Первоначально все боевики были в полном отказе и ничего не признавали, вероятно, боялись своего лидера Олега Нелюбина. Как только его доставили, он потребовал меня в качестве своего адвоката. Вскоре мы встретились в стенах СИЗО. Олег первым делом попросил меня переговорить с коммерсантами, которым он помогал и которые работали на его деньгах, чтобы они подтвердили, что он является бизнесменом. Я срочно начал посещать банки и коммерческие структуры, на которые мне указал Нелюбин. Но все было напрасно – с некоторыми коммерсантами уже провели работу оперативники, другие просто не захотели ввязываться в это дело, заявив, что у них и без того проблем хватает.
Когда Олег об этом узнал, он пришел в бешенство. Тогда он решил вообще на следствии никаких показаний не давать. Кроме того, я ему сказал, что за мной поставлено практически круглосуточное наружное наблюдение.
Олег Нелюбин решил, что в такой ситуации нечего «дразнить гусей», и предложил мне пока выйти из дела и участвовать в качестве его адвоката на суде.
Позже события стали разворачиваться неожиданно. После моего выхода из дела Олега и Павла Зелянина (в ОПГ он был что-то вроде начальника контрразведки) вдруг переводят в общие камеры СИЗО. А через короткое время Олега Нелюбина убивают в драке в камере, а Павел Зелянин в этот же день умирает от сердечной недостаточности.
Все это было крайне странно.
После гибели лидеров в период следствия, а оно шло около двух лет, оперативникам удалось склонить к сотрудничеству двух боевиков, которые дали признательные показания и расклад по всем участникам группировки.
Вскоре по телевизору выступил В. Колесников – тогдашний заместитель министра внутренних дел с информацией, что раскрыта и обезврежена курганская группировка. Из средств массовой информации я узнал, что над курганцами готовятся судебные процессы по статье «бандитизм» и «заказные убийства». Меня самого несколько раз допрашивали по этому делу как на следствии, так и в суде. Суд над курганцами проходил в обстановке строжайшей безопасности.
Совещание силовиков
В 1997 году состоялось совещание руководителей Совета Безопасности и специальных служб и государств СНГ. В структуре Федеральной службы безопасности РФ были созданы: Управление разработки и пресечения деятельности преступных организаций (позднее расформировано), Следственное управление, Оперативно-поисковое управление и Управление оперативно-технических мероприятий, а также специальная служба экономической контрразведки (ранее – подразделения по борьбе с коррупцией и контрабандой; позднее – Департамент экономической безопасности).
В соответствии со ст.10 («Борьба с преступностью») Федерального закона «О Федеральной службе безопасности Российской Федерации» (от 3 апреля 1995 года) органы ФСБ стали принимать участие в борьбе с ОП, коррупцией и координировать свою деятельность с МВД (в том числе совместные операции – «Трал», «Перехват», «Заслон», «Янтарь», «Золото» и др.).
Координирующим органом над всеми государственными структурами стала Межведомственная комиссия Совета Безопасности РФ по общественной безопасности, борьбе с преступностью и коррупцией (Положение о ней было утверждено 24 апреля 1995 года). Непосредственная координация деятельности структур осуществляется органами прокуратуры, организациями оперативно-розыскной деятельности и спецподразделениями по борьбе с РОП МВД РФ.
Смерть в Лефортове
23 января 1997 года стало для вора в законе Павла Захарова (Цируль) последним днем его жизни.
Родился Павел Захаров 9 марта 1939 года в Москве. Жил в бараке. Воровать начал рано, чуть ли не с восьмилетнего возраста. Бросил школу, не доучившись до конца пятого класса. На работу устраиваться не хотел, занимался тем, что очищал чужие карманы, а деньги, после отчисления в «общак», пропивал. В 1956 году его первый раз судили за хищение, дали год исправительных работ. Но уже в 1958 году его посадили на 10 лет. Срок, по версии Цируля, он получил за чужое убийство. Якобы уголовники попросили «взять труп» на себя, чтобы «отмазать» кого-то. Так вполне могло быть, поскольку по старым воровским понятиям будущий законник должен был пройти через подобное «испытание». А Цируль жил «по понятиям».
В лагере, по рассказам Захарова, он и получил прозвище Цируль, когда то ли брил какого-то вора и случайно порезал его, то ли, по другой версии, он получил кличку еще на воле за прически, которые ему делала подруга, работавшая парикмахером. Уже в девятнадцатилетнем возрасте Цируля в Нижнетагильском лагере короновали в воры в законе. В 1960 году он, освободившись по амнистии, устроился парикмахером, а на следующий год опять сел.
