Обратите внимание, что и те и другие стремятся «социализировать» свои индивидуальные установки, образуя явно выраженные социальные группы и даже политические партии. Тем самым обе стороны стремятся аннулировать существование тайны человеческой сексуальности, которая, как и любая тайна, требует индивидуального к себе отношения.
На всем протяжении истории человеческой цивилизации человеку предоставлялась возможность столкнуться с существованием тайн через причастность с детского возраста к религиозной культовой практике. Религиозное сознание тем и характерно, что человек получает возможность не ограничивать свое мировосприятие повседневными прагматическими нуждами. Он приучается к мысли, что отнюдь не практика — индивидуальная или общественная — является критерием истины, и что этот критерий лежит за пределами быта и повседневности. Надо сказать, такое мировосприятие отнюдь не делает человека субъективно более беспомощным, чем его материалистически мысливший оппонент. А дело здесь вот в чем.
Наука, увлекшись распространением идеи о собственном всемогуществе, тем самым неявно подавляла идею об индивидуальном могуществе каждой отдельной личности. А могущество раскрывается человеку в момент личного предстояния перед тайной и готовности самому для себя эту тайну раскрывать. Поэтому в любой культуре были ритуализированы моменты рождения, смерти и сексуальной инициации, являющиеся «поворотными пунктами» жизни. Эти события традиционно происходили в присутствии наиболее близких людей и (или) представителя культа.
В любой культуре рождение и смерть, сексуальная инициация (праздник наступления половой зрелости) и свадебная церемония включались в сложную обрядовую практику. Сейчас же рождение и смерть стыдливо прячут в больницу, избегая предстояния перед этими тайнами путем коллективного бегства от них. Момент наступления сексуальной зрелости вообще игнорируется, а уж праздником вовсе не является, что позволяет обществу держать человека в роли ребенка неопределенно долгий период. А свадебная церемония вполне может быть заменена «регистрацией».
Так научно-ориентированная цивилизация подводит человека к мысли, что тайн вовсе не существует, а есть только «загадки природы», которые ученые когда- нибудь коллективными усилиями отгадают.
И если с «загадками природы» так, возможно, и произойдет, то раскрытие Тайны — дело сугубо личное (так же, как и спасение души). Способ постижения тайн не может быть тиражирован, не может быть сведен к некоему общему алгоритму, его возможно обрести только самостоятельным опытом души.
Одна из главных в этом ряду — тайна человеческой сексуальности.
Человеческая сексуальность, как и познание, несет в себе две разнонаправленные тенденции: способность разрушать старые связи с миром и способность устанавливать новые. И каждый человек поставлен перед необходимостью примирить действие этих сил, претворить их противоречие во взаимное дополнение. Подросток, становясь мужчиной, рождается заново: сексуальность отрывает его от мира инфантильных зависимостей, приводит его в новый совершенно неведомый мир.
«А не много ли вы тут философии разводите? — спросит иной читатель. — Сексуальность — прежде всего биологическое явление и необходима для рождения детей.» Такому читателю мы спешим сообщить, что согласно последним данным физиологии и эмбриологии человека, приводимым в широко известной книге доктора Марчеллы Дассано-Маркони «Девятимесячный сон» (М.,1993) и книге доктора Сильвио Фанти «Микропсихоанализ» (М.,1993) выживание плода от момента оплодотворения до родов «похоже на чудо», учитывая все внешние и внутренние иммунологические и другие опасности, сопровождающие его развитие.
Итак, смысл сексуальности не сводится к задаче продолжения рода. Тайна сексуальности имеет отношение к процессу личностного освобождения и роста человека.
Недаром древние связывали две вещи: любовь и познание. Во многих языках «познать» человека означало полюбить его, равно как и вступить с ним в интимные отношения. Самосознание пророков и героев, выразившее себя в древних языках, не знало инфантильного противопоставления любви и секса.
