В действительности, как рассказывает один из приближенных Путина, главной его целью было произвести впечатление на чиновников. Истинной мишенью удара был не Устинов лично, а ближний круг Путина вообще.
Дело в том, что к 2006 году прямо под боком у Путина сформировалась тесная компания единомышленников. Еще в ноябре 2003 года генеральный прокурор Устинов и помощник президента Игорь Сечин породнились: поженились сын Устинова Дмитрий и дочь Сечина Инга (по иронии судьбы это случилось через месяц после другого важнейшего в жизни Сечина и Устинова события — ареста Михаила Ходорковского). Два влиятельных чиновника стали регулярно встречаться и общаться. Их роднило многое: довольно консервативный взгляд на политическую систему, недоверие к Западу, увлечение философами-почвенниками, православие. Со временем дружеский кружок стал шириться. Сначала к нему стал все чаще присоединяться премьер-министр Михаил Фрадков, а потом с Сечиным и компанией подружился московский мэр Юрий Лужков. Эта странная четверка стала регулярно встречаться в приватной обстановке и обсуждать будущее страны.
Уже это, подобная дружба столь высокопоставленных людей, не могло не показаться подозрительным. По концентрации начальников — просто готовое ГКЧП-2: ближайший помощник Путина, самый могущественный силовик в стране, по-прежнему популярный и опытный мэр столицы и, наконец, пусть слабый и тщедушный, но все же второй человек в государстве, который начнет исполнять обязанности президента, если с Путиным вдруг что-то случится.
Зимой 2004 года Путин счел убедительными предположения Сечина, что нелояльный премьер-министр Касьянов накануне президентских выборов может быть опасен — на этот раз ситуация повторялась, но уже против Сечина. К тому же в 2003 году Глеб Павловский написал докладную записку, в которой говорилось об угрозе именно этой группы.
Приближались очередные президентские выборы, самые сложные для Путина, выборы, когда ему предстояло передать власть преемнику, — поэтому ему хотелось, чтобы все прошло максимально комфортно и безболезненно. Он еще не знал до конца, кого выберет: Сергея Иванова или Дмитрия Медведева. Но четко понимал, что и первому, и второму уже становится очень некомфортно от странной дружбы четверки Сечин — Устинов — Лужков — Фрадков.
Путину было хорошо известно, что Сечин ненавидит и Иванова, и Медведева. Ярким примером стал случай рядового Сычева. Но одно дело держать его при себе, чтобы возможные преемники оставались в тонусе, — другое дело ставить под угрозу всю конструкцию передачи власти.
Недоброжелателей у «четверки» было предостаточно. Во-первых, Семья и ее окружение: Лужков был ее давний, исторический враг, а Сечин — новый, после того как он посадил Ходорковского и уволил Касьянова. Во-вторых, все давнее, питерское окружение Путина: Сечин считал себя правой рукой президента, поэтому пытался старательно оттеснить всех прочих друзей, в том числе и Иванова, и Медведева. Особенно злились из-за этого те приближенные, чьим главным ресурсом была именно близость к телу: например, начальник личной охраны Путина Виктор Золотов и его бывший зам Виктор Черкесов. Охранника Золотова и секретаря Сечина связывала давняя вражда, но Золотов не мог ее продемонстрировать публично без санкции начальника. И тут вдруг санкция поступила — Путин заинтересовался, что, собственно, обсуждает «четверка», когда остается наедине. Золотов и Черкесов охотно принесли ему распечатки подслушанных разговоров.
Подтверждались все самые худшие предположения: заговор еще не созрел, но зреет. «Четверка» обсуждала, среди прочего, что Михаил Фрадков мог бы стать прекрасным президентом — раз он и так уже прекрасный премьер. В планы Путина не входило ни делать Фрадкова своим преемником, ни даже обсуждать эти перспективы с «четверкой».
На самом деле ничего страшного, кроме амбициозных разговоров, Сечин и компания не сделали — да и вряд ли сделали бы. Наказывать их было особенно не за что — стоило просто припугнуть. Да и то не всех. «Путин решил, что Устинова надо урезонить — все-таки Генпрокуратура стала непозволительно влиятельной, на Сечина достаточно просто наорать, а Лужкова можно даже не трогать — он и без того перепугается», — пересказывает ход мыслей президента один из его приближенных. Фрадкова Путин даже и в расчет не брал — было ясно, что он в этой четверке не равноправный партнер, а просто орудие.
Операция по пресечению несозревшего заговора закончилась так же неожиданно, как и началась. Пять дней все гадали, что станет с зарвавшимся Устиновым и кто вместо него будет новым могущественным генпрокурором. Решение Путина поразило всех: он произвел рокировку. На место отставленного генпрокурора был предложен куда более скромный (и, как говорили, близкий к Семье) министр юстиции Юрий Чайка. А на его место в свою очередь назначили Владимира Устинова. В течение нескольких месяцев Чайка уволил почти всех замов Устинова (тот взял их к себе в Минюст) и перетянул за собой свою прежнюю команду.