Потом он еще четыре раза оказывался в лагерях за хулиганство, кражу, сопротивление работникам милиции.
В тюрьмах и лагерях Цируль, как и положено вору, попадал в карцеры, штрафные изоляторы. Его авторитет рос.
В конце семидесятых, после очередного срока, Цируль стал специализироваться на мошенничестве. Его бригада занималась «ломкой» чеков в магазинах «Березка» и банках Внешпосылторга. Но в 1980 году ему пришлось прерваться. С двумя грузинскими уголовниками Цируль попался на квартирных кражах. При этом у самого Цируля нашли наркотики и пистолет. Его судили в последний раз в жизни, дали пять лет.
Всего же Захаров провел в заключении двадцать один год.
Состояния особого он не нажил. Да и, по понятиям, он не мог этого сделать. Все изменила перестройка. В конце 80-х – 90-х годах Цируль помогает «подниматься» многим преступным группировкам. Особое предпочтение он отдавал коптевской бригаде, лидером которой в то время был Ястреб, он был его другом.
К тому времени, как считают многие, он имел сильное влияние в Казани. Казанцы вскоре обосновались в Волжске, где в 1993 году прописался и сам Цируль.
Ходили легенды, что в последнее время Цирулю доверили держать «общак» славянских группировок, сумма которого достигала аж 150 миллионов долларов. Однако работники правоохранительных органов считают, что этого не могло быть по той причине, что Цируль давно уже не у дел и с иглы не слезает.
Но тем не менее особняк под Москвой, в поселке Жостово, где он жил, без начинки стоил более двух миллионов долларов. Внутри же отделка была из гранита и мрамора. Павел Захаров как представитель элиты преступного мира был под наблюдением у правоохранительных органов давно.
Последние полгода он находился в оперативно-розыскной разработке, которую вела специальная группа МВД и ФСБ, готовившая его арест по обвинению в торговле наркотиками и хищениями в особо крупных размерах на март 1995 года. Но произошло неожиданное. Из-за полной нестыковки правоохранительных органов такой арест произошел гораздо раньше.
Сотрудники московского РУОПа вторглись в особняк Цируля в Жостове, тем самым спутав все карты вышестоящим организациям – МВД и ФСБ.
15 октября 1994 года в девять вечера в подмосковном поселке Жостово началась боевая операция по захвату вора в законе Паши Захарова. После продолжительного наблюдения за его особняком бойцы СОБРа и РУОПа пошли на штурм. К его особняку подъехало 12 автомобилей одновременно, и полсотни бойцов СОБРа с короткими автоматами окружили коттедж Цируля.
Коттедж представлял собой трехэтажный особняк, напоминающий цитадель: глухой бетонный забор, пуленепробиваемые стекла, огромные металлические ворота с электроприводом, которые потом пришлось взрывать. Бойцы ворвались на территорию. Что интересно, обыскав все помещение, они ничего компрометирующего не нашли – ни оружия, ни наркотиков.
Однако позже, доставив Пашу в здание РУОПа, каким-то странным образом под плащом у него обнаружили пистолет «ТТ». Его стали обвинять сразу по двум статьям – «незаконное хранение оружия» и, чуть позже, «незаконное хранение наркотиков», которые нашли у него в камере, где он отбывал срок наказания.
Первоначально Цируль находился в Бутырке с другим известным вором в законе Робинзоном Арабули по кличке Робинзон. Вскоре Цируля спешно перевезли в спецкорпус Матросской Тишины, где он и продолжал употреблять наркотики. В доставке наркотиков стали подозревать нескольких его адвокатов, некоторых задержали и возбудили против них уголовные дела.
Потом по телевизору даже показывали сцену такого задержания, когда один из адвокатов приносит наркотики, врывается оперативная группа, адвоката задерживают, а Паша Цируль говорит что-то невнятное в камеру.
После этого его переводят в следственный изолятор Лефортово, и дело его ведет 4-й отдел Следственного комитета Российской Федерации.
Смерть законника
Как это было
Цируль лежал в своей двухместной камере. Он спал.
Вдруг сквозь сон ему послышалось, что кто-то идет громкими шагами по коридору. Конечно, Цируль знал, что на самом деле он не мог этого слышать. Толстые стены, массивная железная дверь и ковровые дорожки в коридоре – все это способствовало тому, что заключенный не мог слышать даже передвижения конвоира.
Потом по телевизору даже показывали сцену такого задержания, когда один из адвокатов приносит наркотики, врывается оперативная группа, адвоката задерживают, а Паша Цируль говорит что-то невнятное в камеру.
