Посмотрев на Гошу загадочным, как бы слегка захмелевшим вдруг взглядом (блажен мужчина, видевший такие взгляды), она спросила, понизив голос:
– Вам не кажется, что вы здесь уже были?
– Нет. Я здесь не был, – ответил Гоша.
– Точно помните? Это, значит, зал. Это кухня. Там ничего интересного. А тут спальня. Вы загляните, загляните.
Гоша заглянул. Увидел, что почти все пространство спальни занимала кровать.
– У вас-то, наверно, кровать – как аэродром. Вы вспоминайте, вспоминайте. Не помните? Ну, может, и не надо. Когда вспомнится, тогда и вспомнится. Была одна жизнь – будет другая. Может, даже еще интересней. Только когда вспомните, вы не забудьте, кто вам помог! – ласково внушала Лидия. И продолжила: – Мне говорили: Лида, зачем ты в такую маленькую квартиру такую большую кровать купила? Необразованные люди! Человек в кровати третью часть жизни проводит! Я по телевизору передачу видела, там врач так и сказал: главное место в вашей квартире не кухня и не гостиная, а спальня! Качество сна определяет качество жизни! Это если только сон иметь в виду! Вы попробуйте, попробуйте!
Гоша сел.
– Удобно?
– Да.
– А если лечь – еще удобней.
Гоша послушно лег, вытянулся.
– Я шторы закрою, а то вам свет мешает, – озаботилась Лидия и задернула тяжелые, плотные шторы. – Это тоже важно. Чтобы темно и тихо. А у нас двое детей, две девочки, они сейчас в деревне у бабушки. Обычно же невозможно: спать их не уложишь, все время заходят – или кушать захотят, или пить на ночь глядя, а когда уложишь, уже ни до чего, понимаете?
Гоша кивнул, хотя и не совсем понимал.
– Зато сейчас вроде бы свобода, пользуйся на здоровье, пока молодость не прошла. Только муж мой этого совсем не понимает. Наверно, думает, что будет жить вечно. Понимаете?
– Муж – это мужчина, который женат, – сказал Гоша, гордясь своими знаниями.
– И не просто женат, на мне женат! А толку никакого. Как бы и есть муж, а как бы и нет. Понимаете?
– Нет.
– Здорово вас все-таки переклинило, совсем человеческих дел не помните. Вы помните хоть, что я – женщина? – присела Лидия на край постели и заглянула Гоше в глаза.
– Да, – ответил Гоша.
– Вы, наверно, в той своей жизни одних красавиц видели. Но они и у нас водятся, – намекала Лидия. Гоша, похоже, намека не понял, и она спросила напрямую: – Я вот, как на ваше мнение, красивая?
Гоша подумал, что-то вспомнил, осмотрел Лидию, с улыбкой приготовившуюся к ответу, и сказал:
– Нет.
Лидия растерялась:
– Почему это?
И тут же догадалась:
– Это вы шутите так? Ах ты, шутник! – погрозила она Гоше пальцем, перейдя на «ты» – ситуация позволила. И спросила:
– Ты помнишь, что у мужчин и женщин бывает, когда любовь?
– Они… Они бывают рядом… – вспомнил Гоша, не глядя на Лидию.
– Правильно. Очень даже рядом. Иногда просто совсем рядом. И даже необязательно, если они при этом муж и жена.
Гоша нахмурился:
– Это плохо.
– Почему же?
– Когда муж и жена рядом… Очень близко… Это правильно. А когда не муж и жена близко – это неправильно.
– Неправильно – не значит плохо! Может, и неправильно, зато хорошо. А когда хорошо, тогда и правильно! Понял?
– Нет.
– Как же ты миллионером был, такой наивный? – удивилась Лидия. – Среди богатых людей наивных нет! Ведь ты же был миллионером? То есть и сейчас миллионер, только не помнишь? Ведь так? В большом доме жил?
– Кажется, жил, – припоминал Гоша.
– На большой красивой машине катался?
