- Это невыполнимо, - сказала Аитонелла. - Ведь нас застиг тогда шторм баллов шесть, не меньше, помните? Волны швыряли катеришко, как щепку, правда?
Таких штормов поискать. К тому же мой братец плавать до сей поры не научился, даже в штиль. Не суждено ему быть ни спасителем, ни спасателем.
- Зато из безумия в Сигоне выкарабкался, - сказал Марио, насупившись.
- Ты самый лучший в мире брат, - сказала Антонелла и поцеловала его в щеку. - Давайте присядем в тенечке, вон под той шелковницей.
...Многое из того,.что рассказал Марио про события в Сигоне, я знал. Не хотелось бередить его рану, но все же я спросил осторожно:
- Долго ты пробыл в Сигоне перед... случившимся?
- Как всегда. Ночь на субботу, ночь на воскресенье.
В понедельник рано утром мы обычно возвращаемся в Палермо.
- Как тебе спалось в ночь на субботу? Ничего необычного не заметил?
- Да я глаз не сомкнул до рассвета, - сказал он.
- Бессонница?
- Какая бессонница? Мы до полтретьего грызлись с моей Катериной. Это бабье из Агридженто - сущие фурии! Намеренно заводят ссору, чтоб слаще после была любовь. Черт дернул жениться.
- У нас есть такая поговорка, - сказал я. - Неженатому хоть удавиться, а женатому хоть утопиться.
На глазах у Марио появились слезы, он схватился за голову:
- О-о-о, что за вздор я плету! Бедная Катерина!
Будь я трижды проклят, что не уступил ей и мы не успели помириться! О, моя голубка! Клянусь святой Розалией, едва ты выздоровеешь, я примчусь к тебе, как молния! - И он замолотил кулаком по сморщенной- коре дерева. Антонелла прижалась к брату, успокоила как могла.
- Спасибо, Олег, что нас опять навестил, - тихо проговорил после долгого молчания Марио и посмотрел искоса на Антонеллу. - Снова в университет?
- На раскопки древней Чивиты. Может, слышал про международную экспедицию? Из-за эпидемии коекто упорхнул отсюда. Вот я и примчался на подмогу.
- Чивита... - Глаза Марио преобразились. - Мальчишкой я облазил в ней все руины. На Дозорной башне мы расставляли силки на дроздов, после жарили их на вертелах, возле ипподрома. Или затевали игры в пещерах, что в Поющей горе. Много их было, пещер.
В них с незапамятной поры спасались от набегов с моря. Но янки прикарманили Поющую, точно какой-нибудь пустячный сувенир. Помню, как пыхтели бульдозеры, срезая вершину горы. Как янки сооружали бетонный мол. И теперь прямо с моря внутрь горы залетают самолеты. Представляешь? Будто пчелы в улей. Огромный подземный аэродром, мне Винченцо подробно описал.
Святая мадонна, гору купить, целую гору! Небось думают, с такой толстой мошной можно и всю Сицилию отхватить! Аппетит у янки волчий.
Пришлось вернуться к началу разговора и снова зачитывать откровения владельца фотоателье.
- В ночь на субботу? - изумился Марио. - Крепко заливает дон Иллуминато. Никаких предметов в небе, никаких шаров не было. Мы спали на крыше сарайчика, то есть не спали, я уже рассказал, а ругались до рассвета. Бедная, бедная, Катерина!..
Я раскрыл перед Марио пластмассовую коробочку и снял вату с ящерицы.
- Не припомнишь, где раздобыл?
- Еще бы!.. Здравствуй, двухголовка! - Он нежно гладил ее по хвосту. Ай да археолог, за собою возит мой подарок!.. Спрашиваешь, где раздобыл? У нас, в Сигоне, года за два до твоего прошлого приезда. Именно так. И за год до нашего переезда в Палермо. Погоди, надо вспомнить поточней. Вроде бы тогда весною тоже нас трясло. Помнишь, сестра?
Она задумалась.
- Ты прав, Марио. Трясло в конце апреля, но полегче. Обошлось без разрушений, не считая разбитой посуды.