В Кремле потом шутили, что намного проще и дешевле было просто перевесить таблички: с Генпрокуратуры на Министерство юстиции и наоборот.
Шутки шутками, но точно такая же история спустя несколько лет произойдет с Белым домом и Кремлем, когда меняться местами будут президент Медведев и премьер Путин вместе со всеми своими аппаратами, помощниками и челядью.
Империи наносят удар
В конце августа 2005 года произошло событие, неожиданным образом преобразившее всю российскую политику, как внутреннюю, так и внешнюю. На первый взгляд оно не имело к России вообще никакого отношения, но это ложное впечатление. 29 августа на Атлантическое побережье США обрушился ураган «Катрина». В зоне стихийного бедствия оказались Луизиана, Миссисипи, Флорида, Алабама и Джорджия. Власти не смогли заранее эвакуировать всех жителей Нового Орлеана, не предвидели, что защитные дамбы не выдержат напора воды. В течение первых дней Новый Орлеан оказался во власти преступников и мародеров, из-за чего даже пришлось прервать спасательную операцию. Джордж Буш оказался под градом критики из-за того, что не прервал свой отпуск в Техасе, узнав о трагедии, т. е. повторил ту же ошибку, что и Владимир Путин ровно за пять лет до этого, после аварии на подводной лодке «Курск».
Российское Министерство по чрезвычайным ситуациям предложило США помощь (в виде двух спасательных самолетов). США отказались, но через несколько дней передумали и попросили прислать эти самолеты. И Путин, и министр обороны Сергей Иванов, и министр по чрезвычайным ситуациям Сергей Шойгу были удивлены подобной хаотичностью. Но еще сильнее шокировало Путина то, что случилось потом. Рейтинг Джорджа Буша обвалился.
Вообще-то Владимир Путин (особенно в первые годы президентства) никогда не полагался на доклады социологических служб. Уверения помощников, что его рейтинг на высоте, его не убеждали: «Может рухнуть в любую секунду», — говорил он. Помня, как за считаные месяцы телеканалы и война в Чечне сделали из него самого популярного политика в стране, он полагал, что так же быстро может произойти и обратный процесс. После каждой трагедии в России, будь то «Курск», «Норд-Ост» или Беслан, Путин всякий раз ожидал, что его рейтинг немедленно провалится, что население именно его обвинит в произошедшем. Однако этого каждый раз не случалось. И вдруг главный кошмар Путина реализовался прямо на его глазах, но не с ним, а с человеком, которого он считал более сильным, опытным и удачливым политиком, с самим «военным императором мира» Джорджем Бушем.
Самым удивительным было то, что Буш не смог никак отреагировать на этот провал. Он не смог ни ответить на обвинения в неэффективности, ни переложить ответственность на кого-то, ни сменить повестку дня, ни поразить избирателей каким-либо другим сильным ходом. Буш, которого Путин считал сильным, куда более сильным лидером, чем он сам, оказался слабаком. Это вселило в Путина огромную уверенность в своих силах. И в корне изменило тон всех дальнейших переговоров с США: ведь теперь он имел дело не с военным императором, а с хромой уткой.
В октябре 2006 года, как описывает Ангус Роксборо, Путин поиздевался над Кондолизой Райс: ей пришлось несколько часов сидеть и ждать в гостинице, пока он согласится ее принять. А ему просто не хотелось, потому что он выпивал в Барвихе с товарищами. После заседания Совета безопасности его члены решили не разъезжаться, а отметить недавние дни рождения вице-премьера Дмитрия Медведева и секретаря Совбеза Игоря Иванова. Путин решил, что нет ничего страшного в том, что госсекретарь США подождет до вечера. Но и вечером он решил, что ему не хочется прерываться и лучше пригласить Кондолизу Райс прямо к столу — пусть поговорит сразу со всем Советом безопасности. Помощник президента США по национальной безопасности Стивен Хедли вспоминал, что просто остолбенел, когда они приехали в замок Майендорф на Рублевке, зашли внутрь и обнаружили за столом с закусками сразу десяток высших руководителей России. «Конди, присоединяйтесь, у нас тут как раз для вас есть несколько секретных материалов», — ехидно пошутил Сергей Иванов, указывая на бутылки с грузинскими винами. Но Кондолиза Райс ничуть не смутилась. Она хладнокровно попросила Путина выйти для недолгого конфиденциального разговора. Он согласился, взяв с собой своего конфидента по связям с американцами Сергея Иванова и еще министра иностранных дел Сергея Лаврова в качестве переводчика[27].
