Сработал телефон. Он свернул в какой-то дворик и схватил трубку.
– Костя? – осторожно осведомилась женщина.
– Оленька?.. – он почувствовал возбуждающий холодок ниже затылка. – Как это кстати… А я звонил вам.
– Я знаю… – Голосок собеседницы звучал подозрительно приглушенно, словно рядом с ней кто-то спал.
– Вы где? – он машинально перешел на свистящий шепот.
– Если честно, то дома, – судя по всему, она перебралась в другую комнату.
– Мы встретимся, Оленька?
– Если пожелаете… – что-то дрогнуло в ее голосе.
Он не понял.
– Это как понимать?
– Муж пришел ужасно пьяный, Костя.
Интересное начало.
– До кровати не дошел, свалился. Пока доволокла, прокляла все на свете. Накрыла пледом, позвонила вам…
Среагировать адекватно Максимов не успел. Вернее, среагировал. Интересный образ в голове послужил толчком. Пьяный мужчина под пледом – заводная рукоятка для мозгов. Разлаженный движок со всхлипом заработал, тронулась машина, расставляющая все по местам. «Неужели я решил задачку?» – растерянно подумал Максимов. Холодок побежал по спине.
– Уже неинтересно, Костя? – грустно спросила Оленька.
– Что?.. – он спохватился. – Нет, постойте, Оленька, не бросайте трубку. Дело не в вашем муже. Вернее, не совсем в вашем муже. Муж – понятие неприятное. Пьяный муж – неприятное вдвойне. Но с этим можно бороться, уверяю вас. Знаете, Оленька, кажется, благодаря вашему мужу я распутал одну хитроумную загадку. Я попозже вам перезвоню, ничего?
Не отключая телефона, он набрал другой номер.
– Коля, очень здорово, что ты никуда не смылся. Признайся честно, тебе расклад по тройному убийству нужен? Преступления объединяет личность автора, одно из убийств произошло в твоем районе.
– А личность автора к теме прилагается? – осторожно осведомился капитан Завадский.
– В полный рост, Коля. В общем, выделяй людей, если хочешь, сам прогуляйся, и дай приказ архаровцам поменьше проявлять инициативу. Наказуема она сегодня, понимаешь?
Незадолго до полуночи загадочный дом в Третьем переулке Трикотажников был блокирован. Внешние условия не располагали к продолжительной осаде: ночи в Сибири по-прежнему холодные, и никакие глобальные потепления тому не указ. Двое под окнами, двое в полном распоряжении «зарвавшегося» частного сыщика. Плюс активно любопытствующий Завадский, решивший придержаться роли статиста. Сделав знак дружине не греметь доспехами, Максимов первым вошел в подъезд, здорово напоминающий врата в преисподнюю. Поразительно, как в этом средоточии вони и разрухи может обитать городской человек…
Он медленно поднялся на второй этаж, освещая фонарем ободранные стены. Предпоследнюю ступень, издающую при нажатии заунывный скрип, старательно перешагнул. Идущий сзади в голову не брал, почему ведомый это сделал. Он наступил «куда надо» – затрещало на весь подъезд. Идущий чертыхнулся, наверху тоже кто-то среагировал. Тренированное ухо уловило шорох. Максимов на цыпочках метнулся вперед. Выставив фонарь, одолел поворот, свернул еще раз за разбитый простенок и выстрелил пучком света в мужскую спину, испачканную известкой. Человек попытался дать деру, но куда тут убежишь? Он застыл, пронзенный страхом, медленно повернулся. Трясущееся бледное лицо, мешки под глазами, на щеке царапина со сгустком бурой крови – брился впопыхах, порезался. Глаза щурились, не вынося яркого света.
– У вас вся спина белая, – сухо произнес Максимов.
– Не могу поверить… – пробормотал жалкий полупьяный человечек, – Константин Андреевич? Почему вы здесь?
