Время выжидания, пока снова появятся киты, считалось среди «палубных зрителей» потерянным, и повар с огорчением собрался возвращаться на камбуз.
— Ну и громадины! — сказал он восторженно.
— А ты в Москве бывал? — спросил у него моторист.
— Был один раз.
— Колонны Большого театра видел?
— Видел, конечно.
— Ну, так наши финвалы подлиннее тех колонн.
Когда судно приблизилось к «блинам», боцман Лазарев взобрался на мачту к бочковому, всмотрелся в оставленные китами водовороты и крикнул сверху:
— Киты ушли вправо!
И хотя киты в поисках пищи могли под еодой несколько раз менять направление, все же Зарва, обернувшись к штурвальной рубке, скомандовал:
— Право руля!
Зарва учил молодежь понимать маневр китов и идти по их предполагаемому пути, чтобы вовремя очутиться у того места, где они вынырнут.
— Великолепные экземпляры, — сказал он стоящему рядом с ним Кузнецову. — Охота предстоит трудная: они очень голодны, а потому будут долго пастись под водой и мало держаться на поверхности. Чтобы насытиться, такому великану нужно съесть в сутки до шести тонн мелких рачков.
— Здесь, должно быть, обильное пастбище, — сказал Кузнецов, — киты постоянно толкутся против этой бухты.
— Они занырнули метров на двести, — после некоторого выжидания сказал Зарва. — Сколько уже прошло минут?
— Одиннадцать, — ответил Кузнецов, взглянув на хронометр.
Зарва передал команду на штурманский мостик: застопорить сразу обе машины, чтобы шум дизельных двигателей и вибрация корпуса судна не напугали китов при всплытии У китов при плохом зрении очень тонко развит слух.
Зарва проверил вращение пушки и ее прицел. Он решил стрелять с расстояния не далее тридцати метров, хотя стрельба гарпуном возможна в пределах семидесяти.
Прошло четырнадцать минут, но киты все еще не появлялись.
— В Антарктике вам, Кузнецов, — заговорил Зарва, — нужно будет уметь находить китовые пастбища. Конечно, брать пробу планктона из океана вам не придется, но развивать свою наблюдательность вы обязаны. Тогда не станете терять время на поиски китов, понапрасну бить механизмы и жечь топливо. Все китобои записывают в журнал координаты каждого убитого кита и ставят на карте точку в соответствующем месте. Вы видели нашу карту? На ней эти точки расставлены так кучно, как пули в мишени меткого стрелка. А что это значит?. — Зарва взглянул на хронометр. — Это значит, — продолжал он, — что мы не метались вокруг островов и не растягивали территорию промысла.
Его голос звучал твердо, и слова приходили в созвучное равновесие. Это происходило всякий раз, когда учитель в нем брал верх над охотником.
— А почему вы не у пушки? — вдруг спохватился он. — Ведь сегодня ваша очередь.
— Моя… — ответил Кузнецов и замялся.
— Что же случилось?
— Да мы все прослышали… — начал Кузнецов, — что сегодня у вас особенный день…
— Нет, — перебил его Зарва, — сегодня день особенный у вас. Вам встретились отличные киты. Это именно те киты, на которых можно кое-чему научиться. У меня на счету их тысяча, а у вас пока нет ни одного. Извольте же стать к пушке.
Взяв Кузнецова за плечо, он подвел его к пушке, а сам стал в двух шагах сбоку.
Киты вынырнули в двух кабельтовых от судна. Но они оказались бы еще дальше, если бы судно застопорило у «блинов» в ожидании их появления.
Китов стало трое: к двум присоединился под водой тот третий, который прежде плыл одиночкой.
После долгого пребывания без воздуха их первый фонтан был особенно высок. Можно было рассчитывать, что они подольше задержатся на поверхности, чтобы отдышаться. Но сразу же после первого фонтана среди китов произошло какое-то замешательство. Один из них наполовину выбросился из воды, высоко вскинул хвостом и лопастями махала сильно рассек воду.
На судне решили, что китов окружило стадо хищных касаток; при нападении они вырывают из китовых тел куски мяса. Однако Зарва, присмотревшись в бинокль, установил, что присоединившийся кит был самец и что сампы подрались.
Давайте команду, надо быстрей подойти к китам, — поторопил Зарва.
— Средний вперед! — вырвалось у Кузнецова.
Его лицо слегка побледнело.
— Неверно! — остановил его Зарва. Он старался говорить спокойно. — Так вы сразу распугаете китов шумом машины. Начинайте с самого малого хода, а потом постепенно набавляйте.
Но было уже поздно. Заработали обе машины, и гребные винты быстро повели за кормой пенистую дорожку.
Киты стали уходить параллельным курсом.
