– Продаю!
– Мы не покупаем, – испуганно ответила она.
– Недорого, – подался он к ней.
– Ни за сколько. Не приближайтесь.
– Ну хоть за что-нибудь.
– Нет. Уходите.
Витек поплелся на рынок и встал у входа. Челюсть положил на ладонь и выставил перед собой.
К нему долго никто не подходил. Наконец одна старушка спросила:
– Сколько стоит?
– Недорого. За бутылку отдам.
Бабка подумала, о чем бы еще спросить и изобрела вопрос, приличествующий ситуации.
– А она не заразная?
– Нет.
– А чего сам не носишь?
– Это не моя.
Это ее озадачило.
– Где же ты ее взял?
Витек замялся, а потом решил сказать правду.
– Нашел.
– Так откуда же ты знаешь, что она не заразная?
– Я ее помыл.
Но старушка уже была настроена скептически.
– А может, ты ограбил кого и вырвал челюсть изо рта? – предположила она. – Или у покойника вынул?
Витек содрогнулся от ужасного предположения. Старушка отошла.
«Фантазерка бабушка, – подумал он, – ей бы книжки Донцовой сочинять».
Он понял, что торговать вставными челюстями не самое простое дело на свете.
На горизонте замаячила фигура участкового, и Витек почел за благо убраться с рынка.
На родной решетке народу прибавилось – к компании прибился молодой наркоман в чистой одежде и поджарый мужик около сорока с лицом, покрытым густой сетью морщин, как у спущенного воздушного шарика.
Наркоман был под кайфом – его качало и он никак не мог устроиться горизонтально. На нем была нарядная вишневая куртка, брюки цвета топленого молока, голубая рубашка и новые туфли. Прическа – как только что из парикмахерской. Кожа лица была белая со здоровым румянцем на щеках, а не землисто-багровая, как у бомжей.
Морщинистый разговаривал с Гопчиком – другим приятелем Витька, застенчивым юношей немного придурковатого вида. Они сидели на краю решетки, у их ног стояли две бутылки пива.
Витек присмотрелся к зубам корешей, чего раньше никогда не делал. Кое-кому из них вставная челюсть явно не помешала бы.
– Мужики, – объявил он, – продаю челюсть! Недорого.
– Свою? – засмеялся кто-то. – Тогда лучше почку – их две, а челюсть одна. И стоить будет дороже.
Витек не удостоил того ответом. Он достал из кармана челюсть, положил на ладонь и показал всем. Бомжи притихли, зрелище было непривычным.
– Почти новая! – сказал Витек.
Каждый стал шарить языком во рту, прикидывая, не нужна ли ему челюсть.
Первым интерес проявил Морщинистый.
– Дай померить! – сказал он и, не дожидаясь разрешения, ухватил челюсть и отправил к себе в рот.
Он долго елозил ею так и эдак, корчил страшные рожи. Бомжи улыбались и смотрели на него с интересом. Витек понял, что он ломает комедию.
Морщинистый достал ее изо рта и сказал:
– Фигня.
Он небрежно вытер челюсть о штаны и протянул обратно. Но когда рука Витька уже почти коснулась ее, Морщинистый качнулся на нетвердых ногах и челюсть полетела вниз. Витек мог бы поклясться, что тот сделал это нарочно. Челюсть ударилась о каменную плиту, подпрыгнула и откатилась в сторону.
– Прости, братан, – сказал Морщинистый без особого сожаления в голосе.
Витек молча поднял челюсть. Нижняя ее часть разломалась пополам и один зуб шатался. Теперь ее было не продать. И использовать нельзя.
Он поднял глаза. Бомжи смотрели на него. Морщинистый ухмылялся.
– Зачем ты это сделал? – спросил он.
Тот пожал плечами:
– Случайно.
– Врешь!
– Нет, правда. Да ты не переживай. Или это была челюсть твоих родственников? Тогда мне очень жаль.
«Вот про родственников не надо было», – подумал Витек. Без упоминания родственников, он, может быть, и простил бы того.
Он пристально посмотрел на Морщинистого, но тот не унимался:
– Ты можешь склеить ее «Моментом». Дай-ка взгляну. Витек отдернул руку, но Морщинистый и так видел, что поломалась нижняя часть.
– Или вот еще вариант, – не унимался он, – оставь только верхнюю часть, а нижнюю выбрось. Тогда ты сможешь грызть ею овощи, как кролик. Только нужно будет подкладывать снизу дощечку.
Бомжи засмеялись. Авторитет Витька улетучивался на глазах. Нужно было его спасать. К Витьку вернулся уже почти забытый кураж.
– Сейчас я тебе оставлю только верхнюю часть, – сказал он и с ходу заехал Морщинистому снизу в скулу. Тот упал.
