мы прилюдно скрепили наш договор печатями.
* * *Филиппа неохотно согласилась остаться в замке Бамборо, когда Эдуарду настала пора отправиться к Бервику. Необходимо было начать осаду замка, предстояла тяжелая битва, и пребывание вблизи от Бервика могло оказаться для королевы опасным. Однако она заявила Эдуарду, что хочет быть там, где он.
— Знаю, моя любовь, — отвечал король. — Но тогда я буду больше думать о твоей безопасности, чем о сражении.
На это ей возразить было нечего, и она осталась в Бамборо, в старинной крепости, построенной еще до нормандского нашествия на почти отвесной скале над морем. Здесь Филиппа будет ожидать благополучного возвращения мужа с поля битвы.
Он был недалеко от нее, милях в двадцати, и часто посылал к ней гонцов с известиями о военных действиях. В последнем сообщении говорилось: король не думает, что осада будет длительной, судьба благоволит к нему, — английские воины встретили в лесу и задержали двоих мальчиков, которые оказались сыновьями управителя замка Бервик.
«Таким образом, дорогая, — читала она дальше в послании, — само Провидение послало мне заложников, я полагаю, отец захочет немедленно получить их обратно, а мы одержим бескровную победу…»
Испытывая радость по случаю такого везения, Филиппа не могла не подумать о несчастных родителях тех мальчиков, что были взяты в плен. Каково им понимать, что их сыновья стали разменной монетой? Но, с другой стороны, разве так уж плохо, если не придется осаждать замок и сыновья вернутся к отцу и матери, а Эдуард к ней?
Вскоре, глядя из окна башни, она увидела конный отряд, приближающийся к ее крепости. Всадников становилось все больше и больше, она различила шотландские вымпелы и поняла, что противник решил ответить осадой на осаду.
Немедленно она позвала стражу, приказала проверить все замки и запоры и приготовиться к обороне. Впрочем, воины и сами знали, что делать.
— Нужно, чтобы король как можно быстрее узнал о том, что случилось, — сказала она. — Кто доставит ему сообщение?
Нашлось несколько волонтеров, и Филиппа решила для большей надежности послать их всех.
Когда Эдуард получил сообщение от Филиппы, первым его порывом было бросить все и поспешить на помощь. Однако, поразмыслив, он понял, что шотландцам только того и надо — отвлечь его от осады Бервика. А поскольку главной целью его первого похода было взятие Бервика, это означало бы очередной провал в военных планах короля Англии.
Он снова был в затруднении: его снедало беспокойство за судьбу Филиппы, но он понимал, как безрассудно было бы отойти от Бервика. Он знал, Филиппа хорошо защищена в замке Бамборо, кроме того, она умна и не сделает ничего неразумного, а он тем временем сможет захватить Бервик. Чертовы шотландцы, как они умеют пускаться на всякие хитрости и уловки, когда видят, что сила не за ними!
Его охватила бешеная ярость. Проклятие на этих хитрецов! Филиппа в опасности, а он не может ей помочь! Должен выбирать, когда выбора нет… Как он их ненавидит!..
О, он знает, что делать! Видит Бог, он не желал этого, но его вынудили… Он вспомнил о двух юных сыновьях управителя замка Бервик и вызвал стражу.
— Казнить заложников! — приказал он. — Отрубить им головы!
Стражники смотрели на него с ужасом. Они не могли поверить, что речь идет о мальчиках, которые уже успели стать любимцами английских воинов. С ними играли в разные игры, их развлекали. Господи, они же ни в чем не виноваты!
— Милорд, — сказал, запинаясь, один стражник. — Так ли я вас понял?