Приставший самец ушел влево и вскоре занырнул. Остальные два после четвертого фонтана занырнули вместе.
Стоявший на вахте Спиридон Севастьянович вышел из штурвальной рубки с раскрасневшимся лицом.
Это я виноват, — сказал он громко, не глядя ни на кого. — Я! Не нужно было слушать всякий вздор, а передавать в машинное «самый малый».
— Правильно, товарищ старпом! — горячо поддержал его молоденький матрос из школы юнг. — Это ж понятно самому малому.
— Нет, не выдержит мое сердце! — сказал Спиридон Севастьянович и кинулся обратно в штурвальную рубку.
— Нет, не ставил бы я Кузнецова на таких китов! — проворчал радист. — Не по его силам.
«Палубные зрители» томились, ожидая, когда покажутся киты. Некоторые спорили, где и на каком расстоянии от судна они должны вынырнуть.
Киты появились скоро, через семь минут.
— Они мало надышались воздухом, — решил радист.
— Запасы продовольствия прикончили, — сказал завпрод.
— Я говорил, что вынырнут с левого борта! — радостно воскликнул тот же паренек из школы юнг. — Отдавай назад мой десяток папирос! — обратился он к мотористу.
— Лево на борт! — разнеслась по судну команда Кузнецова.
Он резким движением повернул пушку влево.
— Не горячитесь, — сказал Зарва. — Судно, пока стоит на месте, не будет слушать руля. Нужно прежде сдвинуть судно.
Кто-то рассмеялся. Зарва обернулся. Смех тотчас же утих.
— Самый малый! — скомандовал Кузнецов.
«Пассат» круто повернулся влево и под острым углом медленно двинулся навстречу китам.
Теперь и сами киты шли на сближение.
— Глупая скотина, — философствовал капитан, наблюдая за ними в бинокль. — На такую тушу, весом в сто тонн, природа отпустила всего лишь три килограмма мозга.
Капитан попрежнему стоял на мостике. Теперь требовалась особенно четкая согласованность в действиях капитана и гарпунера; нужно было пересечь курс китов точно там, где один из них выплыл бы на поверхности воды.
Когда Кузнецов опускал предохранитель пушки, Зарва заметил его бледность.
— Возьмите себя в руки, — тихо сказал он, — покажите маневренность…
До китов было совсем близко. Уже отчетливо слышалось, как, выбрасывая фонтаны, они тяжко и медленно фыркают. Вслед за струей воды из их дыхала вырывался воздух, как пар из клапана паровоза.
Впереди шла самка. Ее грузное тело, весом в двадцать слонов, плавно появлялось из воды. Показав спинной хребет, она ушла под воду с тем, чтобы вынырнуть уже под прицелом пушки.
— Командуйте, командуйте же! — не выдержал Зарва. — Мы проскочим прежде, чем вынырнет кит!
— Левая машина стоп! — выкрикнул Кузнецов и замахал рукой вправо.
— Оба стоп! — скомандовал Зарва и направил руку Кузнецова. — Право не ходить! — кричал он. — Одерживай, одерживай!..
В двадцати метрах от форштевня вспенилась вода. Показалась овальнорылая гигантская морда с приоткрытой пастью, густо усаженной роговыми усами, и тотчас же ударил мощный фонтан. Водяная пыль понеслась на палубу, распространяя тухлый запах.
— Еще немного — и упустили бы финвала, — уже овладев собой, сказал Зарва: — он прошел бы у нас под килем.
Когда голова кита скрылась в сбитой пене, из воды стало вздыматься лоснящееся на солнце светлошоколадное тело гиганта, обтянутое кожей, напоминающей линолеум.
— Цельтесь ближе к ласту, — снова теряя сдержанность, горячился Зарва. — Там его сердце!.. Бейте наповал!
Кузнецов стал наводить пушку, целясь по линии, где туша кита выступала из воды. Его руки дрожали.
Наступила минута безмолвия. Зарва уже не давал никаких указаний и не позволял кому бы то ни было говорить «под руку».
На штурманском мостике и на палубе все ждали выстрела. Зарва присел на ящик, в котором хранились гильзы. Не отрывая взгляда от кита, он отчаянно взмахнул рукой в тот самый миг, когда ему показалось, что должен был прогреметь выстрел.
Но выстрела не последовало, и кит ушел под воду. Зарва подскочил к пушке:
— Осечка?
— Нет, Петр Андреевич, — подавленно пробормотал Кузнецов, — рукой сразу не нащупал спуска… Упустил момент…
— Да не момент вы упустили, — накинулся на него Зарва, — а такого кита! Такого кита!..
— Да не момент вы упустили, — накинулся на него Зарва, — а такого кита! Такого кита!..