– Сука! – сказал он, поднимаясь, и схватил пустую бутылку с недопитым пивом. – А я тебе и верхней не оставлю.
Он отбил у бутылки дно, отчего пиво вылилось и забрызгало его, и с «розочкой» двинулся на Витька.
Тот попятился. Пространство вокруг решетки было выложено тротуарной плиткой. Угол одной плитки выкрошился, и нога Витька угодила как раз в это углубление. Он стал падать, и в этот момент Морщинистый сделал глубокий выпад вперед со своей «розочкой».
Витек едва успел дернуть головой в сторону, как розочка пронеслась мимо левого уха и оцарапала щеку. Морщинистый навалился на него, и они оба стали падать. Противник должен был оказаться сверху. Витек вывернулся уже у земли, и оба упали раздельно.
От удара о плиты розочка рассыпалась на мелкие осколки и порезала Морщинистому руку. Витек подхватился на ноги раньше, пока тот только вставал на четвереньки.
Он ударил его ногой в живот, а потом навешал столько, сколько захотел.
– Хватить с него, – сказал кто-то из зрителей.
Витек остановился. Морщинистый, согнувшись, побрел к метро.
– Чтобы я тебя больше здесь не видел! – крикнул ему вслед Витек.
Тот отошел на безопасное расстояние, потом оглянулся.
– Мы еще встретимся! – пообещал он.
– Чего-чего? – Витек сделал вид, что догоняет его.
Того и след простыл.
Витек вытер рукавом кровь со щеки.
– Что это за урод? – спросил он. – Кто-нибудь его знает?
Никто не ответил.
– А чего тогда приняли? – повернулся он к Рябому.
Тот пожал плечами и сплюнул:
– Просился очень.
– Тогда мог бы помочь.
– Ты и сам справился, – ответил Рябой.
Он был вдвое здоровее Витька, и тот не стал ему больше ничего говорить.
Лишь теперь Витек заметил, что Профессора среди бомжей нет. Его не было уже несколько дней. Почему-то вспомнились его слова про неустойчивую конструкцию жизни. Минуту назад она и впрямь готова была рассыпаться.
Витек достал из кармана челюсть, бросил в сторону урны и прогнал от себя эти мысли.
4
Профессор вернулся под вечер. Как обычно, он тащил за собой чемодан на колесиках. Он почти никогда с ним не расставался. Витек как-то заглянул туда через его плечо. В чемодане лежала потрепанная одежда и несколько книжек. Может, внизу было что-то еще, но он не разглядел. Сам Витек привязанности к вещам не питал и никогда не заводил себе ни чемодана, ни даже сумки. Он предпочитал устраивать тайники со своим барахлом в разных местах. В одном из них у него хранилась заводная бритва. Расположение некоторых тайников он забывал, и спрятанные там вещи пропадали, другие, с бритвой например, помнил хорошо и поэтому всегда ходил почти без щетины. Он терпеть не мог неопрятные бомжеские бороды. В прежней жизни он нравился женщинам и с тех пор у него сохранилась привычка следить за своей внешностью, насколько это возможно в его положении.
Профессор устроился на краю решетки, подальше от всех, достал из чемодана потрепанную тетрадь в клеенчатом переплете и стал что-то быстро писать в ней огрызком карандаша. На него никто не обратил внимания – все давно привыкли к его чудачествам.
Казалось, Профессор давно забыл о недавнем ночном разговоре. А у Витька не шла из головы сегодняшняя драка. Что это за тип? Случайно ли он тут появился? Чего ожидать дальше?
Витек не смог дождаться, пока Профессор закончит писанину. Он придвинулся поближе и заглянул в тетрадь.
– Ну, что там пишут? – пошутил он.
Профессор вздрогнул и быстро ее захлопнул.
– Так, ничего особенного.
Он был недоволен, что его так бесцеремонно прервали.
– Извини, – смутился Витек.
– Ничего, – холодно ответил Профессор.
– Ну, так ты смотрел? – спросил Витек.
– Чего? – не понял тот.
– О чем мы с тобой говорили.
Профессор наморщил лоб, припоминая:
– Ах, ты вон о чем! Так, посмотрел кое-чего.
– И что? – с нетерпением спросил Витек. Профессор оглянулся, не слушает ли кто-нибудь еще.
Трое бомжей спали, подняв воротники и натянув шапки на глаза, двое других о чем-то болтали, сидя на краю решетки и низко склонившись головами друг к другу. Вроде бы слушать было некому. Но кто знает.
– Давай отойдем, – предложил он и кивнул на чахлое дерево, росшее неподалеку из придавленного чугунной решеткой квадрата земли.
Они переместились туда. Чемодан Профессор оставил возле решетки и все время на него поглядывал. «Вот она, привязанность к вещам, – подумал Витек, – ни минуты покоя».