Эта исконная нерасчлененность глагола «познать» дает ключ к пониманию сексуальных вопросов ребенка. Честнее отвечать ребенку 4–5 лет, что его подарил Господь или принесла волшебная птица. Таким образом вы не закроете ему пути для самостоятельного приближения к сути волнующей его тайны. Именно на пути к великим тайнам человек развивает силу и свободу мышления.
А что же закрывает путь к великим тайнам?
Первое: социально-государственное вторжение в интимную жизнь человека. Вплоть до строительства домов «образцового коммунального быта», введения ограничительных норм на индивидуальное строительство и владение жильем, установления норм проживания на общей площади (5 кв.м. на человека), что практически узаконивало проживание в одной комнате детей и родителей и сводило секс к удовлетворению физиологической потребности. А печально известная в 20-е годы война против «спален» и двуспальных кроватей как проявлений мещанского быта была наглядным воплощением таких идеологических и этических установок. Сексуальный пуританизм удивительным образом сочетался с полным аморализмом в других сферах — политической, эстетической и этической.
По другую сторону запрета находятся сторонники двух внешне непохожих «идеологий». Это сторонники полового просвещения и сексуального раскрепощения. Что же позволяет объединить их в одну компанию? Ведь в ней окажутся и авторы порнографических рассказиков и сочинители «Энциклопедии секса для детей» с ее игрушечной научностью и мультипликационной наглядностью?
Как ни странно — общая цель. Все они пытаются убедить читателя от мала до велика в том, что тайны секса не существует. Различны только способы — первые, создатели порнолитературы и видеопродукции, обещают нам «все показать» на примере чьего-то ошеломительного личного опыта, а вторые — обещают «все объяснить», причем «от имени науки». И те и другие обещают нас осчастливить и сделать нашу жизнь ярче и богаче.
Есть у них, конечно, и общий враг, с существованием которого они связывают то, что некоторые люди еще не очень счастливы в сексуальной жизни. Он стоит по другую сторону запрета. По их терминологии, это «ханжа», носитель ограничений и предрассудков.
Удивительно, но эта взаимная перепалка оказывается возможной только потому, что у всех трех сторон есть одно невысказанное общее убеждение и общий предмет для разговора. Это стремление защититься от существования тайны сексуальности и желание саму эту тайну устранить любым путем.
Поэтому иногда они договариваются: например, сторонники социально-государственной регуляции не возражают против «научно-обоснованного» полового просвещения. И часто для себя лично склонны устраивать такие «праздники свободной любви» (нередко с элементами садизма), до которых не додумается и самое распаленное воображение создателя порнофильма. Вспомните, как в фильме «Прорва» сотрудник НКВД мог вступать в половые отношения, только если у его жертвы руки были скованы наручниками (хотя она была «готова к интиму» и без них), а во всех остальных ситуациях он был просто импотентом.
Итак, сходство всех трех «партий» состоит в том, что они все неявно разделяют отношение к сексуальности как к чисто физиологической потребности, а поэтому при известных обстоятельствах могут договориться.
Кстати, перечисление через запятую носителями «запретительной» морали слов «секс, насилие и жестокость» выдает их собственные бессознательные установки. Дело в том, что человек, привыкший связывать свое сексуальное поведение с нарушениями запрета и оказавшийся в ситуации, где запрет на сексуальность слаб, будет нуждаться в том, чтобы нарушить еще какой-нибудь запрет. Например, запрет на нанесение вреда своему партнеру. Ведь ему для возбуждения органически необходимо чувствовать себя нарушителем чего- нибудь.
Это подтверждается и судебно-следственной практикой. Известно, что преступники, совершившие особо жестокие сексуальные преступления, воспитывались в чрезвычайно пуританских семьях, где основное внимание уделялось контролю над сексуальностью. Да и сами они в своей семье ведут чрезвычайно «правильный» образ жизни. Они как бы сказали себе: «Секс преступен и ему нет места в обычной жизни. Место ему — в преступной жизни, которую я должен тщательно скрывать от других». Поэтому они часто выбирают профессию учителя и другие «нормативные» профессии.