Он сорвал с головы кожаный шлем и вытер ладонью вспотевший лоб.
Совсем близко, перед носом судна, взлетела струя фонтана: вслед за самкой вынырнул самец.
Судно продолжало еще идти по инерции вперед.
Зарва зло крикнул:
— Полный назад!
Однако стрелять в сердце уже было поздно. Еще более громоздкое тело самца быстро погружалось в воду, поднимая на поверхность хвостовой плавник.
— Цельтесь под воду, — быстро проговорил Зарва. — Есть еще время…
Грохнул раскатистый выстрел.
Линь, сложенный петлями под стволом пушки, взвился, разматываясь в воздухе, и устремился в воду за гарпуном.
На мгновение кит неподвижно замер на поверхности, а потом стремглав занырнул с таким всплеском, будто в воду рухнул обломок скалы. Из глубины послышался взрыв гранаты. По звуку все поняли, что граната разорвалась не в теле кита, а в воде.
— Промах! — вскрикнул Кузнецов и животом навалился на пушку после ее отката.
Поверхность воды взбурлил водоворот бурой жидкости, которую в страхе выпускает всякий кит. Вслед за этим забурлил второй водоворот, яркоалой крови. Кровь расплывалась на гребнях волн, смешиваясь с бурой жидкостью.
Тем временем весь гарпун-линь ушел под воду и внезапным рывком потянул за собой линь, перекинутый через блок. Блок, подвешенный на стальном тросе к мачте, под натяжением резко опустился вниз и, в свою очередь, потянул за собой стальной трос, который уходил под палубу, где скреплялся с тридцатью тремя соединенными буферами от железнодорожных вагонов. И мощные пружины буферов сжимались и скрипели, потому что кит рывком в полторы тысячи лошадиных сил давил на них весом в сто двадцать тонн.
— Что там, уснули на лебедке? — закричал Зарва. — Травите, травите линь!
Колеса электрической лебедки, вращаясь, вытягивали из трюма запасы линя с такой быстротой, что линь, выходя из стопора, дымился от трения.
Раненый кит вынырнул в трехстах метрах от судна и, видимо, намеревался догонять далеко уплывшую самку. Он плыл в том же направлении, но медленней и заметно дольше держался на поверхности воды. Когда он выныривал, на его боку показывалась алая струя, которая тотчас же смывалась водой и расплывалась мутнокрасными пятнами.
В бинокль можно было видеть, что гарпун пронзил кита насквозь и выскочил с другого бока. Поэтому граната взорвалась в воде, при вылете гарпуна.
Лебедка безостановочно выбрасывала за борт линь. Капитан вел судно полным ходом вслед за раненым китом, мгновенно меняя курс при малейшем повороте кита, чтобы не допустить обрыва линя.
На носу все были заняты работой. И даже «палубные зрители», отдыхавшие после вахты, из наблюдателей и спорщиков превратились в «авральных китобоев». Промедление или неточное исполнение приказания капитана или гарпунера на палубе и в машинном отделении грозило потерей кита.
Кузнецов с видом счастливого удачника, но в душе еще не веривший в прочность своей удачи, перезаряжал вместе с Лазаревым пушку и торопил его, повторяя:
— Как бы не оборвался! Как бы только не оборвался!
Повар прибежал на нос, чтобы узнать, кто загарпунил кита.
Подойдя к Кузнецову, он торжественно обратился к нему:
— Поздравляю тебя, Петя, с первым китом… Я замесил уже тесто для торта. Знал, что сегодня все равно кто-нибудь да убьет кита. Такое уж у нас правило — приходить на базу не с пустыми бортами. Думал испечь торт по случаю тысяча первого кита Петра Андреевича, а вышло по случаю первого комсомольского… Ну, да это все едино: ведь первый кит — тоже юбилейный…
Пушка уже была перезаряжена добойным гарпуном, а кит все еще шел впереди судна, держась более чем в полукилометре и оставляя позади себя кровяные «блины». Но плыл он уже медленно.
Со стороны острова прилетели чайки и глупыши. Они описывали над кровавым следом круги: чайки — высоко, а глупыши — едва не разрезая крыльями воду.
Стоявший у лебедки доложил Зарве:
— Уже четыре с половиной бухты вытянул!
— Трави еще, — сказал Зарва. — Линя хватит.
Зарва, всюду поспевавший, вернулся к Кузнецову.
— У кита прострелен кишечник, — сказал он ему. — Он долго еще нас поводит. Плохо. Нужно бить наповал… Ну, это еще придет к вам. Главное — нужно изучать повадки китов, да не по Брему, где кит изображен на картинке, высунувшись на три четверти из воды, а в море, в океане. И еще нужно уметь подходить к ним. Так и запомните.