– Так чего там? – спросил Витек.
– Так чего там? – спросил Витек.
– Там? – немного глумливо переспросил Профессор. – Там все в порядке, а вот у тебя – нет.
– И у меня все в порядке, – поспешно соврал Витек. Профессор пристально посмотрел на него. Глаза у него были холодными.
«Добреньким прикидывается, – мелькнула у Витька мысль, – а как посмотрит – волк волком».
– А порез на щеке у тебя откуда?
– Придурок тут один прибился, – отмахнулся Витек. – Фигня все.
– Так оно, Витя, теперь и пойдет, – назидательно сказал Профессор. – Чем дальше – тем больше таких придурков будут тебя находить. Отобьешься?
– Пока отбиваюсь, – без энтузиазма ответил Витек.
– Конструкция будет становиться все неустойчивее, – напомнил Профессор. – И если ничего не предпринимать, она в один прекрасный день сложится, как карточный домик.
– Ты это уже говорил, – заметил Витек. – Делать-то чего надо?
Профессор задумчиво посмотрел в конец улицы и ответил не сразу:
– Особо тут ничего и не поделаешь.
– Совсем?
– Ну, не знаю. Можно, правда, попробовать…
– Чего? – поспешно перебил его Витек.
– Понимаешь, Витя, – теперь уже по-отечески сказал Профессор, – ошибки прошлого просто так не исправить. Мало кому это удается. По правде сказать – не удается почти никому. Тут нужна особая методика, а она кропотлива и трудна.
– Что за методика?
Профессор не спешил с ответом. А когда заговорил, голос его вдруг стал звучать монотонно, как ручей в жаркий день и его хотелось слушать еще и еще. Хотелось плыть по волнам этого голоса, а потом уснуть в нем и пойти ко дну, но не утонуть, а пребывать в нем вечно. Свои же вопросы Витек теперь слышал резкими и чрезмерно громкими, и сам от них морщился – так неприятно они звучали.
– Я посмотрел звездные карты, – сказал Профессор, – еще кое-какие книги почитал и другие каналы информации задействовал – и получил результат.
– Какой? – с замирающим сердцем спросил Витек.
– Ты готов приложить для достижения цели много усилий?
– Да! – без колебаний ответил он.
– Ты станешь преодолевать многочисленные трудности, которые возникнут на твоем пути?
– Конечно!
– Тогда слушай. Тебе нужно десять раз обойти Садовое по внутренней стороне, причем, против часовой стрелки. Запомни – против, а не по.
– Зачем это?
– Не перебивай. На каждом доме ты будешь ставить мелом вот такой знак. – Профессор показал ему листок бумаги, на котором был нарисован знак, отдаленно похожий на значок бесконечности, но с дополнительными завитками.
– Я не запомню.
– Возьми листок. Пару раз нарисуешь – и он тебе больше не понадобится.
– А потом?
– Потом тебе представится возможность исправить главную ошибку своей жизни.
Витек подумал, что в жизни совершил немало ошибок и непонятно, какая из них главная.
– Какую именно?
– Тебе лучше знать.
– Это когда я…
– Не знаю, – перебил Профессор. – Только помни, что главной ошибкой может оказаться совсем не та, о которой ты думаешь.
– А как же я узнаю?
– В нужный момент ты поймешь.
– А при чем здесь Садовое?
– Это магическое место. Замкнутый круг вокруг центра власти – Кремля. Здесь закручиваются вихревые потоки силы.
Профессор говорил что-то еще, но Витьку вдруг очень захотелось спать. Глаза стали закрываться сами собой, а язык и губы налились свинцом, и произносить слова стало очень трудно.
– Когда начинать? – спросил он, превозмогая свинцовую тяжесть.
– Завтра, – донесся как бы издалека голос Профессора, хотя он стоял рядом.
– Откуда?
– С Крымского моста. И учти – обходить нужно только по ночам.
Витек кивнул и едва не упал от этого движения. Но Профессор вовремя его подхватил.
– Что с тобой? – участливо спросил он. – Тебе нехорошо?
– Спать хочу, – только и смог сказать Витек.
– Обопрись на меня, я тебя доведу.
Вдвоем они дотащились до решетки, и Витек сполз на нее почти бесчувственным. Профессор долго смотрел на него, а потом достал из чемодана свою тетрадь и опять стал в нее что-то записывать.
5
Во втором часу ночи Витек брел по Садовому. Людей на улицах почти не осталось. Только у метро, которое пока еще работало, становилось немного оживленнее, но стоило отойти пару сотен метров – и опять никого. Лишь автомобили проносились мимо на большой скорости, но и их было во много раз меньше, чем днем.