Этот разговор закончился скандалом: Райс и Путин поругались из-за ситуации в Грузии. Госсекретарь США продолжала настаивать на том, что все страны — соседи России имеют право сами решать свою судьбу, а Путин отвечал, что Россия не допустит силового решения замороженных конфликтов в соседних с Грузией республиках: Абхазии и Южной Осетии. Разговор шел на повышенных тонах и совершенно не напоминал идиллию четырехлетней давности.
А когда-то Сергея Иванова и Кондолизу Райс связывали по-настоящему дружеские отношения. В мае 2002 года Джордж Буш с женой и свитой гостили у Путина в Санкт-Петербурге. В один из вечеров президент повел американцев в Мариинский театр, на «Щелкунчик». По дороге Сергей Иванов и Кондолиза Райс говорили, что являются увлеченными балетоманами и вовсе не хотят в сотый раз смотреть классическую постановку «Щелкунчика». Как только в зале погас свет, Иванов (тогда уже министр обороны) предложил Кондолизе (тогда — помощнику президента по национальной безопасности) сбежать и посмотреть что-то более любопытное. Она согласилась. И Иванов повез ее в репетиционный зал студии Бориса Эйфмана, смотреть на русский авангардный балет. Приглядывать за беглецами отправили секретаря Совбеза Владимира Рушайло (российского коллегу Кондолизы Райс по должности), который был явно страшно недоволен такой суетой. Зато Иванов и Райс были в восторге.
В октябре 2006 года от этого восторга не осталось и следа. Кондолиза Райс, испортившая душевное застолье в Майендорфе, стоя на высоких каблуках, смотрела на Путина и Иванова сверху вниз и едва ли не кричала. Они отвечали ей такими же полными ярости и презрения словами и взглядами.
Через две недели в США прошли промежуточные выборы в конгресс. Республиканцы потерпели сокрушительное поражение: потеряли и сенат, и палату представителей, которые контролировали два года перед этим. Для Путина это было совершенно четким сигналом: Буш — лузер, с ним больше не нужно считаться. Надо давить.
Слабость Буша не вызывала никаких сомнений — Путину казалось, что Буш больше не хозяин даже в своей собственной администрации. В 2007 году, желая предотвратить развертывание ПРО в Европе, Путин выступил с неожиданным предложением: создать совместную российско-американскую систему ПРО, а вместо того, чтобы создавать новую РЛС в Чехии, использовать уже существующую габалинскую РЛС в Азербайджане. Американские партнеры были в шоке: ни Джордж Буш, ни Кондолиза Райс не ожидали от Путина такой открытости и готовности к сотрудничеству. Казалось, он просто обезоружил США своими предложениями. Но спустя месяц эксперты Пентагона прилетели в Азербайджан, чтобы проинспектировать габалинскую РЛС, и она их совершенно не впечатлила. Они доложили в Белый дом, что РЛС устаревшая и не соответствует американским требованиям. Чиновники явно спускали на тормозах прорывные предложения России, а Буш, на словах соглашавшийся на все предложения Путина, не проявлял никакой политической воли, чтобы отстаивать их совместную договоренность.
Заочное выяснение отношений случилось в феврале 2007 года. Владимир Путин и Сергей Иванов приехали на Мюнхенскую конференцию по безопасности с тем, чтобы проучить Джорджа Буша. Путин подготовил речь, которая должна была, с одной стороны, продемонстрировать его отношение к поверженному «императору мира», а с другой стороны, быть предложением к новому диалогу для всего мирового сообщества[28].
Начал Путин с серии выпадов против США и «доктрины Буша».
Предлагавшийся после холодной войны однополярный мир не состоялся.
История человечества, конечно, знает и периоды однополярного состояния и стремления к мировому господству. Чего только не было в истории человечества.
Однако что же такое однополярный мир? Как бы ни украшали этот термин, он в конечном итоге означает на практике только одно: это один центр власти, один центр силы, один центр принятия решения.
Это мир одного хозяина, одного суверена. И это в конечном итоге губительно не только для всех, кто находится в рамках этой системы, но и для самого суверена, потому что разрушает его изнутри.
И это ничего общего не имеет, конечно, с демократией. Потому что демократия — это, как известно, власть большинства при учете интересов и мнений меньшинства.
* * *«Сегодня мы наблюдаем почти ничем не сдерживаемое, гипертрофированное применение силы в международных делах, военной силы, силы, ввергающей мир в пучину следующих один за другим конфликтов. В результате не хватает сил на комплексное решение ни одного из них. Становится невозможным и их политическое решение.
Мы видим все большее пренебрежение основополагающими принципами международного права. Больше того, отдельные нормы, да, по сути, чуть ли не вся система права одного государства, прежде всего, конечно, Соединенных Штатов, перешагнула свои национальные границы во всех сферах: и в экономике, и в политике, и в гуманитарной сфере — и навязывается другим государствам. Ну кому это понравится? Кому это понравится?»