- Тем летом уродцев порасплодилось - тьма.
И двухголовых, и трех. Стрекозы без крыльев, змеи сросшиеся, лягушки. Сперва я их в формалине выдерживал, потом сушил... Смотри, как сохранилась, прямо живая.
- Мы их ловили под стеной, - сказала Антонелла. - Видел, Земледер, бетонную стену вокруг Поющей? С толстыми струнами наверху?
- Говорят, по ним пропускают сильный ток, - сказал Марио. - Вот сволочи!.. Хочешь, подарю тебе сросшихся лягушек?
- Но и сейчас в Сигоне, - заговорил было я, однако, встретив яростный взгляд Антонеллы, осекся и закруглился так: - ...мы ищем серебряный глобус, в крепости.
- Ты об этом уже говорил, спаситель, - сказал Марио. - Разреши, я приеду к тебе на раскопки. Вот выпишусь и приеду. Я ж там знаю каждый камень. Разведаю сперва насчет работенки в мастерской и приеду.
Я подрабатывал временно, пособия по болезни не положено, ну и, сам понимаешь, могу оказаться на мели.
- Поступай к нам в экспедицию, - предложил я. - Люди нужны на раскопках, особенно теперь. Шестьдесят тысяч лир в неделю. Правда, работа тоже временная. До конца ноября, пока не зарядят дожди. Потом снова начнем, в мае.
Антонелла сказала:
- В мае, если с вашей Землею ничего не произойдет. Все готовы разорвать друг дружку, как звери лютые.
- Не все звери, не все, - сказал я, глядя ей прямо в глаза. - Только те, кто приторговывает по дешевке чужие горы. За морями-океанами. И лишает эти горы голоса. Заодно затыкая долларами рты исконным хозяевам этих гор.
- Кучка толстосумов и рвачей - еще не народ. - Она не отвела взгляда. Если б ты знал, что творилось на острове, когда решался вопрос о ракетной базе. Забастовки, петиции, митинги. Портовики целую делегацию снарядили в Рим.
- И пока их там успокаивали, янки уже вгрызлись в Поющую клыками, сказал Марио.
На обратном пути Антонелла молчала и хмурилась.
- Кажется, я огорчил тебя разговором о купле-продаже, - сказал я.
- Ну и что из того? - Она пожала плечами. - Я о другом. Пожалуйста, не упоминай при брате об ужасах в Сигоне. Главная трагедия у него впереди. Он не знает, что Катерины уже нет в живых...
Мы ехали берегом залива. С моря наползала черная вздрагивающая туча, отрезанная снизу, как по линейке.
Под срезом далеко на горизонте громоздились циклопические руины белоснежных облаков.
- Господи, скольких унесла эпидемия, - вздохнула Антонелла.
- Поэтому ты должна узнать об Иллуминато Кеведо, - сказал я.
- Не только поэтому, - отвечала она, застыв за рулем как изваяние. Начинаю догадываться, хотя и смутно, над чем ты ломаешь голову, Земледер.
Я спросил:
- Что это за Винченцо, поведавший Марио о подземном аэродроме?
- Винченцо Маццанти, его друг. Бывший летчик.
До недавнего времени был техником на Поющей.
- Значит, на базе работают местные жители?
- Человек полтораста. Техники, повара, официантки, полотеры и так далее. Девушек брали, естественно, самых смазливых. Они знают толк в амурных делах, гладкорожие янки. И покупают живой товар беззастенчиво.
- Покупают, значит, продают, - сказал я.
Антонелла резко обернулась.
- Постыдись, ты бросаешься словами, как янки!
Поезди по Сицилии, посмотри, как живет народ. Здесь веками царствует нищета! Ни одного детского сада на весь остров. В мастерских от зари до зари работают подростки, даже дети. Иначе семья подохнет с голоду.
Уезжая после сытного завтрака из "Золотой раковины"
в Чивиту, ты, Земледер, замечаешь небось сидящих у обочин молоденьких крестьянок?
- Они никогда не "голосуют". Наверно, ждут рейсового автобуса.