Спустя час блок, который то и дело рывками опускался книзу, натягивая стальной трос, поднялся и стал неподвижно на свое обычное место. Кит больше не тянул. Зарва застопорил лебедку.
Кит остановился и, взмахивая могучим хвостом, хлестал по воде. Казалось, будто он перешибает спинные хребты океанских волн.
Самка уплыла далеко и скрылась из виду.
Судно продолжало идти. Расстояние между ним и китом приметно сокращалось. Колеса лебедки теперь медленно вращались в обратном направлении, выбирая линь из воды. Когда до кита оставалось менее ста метров, капитан подал команду «стоп».
Кит выбрасывал частые и невысокие фонтаны и, взмахивая хвостом, показывал на боку рваную рану, из которой торчал конец гарпуна. Волны слизывали кровь.
Лебедка продолжала работать, линь подтягивал кита к судну: нужно было с двадцати или тридцати метров добить его вторым гарпуном.
Кит встрепенулся и, сильно натянув линь, рванул в сторону, делая попытку уйти. Он метнулся в одну сторону, потом в другую и наконец пошел в сторону судна. Казалось, будто кит идет на таран. Приподняв голову и рассекая воду, он двигался на борт, как огромная сигарообразная торпеда.
— Полный назад! — закричал Зарва и кинулся к штурвальной рубке.
Но капитан уже разворачивал судно, повертывая его носом к стремительно приближавшемуся киту.
Кит прошел рядом с судном, почти вплотную. Задев его раненым боком, он высоко взмахнул хвостом и, как огромным молотом, ударил по борту. Стальной корпус загремел от удара, словно в него врезалась тяжело нагруженная баржа.
— Укротите скорей вашего усатого, — сказал капитан вбежавшему в рубку Зарве, — иначе он потопит нас… Нет, не нравятся мне финвалы. С кашалотами куда меньше беспокойства.
Кит нырнул под корму. Линь сильно рвануло, и блок потянул за собой вниз заскрежетавший стальной трос.
— Отдавайте, отдавайте ему линь! — раздавался с переходного мостика голос Зарвы. — Быстрей, быстрей!
Лебедка заработала во всю мочь, снова посылая линь за борт.
Но команда опоздала: блок подскочил кверху на прежнее место и свободно закачался под мачтой. В тот же миг линь перестал подниматься на блок и лег на палубу, заплетаясь в вольные кольца.
— Стоп травить! — приказал боцман и перегнулся через фальшборт, ища глазами в воде оборванный конец линя.
Взглянув вниз вдоль судна, он увидел вмятину в борту от удара китового хвоста. Солнечные лучи отражались в ней, как в вогнутом зеркале,
Зарва тоже подбежал к фальшборту.
— Любуетесь плодами небрежного хранения линя? — с трудом сдерживая себя, бросил он боцману. — От сырости, Лазарев, от сырости… не сомневайтесь.
Едва это было сказано, как из воды показался конец линя, который уже вытаскивала лебедка. Все увидели, что линь не оборвался, а был перерезан гребным винтом, когда кит нырнул под корму.
Зарва украдкой взглянул на Лазарева. Взгляды их встретились.
— Знаю, что вы про меня сейчас думаете, — сказал Зарва. — После объяснимся… А сейчас нужно спасать кита, иначе он утонет.
— Есть! — по-военному отчеканил Лазарев. — Только, Петр Андреевич, объясняться нам не придется. Тот линь, за который вы меня взгрели, действительно валялся на палубе не по-хозяйски. Я ошибки свои признаю…
«Палубные зрители» собрались на корме, следя за медленно уходившим китом.
— Кит потерян, — сказал спаррист.
— Нет, — тоном знатока возразил ему юнга, — еще успеем всадить в него второй гарпун.
— Где ж тут успеть? Видишь, он уже подыхает.
— Давай спорить на десяток папирос, что успеем.
— Проиграешь. Кит захлебнется и утонет. Это только убитый кашалот держится на воде: у него сала больше. А финвал пойдет на дно.
— Сколько под ним глубины? — спросил кто-то.
— Что, хочешь за финвалом нырнуть?
— А почему бы и нет? Пустяки! — вмешался третий механик, только что вышедший из машинного отделения после вахты. — Ведь под ним глубины-то всего три с половиной километра.
Послышался чей-то смех.
— Что же тут смешного? — рассердился завпрод. — Сейчас на дно пойдет шестьдесят тысяч рублей чистым золотом.
На корму вышла буфетчица Люба. Она перестала накрывать стол к обеду в кают-компании, как только узнала, что кит оборвал линь. Она молча глядела на кита, а потом, вздохнув, бросила в сердцах: