— Ахъ! все особенное! и такъ трогательно! ужели вы не читали?
— Не случилось, сказала Лидія, которая на счетъ чтенія не ушла далеко.
— Разскажи намъ, сказала Александра Петровна, которую забавляло восхищеніе Анюты.
— Видите, начала Анюта спѣша и волнуясь, — у стараго отца, несчастнаго отца, котораго за чтото, чего онъ не сдѣлалъ, сослали въ Сибирь, была дочь; и она пошла съ отцомъ въ Сибирь, у нея не было матери. Бѣдная Параша! Какъ и у меня матери не было! и вотъ она жила съ отцомъ и такъ его нѣжно любила. Видя его несчастіе, она рѣшилась и пѣшкомъ изъ Сибири ушла одна, и все шла, шла и наконецъ пришла въ Москву. А когда она пришла въ Москву, то услышала звонъ во всѣ колокола и не знала отъ чего это такъ звонятъ, больше чѣмъ въ большой праздникъ. Она спросила и ей сказали, что молодой царь идетъ въ Соборъ короноваться. Параша бросилась въ Кремль. Ну, тутъ ужь много… всего нельзя разсказать вдругъ… Ее не пускали, ее затерли въ толпѣ, но она просила, умоляла и прошла впередъ. И вотъ вышелъ царь изъ Собора, а она бросилась къ ногамъ его и плакала и всю правду истинную ему сказала. А царь выслушалъ милостиво, простилъ отца, приказалъ воротить его изъ Сибири и наградилъ его. И жила съ отцомъ Параша счастливо. Такъ трогательно. Я плакала, когда Митя читалъ, и Агаша и Маша плакали.
— Однако какая эта Параша смѣлая! Изъ Сибири, одна и прямо къ Государю. Я бы не рѣшилась, сказала Лидія.
— Отъ чего? А я бы непремѣнно изъ Сибири пришла, еслибы папочка… сохрани Боже!… Голосъ Анюты оборвался.
— И съ Государемъ рѣшилась бы говорить, при всѣхъ…
— Конечно. Это ужь не мудрено, пришедши для этого изъ Сибири. Вотъ изъ Сибири прійти одной трудно, а правду царю сказать не мудрено. Вѣдь онъ царь и правду всегда обязанъ выслушать!
— Такъ, такъ, сказала Варвара Петровна одобрительно, — и Параша добрая дочь.
— Но вѣдь это сказка, замѣтила Лидія. — Въ сказкѣ не то что изъ Сибири, а и съ луны прійти можно. А на самомъ дѣлѣ изъ Сибири одной, пѣшкомъ придти нельзя.
— Не сказка, не сказка, закричала Анюта, — а сущая правда. Я знаю это навѣрное и папочка говорилъ.
— Дядя, поправила Варвара Петровна.
— Ну дядя, сказала Анюта нетерпѣливо и продолжала восхищаться Парашей.
— Да, это не сказка, сказала Александра Петровна, — я даже читала разсказъ этотъ по-французски, цѣлая книжка. Помнишь, ma soeur, мы читали это вмѣстѣ очень давно.
— Помню, отвѣчала Варвара Петровна, — но не піесу а разсказъ, кажется де-Местра, по-французски. Анна, поди теперь учиться, а въ четвергъ поѣдешь въ театръ смотрѣть твою Парашу и запомни, что съ нашей стороны это жертва. Ты возвратишься изъ театра позднѣе одиннадцати часовъ и можешь потревожить мою больную сестрицу.
— Я тихонько пройду заднею лѣстницей на верхъ, прокрадусь какъ тѣнь, прошмыгну какъ мышка, сказала Анюта улыбаясь.
— А карета? Вѣдь надо же въѣхать во дворъ, швейцару придется отворять большую дверь? люди будутъ ходить… это шумъ, безпокойство… но ужь такъ и быть, дѣлать нечего. Une fois n'est pas coutume! сказала Варвара Петровна.
Плохо училась Анюта несмотря на все свое стараніе. Она все думала, какъ поѣдетъ въ театръ, считала дни, плохо спала и просыпаясь по утру прежде всего вспоминала о Парашѣ и вскакивала съ постели. Такъ прошло два дня и насталъ четвергъ. Анюта ждала не дождалась, когда Катерина Андреевна войдетъ въ ея спальню. Она одѣлась, но ничѣмъ не могла заняться прилежно и считала часы и минуты. Миссъ Джемсъ напрасно выговаривала ей.
