Коричневый приблизился к истребителю и осторожно заглянул в кабину. Потом знаком показал: там никого нет. Нагнувшись, стал рассматривать следы и быстро отыскал направление, в котором скрылся пилот сбитого истребителя.
Наверное, он не ожидал, что Ральф спрячется где-то рядом. Коричневый шел, перебросив ремень автомата через плечо, вглядываясь в следы. Его напарник, в колпаке глайдера, сидел вполоборота к Ральфу. Если он повернет голову еще немного, то наверняка увидит его. Коричневый сбился со следа и закружил на месте. До него было с полсотни шагов. Ральф понял, что стрельбы не избежать, хотя шансов победить у него гораздо меньше, чем у экипажа бронированной машины.
Прячась за елью, он привстал на колено. Зная, что автоматы этого образца дают большое рассеивание при стрельбе очередями, Ральф перевел кнопку на одиночный огонь. Он долго целился, рискуя быть увиденным, но от первого выстрела зависело слишком многое.
Трассирующая пуля, разбрызгивая искры, ударилась о край колпака и рикошетом прожгла плечо пилоту. Колпак мгновенно захлопнулся. Тот, который шел по следам, пытался сорвать автомат. Пуля сбила его с ног. Сдвинув кнопку на автоматическую стрельбу, Ральф одной длинной очередью выпустил магазин в решетчатые жалюзи, прикрывающие двигатель. Теперь быстрее к тому обломку скалы, единственному укрытию. На бегу оглянулся. Глайдер медленно поднимался, разворачиваясь в его сторону. Ральф, задыхаясь, повалился к подножью скалы. Глуша вой двигателя, ударила шестиствольная установка. Снаряды взрывались совсем рядом, осыпая голову и спину каменной крошкой. Сейчас глайдер облетит вокруг скалы и расстреляет его, как в тире.
Он бежал вдоль синей с бурыми вкраплениями каменной глыбы, глубоко утонувшей в травянистом грунте И вдруг увидел узкую щель. Кинулся под нависающий козырек, втискивая тело в сырую нору. Как можно глубже! Там вверху снова заработали шесть стволов. По левой ноге ударило с такой силой, что Ральф потерял сознание. На несколько секунд? На час? Очнувшись, дотянулся рукой до голени Нащупал рану. Штанина пропиталась кровью. Какое-то время он лежал, ощущая, как к горлу подступает тошнота. Если он сейчас не выберется отсюда, то задохнется. А вдруг глайдер стережет его? Лучше это, чем сдохнуть от удушья! Извиваясь червяком, вытолкнул тело наружу.
Было тихо. Коричневый улетел. Лишь за деревьями поднимался в неподвижном воздухе столб дыма: догорали остатки истребителя.
Тропа закончилась — впереди была пропасть. Мун невольно попятился.
— Сейчас начинается самое опасное, — предупредил Хэнк, — лезь за мной и не смотри вниз.
Подтянувшись на руках, он перебросил тело на маленькую площадку, сделал несколько шагов по карнизу и, снова подтягиваясь, взобрался выше.
— Здесь деревянный клин, опирайся на него. Не страшно?
— За птичьими яйцами я взбирался и выше, — переводя дыхание, похвастался Мун.
В отличие от большинства инчей, он не боялся высоты. Может, именно за это качество Хэнк взял его с собой.
Постепенно они добрались до вершины. Выглянуло солнце, и отсюда стал хорошо виден почти весь остров. Далеко внизу, среди нагромождения скал, раскинулся поселок. Посреди лагуны застыло несколько лодок-ловили сетями митай. Особенно внушительно выглядела Синяя Стена, опоясавшая южное побережье, лагуны и заливы, куда могли заходить большие лодки. С севера остров защищали скалы.
— Афан сказал, что через три осени Стена будет построена. Ох и попируем! Наверное, не хватит и десятка бочек пива.
— Ну а что дальше?
В голосе Хэнка Муну послышалась насмешка. Что будет дальше, знал любой мальчишка. Потом наступит Вечное Лето.
— Разве эта каменная ограда накормит? Защитит семью от зимы и снега?
Мун растерянно моргал. Спорить со спутником он не решался. Авторитет Хэнка в племени был бесспорен. Он считался лучшим охотником, а в единоборстве ему не могли противостоять самые сильные воины. Одно время Хэнк даже жил в Каменном Доме, но вскоре вернулся в поселок. Его хижина стояла на краю, рядом с жилищем певца Соца.
Хэнк мог позволить себе сомневаться в очевидных вещах, хотя там внизу он редко вступал в какие-либо разговоры. После смерти своего друга Тиуна он сторонился сборищ и поддерживал отношения лишь с Соцем.
Соц считался опальным. Его давно уже не приглашали выступать на праздниках. Он сложил едкую песенку о том, почему у Говорящих такие большие животы, хотя они и называют себя младшими среди инчей. Соцу разрешили петь только в своей хижине, но он продолжал сочинять. Когда Соц хрипло напевал свою балладу о черных ослах, проходящие инчи невольно замедляли шаги и, хихикая, перемигивались друг с другом.
“И лепят ослы из навоза ограду…” Не намек ли это на Синюю Стену?
Они поднимались по козьей тропе все выше в горы. Тропа, выбитая в камне бесчисленными поколениями животных, причудливо петляла и разветвлялась.
Перевалив через очередную гряду, Хэнк и Мун оказались на краю долины. Было удивительно и непривычно видеть после голого камня траву, ряды высоких елей и кустарник, усыпанный ягодами.
Они сбежали вниз по склону. Мун, опустившись на корточки, потрогал траву, потом, не выдержав, лег и перекатился через голову. Нагретый травяной ковер пружинил, обволакивая тело.
— Гляди, вон пасутся козы, — негромко проговорил Хэнк.
Мун долго всматривался в направлении, куда показывал Хэнк. Наконец разглядел на каменистой террасе четыре рыжих пятна.
— Будем охотиться на них?
— Нет. Туда нам не добраться. Найдем что-нибудь поближе. Видишь тот кустарник? Я его обойду и лягу в засаде. Ты направляйся прямо через кусты. Можешь шуметь, кричать, в общем, вспугивать дичь.
Мун дождался, когда Хэнк скрылся за дальним краем кустарника и двинулся ему навстречу. Перебросив копье с руки на руку, он несколько раз взмахнул им. Мун неплохо метал копье в цель, и две зимы назад был даже награжден Малым ракушечным ожерельем. Но попасть в пузатого глиняного болвана, изображающего Вольного Рыбака, куда легче, чем в пугливую козу.
— И-иэх! И-иэх!
Мун кричал, размахивая копьем. Хэнк обязательно добудет козу. Он умелый охотник! А если и не добудет, то все равно хорошо. Они наберут ягод и съедобных корней, а вернувшись в поселок, Мун расскажет, какие скалы и ущелья пришлось преодолеть, чтобы попасть в эту долину. От подступивших чувств Мун затянул песню, сочиненную Хвалителем Афаном:
Прекрасный остров, где живут отважные инчи,
Сколько врагов они победили!
Вождь Лич зовет строить Синюю Стену.
Он прозорлив и видит дальше орла.
Хэнк убил сразу двух коз. Когда взвалив туши на плечи, они несли их к источнику, Хэнк проговорил, не оборачиваясь к Муну:
— Ты больше не пой эту песню.
— Почему? — искренне удивился Мун. — Ее поют все.
— Она глупая и хвастливая…
Возле небольшого источника Хэнк умело освежевал убитых коз. Одну тушу побольше он опустил на дно ручья, придавив камнем.
— В этой воде мясо не портится три дня.
— А что мы разве не сегодня возвращаемся? — спросил Мун.
Он считал, что охота закончена, и гадал, подарит ли ему Хэнк голову и копыта одной из коз. Хотя бы вон той, которая поменьше. Но Хэнк обращался со второй тушей совсем небрежно. Голову он забросил в кусты и своим коротким широким ножом разделал тушу на несколько частей.
— Вон за теми камнями пещера, — вытирая пот со лба, сказал Хэнк. — Там лежит трава. Под ней спрятан котел и кусок соли. Принеси их сюда.
Пещера с узким лазом была почти незаметна. Наверное, Хэнк часто бывал здесь. У входа виднелись следы старого кострища, а когда глаза привыкли к полумраку, Мун разглядел в глубине кучу сухой травы и несколько козьих шкур.
В котле бурлила похлебка. От густого мясного запаха у Муна непроизвольно текла слюна. Последний раз он ел мясо полторы луны назад. Ему достался кусочек не больше указательного пальца, да и суп тогда был совсем жидкий, не то, что сейчас. Хэнк щедрый и бесстрашный человек. Он знает, что инчи, даже охотники, не могут самовольно есть мясо. За это опускают на три дня в каменный мешок, где кормят соленым митаем и не дают ни капли воды. Мясо — редкое лакомство, и распределяют его Говорящие Истину.
Мун смотрел на своего спутника с восторгом. Значит, он не боится Говорящих! Тем временем Хэнк надергал съедобных кореньев, дикого лука, растолок рукояткой ножа кусок каменной соли и бросил все в котел.
Дымящееся горячее мясо Хэнк выложил на плоский камень, а котел поставил охлаждаться в воду. Мун ждал знака приступить к еде, но Хэнк не торопился. Достал из травы глиняный кувшин и налил в чашки густого красного вина.
— Из брусники. — Хэнк придвинул чашку Муну.
Вино было терпким и хорошо настоянным. Мун с жадностью ел мясо. Вот бы сейчас посмотрел на него сосед Ваг. Перекосоротился бы от зависти! Хэнк налил еще по чашке вина. Муну стало совсем хорошо.
Мун смотрел на своего спутника с восторгом. Значит, он не боится Говорящих! Тем временем Хэнк надергал съедобных кореньев, дикого лука, растолок рукояткой ножа кусок каменной соли и бросил все в котел.
Дымящееся горячее мясо Хэнк выложил на плоский камень, а котел поставил охлаждаться в воду. Мун ждал знака приступить к еде, но Хэнк не торопился. Достал из травы глиняный кувшин и налил в чашки густого красного вина.
— Из брусники. — Хэнк придвинул чашку Муну.
Вино было терпким и хорошо настоянным. Мун с жадностью ел мясо. Вот бы сейчас посмотрел на него сосед Ваг. Перекосоротился бы от зависти! Хэнк налил еще по чашке вина. Муну стало совсем хорошо.
— У тебя меткий глаз. Никто из инчей не смог бы убить сразу двух коз!
Хэнк достал из котла печень и разрезал ее на две части.
— Ешь. От печени лучше бежит кровь по жилам.
Но Мун уже почти насытился и с грустью посмотрел на котел, в котором оставалось несколько больших кусков мяса. Да, от такой пищи он, пожалуй, сумеет бросать копье не хуже Хэнка, и жена будет довольна. Это не митай с морской травой, от которого мужчина становится вялым и равнодушным к женщинам. Может, поэтому Линга тайком бегает к воинам?
Мун вздохнул и собрался было пересказать свои невеселые мысли Хэнку, но глаза его слипались, и разговаривать совсем не хотелось. Он заснул здесь же, возле котла. Хэнк несколько минут с грустью смотрел на своего нового напарника, потом пошел в пещеру, где был полумрак и где он привык отдыхать после охоты.
Вечером они обошли северную часть долины. Хэнк знал, что там обитает большое стадо коз. Но охота не получилась. Они наткнулись на Летающую Рыбу. Она была мертва. Огромное стальное туловище с треугольными крыльями, с множеством рваных дыр лежало на брюхе. Запах гари ощущался издалека. В сотне шагов от мертвой Рыбы возле скалы лежал человек.
Отец Муна любил старые песни и умел взбираться за птичьими яйцами на самые высокие утесы. Это уменье и отсутствие страха перед высотой перешло к Муну. А в остальном их семья ничем не отличалась от сотен других, живущих в поселке. Они занимали такую же маленькую каморку с узким окном под крышей в длинном деревянном доме. На травяных циновках хныкали и ссорились три младшие сестры Муна. Зимой они вечно путались под ногами, а от циновок пахло мочой. В конце одной из зим две сестренки умерли от кашля, и в каморке стало просторней. Когда настало время, Мун женился на маленькой круглолицей Лин-ге, девушке из соседнего дома, и она родила ему двух сыновей.
Мун совсем не был горбатым, хотя слегка сутулился при ходьбе. Свою кличку он получил в наказание несколько лет назад, когда однажды спел песню Соца о толстых животах.
Мун предпочел бы отсидеть в каменном колодце много дней, чем носить эту обидную для мужчины кличку. Впрочем, он не был одинок. В поселке насчитывалось около десятка таких, как Мун. За попытку украсть запретную рыбу получил свое прозвище Мутный Глаз, хотя он неплохо метал острогу и не раз добывал пантусов для Говорящих. За отказ работать на строительстве Синей Стены появился в поселке инч с прозвищем Дохлый Червяк. Даже певцу Соцу пытались приклеить обидное имя, но слишком велик был его авторитет и это не удалось.
Жизнь на острове текла однообразно. Годы мало чем отличались друг от друга, оставляя редкие отметины в памяти. Когда-то Мун провел положенное время в воинском лагере. Тот год запомнился воинскими состязаниями и долгими ночами у костров, где дежурили караулы, охраняя поселок от горцев. Он хотел сделаться воином, а если повезет, попасть в охрану Говорящих, но вместе с большинством других юношей Муна вернули в поселок. Кому-то надо сеять ячмень и строить Синюю Стену. В воинский отряд отбирались самые достойные и уж, конечно, не те, кто распевал дерзкие песни Соца.
Один год запомнился хорошим урожаем ячменя. Похлебку из него верили едва ли не каждый день, и сытые инчи подолгу спали в своих каморках. Весной родилось много детей.
Сколько-то зим назад вынесло штормом на камни Кричащую Скалу. Огромное морское животное со стальной шкурой и красным брюхом жутко трубило, выпуская клубы черного дыма. Из его чрева вылезли десятки людей и пытались спастись на лодках. Но волны топили лодки одну за другой и почти никто не достиг берега. Потом умерла разбитая штормом Кричащая Скала. Много дней инчи находили выброшенные волнами загадочные предметы, которыми было набито брюхо Скалы. Мун подобрал чудесный камень, который выбрасывал тонкий язычок пламени. Это было гораздо удобнее, чем бить друг о друга камни, высекая искру. Потом камень пришлось отдать Говорящим. Вещи чужих людей могли навести на племя болезни и мор. Чужеземцев, спасшихся после шторма, Мун видел после этого несколько раз. Под охраной воинов они кучкой сидели на утесе и смотрели на океан. Наверное, обдумывали, как лучше сбежать. Потом они исчезли. Никто не спрашивал о них. Все знали, что этих людей утопили, привязав к ногам камни. Так поступали со всеми чужаками, которые попадали на остров. Рисковать жизнью всего племени было нельзя. В случае побега пришельцы могли показать путь к острову.
Инчей окружали враги, только и ожидающие, чтобы ворваться сюда и разграбить племя, убить мужчин, а женщин и детей превратить в рабов. Спасти могла лишь Синяя Стена, и ее строили каждый день, кроме праздников Воссоединения.
Был еще один год, когда что-то неладное творилось в Каменном Доме. Ворота крепости были наглухо закрыты, и на стенах день и ночь стояли охранники с копьями и луками. Говорили, что готовился заговор против вождя Лича, и во главе его стоял воинский начальник Ропх. Действительно, воины во главе с Ропхом пытались ворваться в крепость, но на них сверху сбросили огонь, и многие сгорели. Было запрещено выходить из домов, и несколько дней Мун, как и остальные инчи, терпеливо отсиживался в своей каморке.
Много инчей посадили тогда в каменный колодец, а некоторых из числа родственников и друзей Ропха утопили. В тот период инчей хорошо кормили, выкатывая каждый вечер по две бочки пива. Мун вспоминал неудавшийся мятеж с удовольствием. Он никогда не был таким сильным, как в те дни.
Хэнк и Мун молча разглядывали пришельца. Он прилетел вместе с Рыбой. Рыба погибла, а израненный человек был без сознания. Чужак, наверное, почувствовал, что возле него кто-то стоит. Он с усилием открыл глаза, одновременно придвигая ближе к себе блестящую металлическую трубку. Хэнк сразу догадался, что это оружие, и легко выдернул его из безвольной руки. Мун держал наготове копье — от чужаков можно ждать чего угодно. Они хитры и безжалостны, а их Летающие Рыбы глотают и переваривают инчей живьем.
Как Муну повезло! Они не только удачно поохотились, но и сумели поймать чужака. Когда его приведут в крепость, Хэнк и Мун получат большую награду. За такую добычу каждому полагается две новые циновки, плащ из рыбьей кожи и какая-нибудь вкусная еда. Быть может, Говорящие разрешат им с Хэнком взять половину козы. После такой удачи Линга не посмеет бегать по ночам в воинский лагерь. А чужаку он не завидует! Говорящие сумеют узнать, зачем он прилетел сюда в брюхе Рыбы. Если пришелец будет молчать, его станут медленно поджаривать на углях. А после того, как он все расскажет, его сбросят ночью со скалы, привязав к ногам камень. Какая мерзкая физиономия у этого чужака! Жаль, что он не пытался сопротивляться. Тогда Мун проткнул бы ему брюхо копьем. Не в силах сдержать злость, Мун зашипел и пнул чужака в бок. Тот вскрикнул. Пусть Хэнк видит, что Мун не плаксивая женщина и умеет быть безжалостным к врагу.
— Не лезь к нему! — Хэнк, присев на корточки, разглядывал раненого. — У него перебита нога. Зачем его мучать, если он даже пошевелиться не может.
— Беспомощный, как червяк, — засмеялся Мун.
Они принесли раненого к пещере. Хэнк осмотрел повязки и убедился, что они сделаны умело, наложены даже металлические пластины на перебитую ногу. Мун с неудовольствием наблюдал, как Хэнк налил пленнику чашку вина и дал кусок мяса.
— Как тебя зовут? — спросил Хэнк.
Раненый не понял слов, но смысл вопроса уловил.
— Ральф…
— Мы положим его в пещеру. Смотри, какой горячий, наверное, начинается жар.
Мун согласно кивнул головой. В пещере его легче стеречь, чтобы завтра утром доставить в поселок.
— Я не буду спать всю ночь, — заявил Мун. — Пусть только попробует убежать!
Ральф, повернувшись на бок, достал из медицинского кармана шприц и сделал себе инъекцию. Слабость и непрерывная боль в перебитой ноге мутили сознание. Когда его перенесли в пещеру и уложили на травяную подстилку, у него хватило лишь сил оглядеть низкие каменные своды…
После ужина Хэнк принес металлическую трубку, принадлежавшую Ральфу, и пощелкал какими-то рычагами.
— Это Огненное Копье, — пояснил Хэнк, — один воин способен перебить целый отряд.
Мун осторожно взял в руки автомат.