– В штаны едва не наложили, Николай Витальевич? Поражаюсь вашей живучести, уважаемый вы мой клиент, – не берет вас гражданка с косой, хоть ты тресни. Какими судьбами в этом доме, не поделитесь? Не люблю, знаете ли, внезапностей.
– Наташа позвонила… – нетрезво захныкал Кравцов. – Ласковая была, предлагала встретиться, но не сегодня. Я ее просил, умолял… А она трубку бросила. Я сюда и побежал – вдруг, думаю? Но в квартире никого нет, я стучу, стучу. А ключ, вот досада, потерял где-то…
– И быть там никого не может, – поморщился Максимов, – в этой квартире, если вы еще не поняли, никто не живет.
– Будем брать? – нетерпеливо дыхнул в спину милиционер.
– Берите, – разрешил Максимов. – Но использовать бережно и держать на коротком поводке. Он свидетель.
– Всего лишь? – Боец разочарованно фыркнул. Ахнул Кравцов, взятый за шиворот железной рукой.
Максимов на цыпочках приблизился к двери в мистическую квартиру, приложил ухо, прислушался, задумчиво рисуя фонарем на полу кружок света.
– Классическая, в общем, ситуация, – пожал он плечами. – Переставляем местами слагаемые и имеем отличный результат… Ладно, будем биться лбом в соседские двери. Сержант, в четырнадцатой квартире бабка проживает, давай ее сюда в качестве понятой. И из шестнадцатой… – он размашистым шагом перешел площадку и позвонил. Прошла минута. Открыла сонная алкашка в рваной хлопковой ночнушке. Всклокоченная, грязная, синяк под глазом. Глаза холодные, злые.
– Опять этот тип… – процедила сквозь зубы.
– Здравствуйте, – жизнерадостно сказал Максимов. – Обратная связь с населением. В консультации киллера не нуждаетесь?
– Ты что, больной? – разозлилась жиличка.
– Извините ради бога, – опомнился Максимов. – Не в фазе мы сегодня маленько… Еще раз извините. Мы проводим по соседству следственные мероприятия. Позволите войти?
– Ох, тебе, пожалуй, не позволишь, всю квартиру уже истоптал… – она отвернулась и побрела прочь, вздымая пальцами колтун на голове.
Он неслышно вошел в прихожую, щелкнул выключателем. Узкое чрево коридора озарилось экономной «шестидесяткой».
– Минуточку, – сказал Максимов. Женщина остановилась. Он взял ее за плечо, повернул к себе. Она молчала.
– А в прошлый раз он был пониже, – рука прикоснулась к синяку. Особа вздрогнула. На пальце осталась краска. На коже выше века – светлая полоса. Он взял ее за руку – твердо, не вырваться.
– Не каждому дано, Дарья Дмитриевна, – Максимов помолчал. – В совершенстве владеть искусством перевоплощения. Вы не учились в театральном, вы артистка от природы.
Женщина молчала. Но в холодных глазах уже что-то блестело – то ли ненависть, то ли слезинка. Ему показалось, что она немного обмякла. А странно, обязана была напрячься.
Парик, изображающий немытую паклю, без проблем снимался. Под паклей обнаружились стянутые в узелок приличные волосы. Сценический набор – убогое рванье, бесцветное мочало, грим вокруг глаза – сооружался за минуту. Привычными движениями. А вот морщинки не фальшивые, отметил Максимов. Весьма натуральные и мелко прорисованные. Жизнь не гладила эту женщину. Их не замечал Кравцов, он общался со своей любимой исключительно в полумраке…
– Даша Косогрызова, – со вздохом произнес Максимов. – Прекрасная незнакомка Наташа, влюбившая в себя недотепу Кравцова, падшая женщина из шестнадцатой квартиры, домработница Саша… Театральный мир потерял в вашем лице гениальную актрису. Алексей! – крикнул Максимов в затхлое пространство, – я знаю, что у вас пистолет! Вы не станете стрелять? Спасибо. Дом оцеплен. Учтите, на вас крови нет, и статья вам светит не зловещая, не надо отягощать!