Именно эта яркая антиамериканская часть выступления Путина была замечена и процитирована всеми. Она спровоцировала такой серьезный скандал, что вторую и третью части речи никто не заметил. А вторая часть была тоже амбициозной, но куда более миролюбивой: Путин предлагал разработать новую архитектуру мировой безопасности, т. е. прислушиваться к голосу России и других стран БРИК, а не решать все только в рамках НАТО. Третья часть и вовсе содержала рутинное перечисление традиционных путинских обид: отказ европейских стран и США от ратификации адаптированного ДОВСЕ, расширение НАТО на восток, препятствия для российских инвестиций в Европе, неудачи России на пути вступления в ВТО.
Такой международный популизм сыграл двоякую роль. С одной стороны, Мюнхенская речь стала очень популярной. Опробованный Путиным образ главного антиамериканиста мира быстро принес дивиденды — по итогам года Путин был объявлен человеком года по версии журнала Time. И вовсе не благодаря каким-то достижениям, хотя в этом, 2007 году ему удалось осуществить, наверное, самую сложную операцию в своей политической карьере, операцию «Преемник». Всеобщее признание пришло к Путину исключительно благодаря его новой риторике, которую он обрел, поняв, что ему больше не надо ориентироваться на Джорджа Буша, не надо больше стремиться понравиться ему или кому-то еще. В июне 2007 года, накануне саммита G8, он выразил эту мысль в интервью таким иносказанием: «После смерти Махатмы Ганди уже и поговорить не с кем». Попрощавшись с Джорджем Бушем, Путин остался наедине с самим собой, в полной уверенности, что теперь он самый опытный, сильный и удачливый мировой лидер.
Война каждый день
Чем ближе было окончание президентского срока, тем больше Путин нервничал, а значит, тем более нервозной становилась российская внешняя политика. Он не был уверен в том, что операция «Преемник» пройдет удачно, — в конце концов, он сам до конца не определился с тем, кто будет преемником, когда он назовет его имя, и не возникнут ли в процессе непредвиденные сложности.
Вторым источником постоянного раздражения были отношения с США. Накопленные обиды приходилось на ком-то вымещать, поэтому 2006 и 2007 годы превратились в годы сплошных скандалов — российская власть то и дело обрушивалась всей своей мощью на кого-то из маленьких соседей.
Весной 2006 года Россия решила наказать Грузию и Молдавию за новую прозападную политику их властей: был запрещен импорт в Россию грузинских и молдавских вин, а заодно еще и грузинской минеральной воды.
Грузинские власти объявили о раскрытии российской шпионской группы, а в ответ в России началась полномасштабная антигрузинская кампания — в течение недели из страны выслали всех трудовых мигрантов — граждан Грузии; чтобы их оперативно разыскать, милиционеры ходили по школам и переписывали детей с грузинскими именами. Одновременно было прекращено авиасообщение с Тбилиси.
В Польше хулиганы побили детей сотрудников российского посольства. Путин немедленно увидел в этом провокацию и намеренное желание унизить Россию. Сразу вспомнил, что в начале своего президентства бывший коммунист президент Александр Квасьневский втерся к нему в доверие, но потом именно Квасьневский стал основным посредником на переговорах после «оранжевой революции», именно он способствовал приходу к власти Виктора Ющенко. И в России начиналась антипольская кампания, сопровождающаяся запретом польских продуктов.
Наконец, весной 2007 года статус главного врага перешел к Эстонии. Под влиянием местных националистов власти республики приняли решение перенести захоронение советских солдат, а также стоявший на этом месте памятник с одной из главных площадей Таллина на воинское кладбище. Среди русскоязычного населения Эстонии начались протесты, которые немедленно подхватили сурковские «Наши». Они отправили десант в Таллин и одновременно начали осаду эстонского посольства в Москве. Их напор моментально поддержала вся остальная сурковская пропагандистская машина: российские госканалы стали называть эстонских руководителей наследниками нацистов и начали проводить параллели между событиями 2007 года и Второй мировой войной — будто бы борьба между «русскими» и «фашистами» продолжается, как и полвека назад. Эту метафору развил и сам президент Путин, выступая на параде 9 мая: «как и во времена Третьего рейха», кое-кто в мире демонстрирует «все то же презрение к человеческой жизни, те же претензии на мировую исключительность и диктат», фактически сравнив США и гитлеровскую Германию. А через пять месяцев осудил ЕС за «потворство героизации нацистов и их карателей-пособников», имея в виду власти Эстонии и Латвии. Это стало первым и на долгое время единственным опытом подобных аналогий — в следующий раз перенос политической реальности в прошлое и реконструкция ролевых моделей Второй мировой войны в российской политике случится через семь лет — в 2014 году.