Итак, у всех трех позиций есть общее и есть различия.
Общее «охранителей» и «просветителей» — в том, что обе «партии» делают ставку на безличные нормы и информацию. От отдельного человека требуется только «усвоение», но не индивидуальное познание. Различие — в том, что одни делают ставку на ограничительные нормы, другие — на обезличенную информацию.
Итак, у всех трех позиций есть общее и есть различия.
Общее «охранителей» и «просветителей» — в том, что обе «партии» делают ставку на безличные нормы и информацию. От отдельного человека требуется только «усвоение», но не индивидуальное познание. Различие — в том, что одни делают ставку на ограничительные нормы, другие — на обезличенную информацию.
Общее «охранителей» и «раскрепостителей», в свою очередь, состоит в том, что они относятся к сексуальности как к физиологическому процессу. Различия: одни ставят на нормы, а другие противятся нормам и уповают на личный опыт.
Общее «просветителей» и «раскрепостителей» в том, что они скептически или негативно относятся к нормам «охранителей», а различия — в том, что одни ставят на «науку», а другие — на личный опыт.
А теперь в стиле журнала «Если», склонного к игре, давайте попробуем поставить мысленный эксперимент. Представим себе, как в известном анекдоте, что «охранитель», «просветитель» и «раскрепостите ль» оказались в совершенно новом для них обществе, где «все дозволено» в отношении сексуального поведения. Можно реконструировать реакцию каждого из них — при условии, что у них нет надежды на возврат в прежнее общество. Как все они будут себя там чувствовать?
Человеку с охранительной моралью сначала будет не по себе. Он почувствует себя обиженным, уязвленным, оскорбленным в лучших чувствах. Возможно, даже попытается наставить окружающих на путь истинный. Правда, они быстро его остановят: ведь в обществе, где позволено все, не позволено одного — вводить запреты и в чем-то ограничивать другого. Но переживать наш герой, скорее всего, будет недолго — ведь у него есть спасательный круг, который не даст ему впасть в отчаяние. Это — конформизм, желание быть «как все». Поэтому к новым для себя порядкам он со временем приспособится. И без особого ущерба для себя.
«Раскрепостителю» в первый момент покажется, что он оказался в раю. Правда, «кайф» может оказаться недолгим, поскольку вскоре он почувствуёт, что чего-то ему не хватает. А не будет хватать ему чувства личной исключительности, ощущения того, что он более «передовой», чем окружающие. Однако, сопоставив плюсы и минусы своего положения, он, скорее всего, заключит, что оно совсем не так плохо.
«Просветитель» же от науки окажется просто на месте, так как люди этой профессии там понадобятся. Ведь физиология — везде физиология.
Так что в этом фантастическом обществе различия между ними быстро сотрутся, и они вполне могут оказаться членами одной «партии» с общими взглядами на жизнь. И вполне адаптированными в окружающей среде. И она их будет очень даже устраивать — ведь оказавшись в мире без запретов, они очутились в мире без тайн, где все наглядно, объяснимо, разрешено.
Правда, все они привыкли бороться с каким-то врагом и, конечно, обнаружат его и в новой ситуации. Им может стать их четвертый товарищ, который так и не смог вписаться в новую ситуацию и почему- то отказавшийся пользоваться преимуществами сексуальных свобод, уйдя, к примеру, в горы. Почему-то он не нашел возможности для своей сексуальной самореализации. И оставил их с двойственным чувством тревоги и ненависти, как будто что-то знал, ко скрыл от них.
Единственное, что они могли бы о нем сказать: он не верил ни в то, что сексуальность нуждается в жестком внешнем контроле во избежание всеобщего разврата, ни в то, что к сексу нужно относиться просто, как к «глотку воды», поскольку это чисто физиологическая потребность, ни в то, что сексуальное раскрепощение сделает его счастливым, ни в то, что научный прогресс в сфере человеческой сексуальности позволит разрешить его личные проблемы.