– Кажется…
– Вспомнишь, – обнадежила Лидия. – Я тебе помогу. Хочешь вспомнить? Для этого тебе надо вообще вспомнить, что люди делают. В том числе мужчины и женщины.
Тут Лидия посмотрела на часы и поняла, что время уходит.
И вздохнула, как она это умела, особенным таким вздохом, от которого у соседа-пенсионера Чопкина возникало, он сам признавался, ощущение, будто на его лысой голове начинают шевелиться и даже кудрявиться волосы. Но, между прочим, Лидию его волнение не волновало – не такая она. Не безразборная.
– Поцелуй меня! – шепнула она, склоняясь.
– Ты хочешь родить от меня ребенка? – спросил Гоша.
– Ребенка не надо, свои есть! – отшатнулась Лидия. Но тут же опять склонилась. – Это тебе необходимо, Георгий. Чтобы вспомнить. Я тебя вылечу…
И лечение, кто знает, могло бы состояться, но тут раздался звонок в дверь.
– Кто это? Соседка, что ли? – удивилась Лидия.
Нет, это была не соседка.
Это был муж Лидии Петр, раньше времени вернувшийся с работы.
26
Петр, муж Лидии, то ковырялся ключом в замке, то звонил; вторую руку он не мог задействовать, потому что крепко держал в ней литровую бутылку водки. Лидия отодвинула засов, открыла.
– Чего заперлась? – хмуро спросил Петр.
– Да я так. Машинально… Что-то рано ты…
– Зарплату выдали.
Петр пошел на кухню, поставил водку в холодильник, а из кармана горделивым жестом добытчика достал деньги.
– Вот!
И щедро бросил на стол (зная, что жена все равно до рубля отберет).
Лидия оглянулась:
– Я не поняла – ну, выдали зарплату, ну и что?
Петр усмехнулся:
– Кто ж после этого работать будет?
А Гоша, оставленный в спальне, заскучал. Вышел. Направился в кухню. Лидия сделала ему рукой знак, показывающий иное направление – к выходу, но Гоша не понял.
– Здравствуйте, – сказал он присутствующим.
Петр достал из холодильника водку, не в силах ждать ее полного охлаждения, и, задумчиво щупая бутылку, спросил жену:
– Это кто?
– Это? А это по газу! – нашлась Лидия. – Специалист по газу, газовщик. Я тебе сколько говорю, что у нас газ утекает, горелку все время зажженную держу. Вот он и смотрит, в чем дело. Вы смотрите, смотрите! – показывала Лидия на плиту, где слабым огоньком теплилась одна горелка.
– Что смотреть? – не сообразил Гоша.
– Плиту, чего же еще! Газовщик вы или нет? – с нажимом спросила Лидия, но Гоша не сумел угадать смысл этого нажима и сказал:
– Я не газовщик.
– Не понял. А кто? – спросил Петр, наливая себе водки.
Лидия, не надеясь на Гошу, объяснила сама:
– Он хочет сказать, что он не газовщик, это к Татьяне родственник приехал. Сказал, что разбирается, я и позвала. Что же вы сказали, что разбираетесь? – напустилась она вдруг на Гошу. – Или вы что другое имели в виду? Конечно! Знаем ваши приемы! Мужчины какие пошли, чего только не придумают, чтобы к женщине попасть! Иди отсюда, бабник! Тут тебе ничего не будет, тут замужняя женщина! Петя, ты только не волнуйся!
– А я и не волнуюсь, – сказал Петр.
И это была чистая правда.
27
Татьяна встретила Гошу уже на пути к Садовой улице.
– Ты где это был? – спросила она по извечной женской привычке – знать ответ, но все же спрашивать. Знать-то она знает, но надо и мужчину послушать. Вдруг проврется. Тогда… А что тогда? Был бы этот Гоша ей в каком-то смысле нужен! А он ей не нужен ни в каких смыслах! Но – инстинкт сработал.
– У твоей подруги был, – честно ответил Гоша.
– Зачем?