- Наивный сытый археолог! Они готовы подсесть к любому джентльмену. Даже если заплатит каких-нибудь жалких десять тысяч лир. Догадываешься, зачем их подсаживают? Чтобы свернуть в ближайшие заросли... Сколько стоит билет в кино? Правильно, четыре тысячи. А бифштекс? Умница, шесть тысяч. От шести до десяти. На базе же этим крестьянкам платили двести тысяч в месяц. Попробуй избавься от домогательств какого-нибудь бравого интенданта - сразу вылетишь на обочину. О, на нашей несчастной Сицилии они способны купить все!
По стеклам забарабанил дождь. На пляже началось столпотворение: люди сломя голову бежали под полосатые навесы.
- Значит, эти полтораста человек на базе работают... - начал я, но она перебила:
- Не работают, а работали. Их всех недавно уволили, В один день. Сунули каждому выходное пособие - и под зад коленкой! Благодетели!
"Вот это улов, - подумал я. - Если к тому же окажется, что их лишили работы после землетрясения в Сигоне, то..."
- Антонелла, слушай внимательно. Как можно скорее ты должна узнать примерную дату их увольнения.
Это главное. И причину. Кто и как им объяснил, что база больше не нуждается в их услугах? Переговори с Винченцо. Узнай у него поподробнее о Поющей горе.
Разыщи его, добудь хоть из-под земли. Но обо мне не упоминай, ладно? Парень он надежный? Порядочный?
- Порядочный и надежный. Иначе не стал бы моим мужем, - сказала Антонелла Маццанти.
* * *
Понедельник и вторник я провел в Чивите. Зденек не зря восхищался античным бассейном. Мозаика на дне - нереиды и тритоны с дарами моря открывалась во всем великолепии. Но истинным шедевром был центральный рельеф с временами года, где по кругу изображались бесхитростные сцены мирной жизни: сбор плодов и винограда, жатва, заклепывание бочек, собирание хвороста, закаливание свиней. Среди развалин храма Геракла обнаружились осколки еще одной мозаики, сильно пострадавшей. То была восседающая на слоне женщина со строгим взором и крутым подбородком несомненно, богиня правосудия.
Как и наметил Учитель, я с рабочими заложил раскоп на вершине холма, рядом с Дозорной башней.
Под брусчаткой пошла бурая глина, мелкие камни. Я бы и сам взялся за лом или лопату, но нарывала рука: следы удара по колючей проволоке той ночью. Я выдавил порядочно гноя, смазал ранку зеленкой и замотал ладонь бинтом.
Ближе к вечеру хлынул дождь. Я отпустил рабочих, лег подремать, но сразу заснул.
Проснулся без четверти двенадцать. Дождь стучал по брезенту. Хотелось пить, и я залпом опрокинул два стакана компота. Натянул дождевик. Спустился, скользя на камнях, к морю. Даже скала Чивиты не различалась во тьме. Море рокотало, Я брел наугад, пока не наткнулся на колючую проволоку и долго стоял перед стеной.
Я не заметил, откуда Она появилась, Миг - и обозначилось в дождевой пелене за стальной паутиной ее лицо.
- Снежнолицая...
- Зови меня лучше Зоной.
- Зона, зачем мне собирать доказательства, если вы и без них вмешиваетесь в земные события. Например, на Ласточкином озере...
- Озеро спящих ласточек не в счет. Что у тебя с рукой?
- Напоролся на ржавый гвоздь. Заживет как на собаке.
- Дай полечу, - прозвенели колокольцы тише обычного. Она протянула руки сквозь паутину ко мне, и я о замершим сердцем вложил в них свою, Незабинтованные кончики пальцев ощутили ее гладкую холодную кожу.
- О, как ты жжешься, какой живой огонь бежит по жилам твоим, принялась вдруг бормотать Зона изменившимся голосом. Лицо ее, как мне показалось, слабо засветилось. Она погладила забинтованную руку, и сразу боль стихла.
- Никакая ты не внучка Хроноса, и отец твой не старец Зон. Ты Снежнолицая!
