Я разыскал ее у весовой. Фелисити вся тряслась от напряжения. На ее щеках, обычно бледных, проступили яркие пятна. Глаза, смотревшие на меня со страхом и злобой, лихорадочно блестели.
— Фелисити, — спросил я, — известно ли вам что-нибудь о той куче навоза, которую свалили у меня в палисаднике?
— Какая еще куча навоза? — спросила она с недоумением, которое явно было не вполне искренним.
Я весьма подробно и пространно описал содержимое и консистенцию препятствия, указав на его сходство с навозной кучей около их конюшни.
— Ну, навозные кучи все одинаковые, — сказала Фелисити. — Определить, откуда именно взят навоз, невозможно.
— Но ведь можно взять образец и сделать экспертизу...
— А вы что, сохранили образец? — резко спросила она.
— Нет, — честно признался я.
— Ну и все!
— Скорее всего, это ваших с Джоди рук дело. Фелисити взглянула на меня с неприкрытым отвращением.
— Да все лошадники знают, каким дерьмом вы были по отношению к нам! И меня совсем не удивляет, что кто-то решил выразить это мнение более материальным путем.
— А меня бы очень удивило, если бы кто-то, кроме вас, стал с этим возиться.
— Я не собираюсь обсуждать эту тему! — отрезала Фелисити.
— Зато я собираюсь! — сказал я и время от времени подходил к ней и снова заводил разговор о куче.
Куча заняла большую часть дня. Оставшееся время занял Квинтус.
Квинтус явился на трибуны со своими благородными сединами и пустой головой, чмокнул Фелисити в щечку и церемонно приподнял шляпу. При виде меня его несколько перекосило.
Фелисити ухватилась за него, словно утопающий за спасательный круг.
— Я и не знала, что вы приедете! — похоже, она была рада-радешенька, что он таки приехал.
— Знаешь, дорогая, я просто решил, что мне стоит быть здесь.
Она оттащила Квинтуса подальше от меня и принялась что-то ему говорить. Он кивал, улыбался, поддакивал. Она сказала что-то еще. Он еще раз благожелательно кивнул и похлопал ее по плечу.
Я снова подошел к ним и принялся развивать прежнюю тему.
— Ох, да прекратите же, бога ради, черт бы вас побрал! — взорвалась Фелисити.
— О чем это он, собственно? — поинтересовался Квинтус.
— Да о той навозной куче, которую свалили ему в палисадник.
— О-о... — сказал Квинтус. — А-а...
Я рассказал всю историю с самого начала. Я начинал чувствовать, что эта куча постепенно становится мне как родная.
Квинтус был явно доволен. Он посмеивался себе под нос, глаза его лукаво блестели.
— Поделом вам! — сказал он наконец.
— Вы думаете?
— Дерьму — дерьмо! — кивнул он с довольным видом.
— Что-что?
— Э-э... ничего.
Внезапно все встало на свои места.
— Так это вы! — уверенно сказал я.
— Какая чушь!
Ему все еще было смешно.
— Сортирный юмор — вполне в вашем духе.
— Это оскорбление! — Квинтус счел нужным обидеться.
— Между прочим, оставленную вами карточку я сдал в полицию, чтобы там сняли отпечатки пальцев.
Квинтус разинул рот. Потом закрыл его. Он опешил.
— В полицию?
— Да, ребятам в синей форме, — сказал я.
— Такие люди, как вы, совершенно не понимают шуток! — яростно выпалила Фелисити.
— Я готов принять ваши извинения, — вкрадчиво сказал я. — В письменном виде.
Они сперва принялись спорить, потом нехотя согласились, и мы отправились составлять извинительную записку. Все это заняло уйму времени. Для того чтобы доставить дерьмо по назначению, Квинтус нанял самосвал, а в кузов навоз загружал садовник. Материал для «шутки» щедро предоставили Джоди и Фелисити. А Квинтус проследил за исполнением и собственноручно написал записку.
Извинение он писал тоже собственноручно, с ухарскими росчерками. Я учтиво поблагодарил его и пообещал, что вставлю извинение в рамочку и повешу на стенку. Это ему не понравилось.
К тому времени пятая скачка уже закончилась, и пришла пора седлать лошадей к шестой.
Фелисити, как жене тренера, полагалось присутствовать там, где седлают их лошадь. Я знал, что, если она там будет, она сразу увидит, что лошадь не та.
С другой стороны, если она подойдет к лошади, ничто не помешает мне, как зрителю, тоже подойти, чтобы взглянуть на лошадь вблизи, а Фелисити не хотела так рисковать.
Фелисити разрешила проблему, отправив к лошади Квинтуса.
Сама она, сделав сверхчеловеческое усилие, примирительно коснулась моей руки и сказала:
— Ну, ладно. Кто старое помянет, тому глаз вон. Идемте выпьем.
И мы пошли в бар. Я взял ей большую порцию джина с тоником, а себе — виски с содовой, и мы стояли, болтая о пустяках, занятые собственными мыслями. Фелисити немного дрожала. Мне тоже стоило немалого труда скрывать свои мысли. И оба мы изо всех сил старались держать друг друга подальше от лошади: Фелисити потому, что думала, что это Энерджайз, а я — потому, что знал, что это не Энерджайз.
Фелисити ухитрилась так растянуть свою вторую порцию, что, когда мы наконец вернулись в сердце событий, лошади уже одна задругой выходили из паддока и направлялись к старту. Квинтус великолепно исполнил свои обязанности заместителя и на прощание похлопал лошадь по крупу. Фелисити шумно выдохнула и сразу утратила всю свою показную любезность. Она удалилась, чтобы смотреть скачку вместе с Квинтусом. Я не стал ее останавливать.
Конь показал себя совсем неплохо — для своего уровня.
В заезде участвовали двадцать две лошади. Все они были более чем средними, и Энерджайз оставил бы их далеко позади. Его дублер скакал в соответствии со своими способностями и доблестно пришел шестым. Это было лучше, чем я ожидал. Толпа с умеренным энтузиазмом приветствовала выигравшего фаворита, и я решил, что пришло время тихо испариться.
Когда я ехал в Стратфорд, я скорее надеялся, чем был уверен, что подмены не заметят до скачки. Я был готов на все — в разумных пределах, разумеется, — чтобы этого достигнуть. Я хотел, чтобы Дженсер Мэйз потерял все до последнего пенни из тех денег, которые он поставил на фальшивого Паделлика.
На что я не рассчитывал — так это на то, как проигранная скачка подействует на Фелисити.
Я не хотел встречаться с ней после скачки, но вышло так, что я ее увидел. Она шла, чтобы встретить возвращающуюся лошадь. Жокей — довольно известный всадник, которому, несомненно, было приказано сделать все, чтобы выиграть, — выглядел достаточно напряженным, но Фелисити была близка к обмороку.
Лицо ее было до жути бледным, она тряслась всем телом и глаза у нее были совершенно пустые, точно каменные.
Если я хотел мести — я отомстил на славу. Но я уехал с ипподрома тихо и незаметно. Мне было жаль ее.
Глава 14
Руперт Рэмзи встретил меня с каменным лицом. Обычно преуспевающие тренеры, встречающие владельцев, которых они пригласили поужинать, выглядят совсем иначе.
— Рад, что вы приехали пораньше, — тяжело уронил он. — Не будете ли вы так любезны пройти со мной в кабинет?
Я прошел следом за ним через прихожую в знакомую уютную комнату, освещенную пламенем камина. Руперт не потрудился предложить мне рюмочку, и я решил избавить его от лишних затруднений и начал первым:
— Вы собираетесь мне сказать, что к вам вернулась не та лошадь, которую увезли отсюда сегодня утром. Руперт вскинул брови.
— Так вы не намерены отрицать этого?
— Нет, конечно! — улыбнулся я. — Какой же вы были бы тренер, если бы не заметили этого?
— Это заметил конюх. Донни. Он сказал главному конюху, главный конюх доложил мне, и я пошел, чтобы проверить лично. И я жду объяснений — Причем достаточно правдоподобных, — добавил я, подражая его менторскому тону. Руперт не улыбнулся.
— Это не шутка!
— Да, наверно. Но и никакого преступления здесь нет. Постарайтесь успокоиться, я сейчас все объясню.
— Вы привезли мне подмененную лошадь! Ни один тренер в здравом уме такого не потерпит.
— Подменой была та лошадь, которую вы принимали за Энерджайза, — сказал я. — И прислал его сюда не я, а Джоди. Лошадь, которую вы пытались подготовить к Скачке Чемпионов и которую увезли отсюда сегодня утром, зовут Паделлик. Это довольно никчемный новичок.
— Я вам не верю!
— В качестве Энерджайза он вас сильно разочаровал, — напомнил я.
— Н-ну... — в его голосе появились первые следы сомнений.
— Когда я обнаружил, что сюда прислали не ту лошадь, я настойчиво попросил вас не выставлять его ни на какие скачки, потому что я, разумеется, не хотел, чтобы от вашего — и моего — имени в скачках участвовал подменыш.
— Но если вы знали — какого ж черта вы не сказали Джоди, что произошла ошибка?
— Это была не ошибка, — просто ответил я. — Он сделал это намеренно.
Руперт прошелся по комнате взад-вперед и молча налил нам по рюмке виски.
— Хорошо, — сказал он, протягивая мне рюмку. — Продолжайте, пожалуйста.