— Завтра буду учиться прилежно, обѣщаю вамъ, говорила Анюта, — а теперь не могу. Не дождусь, когда поѣду. Не сердитесь на меня.
Миссъ Джемсъ не упустила случая сказать, что должно владѣть собою, должно держать себя въ уздѣ и не хорошо пренебрегать долгомъ ради удовольствія.
— Развѣ это удовольствіе, воскликнула Анюта. — Увидѣть Парашу! это счастіе!
Миссъ Джемсъ не могла не улыбнуться и сказала:
— Какое однако вы дитя еще! А вамъ ужь двѣнадцать лѣтъ. Но полно, садитесь, я буду диктовать.
И диктантъ длился долѣе обыкновеннаго.
Насталъ часъ обѣда.
— Дайте мнѣ бѣлое платье и голубой поясъ, сказала Анюта, — я ѣду въ театръ.
— Совсѣмъ не нужно, отвѣчала Катерина Андреевна, — вы сойдете внизъ какъ всегда, а послѣ обѣда успѣете одѣться и надо спросить у тетушки какое платье она прикажетъ надѣть на васъ.
Анюта надула губы.
— Не все ли ей равно, какое платье я хочу надѣть, сказала она.
— А вотъ именно это хочу вамъ говорить запрещено, замѣтила Катерина Андреевна.
— Мало ли что запрещено, сказала Анюта разсердившись.
— Анна, Анна! протянула строго Англичанка.
«Выдумали противное имя — другое какое-то, не мое, точно не знаютъ, что меня зовутъ Анютой», подумала она про себя, но не сказала ни слова. Скоро однако ея неудовольствіе прошло; она предалась мечтамъ и съ радостію думала:
«Теперь пять. Шестой, седьмой, восьмой, считала она по пальцамъ: — черезъ три часа я буду въ театрѣ.»
Она сошла внизъ и увидѣла, что Варвара Петровна читала записку.
— Анна, сказала она, — вотъ записка отъ Вѣры Николаевны Вышеградской, помнишь ту старую даму, вдову министра. Она пишетъ, что къ ней нынче вечеромъ съѣзжаются всѣ ея внучки и проситъ меня привезти тебя.
Анюта окаменѣла.
— Она пишетъ, что у нея будетъ фокусникъ и петрушка и что она слышать не хочетъ чтобы тебя не было. Мнѣ жаль лишить тебя удовольствія ѣхать въ театръ, но театръ всегда при насъ, а у Вѣры Николаевны рѣдко бываютъ дѣтскіе вечера. Отказать ей нельзя, тѣмъ болѣе, что она звала тебя два раза, но ты кашляла, и я не могла привезти тебя.
Анюта стояла блѣдная и не вѣрила ушамъ своимъ.
— Анна, будь благоразумна, сказала мягко Варвара Петровна, — я отказать не могу старой почтенной дамѣ восьмидесяти слишкомъ лѣтъ. Тебѣ и тамъ будетъ весело, у нея угощеніе и подарки… Она задаритъ тебя, ты ей понравилась.
Анюта вышла изъ оцѣпенѣнія и бросилась къ Варварѣ Петровнѣ.
— Тетушка, закричала она блѣднѣя и краснѣя, — милая тетушка, прошу васъ, умоляю васъ, отпустите въ театръ, вы обѣщали.
— Я свое обѣщаніе сдержу. Въ первый разъ какъ будутъ давать Парашу я возьму ложу и ты поѣдешь съ Лидіей.
Анюта зарыдала.
— Слушай, Анюта, сказала Александра Петровна, — поѣзжай къ Вѣрѣ Николаевнѣ Вышеградской и будь мила, а я за это возьму еще другую ложу, и ты будешь въ барышахъ. Увидишь и Парашу и что-либо другое хорошее.
Анюта схватила Варвару Петровну за руки.
— Нѣтъ, нѣтъ, прошу, пустите меня въ театръ.
Видя, что Варвара Петровна смотритъ ужь холодно, Анюта стремительно бросилась къ больной теткѣ, упала на ея колѣна, схватила ея руки и со слезами прерывающимся голосомъ заговорила:
— Отпустите въ театръ, умоляю, тетя, милая тетя Саша, заступитесь за меня. Отпустите въ театръ.
— Анна, сказала Варвара Петровна строго, — терпѣть не могу сценъ. Что за трагедія! Сцены — признакъ самаго дурнаго воспитанія. Порядочныя дѣвочки ихъ себѣ не дозволяютъ. Встань, поди на верхъ, успокойся, а въ восемь часовъ приходи сюда одѣтая. Миссъ Джемсъ, надѣньте на нее розовое платье съ бѣлыми лентами. Она поѣдетъ со мной.
Анюта какъ ужаленная вскочила, затопотала на одномъ мѣстѣ, испустила какой-то вопль и наконецъ во гнѣвѣ своемъ не знавшемъ границъ закричала:
— Это тиранство, это жестокость! Не хочу, не хочу! Не поѣду къ старухѣ; что хотите дѣлайте, не поѣду!
— Анна, замолчи и иди на верхъ.
— Не поѣду! Не поѣду! Не хочу, не хочу! и Анюта въ порывѣ гнѣва отчаянно схватила себя за голову.
Александра Петровна въ ужасѣ откинулась въ свое длинное кресло и поблѣднѣла.
— Мнѣ дурно, произнесла она слабо.
Лидія и Варвара Петровна бросились къ ней.
— Вы никого не жалѣете, ни даже больной тетки, сказала миссъ Джемсъ съ укоромъ, глядя очень презрительно на плакавшую Анюту. — Идите на верхъ.
Анюта повиновалась и уходя бросила испуганный взглядъ на больную тетку, около которой суетились сестры. Когда Александра Петровна успокоилась, она выговаривала сестрѣ и огорчалась, что Анюта опять обнаружила свой дурной характеръ.
— Развѣ я могу отказать восьмидесятилѣтней старушкѣ, говорила Варвара Петровна, оправдываясь предъ сестрой. — Сознайся сама, что я ни въ чемъ не виновата; скажи: когда Анна выростетъ, жизнь всегда дастъ ей то, чего она захочетъ? Развѣ не придется ей отказаться отъ задуманнаго плана, отъ задушевнаго желанія? Если она не выучится управлять собою, изъ нея выйдетъ взбалмочная, своевольная, ни на что непригодная женщина, которая составитъ несчастіе всей семьи. При большомъ богатствѣ, что хуже необузданности и самодурства! Нѣтъ, и не говорите мнѣ за нее ни слова, я сдѣлаю все возможное, чтобъ ее исправить. Не правду ли я намедни говорила: рано радоваться; вотъ она и показала себя какова она есть — дикая, необузданная, своевольная дѣвочка.
— Однако, сказала Александра Петровна, понимая, что въ словахъ сестры заключается неоспоримая правда, — что теперь дѣлать? Я Анюту знаю, она ни за что не поѣдетъ къ Вышеградской, а силой нельзя везти ее туда, всю заплаканную. Боже мой, какъ она страшно схватила себя за голову.
— Не волнуйся, Анна еще дитя, ее исправить можно.
— Теперь восемь часовъ и пора бы ужь ѣхать.
— Очевидно ѣхать нельзя, сказала Варвара Петровна съ досадой; — Лидія, напиши записку къ Вѣрѣ Николаевнѣ и къ княгинѣ Бѣловодской и увѣдомь ихъ, что Анюта разнемоглась и не можетъ выѣхать.
— Вотъ ты и принуждена уступить ей. сказала очень недовольная всею этою исторіей Лидія. — Ужь лучше отпустила бы ее въ театръ.
— Ты ничего не понимаешь, и это не твое дѣло, сказала сухо Варвара Петровна своей меньшой сестрѣ; — завтра воскресенье, танцовальнаго вечера не будетъ; напишу ко всѣмъ приглашённым, что Анна больна. Это не пройдетъ ей даромъ. Я запру ее на цѣлую недѣлю на верху, пусть размыслитъ о своемъ прекрасномъ поведеніи. Это отучитъ ее отъ сценъ.
Варвара Петровна позвонила и приказала позвать миссъ Джемсъ; она отдала ей свои приказанія и знала, что она исполнитъ ихъ въ точности, безо всякой потачки.
Всякое утро Катерина Андреевна одѣвала Анюту, приговаривая: «Фуй, Фуй! какую сочинили исторію, а еще княжна. Дочери нашей прислуги ведутъ себя лучше, а о нихъ никто такъ не заботится какъ о васъ. Васъ ли не учатъ? Фуй! какъ дурно!»