Улицы и переулки просматривались насквозь. Каждый припозднившийся прохожий был виден издалека. Витьку от этого было неуютно, он то и дело оглядывался по сторонам.
Дойдя до начала очередного дома, он искал на стене подходящее место, доставал из кармана мятый листок и, сверяясь с ним, царапал мелом на стене свою загогулину. Ему казалось, что он делает что-то запрещенное, сердце его от этого билось учащенно, и, когда загогулина была готова, он облегченно вздыхал и поспешно шел дальше.
Не на всех домах рисовать было просто. Очень мешали шероховатые стены, облицованные необработанным камнем. К охраняемым особнякам, стоящим за забором, подойти было невозможно, и тогда он рисовал свой знак на кирпичных столбиках, которые держали металлическую ограду.
Некоторые особняки, по большей части банковские, были сплошь увешаны камерами слежения. На одном таком нарисовать загогулину удалось без проблем, но уже из другого на Смоленской-Сенной выскочил охранник.
– Эй, ты что там делаешь? – заорал он.
– Как что? – схохмил Витек, у которого было настроение покуражиться. – Дык, мину ставлю на вашего главного. МОН-50 называется, слыхал про такую?
Охранник аж подпрыгнул на месте от такой наглости, но дальше не побежал. Он зачем-то рванул с пояса дубинку и одновременно стал что-то быстро бубнить в рацию, не спуская глаз с Витька.
– Ну, покеда, братан, – сказал Витек. – Ты не один у меня такой, надо и к другим успеть. Только не трогай здесь ничего, а то как бы не оторвало чего. Ладно?
И быстро ушел. Не следовало, конечно, так шутить с этим придурком, но уж больно он не любил охранников и особенно банковских.
Когда на его пути из какого-нибудь ресторана «Хрен и редька» вываливалась пьяная компания и начинала бурно ловить такси, Витек предпочитал переждать в тени, пока они уедут. Никогда нельзя было знать, не захотят ли они набить одинокому бомжу морду. Просто так, для развлечения.
Витек знал, что некоторые люди ненавидят бомжей и от них можно ожидать чего угодно. Он понимал, что на самом-то деле они ненавидят собственную жизнь и переносят злобу и раздражение на тех, кто живет не так. Да, бомжи грязные, да, спившиеся, но – свободные. У этих ничтожных тварей было то, чего не было у них самих, – свобода. Голодная, жалкая, уродливая, но – свобода. И это раздражало. Им не нравилось, что для того чтобы быть свободным, нужно стать бомжом, а чтобы оставаться нормальным, нужно от свободы отказаться. Но можно ли считать нормальным человека, который добровольно откажется от свободы? И кто тогда на самом деле нормальнее?
Витек шел и механически рисовал свою загогулину на стенах. Ему начало казаться, что он – ночной сторож и даже захотелось крикнуть, как в виденном когда-то фильме:
– Спите, жители Багдада! В городе все спокойно!
Но Москва – не Багдад и он – не сторож. Он бомж. Жители Москвы не нуждались в его услугах. Их покой охраняли кодовые замки, консьержи, металлические двери и милиция. А их дорогие автомобили охраняла сигнализация и всякие там хитроумные блокираторы. Бомж в качестве сторожа был им не нужен.
Когда Витек только начал бомжевать, ему часто становилось не по себе от мыслей о собственной ненужности, а потом он к ним привык. Ведь и нормальные граждане тоже не больно кому нужны. На работе они необходимы лишь до тех пор, пока могут выполнять свои обязанности, дома – пока содержат детей и жен. Но стоит им состариться или потерять работу, как они уже и не нужны. По сути, вся разница между ними и бомжами состоит лишь в том, что у них есть жилье, а у бомжей – нет.
Поглощенный этими мыслями, он не сразу заметил, как из переулка появилась крупная мужская фигура в зимнем камуфляже и крадучись пошла следом. Это был Восемнадцатый. Со времени их встречи прошло больше недели, и омоновец за это время сильно изменился. Волосы его были всклокочены, а лицо слегка закопчено. В глазах горел дикий огонь хищника, выслеживающего добычу. Одежда пропылилась и стала неопрятной.
Ступая неслышно и прячась в тени стен и деревьев, он все ближе и ближе подбирался к бомжу. Когда до Витька оставалось уже совсем немного, он отстегнул с пояса дубинку и занес ее для удара. Он целился в голову.
В этот момент бомж засмотрелся на освещенное окно на первом этаже с открытыми шторами. По комнате расхаживала молодая женщина, только что вернувшаяся домой.
Внимание Витька привлекла не столько дорогая мебель и хороший ремонт, сколько ее красота и природная грация. «Это и у меня могла бы быть такая», – с тоской подумал он то ли о комнате, то ли о женщине. И сразу понял, что мысль абсурдна, – нет, не могла бы.