Мой рассказ длился довольно долго. Руперт жестом пригласил меня сесть, сам сел напротив и слушал очень внимательно и серьезно.
Мой рассказ длился довольно долго. Руперт жестом пригласил меня сесть, сам сел напротив и слушал очень внимательно и серьезно.
— И насчет охраны... — сказал он наконец. — Вы что думаете, Джоди попытается вернуть себе Энерджайза? Я кивнул.
— Джоди — очень решительный человек. Однажды я недооценил его силу и быстроту действий и из-за этого потерял Энерджайза. Думаю, когда он вернется домой из Чепстоу и услышит то, что расскажут ему Фелисити, шофер и конюх, он очень разозлится и решит действовать немедленно. Джоди не из тех, кто сперва подумает денек-другой. Он явится сегодня ночью. По крайней мере, я надеюсь и рассчитываю на это.
— Он будет уверен, что Энерджайз здесь?
— Конечно, — сказал я. — Он расспросит своего шофера об их путешествии, и шофер упомянет о проверке. Джоди допросит шофера с пристрастием и узнает, что там был еще Пит Дьювин. Джоди, скорее всего, позвонит Питу спросить, не заметил ли он чего-нибудь подозрительного, и Пит, которому скрывать нечего, расскажет, что увозил отсюда черную лошадь. И привез обратно черную лошадь. И что на контрольном пункте был я. Я не просил его никому ничего не говорить, и я уверен, что Пит скажет, потому что он человек честный и открытый.
Губы Руперта чуть раздвинулись в слабом подобии улыбки — первой за все время. Но он тут же решительно смел ее с лица.
— На самом деле, я не могу одобрить то, что вы сделали.
— Никаких законов мы не нарушили, — ответил я ровным тоном, избегая упоминать о полицейской форме Берта — это был довольно скользкий вопрос.
— Да, возможно... — Руперт обдумал это еще раз. — А ваши охранники должны предотвратить кражу Энерджайза и в то же время застать Джоди на месте преступления?
— Именно так.
— Я их видел во дворе сегодня вечером. Двое мужчин. Они сказали, что вы должны выдать им инструкции, когда приедете, но, честно говоря, я был так зол на вас, что почти не обратил на них внимания.
— Я поговорил с ними, когда пришел, — сказал я. — Один будет регулярно обходить двор, а второй будет сидеть и караулить у двери денника. Я сказал обоим, чтобы, если их попытаются выманить с поста, они немедленно поддались на провокацию.
— Поддались на провокацию?!
— Конечно. Надо обеспечить мышке свободный подход к мышеловке.
— О господи!
— И еще... не могли бы вы находиться где-то рядом, чтобы быть свидетелем в случае, если Джоди таки явится?
До Руперта, похоже, только сейчас дошло, что он ведь тоже жертва Джоди. У него сделалось почти такое же лицо, как у Чарли, — нет, скорее, как у Берта. Похоже, он начинал находить идею ответного удара привлекательной. Он снова улыбнулся.
— Ну, конечно, это зависит от времени, когда явится Джоди — если он вообще явится, — но двое из моих сегодняшних гостей будут самыми подходящими свидетелями, притом беспристрастными. Одна дама, которая работает мировым судьей, и местный викарий.
— А они останутся допоздна? — спросил я.
— Попробуем уговорить. Он немного поразмыслил.
— А как насчет полиции?
— Сколько времени им потребуется, чтобы приехать сюда по вызову?
— Хм... Минут десять. Может быть, пятнадцать.
— Нормально.
Руперт кивнул. В глубине дома зазвонил колокольчик, извещая о прибытии гостей. Руперт встал, помедлил, нахмурился и спросил:
— Но если сторож должен позволить себя отвлечь, зачем тогда вообще сажать его у самого денника?
— А иначе как же Джоди узнает, в какой денник соваться? — улыбнулся я.
* * *Ужин казался бесконечным, хотя потом я не мог припомнить ни одного блюда, ни одного слова из беседы. За столом было восемь человек, все куда более интересные собеседники, чем я. Особенно блистал викарий, наделенный великолепным талантом подражателя. Я смутно слышал, как он по очереди подражает разным голосам, и видел, что все остальные присутствующие покатываются от смеха. Я же мог думать только о моих людях, которые сейчас торчат на морозе, и о грабителе, которого я рассчитывал поймать.
Под стоны аудитории викарий разыграл Золушку и ушел в полночь, сказав, что ему надо готовиться к воскресной службе. Вскоре удалились еще трое гостей. Последних двоих — даму-судью и ее мужа, спокойного молодого полковника, делающего блестящую карьеру и способного поглощать портвейн в количествах неимоверных, — Руперт уговорил остаться еще на пару рюмочек. Полковник согласился с радостью ввиду перспективы продолжения возлияний, а его супруга тяжко вздохнула и продолжила невинно флиртовать с Рупертом.