- Немочь сонная одолела, котору ночь наважденье одно и то же. - Глаза ее полузакрылись, она крепко ухватилась за мою руку. - Аль сонной травы подмешали мне колдуны, аль зелье иное какое? Говорила светбатюшке, в пояс кланялась: сокол ясный, не скликай женихов с четырех ветров, ни с полуночи и ни с полудня, ты отдай меня, красну девицу, за Савватия-молодца. Ай не вышло, не сладилось: посулили владыке заморскому, где ж перечить родителю стану... Ничего не скажешь, удал женишок, и умом взял, и обхожденьицем, а как стрелу калену в кольцо по-над теремом пропустил, надо рвом скача на лихом коне, - тут судьбина моя и решилася. А хозарин-то - ровно червь во рву извивался, с хребтом переломанным... Немочь сонная, наважденье, бесовской соблазн. Кто ты есть, человече, с ладонью аки огонь? Нешто стрелена ворогом? Нешто ловчая птица уклюнула, егда коли охоту творил?
- Снежнолицая! - закричал я. - Не выходи за владыку, не уезжай в Бекбалык! Знаешь ли, что случится на Чарыне, горной реке? Не выходи, Снежнолицая!
Я, я тебя люблю!
Она отдернула руки. Схватилась за проволоку. Лицо перестало светиться, снова открылись глаза.
- Ты спрашиваешь, вмешиваемся ли мы в земные события? - сказала она чуть устало. - Крайне редко. Чтобы не исказить причинно-следственные связи в галактическом континууме. С природными силами шутить нельзя.
- Я люблю тебя, Снежнолицая...
- Зови меня лучше Зоной.
* * *
В "Золотой раковине" портье вручил мне запечатанный конверт. Внутри на узкой полоске бумаги плясала скоропись: "Важные новости. Звони. А. М.". Я позвонил, договорился о встрече и, заглянув ненадолго к Учителю (он все еще не выздоровел, но уже ходил по номеру), вызвал такси. По пути я разглядывал ладонь.
Никаких следов нагноения. Где еще вчера зияли яркокрасные ранки с зеленовато-желтыми разводьями, теперь была обычная кожа. Что еще преподнесет мне Снежнолицая, точнее, те, кто стоит за ней? Каким надо обладать могуществом, чтобы выудить из моей памяти ее образ и ожить... Нет, так рассуждать не совсем правильно, ведь Снежнолицая существовала задолго до меня. Скажем так: сколько раз должно переплестись вокруг Земли кольцо времени, чтобы сон Снежнолицей там, за звездными реками Хроноса, почти тысячу лет назад, материализовался здесь, у подножия утеса Чивиты, причем материализовался, как я начал понимать, лишь для меня одного... Какой прицельный взор у обвитого змеею старца с львиной головой...
Антонелла поджидала меня на прежнем месте, у "Трех лилий", но без машины.
- Мотор забарахлил у "букашки". Муж починит дня через два, не раньше. Давай погуляем по набережной, Земледер.
Она взяла меня под руку и крепко прижала локтем.
- Угадай, где я вчера была? Пари, что из десяти попыток промахнешься.
- Бывает, ничего не выходит и после десяти попыток, - сказал я.
- Ах, ах, какой острослов! А была я в гостях у самого... Иллуминато Кеведо!
- Предлагаю по сему поводу отобедать вон в том ресторанчике под пальмами. Если не ошибаюсь, он называется "Аквариум", угадал?.. Кажется, я там как-то сидел с одной пышноволосой неприступной красавицей.
В ее волосах запутывались пчелы.
- А жалишь меня ты, - сказала Антонелла.
Она всегда жила в недосягаемом для меня бешеном ритме. В считанные секунды успела перемолвиться с официантом, заглянула в круглое зеркальце, лизнула мизинец и провела под глазами, причесалась, не переставая отхлебывать оранжад и тараторить:
- Представь, его координаты раздобылись в телефонной книге. Я позвонила, хочу, мол, переснять несколько своих старых фото. Он поинтересовался, когда я кончила гимназию, и ну зазывать меня в свое ателье.