«А то, что сволочь ты порядочная, за это статьи не выдумали умные люди…»
Со звоном распахнулось окно. Возня, кряхтение, дестабилизирующий противный вой. Женщина на пару мгновений прикрыла глаза. А когда открыла, на нее можно было вешать табличку «Она убивала немецких солдат».
– Сбежал ваш братец, Николай Витальевич, – бросил Максимов через плечо, – не вынесла душа тамбовского товарища… Но это ничего, его внизу уже прибрали.
– Мой братец… – скрипом ржавого робота прокомментировал Кравцов. – Какая, право, чушь… А при чем здесь домработница Саша? По-вашему, я никогда ее не видел?.. А кто такая Даша Косогрызова?.. А Наташа? Какой бред… Вы вроде не пьяны, Константин Андреевич…
– Просто дурак законченный, – охотно согласился Максимов, – за компанию с вами, Николай Витальевич, не возражаете? Я видел мельком вашего братца – ровно 31 декабря. Лежал тут на кровати, изображая из себя в три ряда пьяного, и норовил укрыться пледом. А вот кого здесь видели вы в свой первый приход – остается загадкой. Либо другого мужчину, либо… Не признали родную душу, Николай Витальевич?
– Он же из туалета не выходил… Господи, какая дичь… – Кравцов вырвался из жесткого захвата и схватился за голову. Сержант проявил великодушие, устоял от соблазна врезать по кумполу.
– Ваш родственник уже в «вороне», можете полюбоваться. Не сейчас, попозже. Подойдите сюда, Николай Витальевич, – эта женщина вас не укусит. Посмотрите на нее внимательно.
Убийца отступила в комнату, затравленно смотрела по сторонам. Но двое уже просочились, закрыли доступ к разбитому окну. Она схватила из-под подушки плюшевого медведя, прижала к груди, отступила к стене. Жест глубинный, неосознанный. Детский сад с вагончиками…
Убийца отступила в комнату, затравленно смотрела по сторонам. Но двое уже просочились, закрыли доступ к разбитому окну. Она схватила из-под подушки плюшевого медведя, прижала к груди, отступила к стене. Жест глубинный, неосознанный. Детский сад с вагончиками…
Вошел Кравцов, внимательно посмотрел, качнулся.
– Мне не сразу пришло в голову, – сказал Максимов, – что занимались вы любовью в одной квартире, а очнулись в другой. В тринадцатой квартире нет плюшевого медведя. А, исходя из вашего рассказа, должен быть, ваша возлюбленная очень пылко его обнимала, свет просачивался из коридора. Зачем было уносить с собой?
– Но вы же здесь были… – прошептал Кравцов.
– Я не видел никаких игрушек, – пожал плечами сыщик. – Медвежонка недолго спрятать. Наша Даша не глупа.
– Какая-то серенькая она, – недоверчиво пробормотал капитан Завадский, – невзрачненькая.
– Что поделаешь, Коляша, мал золотник, да дорог. А для вашего брата Алексея, Николай Витальевич, наиболее подходящий выход. Лучше тюрьма, чем кладбище. Ни разу не удивлюсь, если выяснится, что Даша собиралась убить подельника. Молчите, Даша? Братцу выгодна смерть Кравцова – две трети состояния получают он и мать. Старенькую маму мы рассматривать не будем, хорошо? А вам не выгодна смерть Кравцова. Уж лучше замуж за Кравцова. Прибить сестрицу и занять ее место. Двух зайцев одним махом. Мне кажется, в ваших преступных рядах назревал производственный конфликт, нет?