В голове у меня вертелись все те же сомнения, что и утром. Предположим, что я ошибся. Предположим, Джоди не явится. Предположим, он явится, но сумеет проскользнуть незамеченным и сумеет увести лошадь...
Ну что ж... Такую возможность я тоже учел. Я в сотый раз проверял все эти «если». Я пытался додумать, чего я еще не додумал, увидеть то, чего не видел раньше, подготовиться к тому, к чему не был готов. Руперт пару раз с любопытством глянул в мою сторону, но не попытался меня отвлечь.
Внезапно в дверь позвонили, громко, три раза подряд.
Я вскочил быстрее, чем это допускают светские манеры.
— Идите-идите, — снисходительно сказал Руперт. — Если мы понадобимся, мы сразу выйдем.
Я кивнул и бросился к выходу. За дверью стоял мой человек в сером фланелевом костюме и с фонариком. Вид у него был озабоченный.
— В чем дело?
— Точно не знаю. Двое других караулят двор, и я их в последний раз видел довольно давно. И, похоже, у нас гости. Но только они приехали не в коневозке.
— А ты их видел? Гостей?
— Нет. Только их машину. Она спрятана рядом с дорогой, в зарослях рододендронов. Ну, по крайней мере, еще полчаса назад этой машины не было. Как ты думаешь?
— Лучше пойти посмотреть, — сказал я. Он кивнул. Я оставил дверь дома открытой, и мы пошли к главным воротам. У самых ворот стоял фургон, на котором приехали охранники, а снаружи, менее чем в пятидесяти рядах от ворот, у дороги в кустах стояла машина, еле видимая при свете фонарика.
— Эту машину я не знаю, — сказал я. — Может, это просто какая-нибудь влюбленная парочка?
— В такую ночь они бы сидели в машине, вместо того чтобы обжиматься в кустах. Морозит.
— Да, верно.
— Давай тогда оставим их без транспорта.
Мы подняли капот и аккуратно вынули пару необходимых деталек. Потом, стараясь как можно реже включать фонарик и по возможности идти по траве, а не по дороге, поспешили обратно к конюшне. Ночь была достаточно ветреной, чтобы заглушать негромкие звуки, достаточно темной, чтобы в пяти шагах ничего не было видно, и достаточно холодной, чтобы отморозить себе все, что можно, и все, что нельзя.
У входа во двор мы остановились оглядеться и прислушаться.
Темнота. Ни единого огонька. Темная громада конюшни скорее угадывалась, чем была видна на фоне неба, сплошь затянутого облаками.
Тишина. Ни единого звука, кроме нашего собственного дыхания и более шумного дыхания ветра. Двух других охранников не видно и не слышно.
— Что теперь?
— Пошли проверим лошадь, — сказал я.
Мы вошли в главный двор и стали пробираться по краю — там он был залит бетоном, а на бетоне шаги не так слышны. Середина двора была засыпана хрустящим гравием, по которому и кошка не прошла бы бесшумно.
У четырнадцатого денника стоял стул. Самый обыкновенный деревянный кухонный стул, прислоненный спинкой к стене конюшни. Охранника не было.
Я бесшумно отодвинул засовы на верхней половинке дверцы и заглянул в денник. В деннике шевельнулись, переступили с ноги на ногу, зашелестела солома под копытом. Секундная вспышка фонарика высветила великолепного коня, терпеливо дремлющего в темноте, смотрящего свои лошадиные сны.
Я закрыл дверцу, чуть слышно скрипнул засовом.
— С ним все в порядке. Пошли искать остальных. Мой спутник кивнул. Мы вышли из главного двора и принялись блуждать по разным ответвлениям, стараясь ступать как можно тише и не пользоваться фонариком. Я не мог отделаться от странного ощущения, что мы — не единственные, кто сейчас пробирается здесь в потемках. В темноте мне мерещились какие-то фигуры, я осторожно протягивал руку — но это были всего лишь сгустки тени. Мы блуждали так минут пять: вслушивались, делали несколько шагов, снова вслушивались.
Мы обошли все денники, но ничего не увидели и не услышали.
— Все без толку, — тихо сказал я. — Наших не видно. Кстати, тебе не приходило в голову что они могут прятаться от нас, принимая нас за грабителей?
— Я как раз только что об этом подумал.
— Пошли обратно в главный двор.
Мы повернули и направились обратно. На этот раз мы срезали путь через узкий проходи к между двумя секциями конюшни. Я шел впереди и буквально наткнулся на скорчившегося на земле человека.
Я посветил фонариком. Увидел аккуратную синюю форму и ярко-алую кровь на лбу. Глаза человека были закрыты, тело бессильно обмякло. Это был тот самый человек, который должен был сидеть на кухонном стуле.