Гоша подумал, как лучше сказать. И выразился следующим образом:
– Она хотела со мной близко общаться. Совсем близко.
– Да? Ха, надо же! Интересно, а ты хотел с ней общаться? Совсем близко?
Гоша опять подумал. Вспоминал, наверно, свои ощущения. И сказал:
– Нет.
– Это почему? Она симпатичная.
– Ты лучше. И я этого не умею.
– Первый раз вижу мужчину, чтобы в этом признался!
– Я не мужчина, – сказал Гоша без сожаления или раскаяния, но и без гордости. Просто сказал.
– А кто же ты?
– Человек.
– Так не бывает! Хотя… Похоже, ты не только все забыл, ты куда-то в детство провалился, Гоша. Даже завидно.
– Детство – хорошо?
– Конечно. Ничего тебе не надо, ничего тебя не тревожит.
– А тебя что-то тревожит?
– Вот пристал! – отмахнулась Татьяна. – Не тревожит, успокойся.
– Я не пристал, – сказал Гоша. – И я спокойный.
– То-то и оно, – вздохнула Татьяна с непонятной печалью.
А мимо проезжал лейтенант Харченко.
Увидев Татьяну, идущую парой с Гошей, он удивился, развернул машину, притормозил, выпрыгнул.
– Привет. Что-то не звонишь, Таня? Все в порядке?
– Более или менее.
– Не сдала его, я смотрю?
– Не взяли.
– Тогда вот что. В виде исключения могу его оформить. Хочешь? Как бомжа и бродягу.
– Он не бомж, как я поняла. Он просто память потерял. Это бывает. У него даже билет есть, вот! – Татьяна вытащила из кармана своих джинсов (по стройности фигуры любила этот вид одежды) посадочный талон авиабилета и показала Харченко.
То, что ей казалось доказательством невиновности (бомжи на самолетах не летают), Харченко тут же воспринял как доказательство вины, правда, еще непонятно какой. Он, считающий себя талантливым, но не реализовавшимся сыщиком, достал из машины сумку вроде полевой командирской, а оттуда лупу. Рассмотрел талон.
– Москва – Нью-Йорк… My… Тут непонятно, английские буквы тоже… Муж-ков. Или Мушков. Нет, Мушков все-таки. Мушков, да? – спросил Харченко у Гоши.
Тот улыбнулся.
– Да не помнит он, – сказала Татьяна, протягивая руку, чтобы забрать талон.
– Я выясню, – заверил Харченко, пряча бумажку в сумку. – А то держишь у себя дома неизвестно кого.
– Я не держу.
– А что же? – поинтересовался Харченко, чувствуя за собой право первенства: он наметил объект, он строил планы – и вдруг непредвиденный конкурент. Это неправильно: или не лезь, или стань в очередь. А то, что ты не знал о моих планах, не оправдывает: незнание не освобождает от ответственности, это даже в Уголовном кодексе записано.
Харченко уехал, а Татьяна и Гоша пошли к дому.
Там их дожидались Одутловатов-дядя и Кумилкин-племянник.
– Дело есть, Татьян! – без предисловий сказал Кумилкин. – Мы тут с дядей задумали дом снести и новый построить. Типа семейной гостиницы. Я что предлагаю. Дядя вот будет по общему хозяйству. Я по питанию. Он – по ремонтной и строительной части, – указал Кумилкин на Гошу. – А ты, если хочешь, будешь вроде администратора. Выгодное дело. Я бизнес-план уже составил. – Кумилкин достал замусоленную ученическую тетрадку.
– Что мне, своих дел мало? Не хочу, – отказалась Татьяна.
– Какие твои дела? Зелень-петрушка! А тут большие деньги в перспективе! Причем учти, мы предоставляем территорию, собственный дом готовы сломать, а от вас вообще ничего, кроме небольших вложений. Первоначальный капитал, сама понимаешь!