Двое угрюмых милиционеров взяли Дашу под локотки – доставим, дескать, в отделение, а там болтайте сколько влезет. Но Максимова распирало, он не мог молчать:
– Я не знаю, Даша, каким вы образом увильнули от волков, но факт свершившийся. И жизненную цель поставили конкретную. Возмездие. Доходчивая целевая программа. Умненькая девочка выросла, умеет информацию собирать. От «койки» до эффектных силовых воздействий – все идет в работу. Вербовка тамбовского товарища, вследствие нищеты не отягощенного суровыми моральными установками. Мы успели навести справки. Алексей Кравцов был уволен из охранной фирмы с «волчьим билетом» – затащил на пост девчонку и пытался ее изнасиловать. Судебное дело замяли, поскольку судья оказался бывшим однокашником, но перспективы на процветание стремительно поехали к нулю. Вы недолго его обрабатывали, да? Переезд в другой город, машина, оружие, аренда квартиры в неблагополучном районе. Не удивлюсь, если обнаружим у вас два паспорта. Перемена внешности, разговор с Альбиной Дмитриевной в очереди в супермаркете с намеком, что вы окончили «институт домработниц», работали в благородных семействах… и, наконец, работа у ненавистной сестры. Какова актриса! Вставные щечки, очки, нелепая одежда, вата под колготками, высокий тембр и манера изъясняться. Отличные кулинарные способности. Интересно, где вы их взяли… Впрочем, риск вполне оправданный – двадцать лет почти прошло, кто же вас упомнит? Но позвольте восхититься еще раз, даже сам Кравцов в своей запоздалой любви (являвшейся, отдадим ей должное, в полумраке) не признал сутулую, очкастую, противную особу, периодически бродящую по его дому…
Кравцов смотрел на женщину, не моргая. В его глазах появлялось что-то осмысленное. Разумеется, он никогда не всматривался в домработницу Сашу. Кто из нас, извечно занятых, замученных, с трудом доползающих до дивана, всматривается в лица техничек, сантехников, почтальонов, неинтересных домработниц?
– Минуточку, – повысил голос Максимов, когда Завадский вознамерился что-то сказать. – Я должен высказать свою версию, пока не забыл. Убить сестер – не самое главное. Она хотела жить нормально. Заслужила. Не сразу явилось к Даше откровение. Быстрая месть – плохая месть. Отложить расправу до Нового года – сделать себе дорогой подарок, а пока увести у Альбины мужа. Эта гадина пуще Вики над ней глумилась… Увела. Муж в руках, и становится чертовски скучно. Хотя и забавно, приходя на работу, видеть, как он мечется по дому и методично гробит свою семейную жизнь. Все идет к разводу. И тут коварная разлучница получает информацию, что в случае развода по инициативе мужа ее «возлюбленный» становится на порядок беднее. А убить Альбину можно и не успеть (это же не таракана убить). Непорядок. Надо консервировать этого влюбленного олуха. А теперь мои предположения. Был звонок на сотовый, Даша? Кравцов лежал у вас в постели, а сообщник Алексей в каком-нибудь вечернем кафе вытягивал у симпатичной работницы нотариальной конторы брачные тайны ваших врагов. Похоже на истину? Он ведь видный мужчина? Водитель отличный, в автосервисе трудился… В доме нашлись шампанское и снотворное, почему нет? Кравцов уснул мертвым сном, прибыл Алексей, и вы перенесли не слишком упитанного сновидца в 13-ю квартиру, с замка которой давно сделаны слепки и ключики. Морковкой, воском, чем угодно. Замок-то убогий. Пусть гадает сновидец. А сами с этого дня успешно взялись косить под опустившуюся публику. Это несложно, сложнее прикинуться респектабельным. Уверен, в этом доме никто не интересуется соседями. Обстановка в 13-й квартире точно такая же, то есть никакая: криворукий тополь за окном чудесно виден в любую погоду. А где квартира, слева от лестницы или справа, не мог достоверно утверждать одержимый человек… Вы гипнозом не увлекались, Даша? Мне кажется, вы обладаете интересными способностями…
Убийца смотрела на него угрюмо, не мигая. Но меньше всего он боялся упасть и уснуть (или наоборот). С удовольствием бы уснул.