А то, что он знал, для них осталось тайной, правда, они ее называли «загадкой».
Перед каждым рано или поздно встает выбор — с чем оставаться: с личным предстоянием перед тайной или же с коллективной защищенностью от ее существования.
Саша Черный. «Песня о поле».Норман Спинрад Сорняк времени
Искра разума, которая является моим сознанием, обитает там, где нет ни пространства, ни времени. Объективная продолжительность моей жизни — сто десять лет, но сам я ощущаю себя бессмертным, ибо мое сознание продолжает жить и за пределами отмеренного срока. Я и младенец, я и ребенок, и юноша, и дряхлый старик, умирающий на чистых белых простынях. Я — все эти люди одновременно, я всегда был ими и всегда буду ими там, где обитает мой разум: на острове вне потока времени.
Моя вечность — сто десять лет. Моя жизнь похожа на биографическую справку в энциклопедии: неизменная, инвариантная, ограниченная по длине, бесконечная по продолжительности. 3 апреля 2040 года я рождаюсь. 2 декабря 2150 года я умираю. Все события между этими датами пролетают в одно мгновение. Говорят, что я передвигаюсь вдоль них вперед и назад по собственной воле, переживая каждое из них снова. Даже это — лишь часть правды. Я переживаю каждое мгновение моих ста десяти лет одновременно, раз и навсегда.
…Как мне рассказать вам об этом? Поймете ли вы меня? Наш язык базируется на концепциях времени, а они-то у нас различны. Для меня времени не существует — во всяком случае существует не так, как для вас.
Я не передвигаюсь последовательно от мгновения к мгновению, подобно слепцу, ощупью бредущему по туннелю. Я обитаю во всех точках туннеля одновременно, и глаза мои широко раскрыты. Время для меня в определенном смысле то же самое, что для вас пространство, это территория, по которой я могу двигаться в разных направлениях.
Но как мне рассказать? Да и поймете ли вы меня? И вы, и я — люди, рожденные женщинами, но в каком-то смысле у вас со мной меньше общего, чем с обезьяной или амебой. Но я должен как-то сообщить вам о себе. Для меня слишком поздно будет слишком поздно было слишком поздно. Я попал в этот вечный ад и никогда не смогу из него выбраться, даже призвав на помощь смерть. Моя жизнь неизменна и бесконечна, потому что я съел «Темп», сорняк времени. Упаси вас Боже повторить мой путь. Вы обязаны меня выслушать! Вы должны понять! Вырвите сорняк времени с корнем!
Я хочу рассказать так, как чувствую сам. Бессмысленно пытаться начать сначала. Начала нет. И конца нет. Лишь области времени, имеющие для меня какое-то значение. Позвольте мне описать их. Возможно, вы сумеете меня понять….
8 сентября 2050 года. Мне десять лет. Я в кабинете доктора Фиппса, доктора психиатрической клиники, в которой провел последние восемь лет, 12 июня 2053 года они наконец поймут, что я не сумасшедший. Это будет все, что они поймут, но этого окажется достаточно, чтобы выписать меня. Но 8 сентября 2050 года я все еще нахожусь в клинике.
8 сентября 2050 года — день возвращения первой экспедиции к Тау Кита. Этим событием полны все телепрограммы, вот почему я в кабинете директора и смотрю телевизор вместе с ним. Именно из- за этой экспедиции я и нахожусь в госпитале. Я говорил о ней все предыдущие десять лет. Я требовал, чтобы корабль подвергли карантину, привезенные образцы уничтожили, дабы воспрепятствовать их распространению на Земле. Большую часть моей жизни эти слова принимали за хрестоматийный симптом шизофрении — ведь корабль стартовал 12 июля 2048 года, а возвращался сегодня.
Но 8 сентября 2050 года они пребывали в экстазе встречи. Об этом дне я лепетал, едва появившись на свет, и наконец этот день наступил. И вот я вместе с доктором Фиппсом наблюдаю, как на телеэкране изображение корабля накладывается на изображение огромного бетонного поля.