– Чего? – протянула Татьяна. – Капитал? Ты откуда слово такое нашел? Капитал! Вон весь мой капитал! – указала она на Толика и Костю, которые как раз в это время подкатывали на велосипедах. И, не считая нужным дальше вести глупый разговор, пошла в дом.
Пошел за нею и Гоша.
Пробежали Толик с Костей, бросив у забора велосипеды.
Кумилкин, сунув тетрадь в карман, сердито спросил дядю:
– А ты чего молчал?
– Ты сам сказал: молчи!
– Я сказал! Я имел в виду – чтоб ты дела не испортил. Ты не видел, что помочь надо?
– Так в другой раз и говори!
– А сам не можешь понять? Приблудился ко мне – никакого толка!
– Это ты приблудился!
И так, ссорясь, они потащились к своей хибаре.
28
Гоша понемногу вживался.
Начал соображать, как работать в теплице, и даже увлекся; среди книг Татьяны нашлось толстое пособие по домашнему и тепличному цветоводству с картинками, Гоша с любопытством читал его и рассматривал, Татьяна, видя этот интерес, достала из кухонного шкафа несколько пакетиков с семенами цветов, которые купила по случаю, но все недосуг было заняться. Она выделила Гоше несколько ящиков с землей, тот посадил семена, руководствуясь книгой, и кропотливо начал ухаживать за ростками, которые появились очень скоро.
Вечерами же читал другие книги, не про цветы, а про людей. Предпочитал классику. Детективы и книжки про любовь с красавцами и красавицами на обложках дочитывал до третьей страницы и с недоумением откладывал.
Над классикой же подолгу задумывался, поднимая голову и рассеянно шаря глазами по окружающему, как бы желая найти то, что было в книге. Не находил, опять углублялся.
Пролистывал он и газеты, которые Татьяна брала у подруги Тони на почте. Смотрел телевизор. И все больше начинал понимать человеческую взрослую жизнь.
Но с детьми ему было интересней.
Ходил с ними купаться на пруд, где кувыркался с крутого берега лучше всех к восторгу и зависти пацанов и к гордости Толика с Костей.
Умело залезал на деревья за птичьими яйцами, но яиц не брал, только посмотрит, удивляясь, какие они крапчатые или пятнистые, в отличие от куриных, и слезет обратно.
Ловко карабкался по крутым склонам карьера, где мальчишки придумали себе игру в альпинистов: цепляли веревки к деревьям наверху и спускались или поднимались.
Умело играл в войну деревянными ружьями и автоматами, которые научился превосходно выстругивать, и пацаны уже образовали живую очередь: кому следующему дядя Гоша смастерит оружие по заказу и часто по собственноручному заказчика эскизу, намаляканному ручкой на листке бумаги. Заказчик вручал и смотрел, не находя места от нетерпения, с изумлением наблюдая, как на глазах рождается настоящее, хоть и деревянное, оружие.
29
Войны у детей бывают не только игрушечные, а и настоящие.
Однажды Гоша, работая в теплице, увидел издали, как братья Толик и Костя вдруг начали кидаться камнями в своих приятелей, а потом сели на велосипеды и бросились улепетывать. За ними погнались. У теплицы Костя соскочил, схватил вилы, закричал:
– Убью!
Преследователи остановились.
– Завели себя придурка вместо отца! – закричали они.
– Сами придурки! – ответил Толик, замахиваясь лопатой.
Гоша вышел.
– Придурок, придурок! – закричал, обрадовавшись, Диман, большой уже мальчик, лет четырнадцати.
Гоша, улыбаясь, направился к нему.
– Только подойди! – предупредил Диман, соскакивая с велосипеда и хватая камень.
– Да не бойся, – сказал Гоша.
– А кто боится?
– Я просто хочу спросить: что такое придурок?
Вопрос был для Димана неожиданным. Мальчик из его команды по кличке Пося (от фамилии Поськин), желая подольститься к старшему, подсказал:
– Придурок – это который дурак!
– Тогда это не я, – сказал ему Гоша. – Дурак – кто глупый и ничего не понимает А я не глупый. И понимаю.