– Не будем плутать в трех сестрах. Надоело. Кравцов чувствовал злую энергетику в доме. Тонкий человек, не всем дано. Интерпретировал, правда, по-своему – недобрые письма с намеком на скорую расправу, измывательства незнакомки, влюбившей его в себя, пьянство… А Даша преспокойно расправляется с сестрой, поскольку частным сыщикам они обе неинтересны. Никому они неинтересны. Пьяны все. Шмыгнула в ванную за Альбиной, толкнула пьяную женщину на шпильках. Убедилась в результате – и назад. А народ уже к столу тянется – тяпнуть рюмочку перед гуляньем… И далее все по нотам: сообщник в машине, пистолет. Потрясенные Вика с Владом возвращаются домой. Недолго успевают погоревать. Приходит Даша – уже не в образе домработницы, правда? Разрешите войти? Спасибо. И Вика перед смертью успевает постичь, что умирает она не просто так, а за дело. Детство аукнулось. Ошибочка вышла, Дарья Дмитриевна, – ваша сестра умерла не сразу. Успела шепнуть и про некую Дашу, и про село Прокудино. Вы об этом не знали, разумеется. Но держали по привычке меня под наблюдением: куда еще понесет? А понесло меня ни много ни мало на Восточное шоссе. Заправился, три литра минералки приобрел в киоске. А куда еще я мог намылиться по Восточному шоссе в связи с вашим делом, как не в Прокудино? Не понравилась вам эта поездка…
– Идите вы к черту, – прошептала убийца.
Что в этом мире перевернуто?
– Вам нечего было бояться. Про Дашу никаких сведений нет. С чего бы меня убивать? Но вам нужен Кравцов, а единственная преграда между вами и Николаем Витальевичем – сыщик Максимов. Не знаю уж, как вы мотивировали это дело Алексею, подозреваю, просто задурили ему голову. Иначе не поехал бы он с вами меня убивать, не наряжался бы в костюм Деда Мороза….
– Идите вы к черту… – повторила убийца.
– Последний вопрос, Дарья Дмитриевна. Вы устали, – он взглянул на ее руку, с огорчением отметив, как много в ней фиолетовых прожилок. Странно, он не ощутил отрицательных вибраций. – Расскажите в конце концов, чем закончилась ваша встреча с волками?
Вопрос по самому темечку. От него не укрылось невольное движение – женщина втянула голову в плечи. И искренний ужас – шизофрения длиною в двадцать лет – перекосил лицо.
– Стоп, – опомнился он, делая предостерегающий жест, – не говорите, я попробую сам. Эта стая околачивалась в районе Выселок. Только сильный голод мог пригнать их к человеческому жилью. Естественно, волки набросились на одинокую девочку…
– Им помешал самый большой и страшный… – убийца обняла себя за плечи и уткнулась взглядом в пол. – Он подошел ко мне и стал смотреть… А потом рычал на других, когда им стало невтерпеж, гонял их по поляне… Господи, вы не представляете, что это такое, когда на вас смотрит волк… Эти страшные глаза, горящие в полумгле…
– Но вы остались живы, – напомнил Максимов.
– Это дядя Леня… – она сжалась в комочек и подняла мутные глаза. – Рядом была дорога, у него на «газике» заглох мотор. Дядя Леня в Варгалы ездил к брату. Я кричала, как помешанная, он услышал, прибежал с карабином. Что-то прыгнуло на меня, рвануло куртку, помню выстрелы, а потом уже ничего не помню… Когда очнулась, мы сидели в машине. Он никогда больше не рассказывал про ту ночь…
– Вы хорошо к нему относились?
– Очень, – она как бы даже воспряла. – Единственный человек, которого я по-настоящему любила. Он был мне и за отца, и за мать. Когда его унесло половодьем, я неделю плакала, не могла поверить… Через месяц уехала в Томск – поступать. Хотела забыть этот кошмар.