После этого его переводят в следственный изолятор Лефортово, и дело его ведет 4-й отдел Следственного комитета Российской Федерации.
Смерть законника
Как это было
Цируль лежал в своей двухместной камере. Он спал.
Вдруг сквозь сон ему послышалось, что кто-то идет громкими шагами по коридору. Конечно, Цируль знал, что на самом деле он не мог этого слышать. Толстые стены, массивная железная дверь и ковровые дорожки в коридоре – все это способствовало тому, что заключенный не мог слышать даже передвижения конвоира.
К тому же конвоиры ходили в кроссовках, что предписывалось внутренней инструкцией. Таким образом, если конвоир подойдет к его камере, подследственный этого не услышит.
Но Цируль отчетливо слышал: по коридору шли кованые сапоги. Он напрягся. «Неужели это ко мне?» – подумал он. Он повернул голову ко второй кровати, стоявшей в его камере. Заключенный спал, повернувшись лицом к стене.
Цируль полностью проснулся. И предчувствие его не обмануло. Лязгнул дверной замок, ключ плавно повернулся, и дверь открылась. Цируль увидел яркий свет электрической лампочки из коридора. В камеру вошли двое. Один из них держал стремянку, другой – веревку. Оба были в камуфляжной форме.
Цируль сразу обратил внимание на то, что у них не было ни резиновой дубинки, ни других спецсредств, которые имели при себе конвоиры следственного изолятора. Более того, их лица были закрыты черными масками с прорезями для глаз, которые носят омоновцы и собровцы при выполнении своих оперативных мероприятий.
Цируль, приоткрыв глаза, с интересом наблюдал за движениями вошедших в камеру. Один сразу деловито прошел на середину камеры и, установив лестницу, полез к потолку. «Лампочку, наверное, полез менять, – подумал Цируль. – Стоп, какая лампочка? Лампочка висит у входа. Зачем он туда полез? Там палка какая-то висит…»
Другой в это время подошел к его соседу по камере, поглядел, спит он или нет, но тут же отвернулся и подошел к Цирулю, посмотрел на него. Цируль закрыл глаза, оставив небольшую щелочку для наблюдения. Создавалось впечатление, что он спит. На самом же деле он все видел.
Цируль посмотрел на второго человека. Тот, поднявшись на верхнюю ступеньку лестницы, стал… Какой ужас! Он делал петлю. Наверное, чтобы кого-то повесить! Теперь вопрос, кого: Цируля или соседа? У Цируля сильно застучало сердце. Он стал нервничать.
Наконец, закончив делать петлю, человек посмотрел на напарника. Тот, стоящий у кровати Цируля, кивнул головой. Цируль не успел ничего сказать, он почувствовал, как руки в кожаных перчатках быстрым движением обхватили его шею и два больших пальца стали давить под самое яблочко.
Цируль открыл глаза, пытаясь закричать, но раздался только слабый писк. Голоса не было.
Человек, схвативший Цируля за шею, стал душить его. У Цируля уже появились круги перед глазами. Вдруг – о господи, быть такого не может! – сосед, лежащий на кровати, встал и подошел к Цирулю. Он улыбался и пристально смотрел на Цируля. Не может быть, это же Вася Очко!
Мужчина перестал давить на горло, и Цируль смог произнести:
– Вася, ты же… Тебя же нет! Тебя же сбросили с балкона в Ялте!
Но Вася продолжал молчать и улыбаться. Тем временем второй человек медленно слез с лестницы и подошел к Цирулю. Цируль понял, что сейчас его задушат, а потом подвесят на веревке к потолку, имитируя самоубийство. Но второй неожиданно пошел в угол и включил телевизор. Цируль в шоке уставился на экран.
Там появилась статуя Свободы, какие-то небоскребы и лицо Япончика. Он говорил на английском. Цируль ничего не понимал.
Неожиданно на него набросились сразу двое и стали его душить. Цируль пытался кричать, бить ногами, но ноги и руки уже держал Вася Очко. Цируль чувствовал, что земля уходит из-под ног. Наконец он сделал резкое движение, рванулся и увидел…
Цируль проснулся в холодном поту. Он осмотрел камеру. На пустой кровати, стоящей рядом, никого не было. Телевизора тоже не было. Значит, опять эти галлюцинации, опять кошмары, которые его мучают!
Цируль встал с кровати, достал из куртки, висящей на крючке, пачку сигарет, закурил. Сердце выпрыгивало из груди. «Нет, – думал Цируль, – они меня в могилу загонят! Я больше не выдержу!»