Я поехала не раздумывая.
- Настоящие сицилианки никогда не раздумывают, - успел ввернуть я, но она и глазом не моргнула.
- Дон Иллуминато оказался молодящимся старикашечкои с бородою клинышком, усиками и лысиной, замаскированной сбоку длинными волосами. Бывают такие старцы, от которых за три холма несет козлом...
Оказывается, он спе-ци-а-ли-зи-ру-ет-ся - на чем бы ты думал? Съемки обнаженной натуры. Каков дон! Теперь представь, сколько этой самой натуры у него поразвешано в ателье.
- Представил, - сказал я. - Заодно представил, как захотелось сатиру козлоногому прибавить к своей коллекции парочку свежих снимков.
- Не парочку, а целый альбом. Он предложил мне позировать для рекламы парфюмерии и ювелирных украшений. "Видите ли, голубушка, фирмы оплачивают услуги красивых барышень регулярно, оставляя образчики рекламируемой продукции,.- заговорила она сладким старческим голоском. - Мы -их будем делить пополам. Через год мы сможем вместе слетать в Америку".
Как тебе это нравится, Земледер?
Я съязвил:
- И тогда ведет ее диавол на весьма высокую гору и показывает все царства мира и славу их.
- Меня не поведет и не проведет, - отрезала она. - Пожалуйста, не перебивай. Так вот. Я, понятно, отнекиваюсь, но слабо, давая понять, что в конце концов он меня уговорит. Потом присела на краешек кресла, руки у сердца сжала и промурлыкала: "Ах, дон Иллуминато! Какая жалость, что вы с вашим талантом и вашей аппаратурой не оказались в Сигоне за сутки до злосчастного землетрясения. Такое бы там наснимали - враз стали миллионером!" И пересказываю его же собственное интервью. От моего лицедейства у него глазки полезли на лоб. "Дитя мое, - бурчит дон Иллуминато, - можно, допустим, понять, почему я поставил подпись под этими бреднями и сфабриковал фото "летающей тарелки", между прочим, посредством собственной шляпы, подвешенной на шесте в саду. Все-таки мне отвалили четыреста тысяч лир - гонорар вполне приличный. Но что заставляет вас, цветущее, беспорочное существо, повторять подобную чушь, я понять не могу.
Хоть убей". - "Ах, синьор Кеведо, - негодую я, - как смеете вы сомневаться в моей правдивости! Тарелку и шары я видела самолично, поскольку была в Сигоне той ночью и не спала". Тут он захохотал, вынул из бюро журнал "Ты и я", показал мне интервью со снимком, после чего принес из соседней комнаты злополучную шляпу. Подтверждаю: фальсификация. Пузыри он наложил другим негативом. "Не знаю, как вы, красавица, - сказал дон Иллуминато, - а я действительно ночевал в Сигоне накануне землетрясения и могу засвидетельствовать под присягой: небеса были чисты, как мое прошлое".
- Антонелла, сатир с безукоризненным прошлым не сказал, кто подбил его на операцию с пузырями? - поинтересовался я.
- Я не решилась на расспросы. Он заподозрил бы неладное.
- Ты права. И без того совершила почти невозможное. Не знаю, как тебя отблагодарить.
- Не уподобляйся льстивому дону Иллуминато, - засмеялась она.
До чего же прихотлив, изворотлив женский ум.
Не зря народом сказано: баба с печки летит, семьдесят семь дум передумает. На операцию "владелец фотоателье" мужчинам понадобилось бы учредить сыскное бюро, а тут молодая женщина управилась за час и как управилась? - с блеском. Неважно, кто заплатил дону.
Важно, что отпал последний аргумент: тарелки появились после землетрясения. Приблизительно через две недели.
Принесли рыбное ассорти - на квадратном блюде десяток разноцветных плоских чашек, заполненных всем, что еще копошится в чаше Средиземного моря. Закуска была острая, проперченная, вареная, жареная, ее хватило бы на компанию обжор.