– Ага, понимаешь! Умные мужики с детьми не играют и в теплице не ковыряются! – рассудил Диман.
– А что же они делают?
– Они… – Диман опять запнулся, а Пося опять помог:
– Они на работу ходят и деньги получают! На больших машинах ездиют! Водку пьют и курят! И с женщинами это самое! Понял?
– И поэтому умные?
– Да! – подтвердил Диман, хотя и не вполне уверенно.
– Не знал, – сказал Гоша так, словно извинялся за незнание. – А ваши отцы, наверно, все умные? – спросил он без подвоха, с подлинным интересом.
Тут не только Диман, но и все прочие, включая всезнающего Посю, пришли в замешательство. Во-первых, отцов не было в наличии у каждого второго. А те отцы, что имелись, не вполне соответствовали параметрам, довольно точно, надо признать, обрисованным Посей. Далеко не все ходили на работу и получали деньги. Очень немногие ездили на больших машинах. Зато уж водку пили и курили – большинство. Один пункт оставался и вовсе сомнительным – насчет с женщинами это самое. Теоретически пацаны понимали, что имеется в виду, но толком, как и с кем это происходит у отцов, они не знали, да и не задумывались (или стеснялись задумываться).
Так что – путаница какая-то.
Выручил опять же Пося, крикнул:
– А тебя не касается!
– Вот именно. А вам мы еще бошки поотрываем! – пригрозил Диман братьям.
И команда уехала.
Гоша взял у Толика и Кости лопату и вилы.
– Этим не надо, – сказал он. – Опасно.
– А как? Голыми руками? – спросил Костя.
– Конечно.
– Ага! А если на тебя с палкой? – усомнился Толик.
– Попробуй, – Гоша дал Толику палку.
Толик махнул, но не подходя.
– Ты по мне. Не стесняйся.
– Сам просил! – предупредил Толик. Размахнулся, ударил. То есть хотел ударить, но Гоша перехватил палку и тут же сломал ее – даже не об колено, а в воздухе. Переломил, как тростинку.
Костя наскочил на него сбоку – и тут же оказался лежащим на траве, куда его мягко опустил Гоша.
– Здорово, – признал Костя. – Откуда приемы знаешь?
– Откуда-то знаю.
Вечером Таня увидела, войдя во двор, ужасную картину: сыновья дрались, ударяясь друг о друга, падая, катаясь по земле.
– Вы что? – бросилась она к ним, растаскивая. – Очумели?
– Да мы тренируемся! Нам Гоша приемы показал!
Татьяна посмотрела на Гошу, сидевшего на крыльце. Тот кивнул.
– Зачем? – спросила она.
– Это не вредно.
– Ага, не вредно. Последнюю одежду истреплют.
– Древние греки боролись голыми. Я по телевизору видел.
– Еще голышом они будут бегать! Не дикие, слава богу…
30
А Муслим каждый день сбавлял цену.
– Ты что-то уж совсем грабишь, – обиженно сказала Татьяна в очередной раз, рассматривая деньги, полученные за зелень, овощи и цветы. – В Москве, я видела, в три раза дороже.
– Сезон. Конъюнктура. Спрос, – ласково объяснял Муслим. – Езжай в Москву, если хочешь.
– На палочке верхом? В маршрутке все кишки вытрясет, на электричке давка с утра, а днем смысла нет. И на себе тащить – ты соображай тоже!
– Тогда что я могу поделать? – развел руками Муслим.
И Татьяна решила рискнуть.
Она достала из тайника доллары, взяла одну бумажку и сказала Гоше:
– В долг у тебя беру. Не против?
– У меня?
– Да. Твои деньги, не вспомнил?
– Нет.
– Все равно. Сто долларов беру, ясно? В тетрадь запишу, не думай!
И Татьяна сделала запись в хозяйственной тетради; такого-то числа, дескать, взяла у Гоши сто долларов. И заставила его расписаться. Гоша долго вертел ручку, не понимая. Потом вывел какую-то закорючку и рассмеялся.