Цируль объяснял эти галлюцинации тем, что внизу, под ним, находится так называемое кладбище расстрелянных, где в тридцатые годы НКВД хоронил всех расстрелянных врагов народа.
И в следственном изоляторе существовала легенда, своя тюремная байка, что якобы мертвецы, зарытые на этом кладбище, дают излучение, которое сильно влияет на подследственных. Цируль знал, что многие именно из-за этого просили перевести их в более суровые, более худшие следственные изоляторы.
Никто не хотел оставаться в Лефортове.
Цируля перевели в Лефортово в марте 1995 года, когда провели обыск и нашли наркотики. Цируль толком не понял, неужели они отсекли тот контакт с волей, который он установил на Матросской Тишине?
Перевезли его быстро, опять в обстановке повышенной секретности. Теперь уже здесь, в Лефортове, Цируль находился около двух лет, не хватало двух месяцев.
Вначале Лефортово показалось Цирулю лучшим вариантом. Ему тут даже понравилось. А когда он узнал, что одним из соседей в камере, находившейся недалеко от камеры Цируля, является бывший генеральный прокурор, это совсем развеселило Пашу, и время от времени он передавал ему через кормушку, выходящую в коридор, приветы от самого Паши Цируля.
Это было одним из любимых развлечений. Затем он садился на свою койку и долго смеялся с сокамерником, который в последнее время находился вместе с ним, отпуская разные шутки в адрес прокурорских работников, смысл которых был один: от тюрьмы и от сумы не зарекайся, все там будем – и вор в законе, и генеральный прокурор.
Но затем ситуация изменилась. Следственные органы стали относиться к нему более жестко. Кроме того, к нему стали чаще приходить чекисты, которые, как потом выяснилось, осуществляли разработку с наблюдением.
Конечно, тут им было легче сделать это. Ведь кабинет следователя находился совсем рядом, в другом отсеке здания, где сидели следователи Следственного комитета. Чекистам тоже было недалеко ехать до Цируля. Такие визиты стали частыми. С ними пришло худшее. Начались интриги.
Первый удар, который получил Цируль, был совершенно неожиданным. Как-то пришли к нему чекисты со следователем. Сидели, долго разговаривали. Вдруг один из них достает газету.
– Кстати, Павел Васильевич, – обращается он к нему, – вы сегодняшнюю газету не читали?
– Какую? – спросил Цируль. – У меня зрение плохое.
– Так почитайте, – сказал следователь и протянул ему газету.
Цируль полез в боковой карман за очками. Плохое освещение в камере сказалось на его здоровье, и он стал почти все время ходить в очках. Достав очки в массивной оправе, Цируль развернул газету. Бог ты мой! На одной из страниц была статья. Цируль уже не помнит, как она называлась.
Суть же ее заключалась в том, что в камере Лефортова сидит Цируль, известный вор в законе.
Цируль якобы стал раскаиваться и написал письмо прокурору Москвы…
Цируль стал читать:
«Прокурору города Москвы от Захарова Павла Васильевича. Прошу больше не считать меня вором в законе, поскольку в 1958 году был коронован неправильно, с нарушением воровских законов и традиций».
Цируль был в негодовании.
– Да как вы могли?!
Но чекисты только улыбались.
Это был сильный удар для него. Как же, теперь Цируль из воров в законе мог перейти в обычные фраеры, выражаясь на блатном жаргоне. Цируль после такого заявления, которое он прочел в газете, несколько дней не мог прийти в себя. Ему было плохо, несколько раз вызывали врача. Цируль очень переживал, как на свободе отнесутся к этому.
Однако сокамерник, с которым Цируль находился в то время, которого прекрасно знал еще по ранним ходкам, успокоил его:
– Да не волнуйся, Паша, все это провокации ментов! Пробивают тебя органы! Братва это сразу поймет. Не волнуйся!
В какой-то мере это обнадеживало. Но все равно было очень неприятно.
Вторым сильным потрясением, которое пришлось пережить Цирулю, находясь в следственном изоляторе Лефортово, были «косяки», поступавшие с воли в «малявах» от его братвы. Там время от времени его ближнее окружение намекало, что по Москве пошел разговор, будто Паша присвоил часть «общаковских» денег или даже растратил их.
Самое главное, это исходило не из уст какой-то шестерки, а от самого Вячеслава Иванькова, Япончика.
Нет, отношения между двумя влиятельными ворами складывались достаточно сложные.
Одно время другом Цируля считался и Япончик, который освободился в 90-м году из тюрьмы не без участия Павла Васильевича, уже начавшего прибирать к своим рукам столичный «общак».