Анюта молчала. Миссъ Джемсъ обращалась съ нею холодно и ни слова не говорила съ ней, когда классы оканчивались. Въ часъ обѣда она уходила внизъ, а Анюта оставалась въ классной одна, и ей приносили тарелку супу и кусокъ жаркаго. Всѣ въ домѣ знали, что она наказана; Анюта сгарала отъ стыда и горевала, что огорчила больную тетку. На третій день своего заключенія она чрезъ миссъ Джемсъ просила прощенія и обѣщала исправиться, но Варвара Петровна была неумолима. Цѣлую недѣлю, какъ было сказано, Анюта просидѣла въ классной, безъ книгъ, за уроками, а послѣ нихъ за вязаньемъ чулка и шитьемъ рубашки. Катерина Андреевна учила ее шить въ строчку. Эта злосчастная недѣля показалась ей годомъ. Арина Васильевна два раза навѣстила ее, но говорила строгія слова и, не внимая просьбамъ Анюты, не захотѣла остаться съ нею. Когда наконецъ она получила позволеніе сойти внизъ и увидѣла блѣдное, усталое лицо Александры Петровны, которая при ея появленіи расплакалась, Анюта совсѣмъ смутилась, цѣловала милую тетю Сашу и просила забыть эту бѣду: такъ назвала Анюта свою непростительную вспышку.
Глава III
Два мѣсяца протекли въ домѣ Богуславовыхъ въ совершенной тишинѣ и спокойствіи; Анюта сдѣлала большіе успѣхи, бѣгло говорила по-французски и начинала порядочно говорить по-нѣмецки и по-англійски. Учителя были ею довольны. Варвара Петровна не попрекала Анюту за прошлую вину и обращалась съ нею твердо, но не сурово. Анютѣ жилось сносно. Изъ дому, такъ называла она домъ папочки, приходили письма полныя любви. Маша писала, что Митя учится отлично, а Ваня похуже, но за то такой добрый сынъ и братъ, что вся семья любитъ его очень нѣжно и папочка невольно прощаетъ ему его разсѣянность, а иногда и лѣность. Она прибавляла, что они надѣются, что онъ благополучно перейдетъ въ слѣдующій классъ. Дѣвочки всѣ приписывали по нѣскольку строкъ. Анюта отвѣчала на письма, но зная, что ея письма проходятъ чрезъ руки Варвары Петровны, не хотѣла писать все что съ ней случалось и что она чувствовала, и оттого ея письма домой выходили очень безцвѣтны и отчасти сухи. Уроки танцованія были возобновлены, и Анюта все больше и больше веселилась: эти танцовальные вечера прерывали однообразіе ея жизни; ей очень рѣдко позволяли навѣщать Бѣлорѣцкихъ, да и то съ миссъ Джемсъ, не спускавшей съ нея глазъ своихъ. Къ другимъ знакомымъ ея не отпускали, да она и сама не желала ѣздить къ нимъ, такъ какъ не чувствовала къ нимъ особеннаго расположенія.
Наступила масляница. Александра Петровна сказала Анютѣ, что онѣ упросили Варвару Петровну отпустить ее въ театръ, что ей принесутъ афиши и онѣ вмѣстѣ выберутъ пьесу. Выборъ длился долго и подалъ поводъ ко многимъ разговорамъ и преніямъ, въ которыхъ Анюта не принимала никакого участія, такъ какъ мнѣнія ея не спрашивали.
— Лучше всего повезти ее въ балетъ, сказала Варвара Петровна.
— Какая скука, замѣтила Лидія. — Не правда ли, Анюта, ты не хочешь въ балетъ?
— Это такая пьеса гдѣ только танцуютъ? спросила Анюта, наслышавшаяся о балетахъ отъ Щегловыхъ.
— Да, конечно.
— Ни за что не хочу. Какое удовольствіе смотрѣть какъ другіе танцуютъ. Я лучше сама потанцую въ воскресенье.
— Дурочка, это не такіе танцы, сказала Александра Петровна, — притомъ декораціи, превращенія.
Анюта не знала что такое превращенія; ей объяснили.
— А!.. протянула Анюта презрительно. — Это, значитъ, фокусъ. Изъ розана выходитъ танцовщица… и что еще?
— Мало ли что? Ваня-дурачекъ ѣдитъ на конѣ по воздуху. Большіе корабли плаваютъ и много другаго. Такъ все это красиво и чудно, сказала Лидія. — Я видѣла нѣсколько разъ.
— Да, положимъ красиво, но я вѣдь знаю, что это машины. Это любопытно, пожалуй, но не интересно. Я хочу такое, гдѣ правда и трогательное.
— Анюта такая оригинальная, сказала Александра Петровна; — ну давайте искать правду.
И пустились онѣ въ погоню за этою правдой. Но не всякая правда годна была, по ихъ мнѣнію, для Анюты. Ревизоръ былъ забракованъ по рѣшительному отказу Варвары Петровны, Горе отъ ума — по отказу всѣхъ сестеръ вообще; наконецъ остановились на Скупомъ Мольера. Игралъ Щепкинъ, и какъ ни мало были знакомы тетки съ русскимъ театромъ и его артистами, онѣ видали Щепкина и, какъ всѣ, приходили въ восторгъ отъ его игры. Послали за ложей, и когда принесли билетъ бельэтажа, Александра Петровна торжественно вручила его Анютѣ.
Съ какою любовію, съ какимъ счастіемь и страхомъ, чтобы чего-нибудь опять не случилось, взяла этотъ билетъ Анюта и глядѣла на него не отрывая глазъ.
— Ну поди же, поблагодари тетушку Варвару Петровну. — Безъ ея позволенія я ничего не могу для тебя.
Анюта благодарила всѣхъ съ увлеченіемъ.
— Ну, теперь, Анюта, сказала Лидія, — намъ не надо опаздывать.
— Ужь конечно не надо, тетя.
— Сейчасъ послѣ обѣда одѣваться, сказала Лидія.
— Не лучше ли до обѣда? замѣтила Анюта.
— Лидія, ты сама какъ дитя, сказала Варвара Петровна смѣясь. — Мы обѣдаемъ въ пять, въ шесть отобѣдаемъ, а театръ начинается не раньше восьми.
— Въ афишѣ сказано — половина восьмаго, сестрица.
— Но развѣ ты не знаешь, что раньше восьми часовъ никогда не начинаютъ.
— Ну, а если начнутъ? Нѣтъ, ужь мы лучше загодя.
— Ахъ, пожалуста загодя, воскликнула Анюта.
— Оставь ихъ, сказала Александра Петровна сестрѣ: — ты видишь, онѣ обѣ какъ въ чаду, и она засмѣялась.
Ни единаго куска не проглотила Анюта во время обѣда и постоянно глядѣла на часы. Къ ея испугу, они пробили шесть, а Александра Петровна, медленно разговаривая съ сестрами, перебирала виноградъ и рѣзала грушу и точно забыла, что пора вставать изъ-за стола. Анюта взглядывала на нее съ безпокойствомъ. Наконецъ Александра Петровна замѣтила ея взгляды, опять разсмѣялась и сказала лакею: — Отодвинь кресло.
Всѣ встали и подошли къ ней, какъ къ старшей; она всѣхъ перецѣловала и когда чередъ дошелъ до Анюты, сказала ей:
— Твои глаза такъ и горятъ. Я свою грушу изъ-за тебя не доѣла, ну, такъ и быть.
— Позвольте мнѣ идти одѣваться.
— Ну иди, иди.
И Анюта, какъ дикая козочка, помчалась на верхъ. Еще изъ своей прихожей она кричала:
— Катерина Андреевна, скорѣй, скорѣй! Пожалуста, прошу васъ, скорѣй одѣваться!
— Да куда вы спѣшите — времени много. Смотрите на что вы похожи — красная какъ ракъ. Садитесь и сидите смирно, я васъ причешу.
Вившіеся густые волосы Анюты неохотно поддавались гребню и щеткѣ, а Катерина Андреевна хотѣла ихъ переупрямить; и чего только не вытерпѣла Анюта пока она ихъ приглаживала и всячески подбирала, чтобъ они не выбивались, но какъ она ни старалась, они все вились и эти тонкіе какъ паутина волосики стояли на лбу и вискахъ въ родѣ легкой золотой бахромки.
— Слава Богу, произнесла вздохнувъ, какъ послѣ тяжкаго мученія, Анюта и вскочила съ кресла. — Теперь скорѣе, скорѣе платье.
Наконецъ, послѣ долгаго ожиданія и платье и поясъ были надѣты. Нѣмка подала ей бѣлыя перчатки и хотѣла ихъ надѣть, но Анюта неожиданно выхватила ихъ изъ ея рукъ и была такова! Она бѣжала стремглавъ внизъ по лѣстницѣ и останавливать ее было некому. Миссъ Джемсъ не было дома, она отправилась къ знакомымъ.
— Какая дѣвочка, пробормотала Нѣмка; — какъ онѣ ни хлопочатъ, но не выдѣлаютъ изъ нея дѣвицу степенную и благоразумную. Огонь и вихорь! право такъ, а добрая.